Глава 2 «Изгнанные»
Лежа на кровати, Гвиневра с трудом приоткрыла глаза. Мир вокруг плыл, голова гудела, а каждая мышца отзывалась тупой, давящей болью. Попытка пошевелиться оказалась безрезультатной — запястья и лодыжки оказались скованными стальными кандалами. Они впивались в кожу, оставляя глубокие синие следы. Девушка повернула голову и увидела Терна. Он стоял к ней спиной, медленно выпуская клубы густого дыма из сигары. Запах жженых трав наполнял воздух. Перекатившись на спину, эльфийка застонала. Боль пронзала каждый сантиметр тела. Лоб саднило, запекшаяся кровь стянула кожу. В глазах двоилось.
— О, ты очнулась, Mea Flamma! — услышав движение, Терн обернулся. — Впервые я рад своей работе стража. Могу использовать оковы для непослушных девочек.
— Тебе это с рук не сойдет, — пробормотала Гвин, пытаясь собрать мысли и нащупать внутри себя потоки магии. Свет, Мгла... что угодно, лишь бы удалось сбежать. Но сознание оставалось рассеянным.
— А кто узнает? — с ленивым равнодушием протянул он, выпуская новую порцию дыма.
— Сегодня я должна была отправиться на испытание! — ее голос прозвучал хрипло.
— Вот именно. Все решат, что ты просто струсила, — его тон был насмешливым. — Не видать тебе статуса Верховной Магессы.
Он шагнул ближе, прислонившись бедром к краю кровати.
— Я же говорил, что ты пожалеешь. Пришлось идти к лекарю, чтобы он залечил мои раны.
Гвиневра сжала зубы. На Терне и правда не было ни следа от драки — ни разбитого носа, ни кровоподтеков. Лишь самодовольная ухмылка. Он выглядел слишком довольным, слишком ухоженным: идеально выглаженная белая рубаха с широкой отделкой, темно-зеленые брюки, облегающие бедра, каштановые пряди собраны в хвост и перетянуты серебряной лентой.
— Не заставляй меня снова брать тебя силой.
Девушка резко втянула воздух. С усилием откинувшись на подушки, она скрестила бедра. Изнутри неприятно потекло.
Она знала, что это.
Но думать об этом не хотела.
— Какой же ты мудак... — зажмурившись, она стиснула челюсти так сильно, что зубы заскрипели.
Фебус давно скрылся за кронами гигантского леса. Сквозь густые лианы, опутавшие маленькое окно, пробивались редкие багровые лучи, зависая на стенах зловещими кровоподтеками. Мир застыл в тягостной тишине — ни голосов, ни шагов, ни шелеста листвы.
Гвин шумно сглотнула. Ей никто не поможет.
В этот же миг дверь с треском проломилась, разлетаясь щепками по полу. Терн инстинктивно пригнулся, закрывая голову руками. Сигара выпала из пальцев и покатилась под кровать, оставляя в воздухе тонкую нить дыма. В дом ворвались стражники с обнаженными клинками, за ними следом — Верховный Маг и Магесса с посохами наперевес.
Вперед шагнул пожилой наставник.
Они узнали. Поняли, что она не пришла. Решили помочь!
Забыв о боли, о страхе, о мерзких прикосновениях, что до сих пор горели на коже, Гвиневра рванулась вперед. Гремящая цепь между оковами не давала идти быстро, но она двигалась мелкими шагами.
— Наставник! — сорвался с ее губ хриплый возглас. — Я знала, что вы придете!
— Берите ее. — Мужчина грубо отстранил ученицу. Его взгляд, еще недавно полный наставнической любви, теперь был холодным и равнодушным.
— Что?.. — Она замерла.
Эльфийку схватили за руки, выкручивая запястья за спину. Магические наручники сомкнулись с глухим щелчком чуть выше стальных. Она не сопротивлялась, даже не пыталась дернуться. Мир вокруг стал вязким, приглушенным. Слова доходили до слуха с задержкой.
— Гвиневра из Дома Фламмарум, — голос Верховного Мага был ровным, официальным, будто читался с пергамента. — Вы обвиняетесь в сокрытии еретика и пособничестве демоническим существам, что является прямым нарушением указа Владычицы, запрещающего взаимодействие с порождениями Мглы. В соответствии с законом вы будете изгнаны и пройдете Обряд Покаяния, после которого вам не будет места среди нашего народа.
Внутри все похолодело. Гвиневра не ответила. Лишь впилась взглядом в Терна, который все так же сидел на полу, привалившись к кровати.
— Это ты меня сдал, да?! — ее голос задрожал от ярости.
Терн не шевельнулся. Его руки все еще закрывали макушку. Парень прерывисто дышал. Его лихорадочные, широко раскрытые глаза метались между стражей и Магами, но он молчал.
— Терн из Дома Вультрум. — Голос наставника оставался неизменно строгим. — Вы обвиняетесь в сокрытии еретика, соучастии в преступной деятельности и предоставлении укрытия для пособника демонических сил, что также нарушает указ Владычицы. В свете данных обстоятельств, вы разделите с леди Гвиневрой одну участь.
Парень дернулся, словно его ударили. В его глазах промелькнула растерянность, сменившаяся ужасом. Он раскрыл рот, но не смог выдавить ни слова. Двое стражников схватили его за руки, накинув оковы. Эльф бессильно повис в их руках, словно тряпичная кукла.
— Что происходит? — наконец, сумела выговорить Гвиневра. — Наставник! Объяснитесь же!
Но старик молчал. Он прошел мимо, будто не слышал ее слов. Верховная Магесса, женщина средних лет с резкими чертами лица, наоборот, смотрела прямо на эльфийку. Ее узкие, глубоко посаженные глаза прожигали ушастую насквозь.
— На нашу территорию проникла демоница, — ледяным голосом сообщила она. — Отродье заговорило после первого же вырванного ногтя. Быть может, теперь вы поймете, почему помогать им нельзя.
— Но как?... При чем тут Терн?!
— Я отпустил ее... — едва различимо признался парень.
— А мы ее перехватили, — дополнила Магесса, сжав пальцы на посохе.
— Ты совсем идиот? Чертова безмозглая свинья! Как ты мог так облажаться? Их нужно было отводить к самой границе Эксиларда!
— Откуда мне было знать?!
— Я думала, ты ее убил!
— Я не мог убить ребенка!
— Заткнитесь оба! — отрезала женщина. — Вы понесете наказание.
Стражники, подчиняясь приказу, развернули пленников и потащили их прочь.
Гвиневру вели впереди, грубо сжимая ее руки. Ей оставалось только шагать. Терн плелся позади. Эльфийка наконец поняла, почему в городе так тихо. На улице почти никого не было — лишь несколько застывших фигур у домов, несколько пар глаз, следящих за ними с окон. Они миновали фонтан, в котором журчала вода, вышли на площадь. Там уже собрался почти весь город. Эльфы выстроились полукругом. Они не шумели, не переговаривались. Сотни, нет, тысячи глаз устремились на девушку. Никто не отворачивался. Все хотели зрелища. Ведь это так забавно!
Природа существ, осознавших себя, всегда алчет трагедий. Испокон веков толпы собирались на площадях, чтобы наблюдать за страданиями других, жадно впитывая каждую каплю боли, разлитую в воздухе. Гильотины, костры, арены — все это существовало как развлечение. Многие приходили семьями, брали с собой детей. Они не чувствовали жалости, потому что страдания всегда кажутся далекими, когда не касаются тебя самого.
Слезы осужденного — всего лишь часть спектакля. Крики — музыка, придающая действу пикантную остроту. Живым не нужна справедливость, им нужна драма — кровавая, безжалостная, откровенная. А мертвым — уже ничего. Меж собой народ говорит об истинном правосудии, но их лица полны восторга, а губы изогнуты в едва сдерживаемых улыбках.
Без зрителя нет палача, без присутствия толпы — нет необходимости в страхе перед властью.
Угрожающе запели окарины, их тягучие, протяжные звуки напоминали жалобный вой. Где-то совсем рядом по коже барабанов ритмично выстукивали ладонями — гулкие удары звучали как сердцебиение. Сама земля скорбела, зная, что скоро напьется крови.
Терна и Гвиневру вытолкнули в центр, заставляя опуститься на колени. Толпа расступилась, и вперед шагнул мужчина, закутанный в тяжелую мантию. Лицо его было скрыто тенью капюшона, а в руках он нес атласную подушку, на которой поблескивал черный кинжал. Узкое лезвие, отполированное до зеркального блеска, ненасытно ловило последние лучи закатного светила.
— Владычица Гелида велела нанести семь шрамов рукой наставника ученице, дабы тот покаялся в том, что упустил, — прозвучал властный голос мужчины.
Старец выступил вперед и, поклонившись, учтиво принял кинжал в руки. Медленно повернувшись к Гвин, он погладил иссохшими пальцами острое лезвие. Затем склонился к девушке и схватил ее за волосы.
— Оставь прядь себе. Она поможет тебе выжить, — тихо прошептал пожилой эльф, блеснув мокрыми глазами.
Ушастая вся дрожала, чувствуя, как в носу начинает щипать. Наставник верил в нее. Поддерживал, как мог. Смиренно кивнув, она опустила взгляд.
Верховный Маг глубоко вздохнул, закатывая широкие рукава. Было видно, как его руки дрожат от страха, от осознания того, что он вот-вот причинит боль своей ученице. Той, чью руку он когда-то направлял, чьи ошибки исправлял, чье будущее, как он надеялся, помогал строить. И теперь он станет причиной ее страдания. Музыка усилила свой ритм: окарины завыли протяжнее, барабаны отбивали тяжелые удары.
На небо выплыли Селена и Мира. В воздух взметнулись светящиеся огоньки, похожие на светлячков — это эльфы осветили площадь. Гвин на миг залюбовалась, стараясь запомнить этот момент. Это был последний раз, когда она видела родной дом таким. По ее щеке скатилась скупая слеза.
Старик поднес клинок к вьющимся волосам эльфийки.
— Покайся перед Отцом нашим, ибо нет спасения без боли. Покайся перед Матерью нашей, ибо нет очищения без страдания. Покайся перед народом нашим, ибо нет прощения без крови. Пусть семь шрамов лягут на твою плоть, как печать искупления, пусть дух твой будет возжжен в горниле утраты. Пусть острие, касаясь тебя, разорвет плоть и душу, дабы ты не смогла изгладить этих меток ни временем, ни исцелением. Смирись, прими кару и искупи грехи свои, дочь леса. Да воздастся по деяниям твоим. — Прочитав слова, словно молитву, маг одним рывком срезал волосы девушки. Густая копна красных локонов упала на землю.
Схватив ее за подбородок, он рывком приподнял лицо. Казалось, если задержится еще на миг — не сможет завершить начатое. Клинок медленно полоснул кожу от виска до губ, оставляя ровную, кровавую линию. Гвиневра стиснула зубы, ощущая, как горячая, липкая жидкость стекает по подбородку. Второй порез лег на лоб, потом еще один — вдоль щеки. Но она молчала. Только слезы катились по лицу, словно раскаленное масло, обжигая свежие раны.
Кровь капала на одежду, стекала по шее, окрашивала землю. Порой после Обряда Покаяния не оставалось живых. Но не в этот раз. Она посмотрит. Посмотрит, как Терн будет извиваться в агонии, пока его режут. Девушка широко улыбнулась, сбито дыша. Новый порез рассек лоб еще раз. Глаза залило алым. Казалось, это никогда не закончится. Кинжал Покаяния заставлял все внутри вспыхивать с каждым новым касанием.
И вот это наконец закончилось. Часто моргая, она видела мутное, красное марево. Боль пронзала вспышками, порезы пульсировали, чувство гнева отдавалось тяжелым комом в горле. Чуть пошатываясь, она повернула голову к своему обидчику. Все это время Терн стоял, сверля взглядом пол. Этой участи заслужил он, но точно не она.
Законы эльфов были просто беспощадны. Их писали не ради справедливости, а ради контроля. Они клеймили, ломали, превращали гордость в покорность. Гвин всегда мечтала изменить это. Но теперь путь назад был закрыт. Ей хотелось стать сильнее. Хотелось обернуться зверем и разорвать глотку тому, кто писал эти правила. Короли всегда прикрывались благом, чтобы держать мир под пятой.
Что ей теперь делать? Куда пойти? Изгнаннику нигде не место. Все знают: шрамы на лице — знак предателя, и никто не станет разбираться, откуда они и был ли приговор справедливым. Податься в Эксилард — единственное разумное решение. Или попробовать выжить, как некоторые смельчаки, по слухам отправившиеся в Дикие Земли. Там никогда не знаешь, что встретишь.
От раздумий ее отвлек вскрик. Ушастая даже не услышала, как мужчина в мантии изрек речь и забрал клинок у Верховного Мага. Он начал свою работу. Его руки с точной методичностью и жестокостью наносили порезы. Кожа рассекалась, толпа волновалась, улюлюкала, барабаны громогласно сотрясали воздух. Гвиневра цокнула языком. Нежная рука ее учителя, казалось, причинила больше вреда, чем умелый палач.
Ей хотелось думать, что Терн не выдержит, что изувер совершит ошибку и разрежет слишком глубоко. Она мечтала, как мерзавец будет захлебываться в собственной крови и слезах, молить о пощаде. Но вместо этого он выл, визжал, как свинья. Совершенно не грациозно для эльфа.
Гвин сплюнула кровь, затекшую в рот. Еще раз проморгалась. А когда последнее иссечение было завершено, она ухмыльнулась. Смазливое лицо Терна теперь напоминало кровавое месиво. Его волосы срезали следом. У парня они и так были короче, чем у других, ведь однажды он уже понес наказание. Кажется, он тогда что-то украл. «Эльф без волос — как пес без клыков», — всплыла в ее голове старая пословица. Хотя сейчас Гвин выглядела не лучше. Она не могла посмотреть на себя, но знала, что от былой привлекательности не осталось и следа. А кому она теперь нужна? В городе изгнанных никто не красуется.
Закончился Обряд Покаяния не так торжественно, как начался. Толпа, насытившись зрелищем, разошлась. Гвиневру и Терна освободили от оков и без лишних церемоний запихнули в Колесницу Света. Это была громоздкая металлическая конструкция с массивными колесами и переплетением стальных труб. Ее механизм работал без кучера, управляемый магической энергией. Дверь с решетчатым окошком захлопнулась с лязгом.
— Ну что, доволен? Это все из-за тебя, — хрипло выдавила эльфийка, устало откинувшись спиной на жесткое сиденье.
Терн молчал. Он сидел, уставившись в одну точку перед собой, бледный, как сама смерть. Видимо, его хрупкое эго окончательно рассыпалось. Гвин усмехнулась уголком губ, но это движение моментально отдалось вспышкой боли. Осторожно оторвав край платья, ушастая прижала его к лицу. Ткань тут же напиталась кровью.
Что-то внутри Гвиневры лопалось, словно натянутые струны, одна за другой. Ей хотелось сесть и разрыдаться, прижаться к крепкому плечу, хоть раз в жизни позволить себе побыть слабой.
Гнев.
Разочарование.
Обида.
Она стремилась к статусу Верховной Магессы все последнее столетие, помогала нуждающимся, выводила их прочь из этого проклятого места. Днями напролет зубрила тонну нужных и ненужных заклинаний, бегала как ненормальная вокруг Владычицы, выполняя каждую ее просьбу. А теперь она едет в Колеснице Света со своим насильником. От этого в голове творился хаос, мысли разлетались, не связываясь в цельную картину. Девушка даже не представляла, как теперь поступить.
Она медленно выдохнула, отрывая от кожи присохший лоскут. Теплая влага снова проступила сквозь свежие разрезы. Внутри не осталось ни капли сил, но нужно было хотя бы остановить кровотечение. Прикоснувшись ладонями к полыхающему лицу, она закрыла глаза.
— Ты совсем сдурела, я погляжу. Эти раны не исцелить. Шрамы все равно останутся. — голос Терна был пропитан ненавистью.
— А что, ты мучаться мне предлагаешь? — огрызнулась она, даже не глядя в его сторону. — И чего это ты вдруг заговорил? Я уж понадеялась, что тебе отрезали язык.
— Катись к черту.
— Почему ты себя не излечишь?
— О, леди Магесса, не у всех есть столько сил, как у вас, — фыркнул он.
Девушка не стала слушать дальше его раздраженное бормотание. Сосредоточиться было трудно — боль пульсировала в висках, в ранах, голова гудела, а тело ныло от усталости. На запястье чуть дрогнула повязанная прядь волос. Она ожила, будто откликаясь на зов. Гвин прикрыла глаза, глубоко вдохнула.
«Прости. Я возьму совсем немного.» — мысленно обратилась она к Мессии.
Мгла послушно скользнула из ее рук, растекаясь по рассеченной коже. Там, где она касалась ран, появлялись струпья, а затем грубые рубцы. Следом разлилось приятное, убаюкивающее тепло, что-то поддело внутри, щекоча, оставляя после себя странное чувство. Опустив взгляд на локон, Гвиневра мягко начала перебирать его между пальцев.
«И в мир ваш бренный явится Мессия, что сокрушит все познания ваши и всякие понимания. Тот, кто покончит со Светом и бытием и восстанет против народа вашего.» — всплыло в памяти пророчество.
— Слушай, что ты думаешь о Мессии? — неуверенно спросила эльфийка.
— Ты серьезно? — бросил Терн, злобно зыркнув на нее.
— Ты видишь тут еще кого-то? Мне нужен совет. Если бы не ситуация, я бы давно тебя прикончила.
— О, я польщен. Mea Flamma решила попросить у меня совета, — протянул он театральным голосом, закатив глаза. — Между прочим, взаимно.
— В пророчестве сказано, что он покончит со Светом. Разве это не значит, что он свергнет Богов? Это было бы не так уж и плохо.
— Ну, свергнет и свергнет. Нам, эльфам, то что?
— Новая власть принесет новые законы... — Гвиневра продолжала крутить волосы на запястье, задумчиво изучая их шелковистую текстуру.
— Ты это к чему клонишь? — настороженно спросил Терн, наклоняясь ближе.
— Просто думаю, не будет ли лучше для всех... распечатать его?
Он усмехнулся, откинувшись назад, словно обдумывая сказанное, затем небрежно пожал плечами.
— Может, и так...
Ехали они всю ночь. Монотонный гул механизма убаюкивал, и вскоре измученные тела сдались, проваливаясь в тревожный сон. Колесница Света двигалась ровно, подчиняясь заранее заданному маршруту. Снаружи тянулись бесконечные леса, черные силуэты гигантских деревьев мелькали за окнами. По небу неспешно плыла Селена, а ее спутница, крохотная Мира, лениво выглядывала из-за облаков. Эта ночь была особенно светлой.
Гвиневре снился он — мальчик со стеклянными глазами из недавнего видения. В этом сне она была им, чувствовала его страх, его беспомощность. Перед ним возвышался рогатый силуэт, в руках которого блестело длинное лезвие. Он знал, что сейчас произойдет. Она знала. Кинжал вошел в грудь как в масло. Боль ударила раскаленной волной. Он не кричал. Она не могла кричать.
— Папа, пожалуйста... — лишь сорвалась мольба с его уст.
Шумно вдохнув от ужаса, эльфийка распахнула глаза. Восходящий первым Игнис давно взошел, и теперь вслед за ним высовывался полукруг Фебуса. Колесница стояла с распахнутыми дверями, безмолвно приглашая выйти. Терн еще спал, его дыхание оставалось ровным. Она не стала его будить. Осторожно поднялась, чувствуя, как тело, словно налитое свинцом, не желало подчиняться, и, слегка покачиваясь, вышла наружу.
Первое, что она увидела, — вырубленные деревья. Корявые, рваные пни торчали из земли, словно чьи-то изломанные пальцы. Гвин не ожидала, что Эксилард будет гостеприимным, но сейчас он показался ей вымершим. Лишь вдалеке, среди пыльных троп и зарослей бурьяна, угадывались крохотные домики. Как назло, с собой не было ни посоха, ни сменной одежды, ни денег — ни единого виренса, которыми расплачивались в Сильваниуме.
Гвиневра медленно двинулась по тропе, украдкой осматриваясь. Не так далеко у дома стоял старый колодец, каменная кладка которого потрескалась от времени. Его деревянный ворот облупился, а веревка, казалось, вот-вот лопнет, но пока держалась.
Она взялась за рукоять, покрутила ее. Ведро с мерзким скрипом сорвалось вниз. Несколько секунд — и глухой всплеск воды отозвался в глубине. Механизм был тугой, но, немного поднапрягшись, ушастая вытянула ведро, наполненное до краев зеленой, застоявшейся водой. Осторожно провела пальцами по поверхности, наблюдая, как кругами расходится рябь.
Зачерпнула ладонями, окатила лицо — холод пронзил до костей, заставив задержать дыхание. Гвиневра не была уверена, что хочет видеть свое отражение, но все же взглянула. Разорванная, чужая, покрытая шрамами кожа.
— Уродина... — пробормотала она.
В этот миг ее прорвало. Она рухнула на колени, уткнулась лбом в край колодца. Слезы лились сами собой, не переставая. Горячие и обжигающие, они размазывались по щекам, стекая в уголки губ и наполняя рот солоноватым привкусом. Гвин скулила, захлебывалась рыданиями. Прикусив губу, попыталась заглушить голос, но ничего не вышло. Сдавленный, жалкий всхлип вырвался из ее груди. Эльфийка ударила кулаками по камню, потом еще раз, еще. Костяшки быстро сбились в кровь, саднящая боль прошла по пальцам.
Просидев так некоторое время, девушка заставила себя встать и наконец нормально умыться. Она боялась, что Терн найдет ее. Конечно, держаться вместе было бы разумнее, но чем дольше он находился рядом, тем сильнее у нее возникали рвотные позывы.
Оглянувшись по сторонам, эльфийка робко подошла к домику. Он выглядел заброшенным: крыша провалилась на одной стороне, деревянные стены частично сгнили. Там, где было окно, теперь осталась зияющая дыра с осколками стекла в раме. Дверь висела на одной петле, со скрипом покачиваясь от легкого ветра.
Шагнув внутрь, девушка медленно привыкала к полумраку. На полу валялись щепки, в углу — покосившийся стол, на котором кто-то когда-то оставил обугленный огарок свечи. На глаза тут же попался сундук. Гвиневра быстро подошла, опустилась на колени и открыла крышку. Петли жалобно скрипнули. Внутри — ничего ценного. На дне валялась пара штопаных мужских одежд, ткань была грубой и потертой. Рядом стоял старый жестяной таз, покрытый тонким слоем пыли.
Радостно схватив его, она набрала воды. Поставила на стол, провела над ним ладонями. Раздался тихий гул, вода дрогнула, по ней пробежали легкие волны, и вскоре вверх начал подниматься пар. Долго возиться не хотелось. Девушка торопливо смыла с себя кровь и грязь, наскоро отжала волосы. Теперь они лишь слегка касались плеч. Мужская одежда оказалась великовата: штаны сползали, рубаха висела мешком, рукава пришлось подвернуть. На кровати валялся потрепанный плед. Гвиневра схватила его, перекинула через плечи и завязала концы у горла, сделав из него подобие плаща. Выглядело это нелепо, но выбора у нее не было. Теперь Гвиневра выглядела не так броско и, что важнее, была чистой.
А впереди ее ждали Дикие Земли.