Сентимент | 18+

Тишина в квартире была иной — не пустой, а наполненной. Алия засыпала у меня на груди, ее дыхание выровнялось, став глубоким и спокойным. Я сидел, не двигаясь, боясь нарушить этот хрупкий покой. Ее волосы пахли моим шампунем, и в этом был странный, глубокий смысл. Мы медленно врастали друг в друга, как два сломанных дерева, находящих опору в переплетенных корнях.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, я отнес ее в спальню и уложил под одеяло. Она что-то пробормотала во сне и прижалась к подушке. Я постоял над ней еще мгновение, наблюдая, как тень усталости сходит с ее лица. Затем вернулся в гостиную.

На столе лежали ее чертежи. «Убежище». Я провел пальцем по контуру здания. Оно было другим — не пафосным и вычурным, как то, что строил мой отец, а простым, органичным, наполненным светом и тишиной. Таким, каким должен быть дом. Настоящий дом.

Я сел за свой ноутбук. Работа больше не была бегством. Она стала инструментом. Моим оружием для построения того будущего, которое я видел на этих чертежах. Я открыл файл с контрактом для нового клиента — небольшой IT-стартап, но с амбициозными планами. Они выбрали меня, а не громкое имя «Harrison & Associates». Это был маленький, но важный знак.

Я работал несколько часов, погруженный в юридические формулировки, но на этот раз мой разум был ясен. Каждое подписанное соглашение, каждый успешный проект были не просто шагом к финансовой независимости. Они были кирпичиком в стене, которую я возводил между нами и тенью моего отца.

Под утро я отправил готовый контракт клиенту и закрыл ноутбук. В спальне было тихо. Я прилег рядом с Алией на краю кровати, не желая ее будить. Я смотрел, как первые лучи солнца пробиваются сквозь жалюзи и рисуют золотые полосы на ее волосах.

Внезапно она повернулась и открыла глаза. Она смотрела на меня не испуганно, не растерянно, а с тихим, ясным пониманием.

— Ты не спал? — ее голос был хриплым от сна.

— Работал, — ответил я.

Она потянулась и коснулась моей щеки.
— И как?

— Хорошо, — я накрыл ее руку своей. — Все хорошо.

Она улыбнулась — настоящей, невымученной улыбкой, которая доходила до глаз.
— Я тоже. Во сне придумала, как улучшить систему вентиляции в «Убежище».

Мы смотрели друг на друга в мягком утреннем свете, и в воздухе витало невысказанное «мы». Не как проблема, а как данность. Как единственно возможный вариант.

— Голоден? — спросила она, садясь на кровати. — Я могу попробовать сделать яичницу. Без подгораний. Надеюсь.

— Это звучит опасно, — я приподнял бровь, но внутри что-то теплое и легкое расправляло крылья.

— Ну, тогда рискуй, — она спрыгнула с кровати и потянулась, и на мгновение я снова увидел в ней ту самую девчонку, которую полюбил когда-то. Не ту, что сломал, а ту, что всегда была где-то внутри, надежно спрятанная и оберегаемая до лучших времен.

Я последовал за ней на крошечную кухню, наблюдая, как она деловито копошится у плиты, и понимал, что ни один небоскреб отца не стоил этого простого утра. Это хрупкое, зарождающееся «мы» было самой выгодной сделкой в моей жизни. И я готов был защищать ее любой ценой.

Недели текли, наполненные странным, новым ритмом. Работа. Алия за своим столом с чертежами. Вечера, когда мы готовили ужин вместе на моей маленькой кухне, и ее яичница, на удивление, перестала подгорать. Постепенно, день за днем, призраки прошлого отступали, уступая место чему-то настоящему и прочному.

И тогда пришло сообщение от Вики. Короткое и категоричное: «Нам нужно увидеться. Срочно. Сегодня в 18:00 в «Ля Пергола».

Предложение, которое я так и не сделал, витало в воздухе невысказанным упреком. Я хотел проигнорировать, но что-то в тоне сообщения заставило меня насторожиться. Была ли это последняя попытка отца надавить на меня через нее? Или что-то еще?

Я отменил наши с Алией планы на вечер, сославшись на незапланированную встречу с клиентом. Она кивнула, погруженная в расчеты для своего «Убежища», и лишь попросила быть осторожным.

«Ля Пергола» встретила меня тем же шиком и бездушием, что и в тот вечер, когда я видел здесь Алию с Майком. Вики уже сидела за столиком у окна. Она была безупречна, как всегда, в строгом черном платье, но на ее лице не было привычной уверенности. Она выглядела... испуганной.

— Спасибо, что пришел, — сказала она, когда я сел. Ее голос был ровным, но пальцы теребили край скатерти.

— В чем дело, Вики? — спросил я, опускаясь на стул. — Если это еще одна попытка твоего отца или моего повлиять на меня, то ты зря потратила время.

Она покачала головой, глядя куда-то мимо меня.
— Нет. Это... не про них.

Она замолчала, словно набираясь смелости. Потом резко открыла свою сумку, достала небольшой пластиковый тест и молча положила его на стол между нами.

Я посмотрел. Две четкие розовые полоски.

Мир на секунду замер. Шум ресторана отступил, превратившись в глухой гул. Воздух перестал поступать в легкие. Я смотрел на эти две полоски, и мой мозг отказывался воспринимать их значение.

— Что... это? — мои губы онемели. Я не мог отвести взгляд от двух розовых полосок. Они будто жгли стол.

— Я беременна, Итан, — ее голос дрогнул. Она не смотрела на меня, уставившись в свою чашку с чаем. — Твой ребенок. Шесть недель.

Воздух с грохотом вернулся в мои легкие, холодный и обжигающий.
— Как... — я сглотнул ком в горле. — Мы всегда предохранялись.

— Почти всегда, — она прошептала, и на ее щеках выступил румянец. — Помнишь, тот вечер... после благотворительного аукциона? У тебя... не оказалось с собой. А ты сказал, что все равно скоро поженимся, так что...

Я сжал кулаки под столом. Да, черт возьми, я помнил. Один-единственный раз. Момент слабости, глупости, попытка убедить себя, что я могу играть по этим правилам.

— Ты уверена, что мой? — вопрос вырвался сам собой, грубый и отчаянный.

Она подняла на меня глаза, и в них вспыхнула обида.
— Да, Итан, я уверена. В отличие от тебя, я не прыгаю из постели в постель. Мы были вместе. Или ты уже забыл?

Я откинулся на спинку стула, чувствуя, как комната плывет. Это не могло происходить на самом деле. Это был кошмар.

— Что ты собираешься делать? — спросил я, и мой голос прозвучал чужим.

— Я... я не знаю, — она снова опустила взгляд. Ее пальцы сжали тест так, что костяшки побелели. — Я думала... я надеялась, что мы... — она не договорила, но смысл был ясен. Она надеялась, что это заставит меня вернуться. Исполнить «долг».

— Вики, — я произнес ее имя с тяжелым вздохом. — Мы расстались. Ты знаешь почему. Ты знаешь, что я... что мои чувства изменились.

— Но ничего не изменилось! — ее голос сорвался на шепот, полный слез. — Вот он, твой ребенок! Это уже не про чувства, Итан! Это про ответственность! Разве твой отец не учил тебя нести ответственность за свои поступки?

Удар был ниже пояса. Она знала, куда бить.

— Не смей говорить со мной об ответственности, — я прошипел, наклонившись через стол. — Ты и твой отец были готовы выдать замуж за человека, который тебя не любит, ради каких-то связей! Какая уж тут ответственность?

— А какая у тебя? — она вытерла слезу тыльной стороной ладони с яростью, которую я в ней никогда не видел. — Убежать к своей бывшей? Построить новую жизнь на лжи? Потому что солгать мне и моему отцу о твоих чувствах — это ведь не ответственность, да?

Мы сидели, тяжело дыша, два врага, связанные невидимой, ужасающей связью. Две полоски на столе лежали между нами, как граната с выдернутой чекой.

— Я не могу жениться на тебе, Вики, — сказал я тихо, но четко. — Я не люблю тебя. Это будет ад для нас обоих. И для ребенка.

— А что будет для него лучше? — ее голос снова дрогнул. — Расти без отца? Или с отцом, который... — она запнулась, — ...который смотрит на другую женщину?

Я закрыл глаза. Передо мной встал образ Алии. Ее доверие. Ее «Убежище». И я с ужасом понимал, что мое решение, каким бы оно ни было, разобьет чье-то сердце. А возможно, и не одно.

— Дайте мне... дай мне подумать, — я поднялся, едва не опрокинув стул. Мне нужно было уйти. Мне нужен был воздух. — Я свяжусь с тобой.

— Не затягивай, Итан, — она посмотрела на меня, и в ее глазах была уже не обида, а пустота. — Ребенок не будет ждать, пока ты решишь свои проблемы.

Я вышел из ресторана, и холодный ветер ударил мне в лицо. Я стоял на тротуаре, и мир вокруг казался чужим и враждебным. Все, чего я так отчаянно хотел, только что рухнуло. И виной тому был я сам. Один-единственный момент слабости. И теперь мне предстояло выбирать, чью жизнь разрушить окончательно. Ту, что только начала налаживаться. Или ту, что даже не успела начаться.

Я не помню, как доехал до квартиры. Я сидел за рулем, и в голове стучала только одна мысль, как набат: «Как сказать ей? Как посмотреть ей в глаза и рассказать про этот тест?»

Я вошел внутрь, и запах жареного лука и чеснока ударил мне в нос. Алия стояла на кухне у плиты, помешивая что-то в сковороде. На ней был мой старый свитер, свисающий с плеча, и она напевала что-то под нос. Она обернулась, и ее лицо озарила улыбка, которая стерлась, как только она увидела мое выражение.

— Что случилось? — она сразу же выключила плиту. — Клиент отказался? С тобой все в порядке?

Я стоял в дверном проеме, не в силах сделать шаг. Как я мог принести этот кошмар сюда, в это единственное место, которое начало казаться домом?

— Итан? — ее голос стал тревожным. Она подошла ко мне. — Ты меня пугаешь. Говори.

— Это была не встреча с клиентом, — выдохнул я, глядя куда-то поверх ее плеча. — Я виделся с Вики.

Я почувствовал, как она замерла. Воздух сгустился.

— И? — ее вопрос прозвучал тихо и опасно.

— Она... — я сглотнул, заставляя себя встретиться с ее взглядом. В ее синих глазах я увидел отражение собственного ужаса. — Она беременна. Шесть недель. Мой ребенок.

Слова повисли в тишине, тяжелые и безобразные. Алия отступила на шаг, будто я ударил ее. Ее рука потянулась к столешнице, чтобы удержаться.

— Что? — это был не вопрос, а выдох неверия.

— Это случилось до нас, — поспешно, почти отчаянно, начал я объяснять. — Один раз. Я был глуп, я...

— До нас? — она перебила меня, и ее голос зазвенел. — Итан, мы спим вместе уже больше месяца! И все это время ты... ты даже не подумал сказать мне? Предупредить? А если бы это выяснилось позже? Когда было бы уже слишком поздно?

— Я не знал! Я узнал сегодня! Она сама мне только что сказала!

— И что теперь? — ее глаза блестели от слез, которые она отчаянно пыталась сдержать. — Что ты собираешься делать? Жениться на ней? Строить счастливую семью?

— Нет! — это вырвалось у меня с такой силой, что она вздрогнула. — Я не люблю ее, Алия! Я люблю тебя!

— Любишь? — она горько рассмеялась, и этот звук резанул по сердцу. — А как насчет твоего ребенка, Итан? Ты собираешься его любить? Или и его тоже бросишь, как когда-то бросил меня?

— Я не бросал тебя! Меня обманули!

— А сейчас? Кто тебя обманывает сейчас? — она кричала уже, не скрывая слез. — Это твоя жизнь, твои поступки! Ты солгал ей, когда был с ней! Ты солгал мне, когда не сказал, что у вас была связь! Ты окружил себя ложью, Итан, и теперь мы все в этом запутались! И в центре всего — невинный ребенок!

Она схватила свою сумку и начала судорожно запихивать в нее свои вещи, разбросанные по квартире — карандаши, блокнот с чертежами, зубную щетку.

— Алия, подожди, пожалуйста, давай поговорим...

— О чем? — она обернулась ко мне, и в ее взгляде была такая боль, что мне захотелось провалиться сквозь землю. — О том, как ты будешь разрываться между нами? О том, как я буду ждать тебя, пока ты гуляешь со своим ребенком и его матерью? Нет, Итан. Я уже прошла через это однажды. Я не переживу это снова.

— Я выберу тебя, — прошептал я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Я выберу тебя, я обещаю.

— Не обещай! — она резко дернула головой. — Ты не можешь этого обещать! Потому что это уже не только твой выбор! Ты связан с ней навсегда, понимаешь? Навсегда! И я... я не могу быть частью этого уравнения.

Она закончила собирать вещи и направилась к двери. Я стоял, парализованный, не в силах двинуться с места.

— Алия... — мой голос сорвался. — Прости.

Она остановилась у двери, не оборачиваясь.

— И ты меня. Прости, что не смогла стать твоим убежищем. Похоже, у каждого из нас должно быть свое.

И она вышла. Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком. Я остался один посреди своей пустой, нищей квартиры, с запахом несваренного ужина и с осознанием того, что только что потерял все. И на этот раз винить было некого. Только себя.

Я стоял в центре гостиной, и щелчок замка прозвучал громче любого выстрела. Он отозвался во мне пустотой, оглушительной и окончательной.

Запах жареного лука и чеснока, который секунду назад казался таким живым и домашним, теперь был ядовитым дымом после пожара. Я посмотрел на сковороду на плите, на две тарелки, поставленные ею на стол. На половник, торчащий из кастрюли с супом. Она готовила ужин. Ждала меня.

А я принес ей это.

Я подошел к плите и механически выключил конфорки. Тишина стала абсолютной. Давящей. Я опустился на стул и уставился на стену, но не видел ничего, кроме ее лица в последний миг — искаженного болью и разочарованием.

«Прости, что не смогла стать твоим убежищем».

Эти слова жгли сильнее, чем любая критика отца. Потому что она была права. Я искал в ней спасения, убежища от своего прошлого, от ответственности, от самого себя. А когда эта ответственность нагнала меня в виде двух розовых полосок, я попытался спрятаться за ее спину. Принести этот груз в наш только что отстроенный хрупкий мир и разрушить его одним махом.

Я не видел слез Вики. Не думал о ребенке, о ее страхе. Я думал только о себе. О своей боли. О своей потере.

Я достал телефон. Палец замер над контактом Вики. Что я мог ей сказать? Какие пустые утешения предложить? «Все будет хорошо»? Ничего не будет хорошо. Я разрушил жизни трех человек, а возможно, и четвертого — того, кто даже не родился.

Вместо этого я набрал номер отца. Он ответил почти мгновенно, его голос был ровным и холодным, как всегда.

— Итан. Я ожидал твоего звонка.

Он знал. Конечно, знал. Его паутина была везде.

— Что ты хочешь? — мой голос прозвучал хрипло и устало.

— Я хочу, чтобы ты перестал разрушать все, к чему прикасаешься. Ребенок Вики — это шанс. Шанс все исправить. Вернуться в семью. Поступить как мужчина.

— Как мужчина? — я горько усмехнулся. — Ты хочешь, чтобы я женился на женщине, которую не люблю, и притворялся счастливым ради твоих бизнес-интересов? Это твое представление о мужественности?

— Это представление о долге! — его голос впервые зазвенел сталью. — Ты думаешь, мир вертится вокруг твоих чувств? Ты совершил поступок. Теперь неси за него ответственность. Или ты хочешь, чтобы твой ребенок рос, как ты? Без отца?

Удар был точен. Как всегда.

— Ты был у меня, — тихо сказал я. — И посмотри, во что ты меня превратил.

Я положил трубку. Просто положил. Впервые в жизни я не стал его дослушивать. В тишине, последовавшей за этим, не было победы. Была только пустота.

Я подошел к ее столу. Там лежали чертежи «Убежища». Она дорабатывала систему вентиляции. Линии были уверенными, точными. Она строила. А я разрушал.

Я взял со стола ее карандаш. Он еще храл тепло ее пальцев. Я сжал его в кулаке, чувствуя, как острая боль пронзает ладонь. Физическая боль была благом. Она отвлекала от той, что разрывала грудь.

Потом я подошел к окну и уперся лбом в холодное стекло. Город сиял внизу, безразличный к моей драме. Где-то там была она. Одна. С разбитым сердцем. Снова.

И где-то там была Вики. Напуганная. Одна. С моим ребенком под сердцем.

А я был здесь. В пустоте, которую создал собственными руками. Не герой, не жертва. Просто человек, который сделал целую жизнь неправильных выборов. И самый страшный из них — тот, что привел к тому, что я потерял единственного человека, который имел значение.

Мне некуда было идти. Не к кому повернуться. Впервые за всю жизнь я остался наедине с самим собой. И от этого зрелища мне стало страшно.