Сентимент | 18+

Он был другим. Не тем холодным принцем из стеклянного небоскреба, и не тем яростным демоном, что яростно срывал с меня одежду. Он был... измотанным. Человеком. И в этой его человечности было что-то такое хрупкое и настоящее, что перехватывало дыхание.

Я провела с ним ту ночь. Мы не занимались сексом. Мы сидели на его потертом диване, пили ужасный кофе, и я слушала. Слушала, как он, запинаясь и сбиваясь, рассказывал о своих новых клиентах, о бесконечных контрактах, о том, как его бывшие «друзья» отворачивались от него на улице. Он не жаловался. Он просто констатировал факты. Но в его глазах я видела ту самую ярость — не разрушительную, а созидательную. Ярость человека, который решил выстроить себя заново из пепла.

Утром я ушла, пока он еще спал, оставив на столе свежие круассаны. Это стало нашим ритуалом. Я не жила с ним. Я приходила. С едой. С чертежами, над которыми работала. Иногда — просто так. Я научилась разбирать его почту, варить приемлемый кофе и просто молча сидеть рядом, когда он, ссутулившись, часами вглядывался в экран.

Однажды вечером он поднял голову от стопки бумаг. Его лицо было серым от усталости.

— Зачем ты это делаешь, Алия? — спросил он тихо. — У тебя своя жизнь. Свои проблемы. Ты могла бы найти кого-то... нормального. Стабильного. Как Майк.

Я отложила свой карандаш.

— Майк нашел себе другую. Девушку своего друга. Они идеально подходят друг другу — оба любят спокойствие и предсказуемость.
Я посмотрела на Итана. — А я, как выяснилось, нет. Мне скучно в предсказуемости. И, кажется, я тоже неисправима.

Он смотрел на меня долгим, пристальным взглядом, словно видел впервые.
— Я все испортил тебе тогда, три года назад, да? — он произнес это не как обвинение, а как констатацию тяжелого, давно известного факта.

Это был момент истины. Воздух в комнате застыл. Я могла солгать. Сделать вид. Но мы уже прошли через слишком много лжи.

— Да, — тихо сказала я. — Ты сломал меня тогда. Надолго.

Он закрыл глаза, и по его лицу пробежала тень настоящей, физической боли.

— Я знал это. Всегда знал. И все равно не мог остановиться. Потому что был трусом. Потому что слушал не те советы.

— Чьи советы, Итан? — я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Мы подбирались к чему-то главному. К той самой занозе, что отравляла все эти годы.

Он молчал, глядя в стену. Казалось, он ведет внутреннюю борьбу. Наконец, он повернулся ко мне, и в его глазах было решение.

— Юнос, — выдохнул он. — Он пришел ко мне тогда. Сказал, что видел, как ты целуешься с кем-то на вечеринке. Сказал, что ты... что ты не та, за кого я тебя принимаю. Что ты используешь меня.

Мир на секунду поплыл перед глазами. Юнос. Мой брат. Тот, кто всегда меня защищал...

— Что? — мой голос прозвучал как чуждый скрип. — Это... неправда.

— Я знаю, — он горько усмехнулся. — Я понял это почти сразу. Но было уже поздно. Моя гордыня, мое чертово воспитание... Я не мог просто прийти и спросить. Я решил... отомстить. Самому жестоким и тупым способом.

Я сидела, не в силах пошевелиться, пока кусок за куском пазл не складывался в ужасающую картину. Гиперопека Юноса. Его странное поведение все эти недели. Его попытки отгородить меня от Итана любой ценой. Все это время я винила во всем Итана. А мой собственный брат был архитектором этого кошмара.

— Почему? — прошептала я, и в голосе зазвучали слезы. — Зачем он это сделал?

— Он сказал, что хотел уберечь тебя от меня, — Итан встал и подошел к окну, глядя на ночной город. — Думал, я тебя недостоин. Что причиню тебе боль. Ирония в том, что его вмешательство и стало причиной всей этой боли.

Мы молчали. Громче любого крика звучала эта тишина, наполненная годами невысказанной обиды, предательства и напрасных страданий.

— Что мы будем делать? — наконец спросила я, чувствуя, как во мне закипает гнев. Гнев на брата. На всю эту нелепую, бессмысленную трагедию.

Итан обернулся. Его лицо было серьезным.

— Тебе решать. Это твой брат. Но что бы ты ни решила... — он сделал паузу, — ...знай, что я здесь. И я никуда не уйду. В этот раз — точно.

Я смотрела на него — этого нового, настоящего Итана, прошедшего через огонь и вышедшего из него закаленным, но не ожесточившимся.

Гнев был белым и обжигающим, как раскаленный металл. Он выжег во мне все остальные чувства — растерянность, боль, жалость. Я вскочила с дивана, не в силах усидеть на месте.

— Мне нужно к нему. Сейчас же, — мой голос дрожал от ярости. Я металась по комнате, не видя ничего перед собой, кроме лица брата, который все эти годы смотрел на меня с показной заботой, прикрывая свое чудовищное предательство.

Итан не пытался меня остановить. Он молча наблюдал, его лицо было серьезным маской. Он понимал. Понимал, что это мое сражение.

— Я отвезу тебя, — сказал он просто, уже доставая ключи от машины.

Дорога до дома наших родителей прошла в оглушительной тишине. Я смотрела в окно, сжимая и разжимая кулаки, мысленно придумывая, что скажу ему. Каждое слово казалось слишком мягким, недостаточно острым, чтобы пронзить броню его лжи.

Мы застали Юноса одного в гостиной. Он сидел на диване, играл в какой-то шутер на приставке. Увидев нас в дверях, он удивленно поднял брови, но улыбка не сошла с его лица.

— Ли! Итан! Какими судьбами? — он отложил джойстик. — А где Лу? Она с вами?

— Луизы нет, — я сделала шаг вперед. Мое сердце колотилось где-то в горле. — Нам нужно поговорить. Наедине.

Его улыбка померкла. Он почуял недоброе.
— О чем? Что случилось?

— О том, что случилось три года назад, — проговорила я, и каждое слово давалось с усилием. — О той вечеринке, на которой я, по твоим словам, целовалась с кем-то. Помнишь?

Лицо Юноса стало маской. Он медленно поднялся с дивана.
— Алия, не надо. Это давно в прошлом.

— Нет, не в прошлом! — мой голос сорвался на крик. — Это здесь и сейчас! Ты сказал Итанy, что я ему изменяю! Ты врал ему!

Он побледнел, но попытался сохранить самообладание.
— Я... я хотел защитить тебя. Он был не для тебя, Ли, ты должна понимать! Он бы сломал тебя!

— ЗАЩИТИТЬ? — я засмеялась, и этот звук был уродливым и горьким. — Ты разрушил мою жизнь, Юнос! Ты втравил меня в три года ада! Ты заставил меня ненавидеть человека, которого я любила! И все это — чтобы «защитить»? От чего? От моего собственного выбора?

Я подошла к нему вплотную, задыхаясь от гнева.

— Ты знаешь, что он сделал, поверив тебе? Он пришел ко мне в день моего восемнадцатилетия, под дождем, и солгал мне в лицо, что изменил! Чтобы я сама его возненавидела! Чтобы я сама оттолкнула его! И это сработало! Ты доволен? Ты достиг того, чего хотел?

Юнос отступил на шаг. Его уверенность треснула, обнажив испуг и растерянность.
— Я не знал, что он... что он так поступит. Я думал, он просто уйдет.

— О, да, он ушел! — я рыдала уже без слез, одна чистая ярость. — И забрал с собой все светлое, что было во мне! Ты и он... вы оба... вы сломали меня вместе!

Вдруг сломался уже он. Его плечи ссутулились, он провел рукой по лицу.

— Отец, — прошептал он так тихо, что я еле расслышала.

— Что? — не поняла я.

— Отец, — повторил он, глядя в пол. — Он... он подошел ко мне тогда. Сказал, что Итан — неподходящая партия для тебя. Что его семья... что он тебя бросит, опозорит нас всех. Сказал, что я, как старший брат, должен вмешаться. Что это мой долг. Он... он дал мне денег. Сказал, что это на «непредвиденные расходы».

Воздух вырвался из моих легких. Картер Харрисон. Его тень нависала над нашей жизнью даже тогда.

— И ты... ты взял у него деньги? — я смотрела на брата, и он вдруг показался мне маленьким, жалким мальчиком, запуганным волей тирана-отца Итана. — Ты продал мое счастье, Юнос? За какие-то деньги?

— Я не продал! — он крикнул, и в его глазах блеснули слезы. — Я думал, что поступаю правильно! Он всегда знал, что делать! А Итан... он и правда был нестабильным, рискованным! Я видел, как ты страдаешь из-за их семейных драм!

Я отшатнулась от него. Гнев все еще пылал, но к нему добавилось другое чувство — щемящая жалость. Мы все были марионетками в руках Картера. Итан, я, Юнос... Он ломал нас и сталкивал лбами, чтобы мы не увидели его собственного гнилого нутра.

Я обернулась к Итанy. Он стоял у двери, его лицо было каменным. Он все слышал.

— Вы оба, — тихо сказала я, глядя то на него, то на брата. — Вы оба были орудиями в его руках. И вы оба... должны были просто поговорить со мной. Довериться мне. А вы решили, что вправе распоряжаться моей жизней.

Я сделала шаг назад, к выходу. Мне нужно было уйти. Подумать. Переварить эту чудовищную правду.

— Ли, подожди... — протянул Юнос, но его голос был слабым, полным отчаяния.

— Нет, — я покачала головой. — Все. Мы закончили.

Я вышла на улицу, и Итан молча последовал за мной. Мы сели в машину, и я, наконец, разрыдалась. Не от злости. От потери. От осознания того, сколько лет у нас украли. Из-за гордыни, страха и манипуляций больного человека.

Итан не пытался меня утешать. Он просто положил свою руку поверх моей на рычаг коробки передач. Теплую, твердую, настоящую. И в этом молчаливом жесте было больше поддержки, чем в любых словах. Мы потеряли три года. Но мы нашли правду. И теперь нам предстояло решить, что с ней делать.

Три дня. Я не выходила из квартиры Итана. Мир сузился до четырех стен, запаха старого паркета и белого шума города за окном. Я отключила все уведомления, кроме рабочих. Телефон разрывался — звонила мама, Луиза, Юнос. Я не брала трубку. Особенно от Луизы. В голове сидела червоточина: она ведь должна была знать. Она была с Юносом все эти годы. Она не могла не знать.

Я погрузилась в работу с маниакальной одержимостью. Мой новый проект был другим — не общественным центром, а частным домом. Небольшим, с панорамными окнами, выходящими в лес, с теплой террасой и камином. Местом, где можно спрятаться от всего мира. Я назвала его «Убежище». Чертежи рождались сами, линии ложились точно и ясно, как будто я проектировала его для себя. Нет, для нас.

Итан не лез ко мне. Он приносил еду, оставлял на столе и молча уходил. Иногда я чувствовала его взгляд на себе — тяжелый, полный понимания и тихой поддержки. Он давал мне пространство, и я была ему за это благодарна.

На четвертый день в дверь постучали. Не звонок, а настойчивый, резкий стук. Я проигнорировала. Стук повторился, еще более яростный.

— Алия, я знаю, что ты там! Открой, черт возьми! — это был голос Луизы. Сломанный, хриплый от крика.

Сердце упало. Я не хотела этого разговора. Не сейчас. Не когда я только начала собирать осколки себя в нечто целое.

— Я не уйду! — кричала она. — Я буду стоять здесь до ночи, если понадобится!

Я медленно подошла к двери и открыла ее. Луиза стояла на площадке, запыхавшаяся, с растрепанными волосами и следами слез на щеках. Она ворвалась внутрь, захлопнув дверь за собой.

— Ты что, совсем спятила? — набросилась она на меня. — Три дня! Я не спала все эти три дня! Я думала, с тобой что-то случилось!

— Со мной и случилось, — холодно сказала я. — Я узнала, что мой брат годами лгал мне. И что моя лучшая подруга, наверное, прикрывала их.

Луиза замерла, словно я ударила ее.
— Что?.. Что ты несешь?

— Юнос, — я выдохнула, чувствуя, как снова подступает знакомая ярость. — Он солгал Итанy, что я ему изменяю. И все это — по наущению его отца. Ты хочешь сказать, что не знала? Что он ни разу не проговорился за все эти годы?

Ее лицо исказилось от шока и непонимания.
— Я... нет! Клянусь всем святым, Алия, нет! — она схватила меня за руки, ее пальцы были ледяными. — Юнос... он всегда говорил, что Итан — козел, что он тебя бросил без причины. Я думала... я думала, он просто пытается тебя защитить, как старший брат. Я никогда не думала, что за этим стоит ТАКОЕ!

Она смотрела на меня, и в ее глазах была такая неподдельная боль и ужас, что моя уверенность пошатнулась. Она не врала. Она действительно не знала.

— Боже мой, Ли... — она отпустила мои руки и отступила, будто ее ударило. — Все эти годы... ты так страдала... а он... — она покачала головой, и по ее лицу потекли слезы. — Я убью его. Я сейчас вернусь и убью его своими руками.

Ее ярость была настолько искренней, настолько созвучной моей, что последние остатки недоверия растаяли. Я подошла и обняла ее. Она разрыдалась у меня на плече.

— Я не знала... прости, я не знала... — повторяла она, сжимая меня так сильно, что было больно.

— Я знаю, — тихо сказала я, гладя ее по спине. — Я знаю.

Мы сидели на полу в прихожей, и Луиза, всхлипывая, рассказывала, как пыталась выведать у Юноса правду последние дни, как он закрывался и злился. Она была в такой же ярости, как и я. И в этом было странное утешение — знать, что я не одна.

Когда она наконец успокоилась, она посмотрела на разбросанные по столу чертежи.

— Что это?

— Мой новый проект, — сказала я. — «Убежище».

Она внимательно изучила эскизы, и на ее лице появилась тень улыбки.

— Он красивый. Очень... теплый. Ты отправляешь его в Торонто?

— Да. После Рождества.

— Хороший план, — кивнула она. — Убираться отсюда — самое разумное, что можно сделать. — Она посмотрела на дверь, за которой был Итан. — Он... он поедет с тобой?

Я пожала плечами. Мы с Итаном еще не говорили о будущем. Слишком много прошлого нужно было сначала похоронить.

— Не знаю, — честно ответила я. — Сначала нужно достроить «Убежище». Хотя бы на бумаге.

Луиза обняла меня еще раз.

— Что бы ты ни решила, я с тобой. Всегда. Прости, что не смогла защитить тебя тогда.

— Тебе не за что просить прощения, — я прижалась к ней. — Теперь мы знаем правду. А это уже половина победы.

Проводив ее, я вернулась к своим чертежам. Гнев все еще тлел где-то глубоко внутри, но теперь его пламя согревало, а не сжигало. У меня была работа. Была подруга. Был человек, который молча стоял за моей спиной, давая мне время и пространство.

Итан вышел из спальни, когда входная дверь захлопнулась за Луизой. За эти несколько дней он мало спал — под его глазами залегли темные тени, а в позе читалась тяжелая усталость. Он молча подошел, сел на диван и притянул меня к себе. Я не сопротивлялась, позволив голове устроиться на его плече. Его рука медленно гладила мою спину через тонкую ткань футболки.

— Ну что? — его голос был низким и хриплым от недосыпа. — Как Лу?

— В ярости. Готова была прибить Юноса своими руками, — я прикрыла глаза, ощущая тепло его тела и мерный ритм сердца. — Она не знала, Итан. Она действительно не знала.

Он тяжело вздохнул, и его грудь под моей щекой поднялась и опустилась.
— Я рад. Тебе не нужно терять еще и ее.

Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь уличным гулом за окном. Его пальцы продолжали свои неторопливые круги на моей спине, разгоняя напряжение, копившееся все эти дни.

— Алия, — он произнес мое имя так тихо, что я чуть расслышала. — Я не прошу тебя забыть. И не прошу простить Юноса. То, что он сделал... это не прощается.

Он замолчал, подбирая слова.
— Но я прошу... не дать им украсть у нас еще больше времени. Они уже взяли три года. Не отдавай им еще и наше будущее.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Я не отдам, — тихо сказала я. — Я просто... мне нужно время. Чтобы все это переварить. Чтобы понять, кто я теперь, зная все это.

Он кивнул, его рука потянулась к моей щеке.

— У тебя есть оно. Все время мира. Я никуда не тороплюсь. И никуда не уйду.

Его слова были простыми, но за ними стояла вся мощь его воли. Он не давал пустых обещаний. Он констатировал факт.

— Торонто... — начала я.

— Мы решим это, — он мягко прервал меня. — Вместе. Если ты захочешь поехать, я поеду с тобой. Если захочешь остаться... мы останемся. Мне все равно, где быть. Главное — с тобой.

В его словах не было пафоса, лишь простая, неопровержимая правда. Он выбирал меня. Несмотря на прошлое, несмотря на боль, несмотря на все препятствия. И в этот момент я наконец позволила себе поверить, что это возможно. Что мы возможны.

Я прижалась к нему снова, вдыхая его запах — теперь знакомую смесь кофе, бумаги и чего-то неуловимого, что было просто им. Гнев все еще тлел внутри, да. Боль — тоже. Но поверх них, медленно и неуклонно, начинало прорастать что-то новое. Что-то прочное. Как фундамент того самого «Убежища» на моих чертежах.

Мы сидели так, пока за окном не стемнело, и огни города не зажглись, словно россыпь алмазов на черном бархате ночи. Мы не строили планов. Мы не давали клятв. Мы просто были. Два уставших, израненных человека, нашедших друг в друге тихую гавань посоне шторма. И этого пока было достаточно. Больше чем достаточно.