Глава 20
Юля
Наверное так останавливается время. Кто-то на небесах, отвечающий за его ход, нажимает на красную кнопку, и всё замирает. Мир ставится на бесконечную паузу, оставляя только двух людей. Мой мир в ту минуту закрылся ото всех, словно на него нацепили огромный светлый согревающий панцирь. Я неподвижно стояла, боясь сделать вдох, боясь даже сглотнуть вязкую слюну, что скопилась во рту от томительного ожидания.
Чувства стали такими острыми, я ощущала себя оголённым проводом, которому требовалась подзарядка. А губы Дани сейчас отчего-то казались той самой подзарядкой, что манила меня на протяжении последних трех лет.
Однако вместо поцелуя, о котором я стыдливо мечтала, Милохин одарил меня щелчком по носу и отстранился.
– Кофе хочешь? – спросил совершенно неожиданно он. Я смущённо отвела взгляд в сторону, пытаясь успокоить сердце, что готово было совершить кульбит.
– Ну… было бы неплохо.
– Тогда пойдем, там вон будка есть или хочешь в кафе?
– Нет, давай в будке. Не хочу в кафе.
– Ваше желание, – сказал Даня в шутливой манере, а затем даже поклонился, изображая жестом джинна. Я тихо прыснула, с ним никогда не было скучно. – И я повинуюсь.
– У тебя нет волшебной лампы.
– В двадцать первом веке не нужны лампы, это старомодные джинны.
– Ого, – я театрально покачала головой. Мы снова начали двигаться по тропинке, в сторону той самой кофейной будки. – И что же есть у современного джинна? Волшебная палочка?
– Гаврилина, – он легонько толкнул меня плечом, прямо как в детстве. – Да я смотрю, ты время зря не теряла. В волшебных палочках начала разбираться?
– Что? – я даже споткнулась, ощущая как мочки ушей покраснели. Кажется, фраза прозвучала слишком двусмысленно.
– Знаешь, что отличает тебя от всех девушек в мире? – Даня вытащил руку и потянулся ко мне, а затем внезапно переплел наши пальцы. Теперь мы шли, держась за руки, позволяя колючему ветру щекотать кожу. Как самая настоящая влюблённая парочка, как на самом настоящем первом свидании.
Я вновь мыслями вернулась в школьную юность, в те дни, когда мы вот также гуляли, болтали ни о чём и дарили друг другу тепло. И вроде прошло почти три долгих года с нашего последнего свидания, а вроде и не было этих лет, от которых в душе разливалась тоска.
– И чем же?
– Ты так забавно смущаешься, что в детстве, что сейчас, – он взглянул на меня с улыбкой, и я улыбнулась ему в ответ. На его ресницы падали мелкие снежинки, они быстро таяли, от того чёрные, подобно смоле, реснички казались гуще и темней.
– Так что насчёт джинна? – напомнила я. Рука немного подмерзла, и я попыталась спрятать пальцы внутри ладони Милохина. Поняв в чем дело, он засунул наши скрепленные руки к себе в карман, позволяя обоим согреться.
– Всё просто. Моя волшебная лампа живёт вот здесь, – Даня указал на своё сердце. – Так что я самый современный джинн.
– Ты самый говорливый и самоуверенный джинн, – тихо прыснула я. Не удивительно, что Милохин пользовался популярностью среди людей, с его-то подходом, наверняка особых проблем с расположением новых лиц не было.
– И самый скромный, – теперь и Даня засмеялся. Его яркий, заливистый смех был настолько заразительным, что я и сама не заметила, как подхватила волну настроения. Мне однозначно было хорошо в компании Милохина: слушать его забавные шутки, смех, смотреть на его очаровательную улыбку, ощущать тепло от мужского прикосновения, разве не в этом счастье? Я вдруг поняла, мы шли в правильном направлении, и всё у нас будет хорошо.
У будки мы выбрали себе кофе: Даня взял американо с гранатовым сиропом, а я капучино. Картонные стаканчики согревали ладони в морозный вечер, а горячие напитки не позволяли телу замерзнуть. Мы шли вдоль аллеи, смеялись, вспоминали детство, иногда школу, а иногда просто делились воспоминаниями, накопившимися за эти долгих три года. Оказалось, у Милохина появился лучший друг, которым он очень гордился. А уж об их подвигах рассказывал с нескрываемой радостью, словно парни совершили великое открытие человечества.
После стольких разочарований в друзьях я была рада, что у Дани появился такой человек, к которому он мог прийти в любую минуту и просто посидеть рядом, выпить чай или кофе и помолчать.
Когда на улице окончательно похолодало, и ноги у нас обоих начали подмерзать, решено было отправиться по домам. Хотя, на самом деле, я была согласна даже заболеть, лишь бы продлить волшебный миг нашей близости. Однако вслух о подобном говорить было слишком, поэтому я просто сжала крепче ладонь Дани, позволяя себе насладиться его теплом.
И только возле дома, когда пришла пора прощаться, я почему-то вспомнила о маме, вернее, о том, что теперь она живёт в квартире Милохиных. Мне стало интересно, знает ли Даня об этом, и как он воспринял помощь отца.
– Ты выглядишь грустной, не хочешь со мной прощаться? – оживленно спросил Милохин, повернувшись ко мне полубоком. В салоне был полумрак, из света только огоньки на приборной панели, где располагался сенсорный экран. Я скрестила руки на коленях, не зная, стоит ли спрашивать о своей матери, с другой стороны, я прекрасно понимала, что секреты и недомолвки ни к чему хорошему не приводят. Не нужно бояться быть откровенными друг с другом, бояться задавать вопросы и получать на них ответы.
– Слушай, а ты… – в горле пересохло, мне пришлось откашляться.
– Хочешь воды? В бардачке…
– Спасибо, – я кивнула и потянулась к бардачку, достать оттуда бутылку. Сделала глоток воды, затем ещё один и, наконец, осмелилась посмотреть в глаза Милохину. Собственно, разве стоит переживать из-за решений, которые не относятся к нам? Это право родителей, их жизнь. Мы можем либо соглашаться с их мнением, либо опровергать, однако навязывать и пытаться изменить что-то – нет.
– Ты из-за чего-то переживаешь?
– Ты знал, что моя мама…– он оборвал меня на полуслове.
– Знал, она молодец, давно пора было. Знаешь, – Даня отвернулся, его руки легли на руль. Он сжал его, откинув голову на спинку сиденья. – Я горжусь твоей мамой. Я думал об этом… – голос Милохина звучал настолько тихо, что некоторые слова я с трудом разбирала. Казалось, он тоже переживал, ему было трудно передать словами свои истинные чувства. Я мысленно усмехнулась, ведь мы всегда были чем-то похожи, только никогда почему-то не замечали этого.
Научиться слышать друг друга, видеть во взгляде человека напротив переживания, радость, любовь, зажигать в сердце близкого фитиль надежды – всё это непросто. А порой, даже невозможно.
Мы разные.
Он всегда в центре внимания. Я его серая тень.
Когда он выходит на площадку, звучат аплодисменты. Когда выхожу я, наступает тишина.
Мы не сможем быть вместе.
Рядом с ним должен быть кто-то такой же яркий, сияющий, словно та звезда в ночном небе. Я ведь не звезда. И я не никогда не засияю.
Именно об этом я думала, учась в школе. Но сейчас, когда смотрела на Даню, когда видела, как он сжимал руль и подбирал слова, пытаясь не обидеть меня, осознала – мы одинаковые. Нет, не во всём, конечно. Однако мы оба тянемся друг к другу, боимся сказать не то, поступить не так. Ведь даже когда мы шли по улице, Даня не сразу взял меня за руку.
Почему же раньше я этого не замечала?
– Скажи, – прошептала я, не сводя глаз с Милохина. Он перевёл на меня взгляд и замер в нерешительности выдать очередную порцию шутки. Сколько было таких шуток, которыми Даня прикрывал свои истинные чувства? Сколько улыбок, за которыми он скрывал печаль, переживания, тоску? Он так умело прятал себя настоящего, что даже я не смогла разглядеть. – Что бы ты хотел на Новый год?
– Как насчёт … тебя? – губы Дани вновь растянулись в белозубой улыбке. В этот раз я не смутилась.
– Я уже иду в комплекте, что-то нужно ещё. Чего бы ты хотел?
– Эм… – мне показалось, Милохин растерялся. Он убрал руки с руля и положил на колени, несколько раз протерев ладони о джинсы. – Может… салат и пирожки с капустой? Или это слишком бредово? – снова усмешка, а за ней страх показаться не таким, обидеть, предложить не то. Даня опустил голову, а я воспользовалась моментом, пусть мне тоже было страшно, но меня словно подтолкнула неведомая сила. Я наклонилась и коротко чмокнула Милохина в щёку.
– Юль… – прошептал он.
– Совсем не бредово. Мне нравится.
– А мне нравишься ты, – сказал вдруг Даня. Щёки словно опалило пламенем, я приложила ладонь к шее, стараясь дышать ровней.
– Ты…
– Давай завтра устроим второе свидание? Я не хочу пропустить ни дня до Нового года.
– Завтра… – надо было как-то ответить, успокоиться, но я продолжала смущаться, и эта глупая улыбка, переполненная счастьем, сдавала меня по полной программе.
– Да, завтра и каждый день подряд, – в голосе Дани звучала игривость, он явно заигрывал, но в то же время был вполне серьёзен в своих предложениях.
– Завтра я работаю… – выдохнув, прошептала я.
– Работаешь? – лицо Милохина в момент потеряло былое сияние, оно сделалось мрачным.
– Да, в ресторане.
С минуту мы оба молчали. Мои мысли крутились вокруг хозяйки Марины Анатольевны и того, что она была бывшей девушкой Дани. А ещё эта дамочка за мной следила. Откровенно говоря, если до этого я ещё подумывала, уходить или нет из заведения, то после таких новостей оставаться там напрочь пропало желание. Кто знает, что у госпожи Леоновой в голове?!
– Я заберу тебя после работы. Во сколько ты заканчиваешь? – мне показалось, Милохину не нужен был мой ответ. Он уже решил для себя – приедет.
– Поздно, в двенадцать или около того. Как клиенты будут. А давай… – я вздохнула, не зная, как правильно поступить. – Давай я позвоню тебе?
– Хорошо, но ты не думала уволиться? Дело даже не в Марине, а в тех жирных кошельках, которые…
– Я думала, – перебила, сжимая в пальцах лямку от сумочки. – Будет сложно без работы, но я уйду. Это однозначно будет правильным решением.