Глава 24
Глава 24
Машина резала ночь фарами, будто отгоняя призраков. Чёрная, с затемнёнными стёклами, она летела по заброшенному шоссе, по которому не ездят обычные люди. Тело словно ломило от напряжения, будто даже металл чувствовал груз того, что произошло.
Внутри — мёртвая тишина. Только шорох ткани, приглушённое дыхание и шелест шин по мокрому асфальту.
Карл сидел на переднем, неподвижный, словно сделанный из стали. Рядом — Брайан, чуть склонив голову, как хищник, улавливающий запах беды.
Сзади — две девочки, или то, что от них осталось.
Ада сжала Дину в объятиях так, словно та могла исчезнуть, если её отпустить.
Дина, с побелевшими губами и залитым кровью виском, дрожала всем телом. В её глазах не было слёз — только шок, вязкий и холодный, как болотная вода.
Ада не смотрела никуда. Она глядела в одну точку, в пустоту. Её пальцы двигались по спине подруги, будто пытались убедить себя, что всё это реально. Что они выжили. Что пуля прошла мимо.
«Я сделала то, что сделал отец… Он не спас меня от плохой жизни. Но я спасу. Я не дам ей умереть», — гудело в её голове, как старая плёнка, что заела в одном моменте.
---
Машина свернула с основной дороги и покатилась вдоль бетонной стены.
Огромное, тёмное здание возникло, будто из ниоткуда. Ни вывески. Ни фонарей. Только металлические двери и чернильная тень, ползущая по земле. Клуб, о котором не говорят вслух. Здесь не танцуют. Здесь решают.
Дверь распахнулась мгновенно, точно их ждали. Высокий охранник с бритой головой молча махнул рукой.
Проход был длинным, пахнущим железом и дымом. Пол — бетон. Стены — холодный металл. Камеры наблюдали за каждым шагом.
Дина слабо споткнулась, и Ада подхватила её. Никто не предложил помощи. Никто не сказал ни слова.
Они вошли в кабинет. Просторный, тёмный. Мягкий свет с люстры падал на кожаные диваны и стеклянный стол. Окна от пола до потолка открывали вид на чёрную пустоту ночи.
Карл и Брайан уже были внутри.
Аду и Дину усадили напротив.
Ада держала Дину за руку, будто за якорь.
Когда охранник дотронулся до её плеча — она отпрянула резко, словно от удара тока. Глаза горели страхом и злостью вперемешку.
Брайан стоял у окна, спиной к ним. Плечи напряжены, пальцы сжаты.
Он не смотрел на девушек. Не поворачивался.
— Нам этого не нужно было, — наконец выдохнул он. Его голос был ровным. Но за этой ровностью скрывался ураган.
Он повернулся, взгляд — острый, как стекло.
— Ты привёл их, Карл. А теперь нас всех похоронят. Это была ловушка, и ты прыгнул туда с головой.
Карл медленно поднял голову. Он всё ещё молчал.
— Ты не мог их оставить? — зло бросил Брайан, сжав кулаки. — Серьёзно? Сколько раз мы уже это проходили?
Он сделал шаг вперёд, и в его лице что-то изменилось. Губы дрожали, но не от страха — от накопившейся боли.
— Ты всё ещё думаешь, что можешь искупить, да? Всё исправить.
Ты не спас мать. Ты не спас сестёр.
Так теперь будешь спасать каждую, кто хоть немного на них похож?
— Помолчи, — сказал Карл тихо. Но в этом «тихо» была тень ярости.
— Нет. — Брайан шагнул ближе, и теперь между ними оставалось пару шагов. — Ты хочешь снова быть героем, Карл? Хочешь, чтобы на этот раз всё было по-другому? Но не будет. Это мир, в котором каждый шаг стоит крови. Ты их не спас. Ты обрёк нас всех.
Карл встал. Тень от люстры легла на его лицо, делая черты резкими, почти нечеловеческими.
— Я сделал то, что должен был. И ты бы сделал то же самое.
— Нет. — Брайан покачал головой. — Я бы оставил их. Потому что у меня есть мозги, а не только сердце.
Потому что мир не прощает сентиментальных. Ты пытаешься тащить всех, но в этом болоте, когда тянешь одного — топишь остальных.
Ты хочешь быть лучше. Но ты — не лучше.
Ада резко поднялась. Настолько внезапно, что стул заскрипел по полу.
Рука Дины всё ещё была в её ладони — и та судорожно сжала пальцы, как будто это единственное, что удерживало её в реальности.
— Хватит, — тихо, но отчётливо бросила Ада.
Оба мужчины замолкли. Их взгляды одновременно повернулись к ней.
Она стояла, хрупкая, вся в запёкшейся крови, с белыми от усталости пальцами.
Но внутри — бетон. Она держалась.
— Мы уходим, — повторила она чуть громче.
— Мы никому здесь не нужны. Мы сделали только хуже.
Она перевела взгляд на Карла:
— Ты рисковал своей жизнью, Карл. Но не рискуй всем остальным. Не рискуй бизнесом, командой, собой. Мы — не то, что стоит всех этих ставок.
Потом — на Брайана:
— Ты был прав. Мы обуза. Мы не стоим этого. Ни ты, ни он не обязаны нас спасать. Я не прошу…
— Замолчи. — Голос Карла прорезал тишину, как нож. Он шагнул ближе, и в его взгляде сверкнул холод.
— Я знал, на что иду. Это мой выбор.
— Ты не уйдёшь. Ни ты, ни Дина. Никто не выйдет отсюда, пока я не решу, что вы в безопасности.
Ада уставилась на него. Несколько секунд между ними стояла немая, лютая битва взглядов.
А внутри — хаос.
Она хотела броситься на него с кулаками, разреветься, сбежать с Диной куда угодно, хоть в лес.
Но вместо этого — кивнула. Медленно. Горько.
— Тогда решай. Быстро. Пока не стало ещё хуже.
Конечно. Вот переработанная сцена — с акцентом на внутренние состояния героев, усиленной атмосферой клубного «убежища», более выстроенными диалогами, динамикой между Карлом и Брайаном, с добавлением сухого, циничного юмора в конце, соответствующего их стилю.
Ада резко поднялась. Настолько внезапно, что стул заскрипел по полу.
Рука Дины всё ещё была в её ладони — и та судорожно сжала пальцы, как будто это единственное, что удерживало её в реальности.
— Хватит, — тихо, но отчётливо бросила Ада.
Оба мужчины замолкли. Их взгляды одновременно повернулись к ней.
Она стояла, хрупкая, вся в запёкшейся крови, с разбитой губой, с белыми от усталости пальцами.
Но внутри — бетон. Она держалась, как в последний раз.
— Мы уходим, — повторила она чуть громче.
— Мы никому здесь не нужны. Мы сделали только хуже.
Она перевела взгляд на Карла:
— Ты рисковал своей жизнью, Карл. Но не рискуй всем остальным. Не рискуй бизнесом, командой, собой. Мы — не то, что стоит всех этих ставок.
Потом — на Брайана:
— Ты был прав. Мы обуза. Мы не стоим этого. Ни ты, ни он не обязаны нас спасать. Я не прошу…
— Замолчи. — Голос Карла прорезал тишину, как нож. Он шагнул ближе, и в его взгляде сверкнул холод.
— Я знал, на что иду. Это мой выбор.
— Ты не уйдёшь. Ни ты, ни Дина. Никто не выйдет отсюда, пока я не решу, что вы в безопасности.
Ада уставилась на него. Несколько секунд между ними стояла немая, лютая битва взглядов.
А внутри — хаос.
Она хотела броситься на него с кулаками, разреветься, сбежать с Диной куда угодно, хоть в лес.
Но вместо этого — кивнула. Медленно. Горько.
— Тогда решай. Быстро. Пока не стало ещё хуже.
Конечно. Вот переработанная сцена — с акцентом на внутренние состояния героев, усиленной атмосферой клубного «убежища», более выстроенными диалогами, динамикой между Карлом и Брайаном, с добавлением сухого, циничного юмора в конце, соответствующего их стилю.
---
Ада резко поднялась. Настолько внезапно, что стул заскрипел по полу.
Рука Дины всё ещё была в её ладони — и та судорожно сжала пальцы, как будто это единственное, что удерживало её в реальности.
— Хватит, — тихо, но отчётливо бросила Ада.
Оба мужчины замолкли. Их взгляды одновременно повернулись к ней.
Она стояла, хрупкая, вся в запёкшейся крови, с разбитой губой, с белыми от усталости пальцами.
Но внутри — бетон. Она держалась, как в последний раз.
— Мы уходим, — повторила она чуть громче.
— Мы никому здесь не нужны. Мы сделали только хуже.
Она перевела взгляд на Карла:
— Ты рисковал своей жизнью, Карл. Но не рискуй всем остальным. Не рискуй бизнесом, командой, собой. Мы — не то, что стоит всех этих ставок.
Потом — на Брайана:
— Ты был прав. Мы обуза. Мы не стоим этого. Ни ты, ни он не обязаны нас спасать. Я не прошу…
— Замолчи. — Голос Карла прорезал тишину, как нож. Он шагнул ближе, и в его взгляде сверкнул холод.
— Я знал, на что иду. Это мой выбор.
— Ты не уйдёшь. Ни ты, ни Дина. Никто не выйдет отсюда, пока я не решу, что вы в безопасности.
Ада уставилась на него. Несколько секунд между ними стояла немая, лютая битва взглядов.
А внутри — хаос.
Она хотела броситься на него с кулаками, разреветься, сбежать с Диной куда угодно, хоть в лес.
Но вместо этого — кивнула. Медленно. Горько.
— Тогда решай. Быстро. Пока не стало ещё хуже.
---
Кабинет был тем же, но воздух в нём изменился. Плотный, напряжённый, будто каждый вдох обжигал.
Уже рассвет. За окнами — первые тусклые полоски света.
Карл сидел за столом. Перед ним — Ада и Дина. Чистые рубашки, смытые пятна крови, волосы собраны. Но глаза — такие же пустые.
Брайан стоял в углу, опершись о стену. Руки скрещены, лицо каменное.
Он молчал, но в его позе читалась готовность спорить. Он всё ещё не одобрял этого. Ни на грамм.
Карл заговорил первым:
— Вы останетесь здесь.
Ада приподняла бровь. Дина не отреагировала вовсе.
— У нас есть свои правила. Своя система. Вы знаете слишком многое. А это, девочки, билет в один конец.
— Я не оставлю вас. Дам крышу, деньги, защиту. Но и вы мне кое-что дадите взамен.
— Что? — впервые спросила Ада. В голосе — ни покорности, ни страха. Просто интерес.
Карл слегка усмехнулся:
— Будете работать здесь. В клубе. Официантками, барменами — не важно.
— Для остальных — вы сироты, которых я взял под крыло. Люди любят, когда они верят в мою доброту.
Он встал из-за стола, подошёл к ним ближе, положив руки на спинку дивана, чуть наклонившись:
— А в реальности… вы работаете на меня. В смысле — учитесь, наблюдаете, вписываетесь. В этот мир. В наш.
Дина кивнула первой. Быстро, без раздумий.
— Мне некуда больше. Всё равно.
— Уверена? — уточнил Карл. — Потому что обратной дороги не будет. Даже если очень захочешь.
— Я знаю, — сказала Дина. И впервые в её голосе прозвучало что-то похожее на решимость.
Карл перевёл взгляд на Аду.
Та долго молчала. Потом кивнула. Медленно, сжав зубы:
— Я всё равно мертва для остальных. Пусть хоть здесь будет смысл.
Карл развернулся к Брайану, который до этого не проронил ни слова:
— Разберись с документами. Нужно, чтобы они официально здесь числились.
---
Через час Брайан вернулся. В руках — толстая папка, и, судя по выражению лица, в ней было что-то не слишком приятное.
Он бросил её на стол перед Карлом:
— Есть, кхм… одна проблема.
Карл поднял взгляд, прищурился.
— Они несовершеннолетние. Им по шестнадцать.
Карл моргнул. Медленно откинулся на спинку кресла.
— Ты шутишь.
— Хотел бы. — Брайан открыл один из листов, ткнул в дату рождения.
— Вот. Официально — две школьницы.
— По виду — им по восемнадцать. — Карл фыркнул.
— По глазам — под сорок.
— В этом-то и фокус, — хмыкнул Брайан.
— Тебе нравятся те, кто прожил десять жизней до совершеннолетия? Или это твой благотворительный период?
Карл только посмотрел на него. Без тени улыбки.
— Придумай легенду. Что угодно. Образование — бросили. Семьи — нет. Нашли работу — счастливы. Всё.
Брайан вздохнул, покачал головой:
— Ну, если тебя потом закроют за подделку документов и эксплуатацию несовершеннолетних — знай, я в суде буду молчать. Или наоборот, расскажу всё, как было. С выражением. Может, книгу напишу.
Карл усмехнулся:
— Назови её «Как я выжил, работая с идиотами».
— Нет, — Брайан подмигнул, уже выходя из кабинета. — «Две сироты и один идиот». И угадай, кто ты.
Карл закрыл глаза на секунду.
— Убей меня.
— Не раньше, чем я тебя продам. По частям, — уже из коридора донеслось ленивое.
---
Брайан усмехнулся, качнувшись в кресле:
— Ну, теперь точно нужно придумать легенду получше. А то вам даже в кино не поверят.
Он скосил взгляд на Дину и, неожиданно для себя самого, чуть улыбнулся. Без издёвки. Без привычной жесткости. Просто — тихо, почти по-человечески.
— Сядь. Расскажи всё, что помнишь. Про себя. Про то место. Не торопись.
Дина села напротив, скрестив руки, будто защищалась — от него, от воспоминаний, от мира. Но заговорила. Сначала неровно, запинаясь:
— Я… почти ничего не помню до восьми. Как будто всё стёрто. Только какие-то обрывки. Шум. Кто-то кричит. Мама… часто пила. Очень часто. А отец… работал сутками. Или просто не приходил домой. Я думаю, он нас бросил, но она всегда твердила, что он всё ещё «в рейсе». Дурацкая сказка.
Она провела рукой по лицу, будто стряхивала с себя это прошлое.
— С девяти я почти всё тянула одна. Брат мелкий… сейчас у бабушки. Ада, с ней происходило что-то не объяснимое, я следила за ней. А потом… это место. Этот кошмар.
Она замолчала. И тишина будто окутала комнату. Даже Брайан, всегда насмешливый, нахмурился.
Он медленно выдохнул:
— Ладно. Слушай теперь меня, Беннет.
Она подняла на него глаза.
— Беннет?
— Теперь ты не Миллер. Слишком грязная фамилия, слишком много следов. С сегодняшнего дня — Дина Беннет. Тебе шестнадцать, ты заканчиваешь школу, приехала в город присматривать колледж. Богатенькие, но «недоступные» родители вечно на Бали. Отсыпали тебе на жизнь. А ты — романтичная дурочка, мечтаешь открыть своё кафе, вот и решила подрабатывать барменом.
Он подмигнул.
— И не вздумай говорить, что не любишь кофе.
Дина фыркнула, чуть улыбнувшись:
— Слишком красиво. Но… мне нравится.
— Добро пожаловать в новую ложь, — буркнул он и встал. — Кофе на кухне. Пей, пока не началась работа. Тут всё по-настоящему.
Тем временем, в кабинете, Ада сидела напротив Карла. Их разговор был тише, почти интимным — не по тональности, а по сути. Он не задавал вопросов, просто слушал. А она рассказывала. Без пафоса. Без жалоб. Просто — как было:
— Я работала на него не долго, но успела выполнить больше работы, чем большинство. И успела испортить себе жизнь на максимум.
Карл не перебивал. Не моргнул ни разу. Он смотрел на неё, как на что-то опасное, неконтролируемое.
— Мне не стыдно за то, кем я была, — сказала Ада. — Но я больше не хочу быть только этим.
Он кивнул, медленно, будто усваивая каждое слово.
— Тогда забудь ту версию. Ты — Ада Синклер. Богатая семейка, приехала вместе с подругой. Учитесь, живёте, подрабатываете. Всё бело, чисто и скучно.
Он встал, прошёлся, остановился у окна.
— Только это — ширма. Потому что теперь вы внутри. В этой системе.
— Барменство и всё остальное?
Карл усмехнулся:
— Барменство — для вывески. А внутри — другое. У меня два бизнеса. Один — клубы, бары, аренда. Всё, что можно показать налоговой. Второй — тот, о котором не пишут в журналах. Контракты. Исчезающие люди. Деньги, за которые не задают вопросов. И вы теперь часть этого. Обе.
Ада не отвела взгляда.
— Мы никому ничего не скажем.
— Я знаю, — кивнул он. Подошёл ближе, наклонился. — Но если хоть раз подставите кого-то из моих… я не буду говорить. Я просто закопаю вас.
---
Поздний вечер. Комната. Тишина.
На столе — новенькие документы, бейджи, телефоны. Всё официально. Всё с чужими именами.
Дина сидела на кровати, тихо перебирая паспорт в обложке:
— Нам никогда не дадут быть нормальными.
Ада сидела у окна. Закурила.
— Но мы хотя бы можем быть собой.
— Даже если это «собой» уже не похоже на человека?
— Тем более.
Они молчали. Спокойно, почти мирно. Впервые за долгое время не надо было бежать.
И где-то за городом, в особняке с толстыми стенами, Оушен вбивал нож в карту. Метка — одна. Имя — одно. Голос в голове не умолкал.
Ада.
Ада.
Ада.
Она выжила.
Он — нет.
И это была самая нестерпимая боль.
Оушен уже начинал сходить с ума.
И знал только одно: имя Ады теперь горит у него в голове ярче, чем всё остальное.
---
Прошёл год.
Всё изменилось — и их мир, и их место в нём, и те, кто когда-то посмел бы назвать их слабыми. Но взгляды остались. Неугасшие. Стали тише, жёстче. Исчезли лишние слова — остались действия. Выжить. Быть лучше. Не останавливаться. Это были не просто правила — это был закон их выживания.
Ада стояла у ринга, без единой эмоции на лице. Кулаки всё ещё сжаты, дыхание ровное. Перед ней на полу лежал мужчина — массивный, почти вдвое крупнее её — не двигающийся после трёх секунд тишины. Она не праздновала победу. Не улыбнулась. Просто вытерла кровь с губ тыльной стороной ладони и вышла из зала, как будто это было не событие, а рутина.
Теперь вся её жизнь напоминала арену. Без наркотиков. Без привычных эмоций. Лишь боль, холодный спорт, миссии, от которых другие отказывались. Всё грязное, всё тяжёлое, всё, что раньше доверяли проверенным бойцам Карла, теперь отдавалось Аде. Устранения, перевозки, запугивания — она бралась за всё. И никогда не проваливалась. Она не просто выполняла задания — она становилась частью их. Делала это, как будто другого выбора у неё не было. И, может, его действительно не осталось.
Дина была другой. Точнее — противоположностью. Её фронт — это комната, ноутбук, бесконечные схемы, маршруты, списки. Она создала то, чего у Карла никогда не было: системную сеть. Надёжную, выверенную, управляемую. Теперь это была уже не просто девочка с амбициями — это был аналитик, стратег, мозг, который держал на себе всю конструкцию. Дина не боялась больше никого. Она привыкла к Брайану, к Карлу, к суровым людям, перед которыми раньше прятала взгляд. Но не к Аде.
С ней всё стало иначе. Ада изменилась. Стала холодной, будто чужой. Молча уходила в себя, словно боялась быть увиденной. Иногда в её глазах проскальзывало что-то живое — на миг, на взгляд, на движение руки. Но сразу же исчезало, будто было запретным. И всё, что оставалось Дине — это просто быть рядом. Молчать, принимать, ждать. Потому что, несмотря на всё, что между ними изменилось, никто для неё не значил больше, чем Ада.
Они жили сами. В доме, оформленном на подставное имя, с вымышленными документами. Но принадлежал он им по праву. Их крепость. Их единственное место, где можно было выдохнуть.
Карл больше не вмешивался. Между ним и Диной установился рабочий ритм — чёткий, выстроенный. Она стала его правой рукой, продлением мысли. Он знал, что может доверять. Она знала, когда молчать и когда говорить. Они были как один организм — в действиях, в решениях. Он нередко говорил: «Ты — мой мозг», «Без тебя я бы утонул». И это не были просто слова. Это было признание её силы.
Брайан сначала отторгал. Не верил. Презирал обеих — считал, что девушки в этом мире обречены на провал. Но со временем начал тренировать Аду. И в какой-то момент увидел в ней не просто силу — он увидел отражение самого себя. Дину он сначала игнорировал. Потом наблюдал. А потом — не смог от неё отойти. Они не называли это отношениями. Между ними не было слов. Но было что-то большее — безмолвное, глубинное. Иногда он просто садился рядом и молча наблюдал, как она работает. Иногда она ловила на себе его взгляд — и впервые видела в нём не холод и ярость, а заботу. Тихую, настоящую.
Ада и Карл — они были как война. Он — контроль, система, порядок. Она — инстинкт, анархия, действие. Он требовал дисциплины — она действовала на своём уровне, по своим законам. Он злился. Она не уступала. И, несмотря на конфликты, они не могли существовать друг без друга. Их напряжение — это и было равновесие. Как будто мир держался на их противостоянии.
Целый год не было вестей от Оушена. Ни одного слова. Ни одного человека, связанного с ним. Словно растворился. Но Ада знала — он не исчез. Он просто ждёт. Она чувствовала это каждой клеткой. И каждый раз, когда поздней ночью возвращалась домой, когда смывала с себя кровь и снова шла тренироваться, одна, в тишине зала, она вспоминала Доминика. Его голос. Его взгляд. И ту жгучую, разрывающую боль, когда потеряла его. Не месть двигала ею. Не долг. А именно это — потеря. Та, что гниёт внутри и не уходит.
Однажды вечером они снова собрались все вместе. Офис был залит жёлтым светом ламп. За окнами — город, холодный и тёмный. Карл стоял у стекла, молчаливо глядя вниз. Потом развернулся и сказал:
— Пора двигаться дальше.
Он подошёл к столу, бросил на него два плотных конверта.
— Вы пойдёте учиться. Легенда должна жить. Вы должны быть обычными. Хоть на вид.
Ада скривилась, с усмешкой:
— Снова школа?
Карл резко повернулся к ней, взгляд стал жёстким:
— Это не школа. Это прикрытие. Вы теперь — не просто часть нашей системы. Вы — часть внешнего мира. И если он вас увидит, вы должны выглядеть чисто.
Дина кивнула молча. Ада ничего не сказала. Но внутри неё что-то сдвинулось. Словно шагнула в новое пространство. Словно почувствовала: что бы ни было дальше — это только начало.
Год прошёл.
Мир притих.
Но в его тени - кое-кто наблюдал.
И ждал.
Имя Ады не забыто.
И её игра только начинается.
---
Прошёл ещё один год.
Мир продолжал меняться. Но сильнее всего менялись они.
Те, кем были Ада и Дина раньше — те две сломленные, потерянные девчонки — исчезли. Остались только их тени, растворённые в новой жизни, выстроенной по кусочкам, словно крепость из обломков прошлого.
Теперь они учились в колледже. Престижном. Дорогом.
На людях всё выглядело безупречно: стильная одежда, дорогие машины, идеальные оценки, безупречные манеры.
Они стали теми, кому завидовали — немного отстранённые, слишком спокойные, загадочные. Говорили тихо, двигались точно, смотрели прямо в глаза, от чего многим становилось не по себе.
Для окружающих — дочери богатых, влиятельных родителей.
Для тех, кто знал — ядро подпольной империи Карла, сердце и мозг всей системы.
Они делали всё, чтобы никто не догадался.
Но однажды всё изменилось. В самый обычный день, в самых обычных коридорах колледжа они столкнулись с ним.
Доминик.
Он изменился — стал взрослее, чуть резче. В его взгляде было то, чего раньше не было: спокойная сила.
Он узнал их сразу.
Они — нет. Не по лицу, а по ощущению.
Для Ады это был удар. Она отшатнулась, словно от призрака. Дина инстинктивно схватила её за руку, будто боялась, что подруга снова исчезнет.
Доминик молчал. Просто смотрел. Потом начал говорить. Несмело, спокойно, без обвинений.
Сначала Ада делала вид, что не слышит. Потом — отвечала резко, отстранённо. А потом... срывалась. Молчала днями. Пропадала. Говорила с ним, как с чужим.
А через день — могла стоять рядом, будто всё забыла.
Она боялась. Не его — за него.
Боялась, что если он останется рядом — тоже исчезнет.
Как исчезали те, кто был ей дорог.
Она винила себя за всё, что пережила Дина. Хотя Дина давно простила.
Больше того — теперь именно она стала эмоциональной. Человечной. Живой.
Дина больше не прятала улыбок. Не сдерживала чувств.
Она была сильной — не потому что не чувствовала, а потому что позволяла себе чувствовать.
Она была той, кто держал этот мир вместе, пока Ада пыталась не распасться.
Их дом стал настоящим домом. Не убежищем, а крепостью.
Отца Ады достали из тюрьмы и спрятали. Надёжно, глубоко.
Семья Дины даже не пыталась вернуть дочь — а брат, напротив, часто приезжал, хотя по-прежнему жил у бабушки.
Они вдвоём создали всё, чего у них никогда не было — стабильность, безопасность, друг друга.
Они стали семьёй.
Слишком идеальной — как будто сами себе не верили.
Но это была их реальность.
И всё, что было в ней — начиналось с них.
В колледже они были звёздами. В подпольном бизнесе — элитой. Теперь стояли наравне с Брайаном, не уступая ни в авторитете, ни в влиянии. Ада не раз вытаскивала дела Карла из пепла — точно, жёстко, беспощадно. Дина доводила её идеи до совершенства: просчитывала маршруты, выстраивала схемы, управляла людьми. Вместе они стали механизмом, в котором каждый винтик работал без сбоя.
Их знали. Их уважали. Их боялись.
Доминик стал душой колледжа. Бунтарь, харизматичный, уверенный в себе. У него была своя команда, бизнес, статус. Рядом с ним — Арес: богатый, шумный, с постоянной нуждой в одобрении. Он два года пытался завоевать внимание Дины — цветы, шутки, ужины. Безуспешно. Она была холодна. Сдержанна. Её приоритет всегда оставался рядом — Ада.
Когда Аде исполнилось восемнадцать, они уехали за границу. Побережье, жара, огни и аромат свободы. С ними — Доминик.
Один день — как воспоминание из прошлого. Золотое трио смеялось, дразнилось, обнималось. Ада не скрывала чувств. Даже позволила себе то, чего не делала давно — прикоснуться к нему первой.
В тот день она встретилась с отцом. Территория была охраняемой, каждая деталь — под контролем. Он смотрел на неё иначе. Без злости. С уважением. И впервые — с гордостью. Он понял: дочь изменилась. И уже никогда не станет прежней.
Через несколько месяцев наступил день рождения Дины. Карл вызвал их в офис. Без лишних слов положил на стол документы: — Клуб твой. Всё легально. Всё под твоим именем. Только не устраивайте катастрофу в первую же неделю.
Это было начало новой эры. Их мир. Их правила.
Вечером клуб наполнился светом, музыкой и голосами. Дина смеялась свободно, как давно не смеялась. Даже Брайан появился в костюме. Карл — как всегда — сидел в тени, молча наблюдая за происходящим, с сигарой в руке. Ада — танцевала. Не думая. Не сдерживаясь. Живая.
Это был их вечер. И никто, ни один человек в этом зале, даже не догадывался, какие тайны скрываются за образами двух безупречных девушек, что по утрам сидели в первом ряду на лекции, с идеальными зачётками и отточенными ответами.
Они выбрали эту жизнь. Построили её. Подчинили.
Но даже за безукоризненной маской — боль не умирает. Она просто прячется глубже.