Глава 9 «Иной Путь»
Мессия очнулся во тьме. Тело казалось чужим — слишком маленьким, неуклюжим. Сквозь разорванные штаны обнажались худые, окровавленные колени. Энгель дышал часто. Нортон дышал вместе с ним. Его взгляд был устремлен в пол, сердце билось так стремительно, что, казалось, вот-вот разорвется. Послышался скрип — отворилась дверь. В комнату вошел мужчина. В нос тут же ударил резкий, тяжелый запах алкоголя. И Нортон... нет, юный Энгель... пополз назад, зажимая рот ладонью, чтобы не закричать. Слишком поздно. Первый удар пришелся в нос. Раздался хруст. В глазах потемнело. Тепло хлынуло по губам.
— За что? — вырвался рык из его горла.
— За то, что ты — ее щенок. Шлюха родила — шлюха сбежала. А мне возиться! — Мужчина схватил сына за волосы.
— Я тут при чем? — злостно кричит мальчишка.
— Не ори на меня, мразь! Ты думаешь, ты человек?! Ты дьявольское отродье, как и я! — Мужчина навис, его лицо было близко. От него несло потом и табаком. — Ты — ошибка. Окончание, которое не смыли!
Энгель вырвался, оставив в руках отца клочок волос, и попытался отползти, но тяжелый сапог настиг его почти сразу, вдавив грудную клетку в пол. Воздуха стало не хватать. Нортону тоже.
— Если бы ты не выл по ночам, она бы не ушла! — прорычал мужчина. — Если бы ты не родился... черт, если бы я знал, что она принесет мне это!
— Я... не просил! Не просил рожать меня! — злобно прохрипел Энгель.
В воздухе прошелестел черный кнут. Хлестко опустился на ягодицы и ноги. Нортон чувствовал, как рвется кожа. Но самое страшное было понимать, что эта боль до отвращения знакома.
— Дети должны бояться своих родителей, — бросил отец, будто читая закон. — Иначе что? Сядут на шею. Плюнут в лицо. Я вот боялся своего — и ничего, вырос. Мужиком стал. А не тюфяком!
Пошатнувшись, мужчина тяжело опустился на корточки.
— Он меня кнутом, а я тебя. Профилактика! Мужик должен терпеть, слышишь? Мужик должен быть крепким. Вот так и делаются воины. Через боль! — Отец нанес еще один удар.
Скривившись, Нортон отпрянул от нити. Все в нем отзывалось так, будто он снова оказался в собственном детстве. Он знал этот страх. Знал, что значит быть не личностью, а вещью.
Звенья этой порочной цепи начинались не с его отца — и даже не с отца его отца. Где-то в самом корне был первый мужчина, которому не позволили быть собой. Человека подменили функцией: воином, кормильцем, истязателем. Еще тогда, когда люди бегали с палками и камнями, было принято забивать собственное дитя до смерти. Тогда это называли выживанием. Теперь — воспитанием. Время ушло, а традиции остались.
Из поколения в поколение передавалась одна истина: любовь — слабость, жалость — грех, ребенок — раб. Уважение подменили страхом, заботу — контролем. Мужчинам запрещали плакать, женщинам — говорить, детям — быть детьми. Ломали против воли, растили под страхом, учили через боль. Семья превращалась в тюрьму, брак — в наручники на женских запястьях, школа — в загон для унификации, а битва — в гроб, аккуратно завернутый в подарочную бумагу.
Нортон не простит отца. Но и не повторит его судьбы. Мессия поклялся себе: он не станет еще одним звеном. Не позволит чужой боли говорить его голосом, думать его мыслями, управлять его руками. Он знал: внутри него тоже пылает огонь. Но этот огонь никогда не обожжет тех, кого он любит.
Проведя пальцами по нити судьбы, Мессия нырнул в новый отрезок времени.
— Ты женишься на Долорес Гемоку, — приказал пожилой мужчина.
Энгель стоял вытянуто и неподвижно, точно солдат на докладе. Его отец восседал в кресле, больше похожем на трон: темное, резное дерево, потемневшее от времени, подлокотники в форме когтистых лап, высокая спинка с облупившимися узорами. На мужчине были статные темные одежды. Длинные черные волосы собраны в высокий хвост, перехваченный кожаным шнуром. Из-под тяжелых прядей выбивалась пара рогов, закрученных вперед, с заостренными концами, направленными вверх. Лицо испещрили глубокие морщины.
Хвост отца извивался за подлокотником, свисая почти до пола. Он подергивался с раздражением и время от времени лениво стучал по ножке кресла.
Гнев тек в жилах Энгеля, как яд. В тех же жилах, что теперь наливались жаром у Нортона. Но ни один мускул на лице парня не дрогнул.
— Да, отец, — проговорил юноша сухо.
— Ходят разные слухи. Будто Владыку хотят свергнуть. А если это случится — кто знает, что станет с нами? Я не хочу, чтобы наш род сгинул. Мы и так концы с концами сводим — все забрала война. — Граф откинулся назад, сцепив руки. — В тебе, может, и нет ничего полезного, но, возможно, Долорес компенсирует это. Чертовка она крепкая. Жаль, что бабой родилась. Цены бы ей не было как некроманту.
— Почему именно она? — голос Энгеля был холоден, почти безжизнен.
— Я прикрыл ее отца в одном деле. Остолоп переспал с одной дамой. А та оказалась замужем за человеком при дворе. Вот и приговорили к казни, — мужчина провел большим пальцем по горлу и хрипло крякнул.
— И ты пошел к королю? — голос Энгеля оставался непоколебимым.
— Сначала я предложил ему демонов из наших владений, тебя в том числе, залогом верности на войне с темными тварями.
— Великодушно, — выдавил сквозь стиснутые зубы парень.
— Он выдвинул свои условия. Я согласился сохранить у себя один артефакт. Владыка сказал, что я должен унести его с собой в гроб. Надеюсь, Небеса не придут по мою душу раньше.
— Что за артефакт?
— Завтра поедешь к поместью Гемоку, — проигнорировал его вопрос отец. — Покажешься. Скажешь, что рад. Что зовешь ее в жены. Что семья — это честь, — усмехнулся он. — Или что там сейчас правильно говорить. Мне все равно. Главное — чтоб все прошло удачно.
Энгель молча кивнул.
— И еще, — граф посмотрел на сына пристальнее. — Не лезь к артефакту. Не подходи к нему. И никому — ни слова.
Нортон вышел из нитей. Молча выпрямился на стуле. В висках пульсировало. Он увидел то, что хотел. Этого было достаточно. Больше не нужно. Внутри не осталось ни жалости, ни сочувствия. Теперь Нортон знал, каким был его отец. Знал, что того тоже сломали — так же, как сам Энгель пытался сломать его. Но это ничего не меняло. У многих было тяжелое детство. Но далеко не каждый вырос тварью.
Скользящим взглядом Мессия провел по потолку, стенам и полу. Темная каменная кладка немного напоминала ему поместье, но теперь здесь было светло: вверху вились маленькие огоньки, созданные им и Гвиневрой, кое-где горели факелы, скорее для уюта, чем из необходимости. Вокруг стола стояли мягкие, простые стулья, без вычурности, но вполне удобные. Никакого золота, никакого серебра. Норт вдохнул полной грудью.
Он был дома.
Устало поднявшись, демон подошел к окну.
Селена и Мира плыли по небу. Селена была большой и яркой, ее серебристые лучи ложились на землю холодными пальцами. Мира следовала за ней. Ее свет был приглушенным, словно младшая сестра скрывала свой лик под тонкой вуалью. Нортон заскучал по Марианне. Вспомнил ее смех, легкий и звонкий, как переливы колокольчика. Вспомнил, как она заправляла волосы за ухо, когда чувствовала себя неловко. Вспомнил, как в детстве они прятались у кладовой, чтобы читать сказки, шепча друг другу догадки о сюжете.
Он задумался о своей библиотеке. Стоило начать записывать все происходящее, чтобы передать это будущим поколениям. Все новые события, все открытия, все должно было быть запечатлено. Они больше не имели права терять свою историю. То, что они знали сейчас, было лишь осколками воспоминаний прошлых поколений. Ложь стала частью их жизни. И это было совершенно неправильно.
Сатана открыл ему многое. Но сейчас Нортон не был уверен даже в нем. Почему он не помог, когда его запечатали? Дьявол ведь мог ходить между мирами. Стоило найти время навестить его. И задать несколько вопросов.
***
С каждым днем прибывало все больше людей. Шатер разросся до размеров военного лагеря: вокруг площади поставили новые палатки, появились загончики для животных, кострища, склады. Начали закладывать первые дома. Деревянные сваи вбивали в землю, сколачивали каркасы, укрепляли стены грубыми досками, обмазанными глиной и соломой для утепления.
Дворец тоже постепенно преображался. В каждую комнату занесли мебель. Слуги принялись за работу: мыли полы, раскладывали припасы, хлопотали на кухне. Замок наполнился жизнью. Появились и первые добровольцы в армию. Крепкие демоны сами приходили к воротам.
Мессия, энергично шагая по коридору, нес в руках сшитые вместе листы. Все дружно переехали на этаж выше, освободив нижний для прислуги. Поэтому, быстро поднявшись по лестнице, перескакивая длинными ногами через две ступени сразу, демон добрался до покоев Иветты. Количество работы и забот мотало всех четверых по дворцу так, что времени на встречи почти не оставалось. Их заменили короткие деловые обсуждения.
Гулко постучав по массивным дверям, Мессия улыбнулся уголками губ.
— Мой Генерал! Позвольте войти! — со смешком выдал он.
— Угу, — вяло раздалось из покоев.
Открыв дверь, демон тихо вошел в комнату. Иветта сидела за столом, склонив голову на сложенные руки. Подойдя ближе, Нортон потянул к себе стоявший рядом пуф и сел, аккуратно положив перед ней бумаги.
— Прячешься от людей? — хихикнул Норт. — Это список демонов, желающих вступить в ряды нашей армии. Рост, вес, силы, некоторые умеют использовать Мглу, — ввел он в курс дела.
— Да, Норт. Спасибо, — кисло ответила дьяволица, пробежав глазами по списку.
— Разбери их по силе. Нужно будет распределить каждого по гарнизонам. Кого-то на охрану периметра, кого-то, способного к долгой битве. Потом напишешь, сколько нужно командиров, оружия и дополнительного снаряжения.
— Я поняла. — немного раздраженно выплюнула она.
— Все в порядке? Ты выглядишь уставшей.
— Да, все хорошо. Я просто... плохо спала. — слукавила Иветта, не отрывая расфокусированного взгляда от документов.
Из раскрытого окна доносился голос Аспида, окликавшего Нортона где-то внизу, под замком.
Вздохнув, Мессия быстро подошел к окну и крикнул в ответ:
— Сейчас!
Жар обжег ему щеки. Очередное знойное лето нещадно выжигало все вокруг, и земля трескалась под палящим светом. Мессия подумал о людях, работающих на полях. Им следовало развести воду и соорудить укрытия, чтобы они могли отдохнуть.
— Я весь на расхват. Мне пора, — махнув Иви рукой, демон удалился прочь.
Взяв перо, дьяволица провела пальцем по списку. Самых крепких и выносливых она сразу выбрала для охраны внешних стен, сильнейших — для защиты дворца, остальных распределила по вспомогательным отрядам: разведчиков, вестовых, хранителей рубежей. В целом задача была несложной, но отняла намного больше сил, чем должна.
Пальцы дрогнули — перо сорвалось, перечеркнув имя одного из кандидатов. Капли чернил брызнули на стол, на руки, на аккуратно разложенные документы. Девушка раздраженно втянула воздух сквозь плотно сжатые губы, макнула перо в чернильницу, сдерживаясь из последних сил. Но вместо ровной линии на пергамент легла тяжелая, расплывчатая клякса.
Сжав кулаки до побеления, она случайно сломала перо. Руки затряслись.
И тогда, с глухим, сорвавшимся с горла рыком, Иветта вскочила, схватила чернильницу и с силой метнула ее в стену. Чернила расплескались по камню черными потеками.
Вспышка гнева миновала.
Сделав несколько шагов назад, Иветта плюхнулась на кровать. Нежная шелковая постель, с любовью сотканная из Мглы Нортона, приятно холодила кожу. Генерал провела по ней ладонью, коснулась мягких пушистых подушек. В тысячный раз она окинула взглядом витые узоры на спинке кровати из темного дерева, рассмотрела легкий балдахин, закрепленный на резном каркасе. Его полупрозрачная ткань мягко колыхалась под порывами ветерка, занося в покои запах лета.
Они зашли так далеко. Уже строили свое государство, шаг за шагом. А она... Она чувствовала себя неблагодарной. Нортон трудился за десятерых, отдавая силы каждому. А она? Просто лежала по ночам в постели и ныла.
Иветта взглянула на свою ладонь. На ней больше не было мозолей от постоянных сражений, тело не саднило от ранений, полученных на поле битвы. И все это почему-то вызывало в ней вину. Разве она годится на такую легкую работу? Разве не создана для сражений? Генерал, сидящий в комнате и заполняющий бумаги, пока другие...
«А что другие? Война уже закончена,» — осознала Иви.
Темные твари, некогда кошмарившие народ, теперь стали их союзниками: тягали тяжелые бревна, возили телеги и повозки, вытаскивали на стройки каменные плиты, словно рабочий скот.
Работа, которую подобрал для нее Нортон, без сомнений, была хороша. Он сделал для нее все: лучшие одежды, лучшую мебель, завтраки, обеды и ужины, даже платил ей за работу. Теперь ей больше не нужно было скрывать свой облик. Но действительно ли она заслужила это?
Девушка улыбнулась, вспоминая, как они все вчетвером сидели у камина, придумывая новую валюту. Давно это было... Когда они последний раз так сидели? Месяц назад? От чего-то глаза ее намокли, потекли непрошеные слезы, облизывая яркие веснушки на щеках.
Всхлипы, которые она пыталась сдержать, становились все громче. Вытирая бесконечные потоки из глаз, Генерал не могла остановиться. Ей вспомнился Миран. Миран, сделавший ее рабыней вновь. Миран, не способный сказать Небесам «нет», но громче всех кричащий, что «Небеса не смогут запретить ему любить». Юный король, который построил свое королевство на ее стараниях и не заплатил ей ни одной монеты. Владыка, живущий с дьяволицей и хранящий клинок из священной стали в прикроватной тумбочке. Когда он ушел — ей ничего не осталось. Он даже не подумал о ней. И сейчас боль была сильнее, чем когда-либо.
Иветта не представляла, что разбить сердце способен тот, кто давно ушел из жизни.
Мир, ее мир, которому она доверилась, которым она дышала, не дал за всю жизнь ей того, чего дал Мессия, абсолютно бескорыстный к ней. И пусть Миран делал все, что позволяла ему ангельская кровь, он не смог сделать ее счастливой. Хотя поначалу она была уверена в обратном.
Зачем он подстрекнул ее на это? Подстрекнул, зная, что не будет заботиться о своей возлюбленной, что ему будет плевать на то, что станет с ней после его смерти. Иветта думала, что это была искренняя любовь, верила, что Владыка питает к ней глубинные чувства. Но сейчас, горько сравнивая его с Мессией, она понимала: как бы ни любило человеческое сердце, оно не способно понять демона.
Мирану было никогда не понять, что значит подобрать мальчишку и смотреть, как он взрослеет — казалось бы, чаще, чем она моргала. Как отвергать его чувства двадцать лет подряд, сначала считая их за ребячество, а потом в юности за неопытность и пылкий нрав.
А ей было никогда не понять, каково быть таким как он. Упрямым эгоистом, готовым посвятить ей всю жизнь, лишь бы добиться своего. Жестоким правителем, посылающим на битву детей. Тем, чье сердце не дрогнет при виде отца, убившего своего сына. Владыкой, заставляющим народ работать за гроши. Она думала, что это правильно. Считала, что именно таким должен быть настоящий король.
Но Нортон показал ей, что можно было поступать совершенно по-другому. Если бы только Миран тогда принял сторону Мессии — все сложилось бы иначе. Но он был трусом. Жалким трусом, ни разу не вступившим в настоящую битву.
Так она говорила себе. Но разве можно отучить сердце любить? Миран стал ее неизбежной болью. Ее проклятием.
«Чего же я хочу на самом деле?»
***
С усилием распахнув тяжелые веки, Люцифер огляделся. Он даже не понял, когда успел потерять сознание. Последнее, что помнил — как упал у деревьев. А дальше была только тьма.
Вокруг было темно, даже слишком. Из углов доносились странные шорохи и редкие, едва слышные попискивания. Сквозь крошечное оконце под самым потолком пробивался тусклый свет Игниса — алый, как кровь, и ложился на пол неровным пятном, похожим на след от раны.
Ангел дернулся, пытаясь разглядеть, где он. Юноша оказался совершенно нагой. Звякнули цепи. Его конечности были скованы, а тело подвешено над землей. Только сейчас он ощутил дикое жжение на кистях и лодыжках. Священная сталь. Но откуда простолюдинам знать, что на ангелов она действует так же, как на демонов?
Со скрипом отворились тяжелые двери, пропуская в помещение пляшущий огонек факела. Раздался стук каблуков. Из-за спины широкоплечего палача вышла высокая женщина с длинными ушами и тонкой короной на голове.
Эльфы.
— Значит так. Здесь вопросы задаю я, — непререкаемо заявила королева.
— Как прикажете, госпожа, — прошептал ангел, провожая ее взглядом. Его глаза слегка светились в полумраке.
Грубым движением выхватив факел из рук мужчины, Владычица Гелида зашагала по камере с той величественной поступью. Она вставила факел в кованый держатель на стене. Мягкий свет растекся по помещению, вырывая из тьмы грубые стены темницы. Эльфийка была облачена в тонкое закрытое платье цвета гиацинта; его подолы шелестели по полу, мягко огибая точеный силуэт.
На глаза Люциферу попался стол. На нем в строгом порядке были разложены странные предметы: тонкие изогнутые крючья, острые пластины, длинные ножи, скобы с шипами и массивные зажимы. Эльфийка провела изящными пальцами по стальному штырю, будто лаская его. Затем, легко подняв инструмент, она на мгновение задержалась, оценивая его вес, и, бесшумно развернувшись, медленно приблизилась к ангелу.
— Или говоришь правду, или я медленно и мучительно проткну этим твою глотку, — прошипела Гелида, надавив острием на кадык юноши.
В ответ на нее смотрели глубокие, печальные глаза, слегка влажные от слез. Люцифер совершенно не понимал, зачем все это, ведь он был ангелом, младшим братом Триединых. Помыслы его были чисты и верны. Но память постепенно возвращала болезненные сцены. За спиной не ощущалось привычной тяжести крыльев. Одна слеза скатилась по его почти девичьей скуле и затерялась в щели между мягких, чуть пухлых губ.
— Как твое имя? — Владычица вдавила штырь сильнее.
— Люцифер. Госпожа, вам не нужно мучить меня...
— Я сказала, здесь говорю я! — Гелида с размаху вонзила штырь в хрупкое плечо ангела.
Люцифер вскрикнул, вскинул голову, и его золотистые кудри-пружинки рассыпались в стороны. Он продолжил, дрожащим, но искренним голосом:
— Я сам все расскажу! Ангелам не дано лгать!
— Вы только и делаете, что лжете! — рыкнула эльфийка, вытягивая руку назад, требовательно сжимая и разжимая пальцы. — Генорий, подай разжиматель суставов!
— Я говорю правду! Меня изгнали! Оторвали мне крылья и выбросили, как ненужный мусор! — заорал Люций на всю глотку, дергая руками. — На Небесах было восстания против Богов! Поверьте мне!
Рука королевы медленно опустилась, и инструмент, переданный ей Генорием, с глухим лязгом упал на каменный пол. Сузив глаза, холодные, как застывшее озеро, эльфийка скрестила руки на пышной груди и принялась нетерпеливо постукивать ногой. Юноша и впрямь не походил на лжеца.
Недоверчиво хмыкнув, она выдернула штырь из его плеча. Люцифер рванулся всем телом, сдавленно зарычал. Кровь хлынула по обнаженному торсу, но не успела дотечь до бедра. Рана начала затягиваться прямо на глазах.
— Отпусти его и дай одежду. Приведешь его ко мне к обеду. Он и без кнута все разболтал, значит, заслужил пряник, — плотоядно улыбнувшись, женщина взмахнула серебристыми локонами и исчезла в дверном проеме.
Сняв с него цепи, Генорий безмолвно вышел. Однако прошло не так уж много времени, как он вновь появился в дверях. В руках у палача был таз с теплой водой и аккуратно сложенная стопка одежды. Подойдя ближе, он поставил все перед юношей, затем выпрямился и задержал на нем требовательный взгляд.
— Благодарю вас, милостивый... — пробормотал ангел, торопливо смывая с кожи следы крови и умывая лицо.
Накинув простую рубашку и натянув свободные штаны, Люцифер последовал за своим молчаливым надзирателем. По пути он смог рассмотреть палача. Генорий был широк в плечах и высок ростом. Его лицо скрывала тяжелая капюшонная накидка, из-под которой выбивались пряди темных волос. Одет он был в плотную кожаную жилетку с металлическими заклепками на плечах, простые укороченные штаны и легкие ботинки.
Они миновали длинные коридоры, и Генорий вывел гостя в обеденный зал. Люцифер то и дело вертел головой, разглядывая окружающее пространство. Ему показалось, или они находились внутри огромного дерева? Его внимание привлек длинный стол, заставленный яствами. Теплый аромат свежего хлеба, тушеного мяса, запеченных фруктов и пряных трав наполнил зал. Все это благоухало так заманчиво, что рот наполнился слюной.
— Присаживайся, Люцифер, — надавила голосом Гелида, восседающая в центре.
Молча отодвинув для него стул, Генорий дождался, пока ангел сядет, и так же безмолвно исчез.
— Раз тебя предали, я могу предложить тебе свое покровительство, — великодушно произнесла королева, накалывая зубочисткой оливку из блюда. — Но взамен ты будешь рассказывать мне все, что знаешь.
Оливка исчезла в ее тонких устах.
— Я согласен, госпожа. Мне больше некуда идти, — печально изрек ангел. — Я с радостью все вам поведаю.
— Вот и славно. Почему не ешь?
— Ангелам это не нужно, — спокойно ответил Люцифер.
Гелида наколола следующую оливку, прищурившись.
— Сколько вас осталось?
— Я не знаю точно. Около тысячи пало. Но армия Небес все еще многочисленна, — голос его звучал глухо.
— Кто твои враги?
— Те, кто изгнали меня. Те, кто против новой эры Мессии.
Королева медленно провела языком по губам, словно пробуя полученную информацию на вкус.
— Что ты умеешь?
Люцифер опустил взгляд.
— Я умею видеть правду в сердце. Я чувствую ложь. Я владею светом...
— Придут ли за тобой?
— Нет, — разбито признался он.
Королева слегка склонила голову.
— Тогда ты будешь моим гостем. И моим оружием, если понадобится, — холодно заключила она. — Клянешься ли ты верностью мне, Люцифер?
Ангел закрыл глаза на мгновение, принимая болезненное решение, а потом ровно произнес:
— У меня уже есть тот, за кем я иду. Но я не наврежу вам, коли он не пожелает.
— Но он и не придет за тобой? Кто он? — продолжала засыпать вопросами эльфийка.
— Не придет. Один из Триединых, госпожа.
До самого вечера Владычица Сильваниума расспрашивала павшего ангела обо всем, что с ним произошло. И тот без тени сомнения отвечал ей правдой. Так и не прикоснувшись к еде, он наблюдал, как одно блюдо за другим исчезало во рту эльфийки. Люцифер рассматривал ее: острые черты лица, выразительный нос с горбинкой. Эта женщина была бесспорно прекрасна, но холодна, как снег в сердце гор.
— Этот Мессия... К нам дошли повеления от него. Я велела все уничтожить, но когда провели пересчет населения, оказалось, что численность сократилась. Так же мы не обнаружили ни одного изгнанника в Эксиларде. А еще мы распечатали части Мессии, чтобы использовать на войне, которая должна была расширить наши владения. Эти артефакты также могли бы помочь противостоять Небесам, но они просто растеклись Мглой. Честно говоря всех очень озадачило то, что ангелы покинули поверхность. Теперь я понимаю, что это было из-за восстания. Что же нас ждет теперь?
— Богиня равновесия и Бог созидания уничтожат этот мир. — Люций немного ерзал от сидения в одном положении.
— И повлиять на это никак нельзя? — разочарованным голосом поинтересовалась Гелида.
— Только если освободить Бога Разрушения и помочь Мессии. Мой господин следует его воле. Он знает правду этого мира.
— Какую правду? — Женщина подалась вперед, надеясь услышать истину.
— Он не доверил ее никому, — разочарованно покачал головой Люцифер. — Но мы все должны объединить усилия против общего врага. Если вы хотите выжить — послушайте волю Мессии. Он — наше настоящее, прошлое и будущее.