«Кровь и Яд» [18+] Книга 1: "The Venom Trilogy"

      «Отказаться — не всегда значит не любить. Иногда это значит любить так сильно, что выбираешь боль разлуки, лишь бы уберечь другого от боли рядом с собой.» © M.A.S

      ***Ягмур

       Мягкий свет заката ложился на воду, рассыпаясь золотыми бликами по волнам. Ветер доносил запах соли и сирени с прибрежных деревьев. Я сидела на скамейке у Босфор, волны мерно плескался о камни, а небо медленно окрашивалось в глубокие лавандовые тона.

     Яман сел рядом. Легко толкнул меня плечом.

     — Ну, что ты хотела рассказать? — в его голосе слышалась улыбка.

     Я медленно покачалась, уткнувшись взглядом в горизонт.

     — Ямааан… — протянула я его имя, как в детстве, когда просила у него конфету или просила спрятать от мамы порванный рисунок.

   Он тут же подхватил, наклоняя голову:

     — Да, Ягмууур?

     Я улыбнулась. Только он мог так произносит моё имя — будто оно было самой музыкой.

     — Я хочу тебе рассказать кое-что очень важное… Но только пообещай, что не будешь злиться.

     Я посмотрела на него — широко, доверчиво. Он прищурился.

     — Когда это я вообще на тебя злился? — усмехнулся он и подмигнул.

     — Ну, всё равно пообещай… — я крепче сжала его ладонь, такая тёплая, знакомая с детства.

    — Ладно. Обещаю. Говори.

     Я глубоко вдохнула, ветер тронул мои волосы.

     — Несколько месяцев назад… я встретила одного человека. Он… он не такой, как все. Знаю, звучит банально, — я смеюсь от своих слов. — Но эта так. Он другой. С ним… спокойно. Понимаешь? Будто весь шум в голове замирает. Его глаза… я думаю о них — и сердце улыбается. Я жду его… всё время жду, как будто всё во мне замирает, когда слышу его голос. Я счастлива, Яман.

Он слушал, не перебивая. Только уголки губ приподнялись, и глаза мягко блестели.

— Я ищу его в каждом, в прохожем, в голосах… Мне кажется, я… — я вдруг смутилась, голос стал тише. — Я, кажется…

— Влюбилась, — спокойно закончил он, и я кивнула.

Яман притянул меня к себе, как в детстве, и поцеловал в макушку.

— Ох, моя маленькая птичка… Я рад. Ты светишься, как лампочка.

— Ямааан… — прошептала я, прижавшись к его плечу.

— Он хороший человек? — спросил он.

— Да… очень. Он очень милый. Воспитанный, внимательный… И даже если случайно ранит, просит прощения. Много раз. Он будто чувствует, где мне больно… — я замолчала на мгновение, вспоминая Имрана. — Я чувствую себя с ним в безопасности. Но знаешь, что пугает больше всего?

— Что?

— Привязанность. Я боюсь привязаться. Боюсь, что стану ему ненужной, что интерес исчезнет — и всё. Я… Я боюсь быть выброшенной. Как в детстве.

Яман напрягся. Я почувствовала, как его ладонь сжала мою сильнее. Я продолжила, почти шёпотом:

— Я ведь всегда пыталась быть нужной… Просто чтобы кто-то сказал: «Останься, ты важна». Но… жизнь раз за разом доказывала, что я — лишняя. Мама… — я запнулась. — Она меня не любит, Яман. По-настоящему не любит.

— Не говори так, Ягмур. Мама очень сильно любит тебя, — я качаю головой.

— Она любит меня не достаточно, Яман. Не так, как вас с Хавин или Джансу. Я — напоминание о её потере. Я выжила, когда её любимый сын и муж погибли. Думаешь, она не спрашивает в глубине души: «Почему не ты?»

Он медленно выдохнул, обнял меня крепче. Тепло его груди било в унисон с моим рваным сердцебиением.

— Ты не лишняя. Ты — моя душа. Моя половина. Я люблю тебя больше жизни, ты же знаешь?

Я сжала его руку, чтобы не расплакаться.

— Ты боишься, что этот человек не полюбит тебя… да?

Я кивнула.

— Я боюсь, что моё сердце — не как у него. Знаешь, как говорят, бывают люди, чьи сердца просто не совпадают… Боюсь, что мы разные. И он никогда не увидит во мне ту, которой я могла бы быть для него. Как была с Эмиром…

Стоит мне только вспомнить о своей первой любви — и моё сердце предательски ёкает.

Я так давно не произносила его имени вслух, что оно будто затерлось в памяти…

Эмир…

Он навсегда останется моей незаживающей раной. Неважно, сколько времени пройдёт — его имя всё ещё отзывается в груди лёгкой болью.

Когда он выбрал своё прошлое, отказался от меня и просто уехал… Это не просто разбило моё сердце — это разрушило часть меня.

Сделало меня неполноценной. Словно меня оставили полюбить за двоих, а потом забрали право даже надеяться.

Я ждала его. Три года.

Любила, надеялась…

Жила будто в ожидании поезда, который уже давно не ходит. А потом — появился он.

Имран.

Так неожиданно, что я сама не поняла, как позволила ему войти.

Сначала — в мою жизнь, потом — в мысли, а затем… в сердце.

Яман взял мою ладонь, поцеловал её, как рыцарь из сказки.

— Он полюбит тебя. Я в этом не сомневаюсь. Потому что тебя невозможно не любить. Ты — чистый свет, Ягмур. И если он этого не поймёт — он просто слепой идиот.

Я улыбнулась сквозь слёзы. Его голос, его тепло, его вера во мне — всё это всегда была так важно для меня.

— Вот бы все смотрели на меня твоими глазами, братишка…

— Тогда бы ты жила во дворце. И с короной на голове, — засмеялся он.

Я положила голову ему на плечо, слушая, как шумит Босфор и как в его груди бьётся моё самое родное сердце.

— А что насчёт этого мерзавца? — вдруг бросил Яман, и я резко замерла, будто кто-то плеснул на меня ледяную воду.

Я не спрашивала, кого он имеет в виду. Я знала. Он говорил об Эмире. Он даже его имя не выговаривал — будто оно было ядом на языке.

Хотя когда-то они были неразлучны. Лучшие друзья. Но всё изменилось, когда тот, кого я любила всем сердцем, просто… уехал. Бросил меня. Нас.

— Что с ним? — я старалась говорить ровно, спокойно, но голос всё равно дрогнул. Как сердце.

— Ты его забыла? — спросил Яман мягче. — Больше не любишь?

Мой взгляд упал на землю, я смотрю себе под ноги.

— Нет. Я не забыла его… и, наверное, никогда не смогу, Яман.

Я усмехнулась с той грустью, которая появляется, когда отпускаешь, но всё ещё помнишь тепло прикосновения.

— Да, он причинил мне боль. Невыносимую. Но он — лучшее воспоминание моего детства, — я коснулась груди, будто хотела вытащить изнутри то, что давно там застряло. — Он научил меня снова говорить. Научил любить. Я не знаю, что будет с Имраном… но Эмир — это часть меня, которую невозможно стереть. Я отдала ему всё, Яман. Сердце, душу, воспоминания, детство. Всё.

Моя рука потянулась к запястью. Я слегка приподняла рукав, показывая тонкий, потёртый временем браслет.

— Я ношу это уже десять лет. Ни разу не снимала. — одна-единственная слеза тихо скатилась по щеке. — Столько же времени я ношу в себе свою любовь к нему.

Яман долго смотрел на меня, глаза его потемнели.

— Ты всё ещё любишь его? — прошептал он, будто боялся услышать ответ.

Я вздохнула.

— Я не знаю. Наверное, нет. — замолчала на миг. — Но я больше не жду. — посмотрела прямо в его глаза. — Говорят, любовь умирает именно тогда, когда ты перестаёшь ждать.

Он кивнул. Медленно. Понимающе. А потом просто притянул меня к себе и обнял. Молча.

Я больше не жду Эмира… Но боль, оставшаяся от него, всё ещё живёт во мне. И только брат — мой Яман — может разделить её так, будто она и его тоже.

— Ты мне первой призналась или этой вредной Ферайе? — с усмешкой спросил Яман, а я, хихикнув, спрятала лицо у него на груди.

— Яман, ты неисправим, — покачала головой я, но улыбка всё ещё играла на губах.

Он пожал плечами, как будто это не новость.

— Ну так кто был первым? Я или она?

— Всегда ты, — тихо сказала я и поцеловала его в щеку.

Яман и Ферайе… они были не просто моими друзьями. Они были моим домом. Теми, кто любит меня не за что-то, а просто так. Без условий. Без объяснений. Та любовь, которая греет в самую холодную ночь.

Мы сидели на лавочке у Босфора ещё полтора часа, глядя, как вечер растворяется в воде.

— Пойдём домой? — спросила я, и Яман кивнул. Он встал и, не отпуская моей руки, повёл нас по знакомой дороге.

Путь от Босфора до дома всегда казался длинным — больше часа пешком. Обычно мы не жаловались. Но в тот вечер я вдруг почувствовала усталость до самых костей. Остановилась и медленно опустилась на корточки.

— Что случилось? — Яман тут же оказался рядом, присев передо мной. Его голос стал мягким, внимательным. — Болит что-то?

— Ноги… просто очень устала, — призналась я, уронив голову на колени.

Он засмеялся, легко и тепло, как всегда.

— Ну давай, залезай, — сказал он и повернулся ко мне спиной.

— Что? — подняла я голову. — Серьёзно?

— Конечно. Я ж твой брат.

— Ты уверен?..

Он лишь кивнул, и я, не веря, но улыбаясь, аккуратно обвила руками его шею и забралась ему на спину. Он поднялся, будто я ничего не весила.

— Ты самый лучший брат на свете… — прошептала я, прижавшись к его спине.

— Я знаю, — ответил он, с тем самым тоном, в котором всегда слышалась ирония, но и тёплая правда. — Помнишь, когда мы были маленькими? Мы долго гуляли, а ты всё время уставала. Я тогда тоже тебя на спине таскал. Вот и сейчас ничего не изменилось. Только ты стала чуть тяжелее.

— Эй! — возмущённо фыркнула я, и мы оба рассмеялись.

— Смотри, какой хороший мальчик, сестру несёт, — услышали мы чей-то голос — мама говорила сыну, проходя мимо. И это почему-то показалось нам ужасно милым.

— Ямаан… — прошептала я, ещё крепче обняв его. — Я тебя очень люблю.

Он чуть повернул голову, чтобы взглянуть на меня краем глаза.

— И я тебя люблю, Ягмур. Всегда.

И в этот момент весь мир исчез. Были только мы. Брат и сестра. Двое, переживших слишком многое, но всё ещё смеющихся вместе. Всё ещё идущих домой как когда-то из школы.

         ***Ягмур 

     Мы с Ферайе и Мелиссой приехали в имение семьи Коч, и, как только машина свернула с главной дороги, я почувствовала, как внутри всё начинает замирать.

     Это нечто монументальное, словно вырванное из европейской аристократической сказки и перенесённое в самое сердце дикого леса. Высокие ворота медленно раскрылись, и машина плавно въехала на аллею, обсаженную идеально подстриженными кипарисами. Дорога слегка извивалась, будто нарочно, чтобы дать время осознать масштаб происходящего.

     И вот он — передо мной раскрылся величественный вид.

     Имение стояло на возвышенности, над всей округой, словно над миром. Центр композиции — сам особняк. Огромный, светлый, строгий. Его фасад, выполненный в классическом стиле с элементами дворцовой архитектуры, был одновременно величественным и безупречно элегантным. Тёмная крыша резко контрастировала с благородным камнем стен. Я почувствовала, как меня охватывает восхищение.

    Перед домом — безупречно ровная, вытянутая лужайка, зелёная и гладкая, как бархат. По обе стороны — террасы с ровными рядами деревьев и клумб, будто рисованные, всё — симметричное, выверенное, идеальное. Фонтаны, аккуратные дорожки, скульптуры… Мне казалось, я попала на территорию частного дворца, скрытого от посторонних глаз.

      Вдали, за белыми стенами и чётко выложенными лестницами, раскинулся густой лес. Такой плотный, что казалось — он дышит. Воздух был наполнен ароматами сосны, свежей травы и… чего-то неуловимого, может, роскоши. Даже пруд внизу холма — с крошечной лодкой у берега — выглядел как часть продуманного замысла.

     Я задержала дыхание.

    — Это твой дом?.. — прошептала я, сама не замечая, как слова сорвались с губ.

     Мелисса молча кивнула. В этот момент я поняла: то, что для меня — почти сказка, для неё — просто часть жизни. И, возможно, даже не самая интересная.

     — Пойдёмте в сад. Мальчики, наверное, там, — сказала она и направилась в сторону живой изгороди. Ферайе пошла за ней, а я осталась, оглядываясь по сторонам, словно боясь потерять ни единой детали.

     Меня вела другая дорога — гравийная тропа, уводящая к конюшням. Я шла, будто во сне. Аллея была окружена деревьями, их кроны соприкасались высоко над моей головой, образуя зелёный коридор. Сквозь листву пробивался свет, он танцевал на дорожке, мерцал на моём лице. Под ногами тихо похрустывал белый гравий, воздух пах свежестью, деревом, кожей и свободой.

     И вот — конюшни. Но это не были обычные конюшни. Скорее, резиденция лошадей. Здание из благородного дерева с медными акцентами, точная симметрия, гладкие стены, ухоженная зелень вокруг. Всё здесь говорило о стиле, уходе, внимании к каждой детали. Казалось, ещё немного — и сам воздух станет здесь чище.

     Я замедлила шаг. Отсюда открывался потрясающий вид на часть имения — и сердце вновь трепетнуло. Я подошла к дверям и, на секунду затаив дыхание, вошла.

     Внутри пахло сеном, древесиной и чем-то ещё…. Сводчатый потолок отражал мягкий свет — золотой, тёплый, будто взятый из старинных ламп. Всё было чисто до блеска. Лошади поднимали головы, медленно поворачивали их ко мне — настороженно, но без страха. Одни фыркали, другие ржали тихо, приветливо, словно чувствовали моё волнение.

     Я пошла по проходу между стойлами. Каждый бокс — произведение искусства: тёмное дерево, чёрное железо, тонкая гравировка. Даже лошади здесь жили, как в пятизвёздочном отеле. Я чувствовала, как сердце стучит быстрее. Не от страха — от восхищения. От осознания, что я оказалась в совершенно другом мире.

     Я провела пальцами по гладкой поверхности ограды одного из стойл, и лошадь мягко ткнулась мне в ладонь — тёплая, живая. Она смотрела прямо на меня, с тем непостижимым выражением, будто пыталась что-то понять.

     Она была словно ожившая тень — грациозная, безмолвная, с блеском ночи в чёрной, гладкой, как шёлк, шерсти. Круп — сильный, вытянутый, как у гордого воина, грива спадала волнами по шее, словно тёмная вода в сумерках.

     Когда она потянулась ко мне, я почувствовала её дыхание — тёплое, обволакивающее. Ноздри дрогнули, уши повернулись в мою сторону — настороженно, но без страха. А глаза… В них была странная глубина. Мудрость. Тихое спокойствие. И что-то ещё — будто она знала обо мне нечто такое, чего не знала даже я сама.

     Я улыбнулась, не отрывая взгляда, и шепнула:

     — Какая же ты красавица…

     Чёрная, как сама ночь. Но вовсе не пугающая.

     — Как тебя зовут?

     Я взяла яблоко, аккуратно положенное рядом, и протянула ей. Она сначала понюхала, потом лениво укусила. Я снова улыбнулась.

     — Ты очень-очень красивая. Какие у тебя глаза, красные, как рубины…

     — Кажется, ты ей понравилась, — вдруг раздался позади бархатный голос. Я вздрогнула.

     Имран.

     Я не стала оборачиваться сразу. Просто стояла, пока он сам не подошёл ближе.

     — Привет, Ясноглазка, — прошептал он, почти касаясь губами моего уха.

     Я затаила дыхание, кожа вспыхнула. Медленно, я повернулась к нему:

     — Привет, Имран… — голос мой прозвучал тише, чем я ожидала.

     Он смотрел на меня, уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке.

     — Ты понравилась Карадже. А она не каждому позволяет себя гладить, — он кивнул на лошадь.

     — Караджа?.. — я снова взглянула на неё. — Какое красивое имя… Она твоя?

     — Да. Подарок отца, — ответил он негромко. На миг его взгляд потемнел. В этой тени было что-то грустное.

     Я почувствовала это всем сердцем — ту едва уловимую боль.

     — Я могу сесть на неё?

     — Ты умеешь ездить? — удивился он.

     — Да, папа научил меня ещё в детстве.

     — Как и твою сестру? — он усмехнулся, в его голосе скользнуло что-то лёгкое, шутливое. Я замерла.

     — Хавин? — переспросила я осторожно.

     — Угу. Она пыталась доказать, что сможет оседлать Караджу… но, увы, не вышло. Упала.

     Я замираю.

     — Хавин? Моя сестра? Она села на лошадь? — спросила я, почти не веря.

     — Да. А что такого? — он нахмурился, не понимая.

     В голове всплыло воспоминание — Хавин, маленькая, дрожащая, прижавшаяся к матери, когда отец пытался уговорить её просто подойти к пони. Тогда она в слезах умоляла: «Нет, пожалуйста…» Она боялась до ужаса.

     А теперь села на Караджу?..

     — Моя сестра… — повторила я шёпотом. — Села на неё?..

     Имран кивнул, чуть медленно.

     — Ягмур, что случилось? — спросил он, внимательно вглядываясь в меня.

     Я покачала головой.

     — Да нет… Ничего. Просто… странно.

     Это было не просто странно.

     — Ягмур? — Имран дотронулся до моего плеча. Я вздрогнула — не от испуга, а от прикосновения. Оно было неожиданным, но тёплым.

     — Да? — обернулась я, стараясь скрыть смущение.

     — Ты в порядке? Ты о чём задумалась?

     Я чуть нахмурилась, на секунду задумалась, но тут же отмахнулась:

     — Ни о чём. — и, кивнув на Караджу, спросила: — Так как, я могу сесть на неё?

     — Нет. Не можешь, — голос Имрана стал твёрдым, даже чуть резким.

     Я приподняла бровь, слегка удивлённая:

     — Почему?

     — Это ради твоего же блага. — Он посмотрел мне в глаза. — Караджа не спокойна. Она упрямая, капризная и… опасная, если не чувствует доверия. Никому, кроме меня, она не позволяет себя седлать. И, как ты уже слышала, тому доказательство — твоя сестра. Я не хочу, чтобы ты пострадала, — в его голосе прозвучала тревога, почти глухая мольба.

     Я не выдержала — тихо рассмеялась.

     — Что? — нахмурился он.

     — Мне нравится, когда ты так говоришь, — улыбнулась я. — Когда ты… заботишься. Это приятно.

     Имран опустил взгляд, но я заметила, как уголки его губ дрогнули. Он улыбнулся — по-настоящему.

     — Ладно, Ясноглазка… — сказал он, слегка качая головой. — Если ты так хочешь покататься, я прикажу, чтобы тебе приготовили другую лошадь. Хочешь?

     Я быстро закивала:

     — Конечно!

     — Тогда пойдём, — его рука на секунду коснулась моей спины, направляя вперёд. Мы вышли из стойла. — Когда ты в последний раз садилась на лошадь?

     — Хмм… — я задумалась, прищурившись на солнце. — Это было несколько лет назад. С дядей. Он устроил мне сюрприз на день рождения. Я тогда визжала от восторга и испуга одновременно.

     Имран рассмеялся:

     — Представляю. С тобой, думаю, и лошадям было не скучно.

     — Ха-ха, очень смешно, — фыркнула я.

     Из конюшни вывели двух лошадей. Одну — красивую карамельного цвета, с мягкой гривой цвета топлёного молока. Вторую — Караджу. Даже сейчас, под уздой, она выглядела дикой, словно могла в любой момент сорваться с места и исчезнуть в сумраке леса.

     Имран взял меня за руку и помог взобраться в седло. Его ладонь была тёплой, сильной, уверенной. Я почувствовала, как между нами что-то мелькнуло. Молнией. Быстро, но ощутимо.

     — Спасибо, — прошептала я, глядя на него сверху.

     — Хорошо держись, ладно? — сказал он строго, но в глазах его пряталась улыбка.

     — Обещаю. Я не из тех, кто падает, — ответила я дерзко, и он фыркнул.

     — Посмотрим, Ясноглазка.

     Он легко оседлал Караджу, и мы выехали, направляясь к озеру. Лёгкий ветер коснулся лица, трава мягко шуршала под копытами, а небо над нами медленно окрашивалось в золото.

     Мы гуляли больше часа, разговоры текли легко и непринуждённо. Словно мы знали друг друга всю жизнь. Между нами не было той стены, которую я воздвигала для остальных. Я держала всех на расстоянии. Всех — кроме Ямана, Ферайе… и теперь — Имрана.

     С ним я чувствовала себя в безопасности. Спокойно. Странно было осознавать, что я знала его всего несколько месяцев, а доверяла больше чем когда-либо.

     Когда мы вернулись, он первым спрыгнул с лошади и сразу подошёл ко мне.

     — Давай, — его голос был мягким, и, не дожидаясь моего ответа, он положил ладони на мою талию. — Осторожно…

     Я почувствовала, как легко и уверенно он помогает мне спуститься. Его прикосновения были тёплыми, но не навязчивыми. Когда мои ноги коснулись земли, я повернулась к нему, чтобы поблагодарить — и замерла.

     Имран стоял слишком близко. Настолько, что я чувствовала тепло его дыхания. Он смотрел мне прямо в глаза, не отводя взгляда, а я не могла заставить себя моргнуть. Эти глаза были опасно красивыми. Глубокие, как ночь, и светящиеся, как солнце сквозь тень листвы.

    Никто не произнёс ни слова. Мы просто смотрели друг на друга, и в этом молчании было больше смысла, чем в сотне фраз. Моё сердце застучало так, как будто пыталось вырваться наружу.

     И вдруг… Лошадь фыркнула и мотнула головой.

     Я вздрогнула и, не успев сообразить, прижалась к Имрану. Его руки крепко обняли меня за плечи, не давая упасть.

     — Ты в порядке? — Его голос стал почти шёпотом, и я почувствовала, как его подбородок слегка касается моей макушки.

     — Ммм… — я только кивнула, не найдя слов.

    Имран засмеялся, громко и искренне.

     — Эй! — я отстранилась, прищурившись. — Ты смеёшься надо мной?

     — Нет, вовсе нет, — он покачал головой, всё ещё смеясь. — Я смеюсь, потому что ты… такая милая, когда пугаешься.

     Голос его стал ниже, почти хриплым, и я ощутила, как по коже пробежали мурашки. Его глаза снова скользнули по моему лицу — и остановились на губах. На секунду всё вокруг исчезло. Оставались только мы.

     Я поспешно отвернулась, чтобы скрыть, как вспыхнули щёки, и неловко сказала:

     — Лошадь… очень красивая. И, кажется, спокойная.

     Имран приподнял бровь и ухмыльнулся:

     — Спокойная? Это жеребёнок Караджи. В ней бушует дикая кровь.

     — Правда? — Я с улыбкой подошла к лошади и провела ладонью по её шелковистой гриве. — Она мне нравится. Кажется, и я ей тоже… Как её зовут?

     — Бархат.

     — Бархат… — повторила я, пробуя имя на вкус.

     — Если не нравится — можешь поменять, — неожиданно сказал Имран.

     — Что?

     — Говорю, теперь она твоя. Захочешь — дашь ей другое имя.

     Я моргнула, не сразу поняв.

     — Погоди… Ты серьёзно?

     Он кивнул и погладил свою лошадь, словно сказал нечто обыденное.

     — Хочешь — катайся. Хочешь — просто гуляй с ней. Это уже неважно. Она теперь твоя.

     — Ты… даришь мне лошадь? — я смотрела на него, как на человека, сошедшего с небес.

     — Да, — просто сказал он. — Ты ей понравилась. А она — тебе. Я не собираюсь мешать этому.

     Он пошёл в сторону конюшни, ведя Караджу, оставив меня в полном ступоре.

     — Он сейчас… подарил мне тебя? — Я посмотрела на лошадь, и она, будто понимая, посмотрела в ответ.

    Я прикоснулась к её гриве, и по щекам побежала улыбка.

    — Значит, ты моя? — прошептала я и прижалась лбом к её голове. — Ты даже не представляешь, как много это для меня значит.

     В этот момент вернулся Имран.

     — Поменяла ее имя?

     Я покачала головой:

     — Нет. Бархат — идеальное имя. Она действительно как бархат — милая, мягкая и с характером.

     Я подошла ближе, подняв голову вверх, чтобы встретиться с его взглядом.

     — Имран… спасибо тебе. Ты исполнил мою мечту. С самого детства я мечтала о лошади. А ты… ты просто взял и подарил её. Ты даже не представляешь, насколько это для меня важно.

     Я встала на носочки и легко поцеловала его в щеку. Его кожа была тёплой. Он застыл, как будто этот момент остановил время.

     — Я благодарна за всё, что ты делаешь для меня, — добавила я с нежной улыбкой.

     Имран смотрел на меня, и в его глазах было что-то болезненно честное. Как будто он боялся, что я уйду — и одновременно надеялся, что останусь.

     — Не благодари. Всё, что я делаю… — он сделал вдох, — я делаю потому, что ты раскрашиваешь мою жизнь. Она была тёмной, глухой… пока ты не появилась.

     Он снова посмотрел на мои губы.

     Моё сердце дрогнуло. Впервые за долгое время оно било так сильно. Словно знало: это его человек. Это его момент.

     Я наклонилась, почти поддаваясь чувству, почти касаясь его…

     Но шаги.

     Имран отпрянул, будто очнулся. Его лицо стало отстранённым, и он повернулся к звуку. Я стояла, стараясь дышать ровно, пряча пылающее лицо.

     К нам со стороны сада неспешно приближался Синан, а рядом с ним шла миниатюрная девушка с изящной осанкой.

     Я почувствовала, как Имран вновь посмотрел на меня. Сердце сорвалось вниз, я торопливо отвела взгляд, опуская голову, и заправила за ухо непослушную прядь.

     Господи, как же стыдно… Сейчас бы просто исчезнуть. Раствориться в воздухе. Или провалиться под землю — быстрее, чем они успеют подойти.

     — Привет, — сказал Синан, оказавшись рядом.

     Я медленно подняла голову.

     — Здравствуйте, — выдавила я чуть слышно, стараясь не смотреть на Имрана.

     Он только кивнул. Молча. Холодно. Синан переводил взгляд с серьёзного брата на меня — раскрасневшуюся, словно только что сбежала с поля боя.

     — Брат Имран, это твоя девушка? — вдруг с любопытством спросила темноволосая девушка рядом с ним.

     Я взглянула на неё — и залюбовалась. Она казалась фарфоровой.

     Светлая, безупречно гладкая кожа с лёгким румянцем на щеках. Миндалевидные глаза, обрамлённые густыми ресницами и идеально очерченными бровями. Цвет глаз невозможно было определить точно — серо-зелёные? Ореховые? Светло-карие? Они были… сияющие. Живые.

     Полные бледно-розовые губы с чётким контуром придавали её лицу особую мягкость. Чёрные, длинные волнистые волосы блестели на солнце, а прямая чёлка и аккуратные пряди, обрамлявшие лицо, делали её похожей на куклу — нет, на настоящую принцессу из мультфильма.

     И она казалась мне такой знакомой. Вот только вспомнить — не могу. Голова была полна дыма.

     Имран молчал. Смотрел только на меня. Я тоже смотрела на него, в ожидании. Он не отвергал, не отрицал. Просто молчал.

     Горло пересохло. Сердце застучало громче. И всё же я заставила себя говорить:

     — Нет, я не его девушка. Я подруга Мелиссы. Ягмур, — представилась и протянула руку.

     Он продолжал смотреть. Но теперь в его взгляде что-то дрогнуло. Или мне показалось?

     — Приятно познакомиться, Ягмур. Я — Ипек, невеста Синана, — с лёгкой улыбкой пожала она мою руку.

     Ипек Памук Эфеоглу. Конечно. Теперь я вспомнила. Я видела её на обложках глянцевых журналов, в светских хрониках, в инстагарме. Она была очень знаменитой, даже в их мире элиты. Но вживую… Она была даже красивее, чем на фотографиях.

     Я перевела взгляд на неё и Синана. И вдруг поняла, почему Лале ревновала.

     Они смотрелись вместе… потрясающе. Идеально. Как Инь и Ян. Свет и тень. Сила и нежность. Эффектно. Горманично. Даже слишком.

     Вместо нее я бы тоже ревновала.

     Синан вдруг усмехнулся. Тихо, почти незаметно, но в этой усмешке было что-то странное. Она выдернула меня из мыслей.

     Будто ему было… смешно?

     — Что случилось? — настороженно спросила Ипек, глядя на него.

     — Так, ничего, — пожал он плечами, но взгляд всё ещё был прикован к Имрану. — Просто кое о чем подумал.

     Пауза. А потом он перевёл взгляд на меня, и с едва заметной усмешкой, будто бросая что-то между строк, сказал:

     — Пойдёмте уже в дом. Ты, похоже, замёрзла. На тебе лица нет.

     Я замерла. Эти слова вонзились в меня как тонкие иглы. Он не сказал ничего обидного напрямую — но я услышала больше, чем он произнёс. Я почувствовала. Как будто он что-то знал. Или догадывался. Или просто хотел уколоть.

     Имран тут же посмотрел на меня.

     — Ты в порядке? Замёрзла? — голос был мягким, обеспокоенным.

     Я молча покачала головой. На самом деле — я не знала, в порядке ли. Моё тело было тёплым, но внутри всё сжималось.

     Имран снял куртку и аккуратно накинул мне на плечи. Запах его парфюма коснулся моей кожи — знакомый, тёплый, опасный. Я словно снова оказалась в нескольких минутах назад, в том времени, где я его чуть не поцеловала.

     — Ты дрожишь. Пойдём. — Его рука мягко коснулась моей спины, направляя вперёд.

      Я подняла глаза и встретилась с взглядом Синана.

     Он смотрел на нас. Странно. Пристально. И в его взгляде не было ни тепла, ни безразличия. Только хищное любопытство и что-то ещё…

     Опасное. Как будто он видел больше, чем должен. Как будто наслаждался чужой слабостью.

     Мне стало не по себе. Поэтому я не сказала ни слова. Просто пошла вперёд, рядом с Ипек, оставив их позади. И даже не обернулась. Не потому что не хотела. А потому что боялась — если увижу его взгляд ещё раз, сердце снова дрогнет. И я уже не смогу сохранить лицо.

     ***Имран

     Девушки шли впереди, оставив нас с Синаном позади. Их силуэты постепенно исчезали, но ощущение её присутствия всё ещё висело в воздухе — как аромат, который не отпускает.

     — Почему ты ухмыльнулся? — бросил я, даже не глядя на него.

     — О чём ты вообще? — Синан изобразил непонимание, как всегда мастерски.

     — Синан, — я остановился. Он тоже. — Я спросил, почему ты так посмотрел на меня. Почему улыбнулся. Ответь прямо. Не выводи меня.

     Он вздохнул. На секунду в его взгляде мелькнула тень сожаления.

     — Ты влюблён в эту девушку.

     Эти слова ударили как пощёчина. Сердце болезненно сжалось. Я усмехнулся — глупо, нервно.

     — Не неси чушь. Бред какой-то.

     — Нет, брат. Бредишь тут как раз ты, — Синан покачал головой. — Но знаешь, в первый раз за долгое время я тебя понимаю. И — странно — даже поддерживаю.

     Он посмотрел вперёд, туда, где исчезала в темноте её хрупкая фигура. Я тоже посмотрел. И от этого взгляда стало только хуже.

     — Ты боишься сделать ей больно. И ты прав. Ты сделаешь. Такая, как она… слишком чистая. Слишком светлая для нас. Для этого мира. Она не выживет в аду, в котором мы живём. В котором ты живёшь. Как и Лале, — добавил он тише. Его голос дрогнул. — Теперь ты понимаешь, почему я от неё отказался. Ради неё же.

     Он снова посмотрел на меня — впервые за долгое время без маски.

     — Не забывай, кто ты, Имран. Ты — Коч. До мозга костей. Нам не дано счастья. Каждый раз, когда перед тобой открывается дверь — за ней боль. Всегда. Твоя единственная свобода — выбрать ту, что болит меньше.

     Он положил руку мне на плечо.

     — Женись на сильной. Даже если она будет плохой. Но не на невинной. Не на любимой. Такая, как она, станет твоей слабостью. А слабости в нашей семье не прощают. Их используют. Против тебя. Против неё. И тогда… ты её потеряешь. Мы все её погубим. А ты будешь жить с этим остаток своей жизни. Наш отец не пожелел Лале, свою племянницу, эту девушку он вообще не будет жилет. Он убьет ее раньше чем ты поймёшь.

     Он отпустил плечо и ушёл, не дожидаясь ответа. И с каждым его шагом будто что-то внутри меня рвалось.

     Меня затошнило. Буквально. Я сгибаюсь, хватаюсь за грудь. Боль резкая, жгучая, настоящая. Как будто сердце изнутри разрывали когтями. Я не чувствую рук. Ног. Я не чувствую себя.

Слова Синана пронзили меня до основания. Потому что он был прав. До ужаса, до отвращения прав.

     А правда… отвратительна.

     Понимание того, что ты не можешь быть с тем, кого любишь… С тем, кто стал для тебя воздухом, кто — как свет в твоей тьме… Эта мысль рвала меня на части.

     И именно она была самой невыносимой болью из всех, что я когда-либо знал.

     Я направился к беседке, где сидела моя семья. Казалось бы — обычная картина: стол, еда, смех, шутки, перекатывающиеся по воздуху. Со стороны — идеальная семья. Гармония. Любовь. Единство. Но я знал, что всё это ложь.

     В каждом, кто сейчас беззаботно смеялся, скрывался хищник. В их глазах был блеск притворства, за улыбками пряталась жажда власти, в тостах — намёки на будущие предательства. Эти люди — моя кровь, мои родственники. Те, кто при необходимости убьёт без колебаний. Ради денег. Ради силы. Ради фамилии.

     Смерть дедушки это доказала. Он ещё не остыл, а отец и его братья уже вцепились друг в друга, деля не память, а власть.

     Я хорошо помню тот год. Как отец срочно отправил нас в Америку, пряча от бурей, разворачивающихся в Стамбуле. Как он не спал ночами, получая угрозы. Как старший дядя пытался убить его, чтобы самому стать главой семьи. Как отец в ответ устроил охоту. Это была не просто борьба за власть — это была резня.

     И он победил. Благодаря моей матери и ее семье. Он выжил. Стал господином семьи Коч. Но какой ценой?

     Теперь, глядя на них, я понимаю: это снова повторится. Рано или поздно. И мне придётся стать участником новой войны. Хочешь выжить — бей первым. И я буду бить. Потому что другого пути нет. Или ты их — или они тебя.

     И чтобы выжить, мне нужна сила. И рядом со мной должна быть женщина, которая станет моей бронёй. Моим холодным рассудком. Моим щитом. Как моя мать была для моего отца.

     Но Ягмур…

     Я перевёл взгляд. Она стояла рядом с Мелиссой. Светлая. Тёплая. Смеялась, запрокинув голову, и этот звук прошёл сквозь меня, как лезвие ножа.

     Внутри всё сжалось.

     Ты не имеешь права на неё, Имран.

     Я стиснул зубы.

     Ты любишь её, а значит, ты слаб.

     Какой союзник из женщины, которую ты хочешь защищать больше жизни? Которую любишь до боли в груди? Она — не твоя броня. Она — твоё слабое место.

     И именно в неё ударят.

     Я видел это уже. Слишком много раз. Слишком часто. Тот, кого ты любишь, становится рычагом. Инструментом. Мишенью.

     Если с ней что-то случится… по моей вине… Я не выдержу.

     Я закрыл глаза.

     Ты помнишь, как она впервые улыбнулась тебе?

     Да.

     И помню, как она смотрела на меня у торгового центра. Из-за нее я впервые засмеялся по-настоящему. С тех пор… с тех пор всё изменилось.

     И ты хочешь лишить себя этого? Отказаться от неё?

     Я не хочу. Но должен.

     Я открыл глаза.

     — Откажись… — выдохнул я.

     Комок в горле сжался, словно удав.

     — Откажись… — повторил.

     Она смеялась. Лёгкая. Живая. Ягмур. Моя жизнь. Моя радость. Моя погибель.

     Больно. Адски. Но я не могу позволить себе эмоций.

     «Никогда не показывай свои чувства. Эмоции — слабость».

     Слова отца. Тогда я злился на него за эти слова. А теперь… теперь повторяю их, как молитву.

     Да, есть нечто страшнее, чем её смерть.  Моя смерть.

     Потому что тогда она останется одна. С разбитым сердцем. С пустотой, которую я создал. Каким бы героическим ни был мой конец — это будет предательство. Предательство той, кто отдал мне свою душу. А я не хочу быть предателем. Не её. Никогда. Поэтому единственное, что я могу сделать — это уйти. Уйти сам. Не дать ей приблизиться. Не дать себе — любить.

     Я лучше женюсь на той, кто ничего для меня не значит. Потому что моё сердце уже отдано. И имя этому сердцу — Ягмур.

     *** Имран
Несколько дней спустя

     Я едва переступил порог дома, как почувствовал, насколько вымотан. Рабочий день тянулся как вечность. Поднимаясь в комнату, я мечтал только о горячем душе и тишине. Но когда открыл дверь, то застыл.

     У кровати стояла моя мать.

     — Асияат Султан, — я снял пальто и повесил его на стул. — Что ты тут делаешь?

     — Мне нужно поговорить с тобой, сынок, — голос матери был ровный, но глаза тревожные.

     — Это не может подождать до завтра? Я выжат как лимон. Мне просто нужен душ и немного сна. Вчера я даже не сомкнул глаз, — устало пробормотал я.

     — Нет, Имран. Это действительно срочно, — в её голосе не было места компромиссу. А моя мать не из тех, кто тревожит попусту.

     Я опустил взгляд и медленно начал расстёгивать манжеты.

     — Ладно, — выдохнул я. — Говори. Только быстро.

     — Ты знаешь Эду? Внучку Драгана?

     — Нет. И знать не хочу, — бросил я, сняв часы.

     — Эда — внучка Догана. Её дедушка — президент крупнейшей нефтяной компании. Она хорошая девочка, сейчас учится в Швейцарии, скоро возвращается. Вот, посмотри… — Мама положила на журнальный столик фотографию.

     Я даже не взглянул.

     — Мам, давай сразу. Зачем мне её биография?

     — Потому что она — лучшая партия для тебя.

     Я резко обернулся.

     — Вот только не начинай! Валиде Султан, не смей продолжать, — бросил я и сделал шаг в сторону ванной.

     — Твой отец хочет, чтобы ты женился, — её слова остановили меня на полпути.

     Я замер, медленно обернулся.

     — И, конечно, он выбрал за меня. Как всегда. На этот раз — внучка Драгана?

     Мать кивнула.

     — Он считает, что этот союз укрепит позиции семьи. И он уже дал слово.

     — Нет! — голос мой сорвался. — Можешь пойти и сказать своему мужу, что я не соглашусь. Я не игрушка! Я не марионетка!

    — Имран, ты не понимаешь, — её голос был тихим, почти сдавленным. — Как бы ты ни сопротивлялся, он всё равно добьётся своего.

     — Не в этот раз, — я сжал кулаки. — Я достаточно позволил ему. Он выбирал за меня всё — от детского сада до факультета университета. Но только одно он не выбирал — кто будет моей женой!

     В этот момент распахнулась дверь.

    — Я выберу и это, — холодно произнёс отец, входя в комнату. — Ты женишься на Эде. Это решено.

     — А я сказал — нет! — сквозь зубы ответил я. — Я не Синан! Я не позволю тебе решать за меня! Это моя жизнь. Моя постель, в которую ты не можешь вмешаться!

     — Мне плевать, кто будет с тобой спать. Пока это не будет по закону и на моих условиях! В мою семью не войдёт та, кого я не одобрю!

     — Тогда знай, — голос мой дрожал, — я сам решу, кто станет моей женой. И это точно будет не Эда!

     — Почему? — отец шагнул ближе. — У тебя есть кто-то? Ты влюблён, Имран?

     Мой взгляд скользнул к платку, лежащему на подушке. Внутри всё оборвалось. Холод пронзил грудь.

     — Я задал вопрос, — голос отца стал стальным. — Есть кто-то?

     — Нет, — выдохнул я. — Никого нет. Но это неважно. Потому что ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь. Это единственное, что оставалось моим. И я не отдам это тебе. Если вы так мечтаете о внучке Драгана — отдайте её Осману или Мерту!

     — Когда дойдёт до них, я и для них найду достойную партию. Но ты — первый. Тебе нужна жена, которая станет твоей опорой. А её семья — твоей защитой.

     Я усмехнулся.

     — Мне не нужна защита, когда я — твой сын. Я — Али Имран Коч. Кто посмеет пойти против меня?

     — Не будь наивным, — отец смотрел на меня как на мальчика. — Я тоже когда-то был сыном самого могущественного человека в стране. А потом он умер. И только благодаря твоей матери и её семье я смог выжить в этом аду. Это цена власти, сынок. Она требует жертв.

     Я замолчал. Его слова били в самое сердце. Он был прав. Как бы это ни бесило — прав.

     — Тебе нужна жена, которая будет щитом, а не слабым звеном. Ты должен жениться. Это твой дог.

     — Хорошо, — тихо сказал я, вдохнув глубже.

     Мама удивлённо повернулась ко мне. Отец замер.

     — Будь по-твоему. Я женюсь.

     Отец похлопал меня по плечу.

     — Ты сделал правильный выбор.

     — Уверен, — выдавил я с кривой усмешкой.

     Когда они ушли, я сел на край кровати и уставился на фотографию девушки. Безусловно, она была красива. Идеальна. Для кого-то.

     Но не для меня.

     Для меня красивей Ягмур не было никого. И не будет.

     Отец прав — мне нужна жена. Но не та, кого он выбрал. Я сам найду подходящую. Ту, кого смогу контролировать. И которая не станет моей слабостью.

     Для того чтобы принять решение, мне было нужно только одно. Лишь одно. И я это сделал. Я схватил телефон и, не раздумывая, набрал номер. Один гудок… второй… третий…

     И вдруг я услышал её голос. Тот самый — звонкий, любимый, живой.

     — Имран… — произнесла она моё имя.

     В этот момент я почувствовал, как по венам разливается свет. Я был… счастлив. До головокружения. До безумия. До дрожи в груди.

     — Привет, Ясноглазка. Что делаешь?

     — Ничего, сижу в своей комнате. А ты?

     — Я тоже… — Я замолчал на секунду, просто чтобы вдохнуть её имя. — Ягмур…

     Её голос чуть изменился.

     — Слушаю тебя…

     — Ты можешь кое-что сделать для меня?

     Секунда тишины. А потом её ответ — лёгкий, как дыхание весны.

     — Да, что угодно. Конечно, если ты не попросишь ограбить банк или убить кого-то, — рассмеялась она. — Тогда да, смогу.

     И я тоже рассмеялся. Впервые за… давно. Даже сейчас, в этом хаосе, она умудрялась заставить меня улыбнуться. Как её не любить? Как остаться равнодушным к девушке, в которой столько тепла?

     — Так, чем я могу помочь? — спросила она мягко.

     — Я хочу увидеть тебя. Сейчас. Немедленно. Мне очень нужен твой совет. Ты можешь выйти ради меня?

     На той стороне стало тихо. Секунда. Другая. Я уже начал думать, что она откажет… и вдруг — её голос снова, тёплый, живой, уверенный:

     — Хорошо. Давай встретимся напротив Девичьей башни.

     — Буду ждать тебя, — выдохнул я.

     И отключился. Я узнаю кое-что, а потом приму это решение…

     ***Ягмур

     Когда Имран отключился, я тут же схватила набрала Ферайе. Несколько гудков — и, наконец, сонный, раздражённый голос:

     — Чего тебе, курица?

     — Ферош, ты что, спишь?

     — Нет, в клубе тусуюсь! Конечно, сплю! — прорычала она, и я еле успела отдёрнуть телефон от уха.

     — Не ори, коза. Всю страну разбудишь.

     — Эй, ненормальная, ты на часы смотрела вообще?!

     Я перевела взгляд на электронные цифры.

     23:45.

     — Оставь это. Имран хочет меня видеть.

     На том конце провода раздался такой грохот, будто у них в комнате слон упал с потолка.

     — Ферайе?.. Ты жива?

     — Какой Имран? Наш Имран? Почему?! — теперь она звучала так, будто только что выпила три литра кофе.

     — Ему нужен мой совет…

     — Вай! Как это романтично… — простонала она, как раненый щенок.

     — Ферош, мне нужна твоя помощь!

     И, клянусь, через секунду она уже была в полной боевой готовности. Будто солдат на параде.

     — Жди. Скоро буду!

     Прошло минут десять — я только успела переодеться, как услышала, что кто-то стучит в дверь. Конечно, Ферайе.

     — Чего тебе, Ферайе? — встретила её Хавин, пока я спускалась. Её тон был такой, будто она охраняет вход в министерство обороны.

     — Я к Ягмур, — растянула улыбку Ферайе, как настоящий Чеширский кот.

     — Я поняла, что не ко мне. Но ты на часы смотрела, девочка?

     — Сестра, у нас скоро сессия, надо готовиться, — сказала я, стараясь выглядеть максимально серьёзной. Хотя внутри всё трепетало.

     — А утром готовиться не судьба? — Хавин скользнула по мне взглядом с головы до ног. — Ты точно к Ферайе идёшь? А не на свидание?

     — Аллах-Аллах, сестра Хавин, ты чего? А если она выйдет на улицу, и бам — принц на белом коне? — Ферайе откинула голову назад и громко расхохоталась.

     — Где ж твой принц-то ходит? — откуда ни возьмись появился Яман, как всегда не вовремя.

     — Мой принц заблудился. Или, может, попал не в ту сказку, мудак! — она метнула в его сторону убийственный взгляд.

     — Да от такой, как ты, любой злодей убежит. Не то что принц! — ухмыльнулся он.

     Я с Хавин еле сдерживали смех. Эти двое вели себя как старая супружеская пара, прожившая в браке лет сорок.

     — Дебил! — крикнула Ферайе.

     — Не злись, а то прыщи вылезут, — расхохотался Яман.

     Я дала ему подзатыльник:

     — По твоим губам степлер плачет! — фыркнула и, схватив подругу за руку, двинулась к выходу. — Всё, Хавин, если задержусь — останусь у них.

     — Спокойной ночи, злюка! — выкрикнул нам вдогонку Яман.

     — Чтобы ты поскользнулся на моих слезах, скотина! — ответила ему Ферайе, не оборачиваясь.

     Я с Хавин не выдержали — засмеялись.

      — Зайди в дом, дурак, — буркнула сестра и втолкнула его внутрь, захлопнув за ним дверь.

     Когда мы подошли к дому Ферайе, она остановилась.

     — Дальше сама дойдёшь, или мне с тобой идти?

     — Нет, Ферош, спасибо. Здесь недалеко. Дальше я сама.

     — Хорошо. Как вернёшься — обязательно позвони. Я буду ждать.

     — Обязательно. Спасибо тебе, — я поцеловала её в щёку и побежала.

     Сердце стучало как сумасшедшее. Я не знала, зачем он меня позвал, но точно знала одно: я хотела увидеть его. И это чувство было сильнее всего.

     ***Имран

Я сидел на одной из скамеек, расположенных вдоль берега. Передо мной раскинулась тёмная гладь моря, а за ней — огни Европейской стороны, отражающиеся в воде. Это место стало для нас с Ягмур особенным. Нашим. Прямо напротив Девичьей башни, где мы проводили множество вечеров — вдвоём, в молчании или в разговорах о всём и ни о чём.

— Привет, — раздался её знакомый бархатный голос.

Я обернулся. Ягмур стояла рядом и улыбалась. Её зелёные глаза в свете фонаря казались особенно яркими, почти сказочными.

Невольно я тоже улыбнулся. Столько дней прошло с тех пор, как я её видел. И сейчас, когда она передо мной — живая, настоящая — мне захотелось обнять её и спрятать от всего мира.

— Привет, — я поднялся и взглянул на неё сверху вниз. — Тебе не холодно?

Она покачала головой.

На ней были джинсы, тонкая майка и лёгкая курточка — совершенно не по погоде. Эта девушка...

— Ты неисправима, Ягмур, — вздохнул я и снял с себя пальто, накинув ей на плечи.

— А ты как же? — хлопая ресницами, спросила она с лёгкой усмешкой.

— Мой свитер теплее твоей куртки. Подожди, — я снял свой шарф и аккуратно повязал его на её шею.

— Я не замёрзну, не волнуйся, — пошутила она и села на скамейку.

Но внутри меня что-то болезненно ёкнуло. Даже шутка об этом заставила сердце сжаться.

Я сел рядом.

— Ты влюблена в кого-нибудь, Ягмур? — спросил я, глядя, как она смотрит на ночное небо.

Я знал ответ. Хавин рассказала. Но всё равно… в глубине души теплилась надежда.

— Да… — прошептала она, и на её губах расцвела такая нежная, искренняя улыбка, какую я ещё ни разу не видел.

Моё сердце сжалось. Эта улыбка была не для меня.

— И у других нет шанса занять его место? — я пытался говорить спокойно, не выдав дрожи в голосе.

— Нет… В этом мире нет такого человека, кто смог бы заменить его, — с той же улыбкой ответила она.

Боль. Жгучая, невыносимая.

— Ему повезло… — прошептал я, опустив голову.

— Ты хотел о чём-то поговорить?

Я встал, потом опустился перед ней на колени и взял её ладони в свои.