17 глава - Мама.
Лайла
Я знаю, что все-все смотрят на нас, в первую очередь — на меня, и мне от этого слишком трудно дышать. Хочется снять платок на себе, хотя бы чуть-чуть спустить молнию на платье и просто отдышаться.
— Умничка, — говорит мне отец, и в мою голову приходит осознание того, что он делает это впервые в моей жизни.
Абу Бакр улыбается мне и уже слишком долго смотрит прямо в глаза. Я бы не против, если так посудить, однако это навлечет за собой беду.
— Я... — Зайд что-то хочет высказать рядом со мной, но меня это мало кого интересует. На самом-то деле я вовсе не ожидала и его тут увидеть. Он вроде бы сегодня хотел сходить со мной на свидание, но я отказалась, так как отец никогда мне этого не позволил бы.
— Лайла, ты... — Абу Бакр стоит передо мной, смотрит на меня сверху вниз.
Во всех своих снах я видела его, как очень высокого и сильного мужчину. Его рост мог позволить ему дотянуться до неба и нагло своровать несколько звезд для меня, которые потом пошли бы для моей жизни, чтобы кругом все светилось и сверкало. Однако звезды – это газ и плазма, которые могут развеяться когда угодно. Поэтому надо быть и с этим очень аккуратным.
Такая романтическая обстановка кругом. Сказка, просто! А он с такой нежностью смотрит в мои глаза, что мне хочется мигом оказаться в его объятьях. Не знаю, когда именно начала придумывать себе такое влечение к нему, но мне явно нравилось представлять именно его рядом с собой.
Мужчина передо мной уже садится на одно колено, открывает черную бархатную коробку, и я сразу же вижу золотым цветом надпись «Графф». Кольцо с белым бриллиантом, очень большим бриллиантом, который переливается в свете помещения.
— Ты согласна стать моей супругой и удостоить меня стать частью своей жизни? — его низкий голос стекает медом по моим ушам, и мои ноги оттого забывают, что были даны, ибо я стояла на них.
Припоминая то, о чем говорила вчера с отцом, я начинаю мысленно складывать пазл до конца. Вроде бы полностью уже сложила еще вчера.
Значит, вот с кем мой отец хотел меня познакомить. А все сказанное после этого, значит, тоже относилось к нему.
«Сегодня свершится твоя учесть. Ты должны будешь согласиться выйти за этого человека замуж. Потому что я могу сгореть, мы все сгорим, и первыми в этом списке будут твои любимые. Твоя ненаглядная мамочка, сестренка и братишка. А затем и твой самый любимый отец.»
Я согласна. Я согласна от всей души, но отец этого не узнает. Никогда. Он будет думать, что я насильно стану его женой.
— Д-да... — выдыхаю я под общие аплодисменты и пытаюсь дотронуться до него, чтобы он встал с колена, но почему-то не могу это сделать. Я боюсь. Боюсь прикасаться к мужчинам, потому что никогда этого не делала. Тем более он. Я сама сажусь к нему на коленях, чего мой отец, вероятнее всего, и не ожидал.
Абу Бакр как всегда в темно-синей рубашке, в черных брюках и в черном плаще, накинутым сверху. Я киваю ему несколько раз, и мой избранник опять начинает превышать своим ростом надо мной, вовлекая меня за собой. Он натягивает кольцо на мой безымянный палец, показывая всем, что я совсем скоро стану его женой, а он — моим мужем. Я смотрю на свою руку, жду, пока он обожжет меня своим прикосновением и долго ждать мне не приходится. Только краешком пальцев он дотронулся до моих пальцев, как я вся вспыхнула; боюсь представить, что будет, если он заключит меня в свои руки всю и вся.
— Спасибо тебе, — выдыхает он свое горячее дыхание рядом с моим ухом, и я чувствую, как краснею от этого.
— Я рад за вас, — ледяным голосом заявляет Зайд и уходит, так и не удостоив хотя бы меня ответить себе чем-нибудь.
Следующая неделя проходит словно в тумане. Единственное, что меня успокаивало уже, как бы странно не звучало, было моей работа, мои пациенты.
В один день я становлюсь свидетелем того, как брат моего потенциального жениха встает на ноги и передвигается по палате. После этого дня я вижу, как мои другие пациенты покидают больницу здоровыми и счастливыми, таких дней у меня было уйма. Но в одну самую неожиданную для себя ночь, я до конца осознаю, что сама того не подозревая, стала частью медицины. Я понимаю полностью и на всю жизнь, что хирургия приютила меня, и моя ненависть к ней постепенно переросла в невероятную любовь.
И, да, мне бывало безумно трудно, но так получилось, что я со всем всегда справлялась и это уже больше, чем просто часть жизни.
В один из таковых встревоженных, но продуктивных дней я остановилась у палаты девочки, что привезли к нам вместе с братом после автокатастрофы. Она лежала на своей кровати, а забинтованная нога её была завязана наверху. Я заметила, что кудри ее были идеально расчесаны и усыпаны вокруг ангельского белого личика. Вероятнее всего, рядом с ней была ее уже пришедшая в себя мама. Я так на это наделась, ибо девочка вовсе ничего не ела и вообще не говорила. Она спала с тех пор, как перенесла эту чертову операцию на ногу.
— Малы-ы-ышка, твои волосы та-а-ак краси-ивы. Ты така-ая сла-а-адкая, — мой голос неожиданно для меня самой стал слаще меда, когда я зашла в ее помещение и направилась медленными шагами к девочке, пританцовывая, дабы хоть как-то развеселить унылый вид.
На минуту ее зеленые глаза загорелись и округлились. Ангельское личико отражало на себе искреннее удивление. Затем она внезапно улыбнулась и, сведя брови вместе, произнесла:
— Мама...
От этих слов я почувствовала как внутри меня все колыхнулось.
— Мама? — сначала она звучало вопросительно. — Мама! — а затем она начала звать меня к себе со слезами на глазах и криками.
Я успела к ней подбежать, пока малышка сама не спрыгнула с койки, и прижать к себе максимально аккуратно, чтобы не задеть лечащую ногу.
— Мама... Мама... Ма... — отчетливо доносилось до моих ушей тонкий голосок, который звучал до тех пор, пока она не отстранилась от меня и не взглянула в мои глаза своими мокрыми. Кучеряшка внезапно всхлипнула и челюсть ее затряслась.
— Да-да, мама тут... — пыталась я ее хоть как-то подбодрить, но у меня минут пять это явно не получалось. Я уже даже отчаялась и была готова сама с ней рыдать, пока в палату не зашла женщина лет тридцати и не подошла к нам с грустной улыбкой на лице.
— Все в порядке, доктор? — девушка начала гладить плачущую малышку по волосам.
— Она по вам очень скучала, прошу, не выходите отсюда, пока она не спит. У малышки был слишком сильный стресс за последние пять минут, пока вас не было.
— Стресс? — теперь девушка салфеткой вытирала слезы той, что все еще тряслась от слез.
— Она буквально рыдала и звала вас, мама.
— Звала?
Я кивнула.
— Неужели она заговорила?
Я опять кивнула.
— Удивительно, но она сегодня первый раз в своей жизни произнесла слово, — голос поникшей женщины прозвучал очень тихо.
— Вы ее мама?
— Я ее тетя. Мама в коме до сих пор, брат ее пришел в себя, как и отец. Кстати, спасибо вам, доктор, за все, что вы сделали для наших деток.
За секунду в моей голове появилось тысячи картинок со всем тем кошмаром, через который прошел этот маленький комочек.
Поразительно, но даже такой маленький человечек может стерпеть столькое.
***
Прошло еще две недели. Абу Бакр уехал на сборы, а я осталась в Берлине.
Мои пациенты были в хорошем состоянии, а я была счастлива благодаря этому. Сколько же дуа делают докторы и сколько же слез они тратят ради своих пациентов. Наверное, доктора понять сможет только другой доктор.
Жизнь внезапно стала какой-то не такой для меня. Какой-то красочной и желанной. Что точно со мной происходит я не могла объяснить никому, но даже отец начал со мной вести себя как-то иначе.
Он не кричал на меня, чаще всего ужинал не дома, да и видела я его очень редко за эти три недели.
На четвертую весеннюю неделю в Берлине, в первый дождь сего прекрасного времени года в мой кабинет постучались, отвлекая от истории болезни брата и сестры, которых мы собирались выписывать уже.
— Добрый день, Лимда Маавият. К вам можно? — спрашивает старикашка со сгорбленной спиной, держа в руках планшет и какие-то бумаги. Я вскочила с места и с улыбкой пригласила старшего к себе. Мужчина благодарно сел за почетное место, которое ему предоставили, и положил все из своих рук на стол перед собой. Потом он потянулся к карману медицинского халата на себе и вынул оттуда белый платок. С выдохом по-старчески протер лоб и удивленно уставился на протянутый себе стакан воды.
Конечно я, уже понимая, что в его годы нельзя слишком утомляться, набрала воды из графина и с улыбкой поставила стакан перед стариком. Взрослым людям нужна забота и поддержка в таком возрасте.
— Да благословит тебя Бог, — произнес старик слабо и сделал жадные глотки жидкости. Он опять выдохнул и улыбнулся, демонстрируя импланты вместо зубов. — Сахарный диабет дает о себе знать, дочка.
— Пусть Аллах вам облегчит. Я могла бы и сама к вам прийти, если вы дали бы знать мне... — я сощурилась, глядя на бейджик, и прочла, — Александр Николаевич.
— Нет-нет. Мне надо ходить побольше. — он сделал паузу на минуты две уж точно, я даже уже хотела вмешаться в это неловкое молчание, когда тот продолжил. — Спасибо вам огромное за этот вклад, что вы внесли в нашу больницу. С вашего появления многие наши пациенты выздоровели. И еще удивительно то, что все дети живы-здорово. Благодаря Богу и Вам, Лимда Фаавият.
— Да это моя работа. Ничего такого я и не сделала, — немножко улыбнулась я, глядя на него и погладили подушечками больших пальцев край халата на себе.
— Сделали. И много чего сделали. А теперь, Лимда Маавият, мы вас просим поехать кое-куда. Это не займет много времени. Максимум три-четыре для. Перелет, еду и место проживания вам оплатят.
— Ну... Я бы с удовольствием, только тут в меня не будут ли нуждаться?..
— Будут, конечно же. В вас нуждаются везде. И там, куда я прошу вас полететь, нуждаются больше всего.
Я вскинула брови от изумления.
В голове сразу же вспомнились измученные дети Палестины. Потом Африка и Афганистан откуда ни возьмись.
За несколько секунд я успела себя настолько накрутить, что температура тела резко поднялась. И с каждым мгновением все становилось хуже и хуже, пока мужчина не сделал еще один глоток воды и не докончил начатое:
— Нам не хватает спортивных врачей. Послезавтра поэтому я вас прошу полететь в Париж и сопровождать наших спортсменов. В случае переломов и т.д. вы прекрасно сможете оказать им помощь. Я-то знаю.
— Но я же ведь детский хирург.
— Это уже не имеет значение. Просто согласитесь, пожалуйста.
— Наши спортсмены - это кто?.. — с опаской спросила я, что-то боялась услышать ответ.
— Как кто? Наша восходящая звезда! Шайх. Просто уделите Шайху как можно больше времени, пока его врач Алекс болеет.
Да что не так с этим Шайхом? Мы вроде бы уже помолвлены, но все же я боюсь его имя даже слышать.
Конечно же, ничего удивительного. Я с этим парнем даже нормально познакомиться не успела. Он сразу же уехал в Париж, и между нами были только мимолетные видеозвонки и типичные сообщения вроде «Как дела? Норм.»
— Если мне отец разрешит...
— Он разрешил.
— Хорошо.
— Вы согласны, Лимда?
— Конечно, профессор. Сделаю, как вы говорите.
Он с удовольствием начал раскрывать (оказывается не планшет) папку и извлекать листки оттуда.
— Спасибо вам. Мы вас обязательно отблагодарим за это!
«Ничего личного. Я просто хочу поближе узнать своего будущего мужа и собственными глазами увидеть то, за чем следили все эти несколько лет. Ведь тот Абу Бакр, которого я знала в школе и это двухметровый Шайх - два совершенно разных человека.»