Дыши мной

Отец — это тот единственный мужчина в жизни девушки, которого она впервые полюбила, когда только раскрыла свои маленькие новорожденные глазки, это тот, кто учит свою хрупкую дочку постоять за себя, хотя знает, что она не мальчик; он всегда обязан стоять за свою дочь горой, порвать любого, кто заставил появиться слезам на щеках его девочки. Всегда быть защитником. В глубине души я мечтала об этом с того самого момента, когда узнала правду о своём, поступившем как сволочь, отце. Даже встречаясь с Аланом, и не будь наши отношения обречены с самого начала и мой отец был хоть как-то исправен, то уверена, что Алан ему понравился и всячески пытался бы отговорить моё сердце, которое полностью отдалось в руки юному палачу — Дилану Уильямсу.

Только вот всю жизнь мне с матерью, а позже с Мелани, пришлось крутиться самой. Чертов замкнутый женский круг.

Смотря на своего биологического отца, я не сразу узнаю его, даже вспоминая пыльные, семейные альбомы, валяющиеся на чердаке. Его волосы отдавали поблескиванием седины, лицо давно покрылось морщинами, лишь грязные, зачёсанные волосы сверкали тёмным блеском, как у меня. В этот самый момент внутри ничего не надломилось, как обычно. Даже не шелохнулся маленький клубочек израненной души. Мне было все равно.

— Если ты пришёл узнать, скучала ли я по тебе или оплакивала, допуская мысль, что ты мёртв, то мой ответ - нет, — кинув небрежный взгляд на поморщенное лицо своего вернувшегося отца, я закрываю дверь дома.

— Даже не пригласишь на чашечку чая из вежливости? — спрашивает он в тон мне, а я всеми частичками тела ощущаю желчь и отвращение, исходящее от него.

Поправив сумку на плече, я убираю папку с доказательствами об ужасном избиении Мелани и спешу прочь от мужчины, который был мне выше горла отвратителен.

— Подожди, Хейден, — больно сжав запястье, он разворачивает меня к себе, обращая все внимание. — Мне нужна помощь.

И эти слова выбивают меня из колеи. Я резко одёргиваю руку, чувствуя, как сильно горит кожа от прикосновений этого мужчины.

— Я столько лет смотрела, как моя мать выпивала бутылку за бутылкой, не видя грань проблемы. Я со слезами уходила из дома, потому что она написала отказную об ответственности обо мне, я жила все это время, даже не зная, что ты сбежал с собственной любовницей! Какая же помощь тебе понадобилась, если столько лет она была нужна мне с моей погибшей матерью! — глаза тут же наполняются слезами, а на мой крик оборачиваются соседи, мотая головой и смотря на меня, как на умалишённую.

К сожалению, мои слёзы и накопившиеся за столько лет эмоции никак не трогали этого человека. Я нервно сглатываю, вновь убеждаясь в своих выводах о нём.

— Я просто хотел быть счастлив...

— Счастлив? — перебив его, я была готова отвесить звонкую пощёчину собственному отцу. — Мы должны были быть твоим счастьем, а ты взял и увёл женщину, которая ради тебя идиота бросила новорождённого ребёнка и человека, который любил её больше своей жизни!

В какой-то момент я одёргиваю себя. Чтобы не сделал этот человек, он был моим отцом. Человеком, кровь которого текла и во мне, а свою внешность и характер тоже отчасти я унаследовала от него, но эмоции брали верх. Всё, что так долго копилось внутри, как откладываемая на потом уборка, а пыль скапливалась в целый ком, так словно и мои чувства: переживания, боль и утрата. Я хотела найти хоть одного человека, который так же понял меня, но даже собственный отец оказался не этим человеком.

— Не забывайся, с кем ты разговариваешь, — вновь схватив за больную руку и притянув к себе, злобно проговаривает мужчина. — Я никогда не жалел о содеянном и не буду, но и не тебе, маленькой паршивке, учить меня этому! Твоя мать сама довела себя до такого состояния, и я не виновник всего торжества.

Лицо обожгло от его злости, которую он буквально выплюнул в меня. Я знала, что должна быть сильной, но уже показала слёзы перед этим человеком, а ему всё так же было всё равно, и дальше я пыталась держаться изо всех сил.

— Ну, раз всё так и не ты виновник всему этому, а я маленькая паршивка, то больше нам говорить не о чем, — сдерживая вновь накатившие слёзы, я отскакиваю от него, как от огня. — Бери все свои чемоданы, которые ты привёз после долгого путешествия, и проваливай. Я видеть тебя не хочу.

И всё. Развернувшись, я словно отвернулась от двери с огромной вывеской "прошлое", которое так отчаянно пыталось утащить за собой. Чувствуя на своей спине прожигающий взгляд, я чуть ли не неслась по дороге в городской участок, нервно печатая смс-ку Уильямсу-старшему, что мой отец только что появлялся у порога моего дома.

Получив короткое и отвратительное:"Я позабочусь об этом. Спасибо, юная Гвен". Я дала волю слезам, что так нагло подставила своего родного человека, даже если у него не осталось души.

***

В рабочие дни в полицейском участке было не протолкнуться. Складывалось такое ощущение, что в выходные преступность в Нью-Йорке решается на отдых. С горем пополам я выстояла огромную очередь и после долгого гудения в ногах услышала лишь ответ, что Мелани была опрошена сегодня с утра в больнице и дело уже велось, но лицо нападавшего не увидела, потому что удар пришёлся со спины, а потом она потеряла сознание, поэтому против уважаемого муженька Миссис Нил не было никаких весомых доказательств, кроме кучи бумажек и бессмысленных догадок юной девицы, из-за чего толстый полицейский с бумажным пакетом полных ароматных пончиков даже и не стал меня слушать, периодически косясь на свой остывающий обед.

Так я и вышла с гудящими ногами и расстроенная, получившая сообщение от лечащего врача Мелани, что больше толку держать её в больнице нет, а срок с деньгами стремительно поджимает, поэтому, сославшись на долгие переводы банков и волокитой с крупными деньгами, я направилась в сторону кафе недалеко от школы, чтобы ненароком вновь не встретить своего отца, но далеко не ушла...

— Простите, — врезавшись в прохожего, я извиняюсь, подняв голову. — Ты?

Сразу же ощутив знакомый табачный запах, я особо не морщусь, ведь он стал таким родным, и сердце тут же сжимается в узелок колкой радости. Не знаю, как ему это удавалось, но каждый раз он был прекрасен. Его лицо было спокойным, а в руках тлела половинчатая сигарета из пачки дорогого "Marlboro".

— Я смело посмеюсь человеку в лицо, если он скажет, что это судьба, — ловко выхватив дымящийся вред для человека, я целюсь в мусорку, но не попадаю. — Так ты следишь за мной?

— Во-первых, Каррингтон, это наглость, — кивнув на валяющеюся сигарету около мусорки, парень открывает пачку, закурив новую. Мимо нас проходит полицейский, вышедший из здания и попросивший у Уильямса сигарету. — Во-вторых, я за тобой не следил, а эти чёртовы копы забрали мой мотоцикл на штраф-стоянку, да и ещё прав хотят лишить, индюки.

Рядом стоящий полицейский удивлённо перевёл взгляд на Уильямса.

— Извините, он просто сама любезность...

— Нет, они просто задели мою гордость, — быстро докурив сигарету и не промазав, в отличие от меня, он хватает меня за руку. — Без обид, мужик, но вы иногда реально такие сволочи, — прикурив мужчине в форме, который рыскал по карманам в поисках зажигалки, я чуть не давлюсь смехом.

— Кажется мне, что не видать тебе твоего мотоцикла и прав, — говорю я посмеявшись, и мы отходим подальше от участка.

— Что? Я просто привык говорить правду, да и тем более, он особо-то и не обиделся, — на его лице появляются ямочки, и он вмиг становится серьёзным. — Я слышал про твою тётю. Я так понимаю, ты туда шла именно поэтому?

Я хмурюсь. Интерес Уильямса заставляет меня насторожиться, неужели он вызвался помочь? Каким бы гнилым не был этот молодой парень, в его глазах я замечаю ненаигранное переживание и желание помочь. Я неохотно киваю, и парень снова закуривает сигарету, а я, задумчиво смотря на него, удивляюсь, как он ещё не выплюнул остатки своих лёгких.

— И я так понимаю, что тебе нужны деньги? — я снова киваю, надеясь, что он не заметит. — Я, конечно, не благотворительный фонд, но пару тысяч долларов могу тебе накинуть.

— Мне не нужна твоя помощь, — резко ответив, я вновь вылавливаю из его рук сигарету и выкидываю куда-то вдаль, от чего Уильямс убивает меня одним своим взглядом. — Накинуть ты можешь своему очередному дружку на дешёвое пиво, а мне не нужны твои деньги, Уильямс.

Да, внутри я призналась себе в том, чего не могла произнести вживую — Дилан Уильямс не плохой человек, но наломал много дров за столь короткий срок своей жизни. Желание помочь я разглядела в нём давно, но не знаю, с какого именно момента. Возможно, с того, когда все частички моего тела трепетали от его прикосновений, голоса и лёгкого аромата, исходящей от слегка загоревшей кожи. Я отказалась не из-за глупой теории о том, что если ты симпатизируешь человеку, то ему кажется, будто ты его ненавидишь. Я просто отказалась. Ведь не всегда люди готовы принять что-то хорошее от тебя, многие это дело просто оставят позади себя, а другие захотят снова помочь другим. В отношении Уильямса я надеялась на второй вариант.

— Пойдём в клуб? — неожиданно выпаливает парень, и я выгибаю бровь в качестве немого вопроса. — Да ладно тебе, Каррингтон, до моего появления все в школе трепались о том, какая ты хулиганка, обижаешь учителей и неверную директрису, а по выходным разбиваешь выпитые бутылки с текилой.

Где-то глубоко внутри кольнуло от воспоминаний о прошлом, но только потом я осознаю, как сильно изменилась.

— А потом пришёл ты и переплюнул меня, превратив машину бедного учителя в кусок отбивной и, тем более, это было давно, и стоп... Ты сказал неверной директрисы?

— Ну-у, это долгая история, — Уильямс пытается скорчить лицо невинного ангелочка, но получает от меня кулаком в плечо. — Ладно, помнишь тебя отстранили от учёбы? — я киваю. — Так вот, тогда ты ждала меня на парковке, мне пришлось отдуваться за тебя, чтобы тебя не отчислили.

— Ты спал с Миссис Нил?! — я чуть ли не кричу на всю улицу от удивления, а пролетевшие кусочки моей фантазии заставляют почувствовать уколы небольшой ревности, и я готова разбежаться и удариться головой об каменную стену полицейского участка. — Это же омерзительно!

— Ну надо было как-то в конце концов задобрить её, а против моего обаяния даже старушка по соседству не устоит, — Уильямс подмигивает мне. — Так ты пойдешь со мной в клуб? Надо же на кого-то дешёвое пиво закупить.

— Моя тётя, возможно, не сможет ходить всю оставшуюся жизнь, а ты предлагаешь мне ходить по клубам? — недовольно спросив, я скрещиваю руки на груди.

Уильямса я переубедить так и не смогла, поэтому окончательно сдавшись, я надеялась, что он передумает, но после того, как он пообещал заехать вечером, я обречённо вздохнула, наблюдая, как он заходит в участок, а по пути до дома, я думала над тем, какая последовала реакция, если бы Дилан узнал о том, что мой отец по-настоящему виноват в том, что родная мать бросила его, как и мой отец, а я даже хожу с ненастоящей фамилией и именем.

Эти мысли сразу же вылетают из моей головы после мыслей о том, что я смогу окончательно его потерять.

***

В мире существует поистине три самые страшные вещи: лишиться возможности дышать, видеть и ходить... Эти вещи были взаимосвязаны друг с другом. Без них ты бы не мог увидеть красивый закат летней ночи и вздохнуть полной грудью этот головокружительный запах, стоя на влажной траве поля, ощущая, как она щекочет ступни.

Самое страшное для Мелани было не потерять возможность ходить, а стать обузой для своих близких. Она боялась этого, как огня. Мысль о том, что меньше месяца назад она была успешным адвокатом, красивой женщиной, а теперь из-за желания восстановить справедливость она не чувствовала абсолютно ничего ниже пояса, и эта мысль медленно убивала её.

С самого вечера, как я забрала её из больницы и привезла домой, она была сама не своя. Отказывалась есть, а с её лица спала та жизнерадостная улыбка сильной женщины, которая забрала меня и не покидала до сегодняшнего дня, но сейчас, в эту же минуту, она не хотела разговаривать даже со мной, и я корила себя в том, что хочу всей душой помочь ей, как она когда-то помогла мне, но мои возможности связывали руки.

Выпив лишь один стакан морса и то кое-как, Мелани пыталась стойко принять ванну, в которую я пыталась посадить её почти час, ведь у нас даже не было специального оборудования, кроме инвалидной коляски, и так отслужившей уже очень много лет пациентам больницы, поэтому спать Мелани пришлось в зале, напротив догоравших угольков камина.

Отчасти я гордилась Мелани, что она не кидалась в истерику от того, что не чувствует ног, но смотреть на неё все равно было больно. Я не понимала этого до конца, ведь она всё время молчала, а на вопросы, будет ли она есть, она только кивала или мотала головой.

Иллюзия стойкой женщины, не потерявшей мужественность, разбилась в тот момент, когда, сидя в своей комнате и пытаясь придумать вариант, где ещё найти деньги, внизу мне послышались звуки падающих осколков стекла. Тут же рванув из комнаты, я бросилась вниз по лестнице.

— Ты что творишь?! — забежав в ванну, от куда и слышался весь шум, я увидела Мелани, пытавшейся дотянуться до осколка зеркала, в которого по всей видимости запустила металлический стакан с зубными щётками .

В накатившей панике я бросилась к ней, схватив руки и осматривая их со всех сторон, как бы не успела ли она поранить себя. Но Мелани отталкивает меня.

— Уйди отсюда, Хейден! — кричит она, подняв свои красные заплаканные глаза, а мое сердце до боли сжимается. — Дай мне это сделать!

Пытаясь оттолкнуть меня и часто вздыхая, Мелани пыталась дотянуться до одних из крупных осколков, но на каждую попытку я лишь дальше отодвигала кресло с ней.

— Прекрати, Мелани, — вывезя её из ванной, я пыталась достучаться до неё. Мелани никогда не приветствовала накладывания рук на себя, даже своих клиенток, защищавших в суде, она доносила им то, что их жизнь не стоит какой-то подвёрнутой ноги под названием жизнь на ступеньке проблем.

— Что прекрати?! — её рыдания были готовы превратиться в самый настоящий нервный срыв. — Я не чувствую их, Хейден, понимаешь? — она судорожно била себя по ногам. — Я не чувствую ног! Я не могу встать и спокойно принять ванну, а тебе приходиться таскать меня, как мешок с костями! Сколько тебе это придётся тянуть? Я твой опекун, а не ты мой!

Окончательно разрыдавшись, Мелани схватилась за волосы, роняя на коленки маленькие солёные капли. Усевшись рядом с ней, я попыталась взять её холодные руки в свои.

— Вот именно, Мелани, что ты мой опекун, ты должна быть со мной, оберегать и наказывать за ночные походы в клуб, — я усмехаюсь, вспоминая, когда обижалась за это на неё, — но что ты делаешь сейчас? Ты выбрала путь слабого человека. Решила отдать свою жизнь, не думая обо мне. Мне тоже больно, и я не резиновая, но пойми, какого бы сейчас было мне, если бы я нашла твой труп в ванне?

На секунду я замечаю по её глазам, что она задумалась.

— Лучше один раз переболеть, чем всю жизнь смотреть и мучаться, — утерев рукавом свитера вновь полившиеся слёзы, Мелани поднимает на меня взгляд. — Я не хочу такой жизни для тебя.

И мои надежды разом разбились.

— А я не хочу жизни без тебя! Подумай об этом, когда в следующий раз будешь обдумывать убийство самой себя.

А дальше снова ничего. Она снова молчала, лишь изредка я слышала её плач в комнате, а под конец вечера ещё большим ударом для неё стала потеря работы, где большее количество сотрудников, стоящие выше, признали Мелани недееспособной к дальнейшей работе и добивающей фразой о том, что адвокат в инвалидном кресле не внушает доверия и профессионализма.

Тогда таких истерик было по две-три за ночь, и мне пришлось быстро добежать до ближайшей аптеки, в надежде успеть до того, пока Мелани ничего не натворила, и купить успокоительного. Только после него Мелани уснула, а я ворочалась с одного бока на другой, пока меня окончательно не осенила идея, где взять деньги.

Вскочив с кровати, я снимаю телефон с зарядки и быстро пролистываю список контактов, ища в нём номер Джо. Девушка ответила сразу, ведь в такое время она только закрывала кафе после долгой уборки. Выслушав быстрый рассказ, явно успев уловить не всё из него, она вынесла вердикт:

— Я не знаю, Хейден, это всё очень долго. Тем более, я не смогу продать твой дом в Портленде, когда ты с документами в Нью-Йорке и покупателей тебе придётся выбирать самой...

— Джо, я прошу тебя, — взмолилась я. — Тебе ничего не надо кроме того, как подыскать подходящих клиентов и накрутить цену, только чтобы они согласились точно. А с документами я приеду сразу же, как ты мне позвонишь.

Девушка долго молчала, а я изводилась, нервно стуча ногой по полу. В конце концов она сдалась.

— Хорошо, но только тебе придётся приехать в ближайшие дни, а лучше завтра, ведь тебе придётся разгрести весь бардак, который навела твоя мать, — слишком резко вылив воспоминания о рассказе смерти своей матери Джо, старые раны вновь закровоточили. — Прости.

— Ничего, ладно. Я что-нибудь придумаю и созвонимся завтра.

— Хорошо. Спокойной ночи, Хейден.

— Спокойной ночи, Джо.

Попрощавшись, я была уверена, что, свалив небольшой, но все же груз со своих плеч, я спокойно усну. Но нет.

Не успев убрать телефон, на экране высвечивается короткая смс от Дилана: «выходи».

Вздохнув, я хотела спуститься и выбросить телефон в мусорку, сделав вид, что ничего не заметила, но Уильямс, как зная меня, прислал следующее сообщение о том, что ждёт напротив дома. Поэтому бежать уже было некуда. Набросив осеннюю куртку, я тихо выхожу из дома, чтобы случайно не разбудить Мелани.

В темноте, при свете яркой луны, я замечаю Уильямса, стоящего напротив своего блестяще вымытого мотоцикла. Я усмехаюсь тому, как быстро договорившись, он успел забрать его, да ещё и помыть.

— Ты готова? — ехидно улыбнувшись, спрашивает он.

— У меня идея получше, — подойдя к нему, я смотрю на датчик топлива в мотоцикле. — Мы едем в Портленд.