Владыка забвения: Пламенное Сердце

Пока Гвиневра и Аспид сладко спали на нежных перинах, Нортон беседовал с Иветтой через кристалл, рассказывая ей о минувших происшествиях. Стук в дверь заставила Мессию подняться со стула. На пороге стоял херувим. На этот раз — мужчина. Не утруждая себя приветствием, ангел монотонно зачитал указ.

— По воле Преблагой Равновесной, — начал он, выговаривая каждое слово с надменной плавностью, — вам предписано приступить к работе с нитями. Немедленно. В главном зале, на глазах у Богов, в назначенном вам месте. Сие служит подтверждением вашей верности и искренности. Таков приказ.

— Уже? — устало спросил демон, не поднимая взгляда.

— Да.

Пекущие от недосыпа веки опустились на миг, Норт тяжело выдохнул и лишь кивнул. Сказать что-то друзьям не успел — херувим уже схватил его за локоть и повел прочь. Через несколько мгновений они вновь ступили в ослепительно белые стены, казавшиеся такими неестественными в рассветных лучах Игниса.

На удивление, в самом центре главного зала, куда привели Нортона, раскинулось почти что ложе — целая низкая платформа, обложенная алыми подушками. Невольно возникал вопрос: то ли Триединые и впрямь позаботились о его удобстве, то ли просто стремились произвести впечатление.

— И где твои Боги? — хмыкнул Мессия, не скрывая иронии.

— Они могут явиться в любую минуту, — отозвался херувим, выговаривая каждое слово с холодной гордостью. — Посему, до их прихода приступайте к возложенной на вас миссии.

Сжав челюсти, демон шумно выпустил воздух сквозь зубы и, подчинившись, опустился на подушки. Те, вопреки ожиданию, оказались необычайно мягкими: его тело будто втянула в себя живая плоть. Алый цвет казался особенно вызывающим на фоне безукоризненной белизны окружения, и Нортону оставалось лишь гадать, был ли в этом цвете некий символизм или издевка. Не отрываясь от статного, почти окаменевшего херувима, он медленно прикрыл глаза, собираясь с мыслями и обращая внимание внутрь — туда, где едва заметно светились тонкие нити судьбы.

Давно уже не ступала его мысль в эту укромную область мира, сокрытую от взора смертных. Всякий раз, отпуская тело, он словно бы растворялся в тканях судеб, невидимо скользя сквозь прожитые жизни, примеряя на себя чужие страхи, надежды, утраты.

Но что искать теперь? Отца Мирана? Нортон не знал, где тянется его нить, да и не был с ним связан напрямую. Отыскивать ее вслепую — дело безнадежное. А может, попытаться узнать нахождение Чаши через самого Мирана?

«Быть может, сам Миран знал... слышал, видел... хоть что-то», — мелькнуло у него в мыслях. И, не мешкая больше, Мессия протянул руку к поблекшей нити и неторопливо погрузил в нее сознание

Он начал с самого начала — с детства, с тех лет, когда еще не вспыхнул огонь восстания, когда будущее казалось тихим и невинным. Искать что-то, перескакивая отрывками, не имело смысла — он мог так ничего и не найти. Пришлось идти шаг за шагом, проживать чужую жизнь от истока. Благо время здесь текло иначе.

В глаза ударил яркий свет. Над детской кроваткой медленно кружились цветные лошадки, подвешенные на тонких нитях. Где-то рядом слышался женский голос, негромкий, ласковый. Наверное, это была мать Мирана. Она не говорила ничего особенного, но в ее интонации было то теплое, родное, что вызывало в Нортоне незнакомые чувства.

Никто в его жизни не говорил с ним таким тоном.

Первые годы жизни Мирана проходили в ленивом течении времени, не принося ни открытий, ни ответов. Норт не приблизился к разгадке Чаши — и все же, не назвал бы это время потерянным. Он узнал Люсиль. Так звали ту женщину, что с какой-то почти божественной кротостью гладила по волосам, пела у изголовья старые песни и держала на руках с таким выражением лица, будто в мире не существовало ни боли, ни зла, которые взрастили Мессию.

Ксавьер, напротив, оставался теневой фигурой. Он приходил и исчезал, не оставляя зацепок, и это злило Норта. Порой демон с трудом удерживался от того, чтобы не вырваться из нити и не перескочить к более зрелому возрасту. Но именно в тот момент, когда отчаяние почти взяло верх, за стеной, в покоях, где обитали король и королева, донеслись голоса.

— Люсиль, душа моя, прошу тебя, не отвергай мою помощь! — голос Ксавьера звучал с надрывом.

— Какая помощь? В неестественности жизни? Это противоречит воле Божией. Ты свят, и ты не должен переступать этой черты! — отрезала королева.

— Ты больна. Посмотри на себя... ты увядаешь, как роза без солнца.

— И пусть я увяну. Но я не стану красть у Богов. Все! Довольно!

Хлопнула дверь.

Нортон не шелохнулся. Он понял: теперь отступать нельзя. Все важное еще впереди — и в любой момент он узнает то, зачем пришел.

Ах, как же ему хотелось остаться в этом покое, в ласковых, теплых ладонях Люсиль. Побыть ребенком хоть немного дольше, вобрать в себя ту любовь, которую не дал ему собственный дом. Мессия знал, что не властен над телом Мирана, что всего лишь наблюдатель, но с каждым годом, проходившим перед глазами, с каждым Днем Явления, с шумом пиршеств и блеском замка, он чувствовал, как что-то в нем расцветает.

Пусть эти чувства были чужими, пусть сама жизнь казалась Нортону чужой, в глубине души росла тишайшая радость. Он не знал, что это — тоска по несбывшемуся или счастье быть хоть на мгновение любимым.

Миран рос в тотальной заботе. Горестей он не знал, а если и случалось ему захворать, лучшие лекари немедля являлись ко дворцу. Ксавьер исполнял любое желание сына, и маленький принц знал лишь ласку и свет. Незаметно для себя самого Нортон начал привязываться к этой славной семье.

Но грубое прикосновение вырвало его из нити.

— Ну что, отыскал? — раздался визгливый голос, и демон болезненно скривился.

— Не все так скоро, — отозвался он тихо.

Лицо Богини, некогда сиявшее неземной красотой, теперь изменилось. Будто прошли не дни, а годы — под глазами пролегли впадины, кожа щек слегка провисла, а надменный взгляд потускнел. На миг Нортон похолодел: неужели время снаружи пошло быстрее, чем он думал?

— Ах ты бестолочь! Приемник самого Сатаны, а толку, как от мальчишки! — воскликнула Богиня, зло прищурившись.

— Я только дошел до детства Мирана. Пока — ничего полезного, — отозвался Норт устало.

Цокнув языком, Богиня встала напротив, скрестив руки на груди. Вид у нее был непреклонный — ясно было, что она не собирается уходить.

— Продолжай работу, демон, — процедила она сквозь зубы. — Наше терпение не бесконечно.

И он продолжил.

Как и следовало ожидать, детство Мирана не принесло ему ничего, совсем ничегошеньки. Может быть, он что-то упустил, может, что-то пошло не так, он не знал. Норт даже просмотрел все заново, чтобы убедиться наверняка, но и тогда ничего не нашел. Такое долгое путешествие по нитям измотало его, и демон боялся, что не сможет сохранить внимательность, чтобы уловить важные детали.

Мессия вновь вернулся.

— Мне нужен перерыв.

— Уже? — Богиня все еще стояла перед ним, не двигаясь.

— Здесь прошло немного времени, но там я прожил почти шестнадцать лет. — Нортон нахмурился. Он чувствовал себя рабом.

— Иди, — раздраженно отмахнулась Богиня.

Пропетляв до временного дома, Мессия сразу же встретился с взволнованной Гвин. Она что-то яростно обсуждала с горгоном и, когда демон появился на пороге, замолкла. Глаза ее заблестели, нервное лицо разгладилось, и она с облегчением выдохнула.

— Я же говорил, что с ним ничего не случилось, — бурчал Аспидион.

— Простите, — тихо сказал Нортон. — Ангел забрал меня по приказу Богов. Мне дали время отдохнуть.

Присев на стул, он зачесал черные пряди, упавшие на лицо, и прикрыл глаза. Стоило хоть немного уснуть. И еще — поесть.

Точно, еда. Кроме фруктов он ничего им не оставил. Решив исправиться, он тут же создал две тушки кролика и мешочек с крупой, а следом и кухонные принадлежности. В углу затеял небольшую печку и лишь тогда осознал, что валится с ног.

— Мне что-то нехорошо... Пойду посплю, — прогундел он, волоча ноги к лестнице.

Кратко поблагодарив Мессию, ни Аспидион, ни Гвиневра не стали более тревожить его. Они лишь проводили демона взглядами полными сочувствия, а затем молча принялись за готовку.

Живот горгона недовольно заурчал, напоминая о себе.

— Как думаешь, Эридан в порядке? — тихо спросила Гвин, взяв тушку, чтобы разделать. — Мне не по себе от мысли, что мы оставили его там. Может быть, стоит... как-то помочь?

— Чем мы ему поможем? — все так же сухо отозвался Аспидион, склонившись над печью, в которой горел синий огонь без всяких дров. — Он сам не может выбраться оттуда. Мы — тем более.

— Не знаю... Может, поговорим с Нортом?

— Он и так еле на ногах держится.

После этого наступила тишина. Они готовили молча. И только когда все было готово, сели за стол. Гвиневра, не колеблясь, поднялась.

— Я отнесу ему обед. — сообщила она, даже не притронувшись к пище.

Эльфийка поднялась по лестнице, ступая осторожно, чтобы не расплескать похлебку, которую они только что приготовили. На миг замерев у порога, она неслышно приоткрыла дверь в комнату Нортона.

Демон спал, уткнувшись щекой в подушку, полураздетый, с длинными прядями, упавшими на лоб. На мгновение Гвин замерла в дверях, наблюдая, как в полумраке выделяются очертания его сильной спины.

Улыбка скользнула по ее лицу. Она подошла ближе, оставила тарелку с ложкой на тумбе и села на краешек кровати. Давно она не видела Норта таким — спокойно спящим, без тени тревоги на лице. Ее сердце наполнилось радостью, запорхало, точно птица. Слишком долгим был срок их разлуки — сначала внезапный его отъезд, затем и похищение...

Едва дотронувшись, Гвин провела пальцами по его волосам, поправив выбившуюся прядь за ухо. Она не хотела будить его. Что-то теплое сжалось в ее груди. Эльфийка была по-настоящему благодарна этому мужчине за все, что он сделал ради них. Она никогда не встречала того, кто бы с таким молчаливым упорством брал на себя тяжесть забот и ответственности, не прося ничего взамен.

Иногда Гвиневре казалось, что Норту следовало бы позволить себе немного слабости, дать себе покой хотя бы на вечер, но он не умел иначе. Мессия упрямо шел вперед, пока силы не оставляли его вовсе. И вот он снова спал, не притронувшись к еде.

Гвин хотелось поддержать его, сказать простые, нужные слова, которые почему-то никто так и не сказал. Он подарил им нечто, чего они были лишены — чувство дома, родства, дружбы. Сильная Иви, ворчливый Аспид и сам Нортон стали ей по-настоящему дороги. И эльфийка не знала, как могла бы отплатить за это. Все, что было в ее силах, — позаботиться о Мессии хоть немного. Она принесла ему ужин, а теперь, затаив дыхание, в последний раз коснулась его рогов и укрыла легкой простыней.

***

Когда Боги вновь потребовали Нортона к себе, он все еще не чувствовал себя отдохнувшим. Сумерки уже начинали стелиться по земле, с обеда миновало всего несколько часов. С благодарностью взглянув на тарелку с похлебкой, он успел съесть лишь половину. Затем, облачившись в одежду из Мглы самого простого кроя, вышел за порог под леденящим взором херувима.

Шаг его был быстрым и решительным. И все же, едва войдя во дворец, Мессия остановился. Пред ним предстали Боги. Лица их облекла старость. Тела их исхудали, глубокие морщины изрезали лбы, седина пролегла меж прядей. Переводя взгляд с одного на другого, демон не решался произнести и слова.

— Тебе следует поспешить, — произнес наконец Фалкир, голосом хриплым и усталым, с усилием раздвигая волосы, что скрывали его измученное лицо. — Без Чаши наш источник иссякает.

Подлая мысль промелькнула в уме Норта. А что, если просто выждать? Что, если позволить Богам умереть, не мешая судьбе свершить свое? Его колебание не ускользнуло от Богини, и та, угадав нехороший блеск в глазах, с неожиданной резкостью проговорила:

— Мы знаем, ты не так прост. Потому и останешься здесь, пока не найдешь Чашу.

Она подняла руки, и полупрозрачный шар окружил Мессию прежде, чем он смог среагировать. Легкий свет струился по барьеру, белесые переливы медленно двигались по полупрозрачной поверхности. Мгла завихрилась вокруг Нортона, но не пересекла злосчастную преграду. Прикоснувшись к шару, он тотчас понял, что выхода нет. Гнев наполнил его. Демон с силой ударил кулаком в оболочку и яростно зыркнул на Эквилитас.

— Мы пытались говорить с тобой, как с равным, надеясь, что это поможет тебе работать лучше, — тихо пояснил Бог, барабаня пальцами по своей ноге, — но мы больше не можем ждать.

Мессия опустился на пол. Его лицо застыло, в глазах забурлило настоящее пламя. Он в последний раз бросил взгляд на Богов, и, молча подчиняясь, погрузился в нити судьбы.

Нужно было найти нить Ксавьера, но задача эта напоминала безумное стремление разыскать иглу в стоге сена. Хотя путешествие по обратной стороне пространства, за пределами тела, давало Норту большую свободу — ведь он не был ограничен рамками отведенной ему земли — даже тогда демон не мог избавиться от тревоги, что закрадывалась в сердце.

Нить Мирана он нашел сравнительно быстро, ведь та всегда была рядом с яркой нитью Иви. Пройдясь в сторону, Норт проскользил пальцами до самого дества, где вероятнее всего и можно было найти Ксавьера. Но стоило вглядеться, как пред ним предстала беспредельная равнина, усыпанная тысячами невыразительных, тусклых судеб. Их было куда больше, чем живых, ибо почти все, кто знал юного принца, давно уже отошли в мир иной.

Нити судьбы заслоняли собою все пространство, точно выцветшее покрывало. Нортон хватался за каждую, надеясь на чудо, но перед ним вновь и вновь возникали чужие, ненужные образы. Вот старик с печальным взглядом, вот крестьянка с натруженными руками, служанка с усталым лицом, купец в пыльном камзоле, воительница с потухшими глазами, солдат без руки, бард с лютней.

Мессия перескакивал с одной судьбы на другую, и с каждой новой неудачей его охватывала паника. Он не знал, сколько времени уже миновало. Нити, что Норт успел перебрать, больше не умещались в ладони, и он стал складывать их рядом, бережно обмотав нитью Мирана, чтобы ненароком не потерять. Полотно судеб перед ним все еще не имело ни края, ни просвета. Все внутри него — и тело, покоящееся во дворце, и разум, напряженный до предела, взывало об отдыхе. Но демон не мог позволить себе слабость. Не сейчас.

Резкий грохот выдернул его из погружения. Он открыл глаза и устало взглянул на Богиню, что, вне себя, колотила по полупрозрачной оболочке кулаком. Ее брови сошлись на переносице, ноздри трепетали, лицо исказилось от ярости.

— Мы даем тебе еще двое суток, — процедила она.

— Это мало!

— Ты и без того сидишь уже пол дня!

— А если я не успею? — хрипло спросил демон.

— За каждую твою неудачу я буду приносить по пальцу твоей подружки, — слова Эквилитас текли ядом. — Не пристало, чтобы один лишь змей расплачивался за твое бездействие.

Гнев захлестнул Нортона с такой силой, что он вскочил, кулаки с глухим звуком легли на барьер.

— Ты чертова дрянь! — выкрикнул он, в упор глядя в глаза Богини.

— Работай, Мессия, — только и бросила она, резко развернулась и ушла.

Так потекли самые тягостные часы в жизни Норта. Блуждая от нити к нити, он тщетно пытался угадать, сколько времени миновало во внешнем мире. Сотни воспоминаний проносились перед ним. Мысли его, некогда сосредоточенные, стали хаотичными. Демон уже не просто испытывал стресс — он страдал в отчаянии, зная, что теперь и Гвин может поплатиться за его неудачу.

Но Нортон не сдавался.

Когда у его ног уже громоздилась целая груда нитей, он все еще продолжал. На это ушел, должно быть, целый день. И, как ни странно, ни один из Богов не прервал его поисков.

Наконец, когда надежда почти угасла, а последний день, отпущенный Богиней, стремительно подходил к концу, он прикоснулся к той самой нити. Ксавьер взывал к своей возлюбленной, прося ее испить воды из Источника. Люсиль, чье тело сдавало позиции перед недугом, не находила исцеления ни у одного лекаря. Природа отмерила ей недолгий век. Но как жестока была эта милость — в конце концов, ее забрали не болезни, а чужие руки убийц и насильников на глазах своего дитя.

Ксавьер был готов на все ради нее. Даже на то, чтобы лишить Богов их дара. И, несмотря на мольбы Люсиль, ангел решился проникнуть во дворец Города Света. Триединые, которым он всегда был верен, не подумали его остановить. И когда их не оказалось рядом, Ксавьер приблизился к Источнику. Его руки дрожали. Сердце билось, будто глухо стучал набат. Опустившись на колени, он зачерпнул чашей воду из сияющего источника.

«Всего лишь одна чаша. Ее будет достаточно, чтобы Люсиль не страдала» — слышал Нортон мысли ангела.

Такую любовь он чувствовал впервые. Она была абсолютной, всепоглощающей разум. Чистой, как утренний свет. И когда Норт сквозь сознание Ксавьера глядел на хрупкую Люсиль, в его собственных глазах выступила влага.

Чаша, наполненная целительной водой Источника, так и не коснулась губ Люсиль. Ксавьер стоял на коленях, опустив крылья к полу, словно стыдясь самого себя. Горькие слезы катились по его щекам — такими же слезами плакал и Нортон, что был невольным свидетелем сцены. Но королева оставалась непоколебима.

— Как ты посмел украсть? Ты ангел. Тебе не позволено так поступать! — кричала она.

— Я сделал это ради тебя!

— Я тебя не просила!

— Но я не хочу твоей смерти! Подумай о Миране! — взмолился Ксавьер.

— Или ты вернешь Чашу туда, откуда взял, или нашему браку придет конец, — прошипела Люсиль, и в тот же миг пошатнулась, начиная задыхаться в тяжелом кашле.

Кровь закапала с ее губ на платье персикового цвета с кружевами. Она все кашляла, обмякнув в объятиях Ксавьера, а тот, дрожа, прижимал ее к себе, не в силах ничем помочь. И вся его беспомощность отзывалась в груди Мессии.

«Я не могу вернуть Чашу. Боги непременно накажут меня. Тогда я точно не увижу больше ни Люсиль, ни Мирана. Но может она еще передумает,» — мысли ангела были полны отчаяния.

Нортон следил за тем, как Ксавьер, погруженный в скорбь, днями искал решение. Он знал, что Чашу следует спрятать. Боги рано или поздно почувствуют утрату, ведь с ней уйдет часть их силы. Но если сделать все правильно, у него будет время. Время на то, чтобы спасти ту, ради кого он был готов предать сами Небеса.

И тогда к нему пришел демон. Представился он Белиалом, графом, чья власть едва держалась Он молил, почти рыдая, чтобы пощадили его друга, уличенного в бесчестной связи с одной из придворных дам. Взамен он клялся отдать все, что угодно: земли, влияние, даже собственного сына.

Нортон узнал его сразу. Это был отец Энгеля.

— У меня есть к тебе поручение, Белиал, — проговорил Ксавьер, сидя на троне, высеченном из белого мрамора.

Демон перед ним стоял на коленях. Он не осмеливался поднять взора и прижимал лоб к холодному камню.

— Все, что в моей власти, Ваша Светлость, — покорно отозвался Белиал.

Король помедлил. Его взгляд скользнул по теням, что сползали с колонн в закатном Игнисе, и задержался на цветном отблеске витражей.

— В моих руках находится нечто... из числа того, что не должно было бы касаться ни одного смертного. Артефакт Богов. Его надо спрятать. Так, чтобы никто не мог найти его. Даже я. Произведи ритуал, если нужно, или воспользуйся иными средствами, но укрой его навеки. Однако не уничтожай. Сохрани. Храни его, Белиал, как если бы хранил собственную жизнь. Настанет час и я приду за ним.

Лишь когда слова короля отзвучали в гулкой тишине зала, демон медленно поднялся на одно колено и, все так же склонив голову, произнес:

— Будет исполнено, Ваша Светлость.

В глазах Ксавьера вспыхнуло что-то сродни надежде.

«Они не догадаются, что я обратился к грязному демону. Они не станут искать там, где ничего и не должно быть. А если даже потребуют от меня истины... я не солгу. Я ее и впрямь знать не буду.»

После той беседы король передал графу небольшой сундук, украшенный изящной резьбой. Нортон более не увидел ничего полезного, и все же теперь знал: артефакт, врученный Белиалу, был не чем иным, как той самой чашей. Однажды Норт уже слышал его упоминание, когда изучал судьбу своего отца.

Оставалось лишь просмотреть нить демона, чтобы довести начатое до конца. Мессия сосредоточился, уже протянул руку к следующей нити, как вдруг его уши пронзил визгливый голос Богини, в котором злоба смешалась с торжеством:

— Твое время вышло!