| Убей меня | 18+

 Делайла научилась некоторым вещам. Во-первых, она узнавала родителей, когда видела, и кривила подобие улыбки, издавая при этом радостные звуки. С ними она плакала, а с чужаками держалась особняком — молча. Также она реагировала на те звуки, которые казались ей необычными. Её пальцы любили сжимать волосы мамы и пальцы отца. А ещё Делайла чувствовала, когда что-то было не так.

Как сейчас, когда Оливия держала дочь и с грустью прижимала к груди, иногда прерываясь на короткие, лёгкие поцелуи. Им нужно было расстаться. Впервые. Надолго. Их с Коулом ожидал долгий путь в Первое на встречу с Правителем. Брать младенца с собой, так ещё и наследницу, было небезопасно.

— Если она не заснёт вечером сразу, нужно положить её рядом с собой, поближе к телу. Так она почувствует ваше тепло, успокоится быстрее и уснёт... — печально обращается к Сильве, матери Коула, которая вместе с Нилом останется в их поместье. Тут их тщательно будут охранять.

Успокаивающий взгляд отца Коула сдерживал слёзы Оливии. Что-то ей подсказывало: он приглядит за маленькой наследницей лучше кого-либо из тех стражников, оставшихся здесь.

В путь должны были отправиться они с Коулом. Бастиан вместе с командой стражников будут составлять им компанию. Также к ним присоединится стая Коула в полном составе. Отношения Оливии с каждым членом стаи оставляли желать лучшего.

Ей казалось, что Джулс лишь терпел её, так как выбор Истинной пары не обсуждается, тем более с альфой стаи. Поэтому он был вежлив и учтив, лишь изредка одаривая её тёплой улыбкой.

Эмма пропала с горизонта, и их общение почти сошло на нет. По всей видимости, как считала Оливия, на это повлиял её побег, который сказался ещё и на Веронике, близкой подруге Эммы. Их ведь поймали с поличным посреди леса. Этот эпизод ещё никто не забыл.

Вероника, высказав всем, что считает Оливию слабачкой, не сумевшей родить альфе достойного альфу-мальчика, дала понять, что ни о какой дружбе речи быть не могло. Хотя чего ожидать от той, кто в тайне, хоть и все и знают об этом, вздыхает по её теперь уже мужу?

Оставался только Томас, который не ненавидел её, не презирал и не относился со снисхождением. И всё же ему она доверяла с опаской, хотя причин на то не было.

— Я позабочусь о ней. — Сильва с нежностью посмотрела на Оливию, прекрасно понимая, как мать, её чувства и природу волнения. Омега с болью в сердце отдала дочь женщине, чьи карамельные глаза искрились обещаниями. — Да, кренделек? — тон её голоса стремительно поменял оттенок. Теперь она была полностью отдана маленькому комочку в руках.

— Оливия, — Нил обратился к ней своим тёплым голосом, а глаза, которые так были похожи на те, в которые она была влюблена, заставили омегу отвлечься на размышления о том, каким он был в молодости, — будь осторожна. Адриан Сове не тот, кому с лёгкостью стоит доверять. У Коула есть некоторые надежды и планы, но он всегда начеку. Поэтому они будут манипулировать тобой, возможно, даже провоцировать с элегантной аккуратностью. Не дай себя обдурить. — это было отцовское наставление, которое, оказалось, было так нужно услышать.

Дариан, помощник Коула, твердил о протоколах. Как встречать Правителя и его семью, в каких ситуациях стоит кланяться, как входить в торжественную залу, как входить в личный кабинет Правителя, как смотреть и как дышать. Меседу, которая вместе с некоторыми слугами отправляется с ними, говорила об этикете и нормах приличия, принятых в Первом. Но вот отцовский совет — то, чего не хватало.

— Четвёртое в почёте, поэтому относиться к тебе будут с достоинством и уважением, но ожидай худшего, потому что теперь ты часть Пятого. Они нас не любят, обвиняют в каждом своём экономическом упадке и конфликтах. И, возможно, когда они поймут, что слухи о вашей Истинности не преувеличены, тебя заденет по касательной. — Нил положил руку на её плечо и качнул головой, спрашивая взглядом, поняла ли она его правильно. Но она поняла всё ещё до того, как он закончил свою речь. — Я не хочу, чтобы твоя первая поездка туда была испорчена из-за нашей плохой репутации.

Их беседа прервалась — они оба почувствовали приближение Коула. У того оставались некоторые вопросы к Бастиану, касающиеся безопасности. А пёкся он не о своей.

— Спасибо, я буду держать это в уме, — Оливия первая обняла большого Мистера Блэйка, и он без колебаний обвил тёплыми руками её плечи.

Заставший трогательную семейную сцену, Коул не мог не улыбнуться. Его родители из всех его бывших любовниц знали только Бриджит. И она им никогда не нравилась. Подобной участи он боялся и для Оливии, но с первой минуты их знакомства было очевидно, что она та самая, которую давно нужно было привести в дом.

Как назло, отец до сих пор со строгостью смотрел на своего старшего сына по одной причине — он догадывался, что отъезд юной омеги на столь долгий период был обусловлен гневом Коула и нежеланием сделать исключение для той, кто в этом нуждался. Даже сейчас он бросил предупреждающий взгляд, в котором читалась серьёзность и нетерпимость к повторению подобной ситуации. Возможно, в Оливии Нил видел дочь, которой у него никогда не было. Так считал Коул.

— Нам пора. — произносит за спиной Истинной и двигается к матери.

Коул оставляет на щеке дочери долгий, мягкий поцелуй с немым обещанием, что они скоро вернутся. В ноздри попадает пока единственный аромат дочери. Персики. И он каждый раз думает о Кайле, который утверждает, что это лишь совпадение.

«С ней все будет в порядке», — Оливия слышит шелест его голоса в своей голове, не в силах оторваться от дочери, которую всё гладит и гладит, — «Лив, не изводи себя».

— Не могу, — вслух отвечает ему и делает огромное усилие, разворачиваясь к дверям.

Она успокаивала себя тем, что здесь Делайле ничего не грозит, и скорее в ней всё же побеждает эгоизм и материнское сверхбеспокойство. Рука альфы дарит тепло между лопаток, и становится уже менее невыносимо терпеть все эти мерзкие чувства.

— Мы идем в конюшню? — догадавшись, спрашивает омега.

Коул ничего не отвечает, лишь, повернув слегка голову, смотрит на Истинную. Оливия решила, что вопрос глупый, ведь там наверняка будут седлать Альтаира. Так оно и было. Большой и грозный Альт позволял конюху, к которому пока так и не привык, себя седлать и подготавливать к долгому путешествию. Оливия не забыла его непростой норов и удивлялась, как смогла найти подход.

— Они готовы, — отозвался конюх, поклонившись Правителю и Госпоже.

«Они» взволновали любопытство омеги, и она наконец заметила прелестное парнокопытное животное. Бурая окраска, изящно поблескивающая под светом лампад. Грива была на несколько тонов темнее всего тела. И лишь белая клякса размером примерно с ладонь Оливии окропило местечко между глаз.

Голубые глаза метнулись сразу к альфе.

«Это мне?», — несколько слов она с лёгкостью перебросила в коридор между из связанными разумами.

— Это тебе, — отвечает вслух Коул.

— Кобылу привезли вчера вечером из Второго, Госпожа. Ей скоро исполнится шесть, но она уже многому обучена. Норов спокойный, даже, сказал бы, послушный. — Конюх погладил лошадь по морде, и та не показала никакой агрессии или испуга, несмотря на то, что окружали её сейчас чужаки. — Вы можете дать ей имя, и мы занесем в свидетельство. Теперь это ваша лошадь.

— Я должна платить какой-то налог? — со страхом спросила Оливия, не готовая к подобной ответственности. Ей было достаточно ребенка, дома, слуг и титула.

Коул посмеялся, догадываясь, что его Истинная не совсем представляет состояние, которым владеет.

— Казначей заплатит налог, не переживай. — С искрящимися смешинками в голосе попытался успокоить девушку.

Теперь удивленная больше наличием казначея омега подошла к кобыле. Она умела обращаться с лошадьми, но своей никогда не имела. Эти животные ей казались умными и смышлеными, и что-то было в их глазах осознанное. Грива кобылы оказалась жестковатой, но она все же погладила её, пропуская аккуратно пальцы и натыкаясь на колтуны. Касаться морды Оливия не торопилась, не зная, как поведёт себя животное.

— Могу я подумать над именем? — тихо спросила девушка.

— Ты можешь думать, сколько захочешь. — Ответил вместо конюха Коул, — Пойдем, подсажу.

Оливия не раз говорила, что умеет залезать на скакунов и ездить верхом, но все эти разы будто бы испарялись из головы альфы, когда на горизонте появлялась возможность сказать, что он подсадит.

Вставив одну ногу в стремя, омега почувствовала теплые руки на талии, поднимающие её вверх так, чтобы она успела схватиться за рожок седла и перекинуть вторую ногу. Это мгновение было для неё всем самым важным. Это была забота. Покровительство. И любовь.

Как только они оба оказались верхом, можно было выдвигаться. Альтаир, уже знакомый с новенькой кобылой, фыркнул и отдался контролю своему хозяину. Коул, одетый в черную стеганку с серебряными и красными нитками, складывающимися в изящный узор, сидя на мощном и сильном Альтаире, выглядел величественно. Оливия не представляла, что, будучи великим и властным, Коул мог не быть Правителем. Казалось, каждый его выбор, действие и слово привели его сюда. На трон Пятого.

Взгляды ликанов, которые встретили их у ворот поместья, ласкали его. Народ гордился Коулом Блэйком. Он был надеждой, искомой так давно, и успокоением, о котором мечтали все во времена долгого и кровавого правления Роланда.

К ним верхом присоединились Бастиан и некоторые стражники из личной охраны. Ещё несколько были из штатных, которые обычно следили за порядком в Пятом. Служанки отправятся в двух каретах. Среди толпы ликанов и лошадей Оливия замечает Кайла. Её брови удивленно прыгают, но она спешит возвратить лицу бесстрастный вид. Внимание окруживших, итак, давило на неё — это вынуждало держаться холодно и отстранённо.

Кайл присоединился к их колонне, нарушая строй. Он вклинился позади омеги, которая держала лошадь рядом с Коулом. Они шли первые. Округа ликовала. Некоторые экстремалы взобрались на крыши и махали оттуда. Среди гомона Оливия могла различить лишь парочку фраз. Подбадривания и пожелания о скорейшем возвращении.

И понемногу крики гасли за их спинами, когда они миновали главные ворота и Пятое оказалось позади, теперь только удаляясь. Оливия старалась не думать об этом, чтобы грусть не запечатлелась на её лице до конца путешествия.

— Господин, — Дариан, следовавший рядом с внезапно появившимся Кайлом, заговорил, — ориентировочно, если погода не подведет и ничего не случится в дороге, мы прибудем завтра к вечеру.

Коул ничего не ответил, ему достаточно было кивнуть — так он показал, что принял информацию к сведению. На самом деле, его мысли были сейчас сконцентрированы на другом, но никто не мог догадаться, касательно чего они были.

Лес становился гуще, утреннее солнце над головами еле продиралось сквозь кроны деревьев. Ветру тоже были неподвластны густые дебри кустов, сосен и елей.

Имея странноватую привычку, Оливия вглядывалась в зелень на горизонте, но ничего не видела. Фантазия пыталась дорисовать то, чего, на самом деле, там не было. Она чувствовала, как лошадь под ней ступала аккуратно и мягко, давая надежду, что после многих часов поездки ноги не будут колесом, а мышцы не будут ныть с непривычки.

Когда Коул, прибавив шагу Альтаиру, выдвинулся во главе, а Дариан, воспользовавшись моментом некой аудиенцией (хотя волчий слух мог уловить любой шёпот в лесной тишине), поравнялся с ним, омега услышала:

— Лето уже почти наступило, — произнёс обыденно Кайл, — Знаешь, что в это время года лучше всего делать?

— Просвети меня, Кайл. — с улыбкой отвечает Оливия.

— Охотиться. — ответ доносится не только до ушей омеги, но и до её Истинного, который хмурится, стараясь слушать и Дариана, и диалог двух следующих позади ликанов, — За оленем самое то или... Ты хоть раз пробовала медведя?

— Нет? — смутившись, то ли отвечает, то ли спрашивает.

— Обязательно надо отправиться на охоту. Погоняем медведя, попробуешь мясо. Кому-то нравится, кому-то нет, но что-то мне подсказывает ты относишься к первой категории.

— Я никогда не была на охоте, а мясо только что убитого зверя ела... редко. Знаешь, в Четвёртом почти не принято охотиться стаями ради своего собственного пропитания. Охота превратилась в некий заработок.

— В Пятом можно зарабатывать тем, что принёс из леса, но это гроши. По большей части, на охоту выбираются ради забавы, ради сплочения стаи или для того, чтобы произвести впечатления. Так или иначе, в наши дни охота больше не является необходимостью. — лениво вещает Кайл.

— А как же погонять зверя? — с ними поравнялся Джулс, заинтересованный беседой, — Когда мчишься за убегающим в страхе оленем, до волка доносится бешеное биение сердца... разве это не пробуждает наши, в первую очередь, животные инстинкты?

— Оленя жалко... — прошептала Оливия, так не вовремя вспомнив, что является пацифистом, и запросто забывающая об этом, когда убитого зверя приносил домой Коул.

— Вот именно! — Кайл, не обратив внимания на фразу омеги, как и Джулс, победно улыбнулся. — Всё ради забавы! Ради острых ощущений.

— Нашему виду свойственно наслаждаться убийством ради пропитания. — Пожимает плечами бета, даже не собираясь спорить с тем, что сказал молодой альфа.

— Да, и нам не свойственны сострадание и сочувствие.

— Кайл, не суди по себе. — произнёс Коул, даже не повернув голову. Дариан вскинул брови, не понимая, в какой момент потерял внимание Правителя.

— Тот факт, что мы стёрли человеческий вид, уже говорит об отсутствии милосердия.

— Это была месть. — вновь отозвался Коул всё тем же спокойным и холодным голосом. — Подобное свойственно даже животным.

— Потому что мы и есть животные. Наполовину люди, наполовину волки.

— По-моему, ты не улавливаешь основное, — немного раздраженно отзывается Коул, — мы управляем нашими волками, а не носимся на побегушках у их инстинктов.

— Сказал тот, у кого жена Истинная. — услышав усмешку в голосе Кайла, Оливия не знала, как правильно интерпретировать её с тем, что он только что сказал.

Это не было брошено ей, скорее старшему брату, который должен проиграть спор. Ведь отрицать сказанную правду весьма сложно: Коул не выбрал Оливию по симпатии или по собственному желанию, скорее, в этом случае вмешалась воля волчья. Смешение запахов и привлекательность на клеточном уровне.

— Ликан, на своей шкуре не почувствовавший суть связи Истинных, не должен даже рот раскрывать. — Коул не повёлся на провокацию, держа путь всё также спокойно. Его голос хорошо доносил мысль, а стальной тон не позволял никому спорить, кроме младшего брата.

— О, я читал! Все мы читали, я думаю. Сумасшедшее влечение, идеальное потомство и бескрайнее счастье.

Коул, не выдержав пренебрежения в его голосе, потянул Альтаира на себя и влево, так что Оливии пришлось притормозить, как и всей колонне. Чёрные глаза встретились с такими же, наполненными как обычно смешинками и несерьёзностью.

— Главным инстинктом животных является самосохранение...

— Кайлу подобное неизвестно. — Джулс прошептал с неким весельем в голосе, но Оливии не было весело. За напускным безразличием и одного брата, и другого она увидела конфликт. Они злились друг на друга.

— Спасти себя, в первую очередь. — продолжает Коул, не замечая ни фразы своего беты, ни взгляды, обращенные к нему. — Сама природа связи Истинных подразумевает спасение пары, а не себя. Потому что потеря Истинной всегда хуже, чем мучения и страдания. Поэтому лучше отдать жизнь, чем увидеть её смерть.

Кайл с мёртвым спокойствием на лице принял поражение. Он лишь дёрнул головой, давая понять, что спорить с подобной точкой зрения довольно сложно. Почти невозможно.

— Слишком рано для этой поездки мы заговорили о смерти. — нервно вставил Дариан. — Чтобы успеть и не опоздать на встречу с Сове, надо продолжить путь, Господин.

Коул посмотрел на Оливию, и она поняла всё без слов. Слегка ударив стременами лошадь, омега поравнялась со своим альфой, оставив позади и Кайла, и их беседу.

Спор двух братьев заставил её задуматься над многими вопросами. Во-первых, отдала ли она бы жизнь за Коула? А во-вторых, если бы не отдала, сделало бы это из неё плохую Истинную пару? Единственный раз, когда они оба были перед лицом смерти, он спас её, оставшись с несколькими ликанами в лесу, а она дала дёру. Она посчитала, что он умер, очевидно, не справившись с врагами. Какое-то время спустя она отравила его, подсыпав снотворное. Все разы, когда Оливия отталкивала его, сразу слышался протест волчицы, который она годами училась подавлять.

Оказалось, что в этом вопросе её мнение было схоже с тем, что сейчас озвучил Кайл. Оливия Блэйк знала, что временами их связь овладевает ею, но, как говорил сам Коул, не влияет на чувства. Волчица заботилась о потомстве и наличии идеального партнёра, а Оливия любила ликана. Не его волка, не его титул и не их связь.

***

— Здесь недалеко находится горячий источник. — Произносит Томас.

Вечерело. На лес опускались сумерки, солнце едва проглядывалось на густом горизонте. Холодало. Дариан настаивал на том, что привал лучше сделать через час, а лучше полтора, чтобы не сбиться с временного плана. И всё же дорога измотала всех путников, даже слуг, которые всю дорогу провели в каретах. Кони могли идти и дальше, но, если не сделать привал сейчас, то завтра даже им будет хуже.

— Выйдем утром раньше на час, а привал сделаем тут. — решил Коул, указав на небольшую опушку, где с лёгкостью можно было разбить лагерь.

Часть дня прошла в напряжении, затем Джулс разбавил всё своими рассказами и байками, больше не касаясь темы охоты, с которой начался весь хаос. Кайл ретировался в середину колонны и провёл большую часть поездки в молчаливой режиме. Это не давало покоя Оливии, но она не хотела оставлять Коула. И когда атмосфера разрядилась, Коул начал рассказывать ей о Первом, точнее о своей первой поездке туда. По его рассказам, она выдалась сумбурной и необычной, потому что ликаны там сильно отличались своим холодным юмором и непроницаемостью лица. Их сложно понять, поэтому о чувствах и мнении можно узнать только из уст.

Он рассказывал об их дороге, об особенностях животных, которых они встречали по пути — обо всём, что видел. Оливии было приятно его слушать и любопытно интересоваться чем-то в ответ.

Сейчас его руки тянутся к ней, чтобы снять с лошади, и это крошечное действие заставляет её закатить глаза, но все же поддаться вперёд. Он помог спуститься на землю, пока один из слуг держал кобылу, чтобы та не сделала неосторожный шаг в сторону.

— Дариан, — Коул, не отходя от Истинной, обратился к помощнику, — прикажи разбить лагерь на поляне, слуги пусть приготовят ужин из той части запасов, которую мы взяли с собой. Стражники должны пройти территорию в радиусе одного километра. И пусть главный назначит дозорных на ночь.

— Слушаюсь, Господин.

— Спасибо, Дариан. — отозвалась Оливия, и он по-теплому улыбнулся.

Коул с ехидством посмотрел на неё, догадавшись, почему она решила его отблагодарить.

— Я ведь Истинная Госпожа, Коул. — шепнула, когда Дариан направился раздавать задания согласно озвученному приказу.

— Пойдём, Госпожа. — Коул качнул головой в сторону тёмного леса, опустив голову так, чтобы она не увидела скромную улыбку на его губах. Оливия всё же была более внимательной. — На прогулку.

— Мы будем гулять, пока все работают?

— А ты хочешь для аравы мужиков готовить похлёбку? — с вызовом посмотрел. Бровь дрогнула.

Оливия посмотрела на стражников, на стаю Коула и поняла, что не готова к подобным испытаниям. С кухней она почти не дружила, а уж умение разводить костёр у неё и вовсе отсутствовало.

— Так я и думал, пойдём.

Она последовала за альфой. Они оставили позади загорающиеся факелы, утопая в темноте. Его глаза окрасились в неоновый голубой, и омега попыталась сделать подобное со своими глазами. К её собственному удивлению, получилось легко. Мир выглядел ярче, с лёгкостью различимы были тропинки, кусты и деревья.

Коул держал её за руку, и она не боялась упасть. Медленно и лениво их пальцы переплелись. Небольшое подобное действие породило приятную истому в её груди и животе. Они уходили всё глубже. Голоса позади были поглощены кронами деревьев и кустами.

Приблизившись к поляне, покрытой высокой травой, на которую попадал первый серебряный свет восходящей, проглядывающейся Луны, пара остановилась.

— Не хочешь выгулять своего волка? — тихо спросил Коул, сжав её руку один раз.

— Я всегда хочу попрактиковать своё превращение, ты же знаешь.

— Тогда лучше нам сначала раздеться, не хотелось бы по возвращении в лагерь увидеть заинтересованные взгляды на тебе. — фыркнул альфа и взялся расстёгивать верхние пуговицы своей стёганки. — Я прослежу за твоим превращением, волчонок.

— Признайся, что хочешь полюбоваться мною в обнаженном виде. — Оливия надеялась, что он не заметить её пунцовые щёки, но он тоже был более внимательный. И её раскрасневшееся лицо ему нравилось.

— Я всегда готов раздеть тебя, — на его губах появилась хищная улыбка.

— Иногда служанки помогают мне с трудными шнуровками и тугими корсетами. Я без них никуда, — Оливия ставит свою ногу на большой камень и глазами указывает на сапог, — готов?

Она была во всеоружии услышать отказ или продолжение их словесной игры, но Коул, посмотрев на шнуровку её сапога, принял вызов. Он опустился на одно колено и, обхватывая оба шнурка, медленно начал развязывать. У омеги перехватило дыхание, когда он посмотрел на неё исподлобья. Тепло его пальцев просачивалось сквозь кожу сапога.

Рука придерживает её за бедро, пока вторая тянет сапог на себя, освобождая ступню. Оливия ставит вторую ногу на камень, и Коул всё с тем же томлением избавляет её от обуви. Несмотря на окружающую их весеннюю прохладу, им не холодно. Её глаза закрываются, когда Коул перебрасывает своё внимание и пальцы на пуговицы брюк. Расстёгивается одна, затем вторая, и его губы касаются её горячего живота.

Блаженно голубые глаза обращаются к Луне. Не растущий серп, и всё же она пьянеет.

— Мы все ещё планируем выгулять волков? — охрипшим полушёпотом спрашивает Оливия, проводя рукой по его гладким волосам.

— Думаю, после превращения наши волки не к прогулке бы перешли... А я слишком эгоистичен, чтобы позволить тебе отдаться моему волку.

— Они могут?

— Они животные с инстинктами, забыла?

— Самосохранения? — подтрунивает в ответ.

— Размножения.

— О, Боги! — стонет Оливия, когда Коул проводит языком по тонкой линии живота между шёлковой блузой и кожаными штанами.

Альфа стягивает штаны вниз вместе с нижним бельем и не может игнорировать прозрачную смазку, которая оттягивается вместе с тканью белья. Это пробуждает и его, и волка. Неоновые глаза искрятся от возбуждения.

Подрагивающие пальцы Оливии пытаются расправиться с блузой как можно быстрее, пока Коул не собирается отставать, стягивая через голову едва расстёгнутую стёганку. Он бросает её в сторону и тут же подхватывает Оливию, прыгающую на него. Дыхание обоих участилось. Во рту пересохло.

Удобно устроившись в крепких объятьях, омега чувствует падающий на их лица и оголенные плечи лунный серебряный свет. Неоновые глаза завораживают её, и пальцы сами касаются нижнего века. Они тут же гаснут, возвращая более знакомые ониксы, наполненные чем-то откровенным и честным. Коул смотрит на неё, слегка задрав голову, и любуется серебристым ореолом вокруг её макушки и вьющихся волос.

Шелковистая трава ему по колено, ей по бедро, когда он ставит омегу на ватные ноги. Они не держат её, и Оливия, схватившись за его плечи, тянет вниз. Трава поглощает их.

Коул целует пряные губы, утопая в землянике и мяте, но свой запах не выпускает. Слишком опасно. А ещё слишком прохладно. Земля ещё не успела прогреться, поэтому он, избавив себя от последней одежды, тянет Оливию на себя так, чтобы она смогла усесться на него, а не на холодную примятую траву.

— Не торопись, — шепчет у её подбородка, пока девушка своими голубыми глазами контролирует происходящее ниже.

Они так близко к друг другу, и она аккуратно подстраивается, чтобы он в неё вошёл. Выделившаяся влага позволяет альфе скользнуть внутрь легко и без дискомфорта. Оливия прикусывает губу, но не отводит взгляд от лица. Тень её головы падает на него, но ониксы продолжают светиться в темноте.

Их поднимающиеся и опускающиеся макушки, торчащие в густой траве любому наблюдателю дали бы понять, чем занята сейчас пара ликанов. Но их головы заняты кое-чем, более интересным.

Коул не может остановить свои руки от изучения её тела, её плавных изгибов — сердце бьётся громко и гулко в груди омеги. Она поглощает его полностью, позволяя быть так глубоко, что при каждом толчке что-то приятно внутри надрывается. Чёрные волосы струятся между её тонкими пальцами. Не осталось и следа от аккуратной прически.

— Могу я... — прерывая свой собственный голос, альфа ловит скачущий перед глазами сосок и сжимает зубами, нежно облизывая розовую, сверхчувствительную кожицу языком. Оливия стонет так громко, что нашедшие покой птицы вокруге вмиг разлетаются по сторонам, — могу я уложить тебя? — он ощущал, что тело омеги накалилось — воздух вокруг потеплел. Кажется, холодная земля вот-вот не выдержит и вынуждена будет сдаться.

Оливия качает головой и, не желая расставаться, крепко целует альфу в губы. Пока их языки сплетаются, а тела путаются между собой, Коул находит в себе силы, чтобы разложить омегу перед собой, будто она ужин, который он готов съесть. Он чувствует, как сильно хочет этого. Глаза неконтролируемо окрашиваются в волчий, но спустя несколько морганий он приходит в себя вновь.

Появившиеся тотчас жёлтые, зоркие глаза удивляют его. Вместо напрашивающегося вопроса он завязывает поцелуй и нисколько уже не удивляется, скорее ликует, когда языком сталкивает с острыми клыками. Одно прикосновение пускает ему кровь. Капли попадают в горло, и Оливия широкими глазами смотрит на него. У них вкус мёда и пихты, помимо знакомого металлического. Похоже на дурман.

— Тебе ведь хочется. — шепчет альфа, протискиваясь в неё так глубоко, что она начинает смешивать стоны с просьбами не останавливаться.

— Ещё, Коул... Прошу...

— Попробуй, — продолжает он и поворачивает голову так, что её губы утыкаются в твёрдое плечо, — тебе понравится, волчонок.

Ей кажется это неправильным, но сопротивляться она больше не могла. В этом больше не находилось логичного и весомого смысла. Оливия перестаёт сражаться с голосом твёрдо мыслящей девушки и отдалась инстинктам волка. Она вонзила клыки ему в плечо и готова была поклясться, что услышала его стон. Растянутый. С наслаждением. И благодарный.

Очередная порция крови попала ей на язык, и она готова была принять её. Как назло, всё закончилось быстрее, чем девушка успела себе напридумывать. Рана под языком затягивалась стремительно и лишала её возможности наслаждаться восхитительным вкусом и дальше.

— Я хочу пометить тебя, Лив. — он требует разрешения, которого не требовал в первый раз. Ждёт, хотя глаза приобретают опасный, предупреждающий оттенок. — Помни, что больно не будет.

Они оба были на пределе, и она догадывалась, что, как только разрешение слетит с её губ, он сделает так, чтобы удовольствие охватило их тела. Это было странное, незнакомое чувство. Это была неизведанная земля, на которой она могла контролировать его. Коулу нужно было разрешение, её одобрение. От осмысления своей настоящей власти у неё закружилась голова, и она скорее прошептала:

— Сюда, — будто проверяя грани своего влияния, Оливия указала на левую грудь, туда, где билось сердце.

Послушный Коул, наращивая темп, тем самым унося её за пределы этой тесной, крошечной поляны, был готов сделать одно из священных действий. Пометить Истинную. Передать ей каплю силы альфы.

Именно там, где омега коснулась своей груди, он выпустил язык и хорошенько вылизал кожу. Его слюна затянет рану быстрее.

Она была готова, двигаясь бёдрами навстречу, пока всё его чуткое внимание было приковано к её колышущейся груди. Больше он не водил её по грани удовольствия, то приближая, то отдаляя. Теперь Коул готов был толкнуть её в эту пучину, просто искал подходящий момент.

— Коул! — выкрикивает его имя, и тогда он впивается зубами в грудь, прикусывает плоть и поглощает запах вместе с кровью.

Он изливается глубоко внутрь, пока она дрожит и сжимается вокруг него, не в силах не шептать, как заведенная, его имя в священном бреду. Коул помнит об обещании, что больно не будет, против своей воли разжимает челюсти и торопится зализать рану. В голове прокручиваются воспоминания, как он чуть ли не потерял её в прошлый раз. Сейчас нет связи с Питом, и Оливия не может забеременеть, так как пьет отвары. Эта метка не должна принести чего-то страшного.

— Странно, — шепчет она с закрытыми глазами, расслабленно откинувшись на спину, — то, как ты вылизываешь укус.

— Не хочу, чтобы тебе было больно, когда открытую рану начнут натирать ткани твоей одежды. Место не самое удачное. — внимательно альфа смотрит на два полумесяца своих зубов и с радостью замечает, что рана затягивается. Слюна сработала.

— Всё же мы волки с инстинктами, которые не можем объяснить, — приходит к подобному умозаключению, до сих пор лежа перед ним с ощущениями затухающей пульсацией внутри.

Коул ничего не отвечает, лишь хмурится, хорошо понимая, к чему отсылают слова Истинной.

— Моя метка... — грустно Оливия замечает, что на его плече осталась лишь кровь.

— Омега не может пометить альфу. — он тоже смотрит на плечо, хотя, на самом деле, сразу после укуса почувствовал, что рана затягивается. Для него это не сюрприз, — За счёт быстрой регенерации это невозможно.

— Но у альф бывают шрамы, — напомнила ему и подумала о Кайла, чья спина, тело и даже лицо были испещрены подобными метками.

— Глубокие раны могут не затянуться до конца, но укус — это поверхностная рана. Ты, можно сказать, меня едва поцарапала. — широко улыбается и вместо того, чтобы наконец встать, он наваливается на Оливию всем телом, всё ещё находясь внутри. — Если тебе так хочется пометить своего Истинного, лучше возьми раскаленный меч, и возможно, тогда что-то останется.

— Высеку своё имя на твоём лице. Как тебе такая метка?

— Тогда все будут называть меня твоим именем.

Коул наконец встал. И теперь омеге показалось, что воздух вокруг холодный, а ей стало зябко. К счастью, обнаженный альфа в первую очередь направился к тому месту, где она оголялась, чтобы взять её вещи и принести хозяйке.

Она скорее юркнула в блузу и штаны, но дрожать не перестала, тогда Коул, оставив на себе только нижнюю рубаху, натянул на омегу свою тёплую стёганку.

— Знаешь, — пробубнила Оливия, когда её голова наконец показалась в воротнике стёганки. Альфа старался слушать внимательно, просовывая её руки в длинные рукава так, чтобы она не запуталась, — насчёт инстинкта самосохранения и связи Истинных... — она так и норовилась продолжить развивать тот спор. — Думаю, ты не прав.

Молча Коул посмотрел на её румяное лицо, такое красивое и очаровательное.

— Если один из пары пытается спасти другого, забывая об инстинкте самосохранения, и бесценно отдает свою жизнь, он спасает, в первую очередь, себя. От страданий. Потому что, отдав жизнь, ты обрекаешь второго на те вечные муки, от которых сбежал в Небытие. Разве нет? Ты перестаёшь мучиться, пока второй сгорает от горя и потери. Ты спасаешь себя. Инстинкт самосохранения.

Коул хмурится, потому что понимает её логику. Избавляя себя от мучений, ты обрекаешь на мучения второго. Всегда проигрыш.

— Но он продолжает жить, Оливия. Разве жизнь — это не то, что выбрала бы ты? — потерянным голосом спрашивает альфа.

— Я бы не выбрала жизнь в страдании. Если бы я знала, что потеряла всё, то потеряла бы саму себя.

— Ты — это не только твои близкие и любимые, Оливия.

— Нет, но близкие и любимые — это моя вера и надежда, мотивация и жизнь, Коул. — лёгкая рука ложится на его лицо, освещенное лунным светому — Так что не умирай, пожалуйста. — улыбается так, чтобы он отпустил этот разговор, перевёл всё в некий юмор, как будто они беседуют о небылицах. — Тем более, должны ли мы терять друг друга?

Коул промолчал, потому что знал одно: он не тешит себя надеждами, будто они умрут в один день. Эта мысль как раз и была той самой небылицей, в которую он отказывался верить.