Глава 18
Глава 18
Боль впиталась в стены. Пропитала пол, стекла, кожу. Воздух был густым, будто из сиропа, сваренного из страха, безысходности и невыносимой тишины. Она заполнила каждый угол. Каждый вдох давался с усилием, каждый взгляд был острым, как лезвие.
Карл стоял в стороне, будто чужой в этом мире скорби. Его пальцы вновь нашарили зажигалку - ту самую, Ады. Он не открывал её, не щёлкал, просто держал в ладони, словно это могло удержать хотя бы тень её присутствия.
Но когда его взгляд упал на Дину - сердце сжалось. Она сидела на полу, бездвижная, как выжатая изнутри. Плечи подрагивали, но она не плакала - её боль была тише. Опаснее. Глубже. Глаза её были открыты, но будто не видели. Руки, опущенные вдоль тела, слабо дрожали, словно в них больше не было жизни.
Карл подошёл. Осторожно, как к раненому зверю. Присел рядом. Тихо, будто боялся расплескать остатки её надежды:
- Дина... мне жаль.
Её голова медленно поднялась. Волосы, упавшие на лицо, скрывали глаза, но он уже чувствовал - она закипает.
- Жаль? - прошептала она.
И вдруг вскочила. Как пружина, сорвавшаяся с места. В её движении не было силы - только отчаяние, доведённое до предела.
- Тебе жаль?! - закричала она и со всей силы ударила его кулаком в грудь. - Ты её никогда не принимал! Ни разу! Ты отталкивал её, ты игнорировал, смотрел на неё как на проблему, как на помеху! Всегда!
Карл чуть пошатнулся, но не ответил.
- Она... - голос её дрогнул, - она тянулась к тебе. Старалось, чёрт побери! А ты... ты даже не посмотрел! Просто ждал, когда она исчезнет сама!
Она ударила ещё раз - слабее. Потом снова. Уже не в грудь, а куда попало - по плечу, по локтю, по воздуху. Это были не удары, а попытки не сломаться.
- Ты не имел права... ты не имел права терять её вот так, - прошептала она, а потом осела на пол. Рухнула, словно тело больше не держало вес её горя.
Брайан бросился к ней, осторожно поднял, прижал к себе. Она не сопротивлялась. Только тихо всхлипывала у него на груди.
- Дыши, - прошептал он, гладя её по волосам, - Дина, слышишь? Просто дыши. Мы с тобой. Я здесь.
Карл остался на коленях. Он не отводил взгляда от Дины. В её словах было слишком много правды - и слишком много того, чего он сам себе не позволял признать. Он чувствовал, как внутри всё проваливается в пустоту. Ада всегда была для него сложной - но теперь, когда она исчезла, вдруг стало страшно ясно, насколько многое он упустил.
Арес, стоявший чуть в стороне, смотрел на всё это с растерянностью. Он выглядел чужим, выброшенным в эпицентр трагедии, которую не мог понять. Он тихо подошёл к Доминику, опирающемуся о стену. Тот не двигался. Его глаза были открыты, но смотрели сквозь. Туда, где была Ада. Где была жизнь.
- Дом... - осторожно сказал Арес. - Ты... ты как? Я не понимаю. Вы говорили - авария...
Доминик не ответил. Его лицо побледнело. Губы побелели. Он вдруг резко сжал виски ладонями, как будто его сознание раскалывалось.
- Доминик? - голос Ареса стал встревоженным. - Эй, ты меня слышишь?
И в следующую секунду Доминик осел. Скатился вниз по стене, тело резко дёрнулось в судороге. Его дыхание стало рваным, лицо - залитым холодным потом.
- Врача! - заорал Арес, оборачиваясь к коридору. - Ему плохо!
Паника. Шум. Вскинулись головы, побежали ноги. Медики, которые дежурили рядом, бросились к нему.
- Держите его! - крикнул один, - отойдите! Дайте место!
Дина рванулась вперёд, пытаясь прорваться к Доминику, но Брайан остановил её.
- Доминик! - кричала она, - Дом, пожалуйста!
- Он в шоке, - сказал один из врачей. - Давление падает. Он потерял сознание. Унесите его!
Карл остался в дверях, прижав ладонь к губам. Он не мог вмешаться. Он не мог помочь. Всё, что происходило, было словно сценой из кошмара - длинного, вязкого, бесконечного.
Арес стоял в стороне, и только теперь в его глазах появилось настоящее понимание: боль здесь не выдуманная. Это не сцена, не преувеличение. Это разрушение. Это смерть. Это - любовь, которую они теряли, каждый по-своему.
Доминика отнесли в бокc - белая палата, как камера. Он лежал на кушетке, неподвижный. Капельница, пульс, голоса врачей - всё это звучало фоном, будто где-то далеко.
- Шоковое состояние. Потеря сознания на фоне острого стресса. Надо стабилизировать давление, - шептал один из медиков, подключая капельницу. - Он может не выдержать второго удара.
И никто не знал, где грань, за которой второй удар может случиться.
Шум шагов ворвался в коридор, будто сам воздух не выдержал ожидания. Быстрые, рваные, почти истеричные - они звенели эхом между холодных стен, заставляя всех замереть. Из палаты выскочил врач - молодой, но уже уставший, с лицом, на котором боль и надежда боролись друг с другом. Белый халат был мят, волосы торчали в разные стороны, а в глазах полыхал тот редкий, выжженный свет, что появляется только в переломные моменты между жизнью и смертью.
- Где они?! - голос его сорвался в хрип. - Где родные? Пусть подойдут. Немедленно!
Никто сразу не понял, о чём речь. Но врач смотрел прямо на Дину. В этот миг она будто вынырнула из ледяной воды - в глазах всё ещё стояли слёзы, ресницы дрожали, лицо было измучено.
- Пульс... - врач тяжело дышал. - У неё снова появился пульс. Она не пришла в сознание, но... сердце бьётся. Это похоже на медикаментозную кому, мы удерживаем её в стабильном состоянии. Пока всё очень хрупко. Но она... она борется.
Дина не сразу смогла поверить в услышанное. Её рука дрогнула, тело слегка качнулось вперёд, будто внутренний маятник потерял равновесие. Она смотрела на него, не моргая, пока не выдохнула, срываясь на дрожащий смех - короткий, ломкий, как будто сама реальность дала трещину.
- Она... жива? - прошептала она. - Правда?
- Да, - врач кивнул, всё ещё не веря до конца. - Пока не проснулась. Но да. Мы сделали всё, что могли. Теперь - только время.
Смех Дины медленно растаял, уступая место слезам, которые уже не сдерживались. Она кинулась к врачу, вцепилась в его руки - и в этот момент она была не воином, не тем вулканом, что разрывал Карла на куски, не женщиной, что держалась на злости. Она была подругой, потерянной, растоптанной, вцепившейся в последнюю нить.
- Спасибо... Господи, спасибо вам... - её голос был почти беззвучным. - За всё. За то, что не сдались...
- Мы перевели её в палату. Пока что впускаем только одного человека. Несколько минут. Потом нам нужно будет продолжить наблюдение.
Она не ответила - только кивнула. И пошла. Шла, будто по стеклу, боясь дышать. Каждый шаг - как пульс в висках. Она не знала, что увидит. Не знала, сможет ли вообще выдержать.
Палата встретила её запахом стерильности, тусклым светом и мерным писком аппаратов. Ада лежала среди трубок и датчиков, бледная, почти прозрачная, как привидение того, кем она была. Только грудь медленно поднималась и опускалась - жизнь, затаившаяся где-то глубоко, в подземелье плоти.
Дина села рядом. Аккуратно, как будто боялась потревожить её тишину.
- За что тебе всё это? - прошептала она, беря сестру за руку. Тёплые пальцы, но безжизненные, как будто она держала не тело, а след памяти. - Почему ты, Ада?.. Почему всегда ты?
Слёзы снова выступили на глазах. Она не плакала, она текла - вся, изнутри, словно её душа выливалась из трещин.
- Ты сильная, слышишь? Ты всегда была сильной. Даже когда молчала. Даже когда ненавидела. Даже когда я не понимала тебя. Только не уходи. Только не сейчас. Пожалуйста...
Дверь скрипнула. Врач снова выглянул внутрь, мягко, почти виновато:
- Простите... Нам нужно провести процедуры.
Дина кивнула, тяжело поднимаясь. Пальцы ещё раз коснулись руки Ады.
- Я рядом. Всегда, - выдохнула она. - И если ты сейчас сдашься, я за тобой приду. Услышала? Не смей меня бросать.
Она вытерла глаза рукавом и вышла, оставив за собой палату, где стучало чужое сердце, но жила её надежда.
Коридор снова встретил её болью. И как только она вышла - ноги понесли её в другую сторону, туда, где остался Доминик. Он... он тоже. Его лицо, когда он оседал на пол, тело в судорогах, его имя, которое она кричала - всё это сверлило внутри, как раскалённый штырь.
Она бежала. Почти падала, цепляясь за стены, ловя дыхание, будто каждый вдох вырывали у неё обратно.
- Дина! - позади раздался голос Брайана. Он догнал её, перехватил за плечи и обнял, крепко, с силой. - Она жива. Всё хорошо, слышишь? Жива. Дыши.
Дина обняла его в ответ, но не сказала ни слова. Слёзы струились по щекам - не облегчения, а боли, потому что всё только начиналось.
А Карл остался один. В коридоре, полном теней. Он не шёл за ней. Не кричал. Только выдохнул - тихо, глухо. Потом поднял голову, повернулся и пошёл в сторону отделения. Там, где врачи. Там, где лежали ответы, которых он так отчаянно избегал. Теперь - уже поздно. Теперь - нужно было выстоять.
Карл шёл по коридору, будто через болото. Каждый шаг тянул за собой невидимую тяжесть - усталость, страх, вину. Всё спуталось в груди, как свитки чёрной проволоки. Он не знал, куда девать руки, взгляд, мысли. Всё тело было слишком тесным, как клетка, в которую посадили не человека - зверя, изъеденного злостью и безысходностью.
Он почти не чувствовал ног, но продолжал идти, словно автомат. В голове - пустота, а за ней - гул, как от далёкого поезда, что вот-вот снесёт всё на своём пути. Он не верил, не позволял себе. Не радовался. Не раньше времени.
Он заметил врача - того самого, что выскочил с криком, будто нёс на себе последний кусок света. Сейчас мужчина стоял у стойки, лихорадочно что-то записывая в планшет, пальцы дрожали. Он был всё ещё внутри этой войны, между аппаратами и кровью, между смертью и дыханием.
Карл подошёл, остановился в двух шагах. Его голос прозвучал глухо, как будто исходил не из горла, а из глубины самой груди:
- Доктор. Мне нужно знать всё о ней.
Врач обернулся, чуть прищурился:
- Вы кто ей?
Карл посмотрел прямо в глаза.
- Я... один из самых близких. Таких, от которых не бегут.
Врач на секунду замолчал, словно пытаясь прочесть что-то в его лице. Затем кивнул и убрал планшет.
- Пойдём. Здесь неудобно.
Они отошли в сторону - в темноватый угол коридора, где не было ни света, ни лишних ушей. Лишь свет холодной лампы отражался в окне, словно мёртвое солнце.
- Говорите. Без лжи, без приукрашивания, - Карл скрестил руки, чтобы сдержать дрожь, будто только они удерживали его на ногах. - Я вынесу всё. Мне надо знать.
Врач глубоко вздохнул. Он уже не играл в профессионала - говорил честно, будто сам устал носить маску.
- Её состояние критически тяжёлое. У неё многочисленные внутренние повреждения. Лёгкое пробито, рёбра - сломаны, мозг получил сотрясение, есть ушиб, наблюдается внутричерепное давление. Почки травмированы. Мы потеряли её на столе дважды - сердце останавливалось.
Карл закрыл глаза. Пальцы сжались. Он молчал, будто принимал удар за ударом, не издавая ни звука.
- Сейчас она в медикаментозной коме, - продолжал врач. - Мы поддерживаем её тело искусственно: дыхание, давление, сердцебиение. Это единственный шанс дать ей возможность справиться. Возможно, она выйдет через сутки. Или через месяц. Никто не даст точного прогноза.
- А если не выйдет? - Карл выговорил это тихо. Почти шёпотом, будто не хотел, чтобы вселенная услышала.
- Мы будем бороться, пока тело позволяет. Но... это не самое страшное, - голос врача стал ниже, он взглянул по сторонам, затем чуть наклонился ближе. - Мы нашли в её крови вещество. Очень редкое. Очень агрессивное. Оно полностью нарушает работу нервной системы. По сути - разрушает рецепторы, стирает границы между болью и удовольствием, жизнью и смертью. Это не просто наркотик. Это... оружие.
Карл прищурился. Ноздри чуть вздрагивали от злости, но голос остался ровным:
- Что это?
- Мы до конца не знаем. Это не фармацевтический препарат. Это явно кустарная, возможно экспериментальная формула. Вещество действует хаотично, в зависимости от психики. У обычного человека - начинается деградация в течение суток. У неё... - врач замолчал, - она держалась. Значит, либо у неё невероятная сопротивляемость, либо она уже сталкивалась с этим раньше.
Карл побелел. Он знал. Знал, чем жила Ада когда-то.
- Что с организмом? - спросил он после долгой паузы.
- Мы начали очищение. Сложно. Почти невозможно. Вещество въедается в печень, в ткани мозга. Но шанс есть. Если она проснётся - шансы на восстановление хорошие. Да, будет ад. Будет боль, бессонные ночи, судороги, потеря памяти. Возможно, временная частичная слепота или дискоординация. Но если доживёт до завтра - значит, её тело решило жить.
Карл выдохнул. Глубоко. Медленно. Он смотрел в пол, словно под ним - не плитка, а чёрная вода.
- Насколько тяжёлым будет путь?
- Долгим. Месяцы. Она научится дышать заново. Говорить. Двигаться. Психика тоже даст сбои, мы уже видим вспышки неконтролируемой мозговой активности. У неё будет свой ад. Но мы ей поможем. А главное - вы должны быть рядом.
Карл поднял глаза. Они были чёрными, как ночь перед бурей.
- Она сильная. Но сила - не бесконечна. Если она сломается...
- ...то именно вы должны быть той нитью, за которую она уцепится, - тихо сказал врач. - Даже самые сильные тонут, если им не протянуть руку.
Наступила пауза. Звонкая, холодная, наполненная чем-то древним - страхом потерять. Окончательно.
Карл кивнул. Медленно, но с той самой решимостью, с которой когда-то шёл в бой, забыв, кто он. Он развернулся и пошёл прочь - не спеша. В каждом шаге была тяжесть, но и цель. Не молитва. Обет.
"Ты поднимешься. Даже если весь мир будет тянуть тебя вниз - я встану выше. Ты не уйдёшь. Не в этот раз. Не из этой войны."
---
Доминик медленно приходил в себя. Сознание всплывало, как из вязкой трясины, - спутанное, рваное, и всё ещё болезненное. Тяжесть в груди осталась, но теперь она пульсировала по-другому - как будто где-то глубоко внутри вспыхнул крохотный, едва заметный огонёк. Он был хрупким, как дыхание, как надежда, которую никто не решался назвать вслух.
Чья-то рука сжала его пальцы. Тёплая. Дрожащая.
- Дом... - голос Дины сорвался, но внутри него был свет. - Она жива. У неё появился пульс. Она в коме, но она... жива.
Он не сразу понял. Слова ударили в череп, отскочили, словно не нашли в нём места. Он просто уставился в потолок, как будто пытался представить себе, что это значит - «жива». А потом...
Он резко сел. Мир качнулся. Голова закружилась, но он не обратил внимания.
- Где она?! - его голос срезал воздух. - Где она?! - Он сдёрнул с себя одеяло, оттолкнул руки медсестры.
- Подождите! Вам нельзя ещё вставать!
- Я должен её увидеть! - заорал он, вырываясь.
Он выбежал из палаты, босыми ступнями грохоча по холодному полу. Халат распахивался за спиной, как крылья. Он мчался, как безумец, как зверь, как мужчина, у которого вырвали сердце и вдруг крикнули, что его можно вернуть.
Дина бежала следом, сбиваясь с дыхания, дрожа, не зная, что говорить - да и что здесь скажешь, когда вся их любовь теперь висела на капельнице и шевелилась только в отчаянных молитвах?
В коридоре они врезались в Карла.
- Осторожно, - пробурчал он автоматически, но, увидев лицо Доминика, остановился как вкопанный. Его глаза сузились. Он понял всё без слов.
На секунду все замерли. Только гул больничных ламп резал тишину.
Карл перевёл взгляд с Доминика на Дину. Их лица были израненными, как будто ими вытирали асфальт. Он медленно заговорил:
- Врач сказал, как есть. Кома. Тяжёлое состояние. Восстановление будет адом, - его голос был ровный, сдержанный, но в глазах бушевал шторм. - Но она жива.
Доминик стиснул челюсть, сжал кулаки. Эти слова разорвали его изнутри, но вместо боли принесли силу. У него тряслись руки, но сердце билось так яростно, будто оно могло вытянуть её из небытия одной только своей яростью.
Дина почти прижалась к нему плечом. Она молчала, но её дрожащие губы говорили сами за себя.
Карл обвёл их взглядом, потом - сторону коридора, где стояли остальные.
- Слушайте внимательно. Мы не имеем права сейчас развалиться.
Брайан и Арес подошли ближе. Первый был как всегда собран, второй - будто не понимал, зачем вообще здесь оказался.
- Нам всем больно, - продолжал Карл. - Но если мы хотим, чтобы Ада не просто жила, а вернулась - по-настоящему вернулась, - мы должны быть рядом. Каждый. До конца.
- Я буду, - выдавил Доминик. Голос сорвался. - Я не отойду от неё. Ни на шаг.
- И не отойдёшь, - Карл посмотрел ему в глаза. - Но если ты снова сорвёшься - она почувствует. Она всегда чувствовала. Хочешь ей помочь - будь её якорем. Будь камнем, а не штормом. Ты нужен ей стабильным.
Пауза.
Он перевёл взгляд на Дину:
- Ты её подруга. Ты - опора. Первая линия. Ты знаешь, как быть рядом, не мешая.
Дина кивнула. Слёзы блестели в глазах, но она держалась.
- Брайан, будь рядом. Успокаивай, сдерживай. Ты это умеешь. Ей сейчас нужен баланс.
Брайан молча кивнул.
- Арес... - Карл посмотрел на него, долго, изучающе. - Если ты здесь ради неё - не мешай. Просто не мешай.
Арес хотел возразить, но промолчал.
Карл тяжело выдохнул.
- Мы не знаем, когда она очнётся. Может - через дни. Может - через месяцы. Но когда это случится... - он обвёл их всех взглядом, - она должна увидеть, что её ждали. Что всё не рухнуло. Что её любовь, её боль, её сражение - не были напрасны. Поняли?
Тишина. Все кивнули. Каждый по-своему.
Доминик стоял как будто в эпицентре урагана. Тело трясло, но внутри - не пустота. Внутри что-то жгло. Желание быть рядом. Желание доказать. Желание вырвать её обратно. Он сжал кулаки до хруста.
"Я дождусь тебя. Хоть век. Хоть целую вечность."
Шаги стихали. Люди расходились. Кто-то сел на стулья вдоль стен, кто-то опёрся о холодные стены, кто-то просто закрыл глаза - потому что смотреть на яркий больничный свет было невыносимо. Всё казалось слишком громким, слишком чистым для этой ночи, выжженной болью и надеждой.
А в палате, где лежала Ада, всё было иначе.
Сначала - тишина. Не тишина, а мрак, густой, тягучий, словно вязкая чёрная вода, в которой тонет разум. Она не знала, как зовут. Не чувствовала тела. Только боль. Слабую, медленную, как пульс.
И - голоса. Шёпоты. Кто-то звал. Кто-то молил. Кто-то рыдал. Они были рядом, но она не могла дотянуться.
А потом - вспышка.
Воспоминания.
Резкие. Обжигающие. Улыбка Дины. Тяжёлый взгляд Карла. Руки Доминика. Шрамы. Удары. Кровь. Боль. Мама. Папа. Предательства. Крики. Холод. Чёрный лёд внутри неё. Пустота. И снова боль.
Сознание пыталось удержаться, но трещало по швам. Оно не справлялось.
Она не могла двигаться, но где-то глубоко пальцы едва заметно дёрнулись.
Что-то очнулось.
Но это была не она.
Это было создание, выкованное болью.
Собранное из обломков.
Сшитое страхом.
Рождённое не в любви, а в агонии.
Сознание Ады не понимало, где реальность, а где галлюцинация. Лица путались. Фразы звучали одновременно. Её память раскрывалась, как рана. Всё, что было вытеснено - всплывало. В одном месте. В одно время. Без жалости.
Её ум трескался.
Всё было слишком громко. Слишком быстро. Слишком ярко. Как будто в вену влили огонь.
Что-то менялось.
Она менялась.
Неосознанно. Необратимо.
И где-то в глубине - начинался надлом.
Безумие.
Тихое, ласковое, подступающее, как вода к горлу.
И убаюкивающее шепотом:
«Ты идёшь по краю, улыбаешься в бездну. Они сгорят, а ты - вспыхнешь. Безумие - не конец. Это ты. Это начало. Так вспомни начало.»