«Кровь и Яд» [18+] Книга 1: "The Venom Trilogy"

«В одно мгновение все изменилось, моя жизнь, мои мечты, даже воздух вокруг меня. И все случилось с  появлением тебя.» ©M.S.A

     ***Автор
 

     — Что такого важного случилось, что ты так срочно хотела увидеть меня? — Хавин уселась напротив темноволосой женщины, взгляд её был острым, а её манеры выдавало уверенность.

     Перед ней сидела Ферузе Коч — жена одного из самых влиятельных мужчин в Турции, Озкана Коча. Женщина была не только красивой, но и опасной, как змей, способная манипулировать ситуацией так, что все вокруг даже не заметят её хитрости.

     — Я хотела поговорить с тобой о кое-чем очень важном, — сказала Ферузе, отпив немного кофе, её взгляд был холодным и расчетливым.

     — Ну, и? — нетерпеливо спросила Хавин, её пальцы постукивали по столу, она явно ждала чего-то более существенного. — Тетя, говори, у меня важная встреча, — добавила она, бросая быстрый взгляд на часы. Атеш ждал её.

     — Внучка, успокойся. Подожди, тетя сейчас всё расскажет, — вмешалась в разговор госпожа Нариман, бабушка Хавин. Её голос был спокойным, но в нём ощущалась властность.

     Хавин ничего не ответила, только приподняла брови и уставилась на свою тётю. Она знала, что Ферузе всегда что-то задумала, и то, что сейчас происходило, могло быть не просто разговором. Она ощущала, что тут скрыта гораздо большая игра.

     — Хавин, ты же знаешь, кто такие наследники семьи Коч? — спросила Ферузе, и её взгляд стал чуть напряжённее, как будто она проверяла, насколько осведомлена племянница.

     — Кто их не знает, тётя? — Хавин удивленно посмотрела на неё.

     — Перечисли их.

     — Перечисли их? Зачем? — она почувствовала, как скользит по ней взгляд Ферузе, и это немного напрягло её.

     — Перечисли, я сказала! — требовательно добавила Ферузе, её тон стал жёстче.

     — Хорошо. Синан, Осман, Мерт, Саваш, Явуз, Хакан, Мустафа… Ну, это самые известные. А ещё есть несколько десятков других, которые сейчас за рубежом. У этой семьи полным полно наследников. Это конечно не удивительно, учитывая, что один твой муж женился дважды, — Хавин с сарказмом ответила, но строгий взгляд тети заставил её замолчать. — Но всё-таки, не поняла, зачем ты спрашиваешь?

     — А про Али Имрана ты слышала? — спросила Ферузе, её глаза сверкнули холодным блеском.

     Хавин покачала головой, её недоумение всё больше нарастало. Имран? Она не могла понять, к чему тетя ведёт.

     — Имран — самый старший наследник семьи Коч. Он старший сын Халида Коча. И он свободен, — продолжила Ферузе, её голос стал мягким, но в нём ощущалась скрытая коварство.

     — И что ты этим хочешь сказать? — почувствовав явный подвох, спросила Хавин, настороженно уставившись на тётю.

     Она прекрасно знала свою тётю. Ферузе была умной и коварной женщиной, которая с лёгкостью использовала свою красоту и хитрость для того, чтобы добиваться своих целей. Все помнили, как она, став первой невесткой семьи Коч, заманила Озкана, несмотря на его уже существующую семью.

     — То есть, я хочу сделать тебя новой невесткой семьи Коч, — произнесла Ферузе, отбросив прядь чёрных волос назад и гордо посмотрев на племянницу.

     — Что-что-что? — Хавин чуть не подавилась собственным дыханием. — Ты сейчас сама понимаешь, что говоришь?! — её голос был полон негодования. — Что значит: «Я хочу сделать тебя новой невесткой семьи Коч»? Я тебе что, товар, который можно купить?

     — Ты чего орёшь? Ведёшь себя так, словно я тебе предлагаю стать не женой, а любовницей, — спокойно ответила Ферузе, её глаза не сводились с Хавин, словно ждала, когда она сдастся.

     — Твоя тётя права. Успокойся, послушай. Она предлагает тебе стать не женой пятидесятилетнего Халида, а женой молодого наследника династии Коч, — вмешалась госпожа Нариман, и в её голосе звучало какое-то особое удовлетворение.

     — Бабушка, и ты туда же? — удивилась Хавин. — Ради Аллах, вы обе с ума сошли? Что вы несёте?

     — Не, ну, а что? Это же хорошо, если ты станешь женой богатого человека, — сказала бабушка, как бы оправдывая поступок Ферузе.

     — Тётя, бабушка, я вам обоим говорю: мне не нужен никакой наследник. И более того, я скоро выйду замуж. Атеш сделает мне предложение, и я собираюсь согласиться. Зачем мне этот парень? — возмутилась Хавин.

     — Ты что, совсем глупая? Кто этот твой Атеш? Сын самого богатого человека в вашем районе? — не сдержалась госпожа Нариман, её слова звучали с презрением.

     — К твоему сведению, Фатих — самый бедный район Стамбула! — сказала Ферузе, её голос был резким, словно она хотела показать, какой огромной пропастью разделены миры этих людей.

     — Ты тоже родилась и выросла в том районе, тетя. — Хавин взглядом показала на бабушку. — Ты вышла замуж за человека из того района, бабушка. То, что твоя дочь сейчас жена мультимиллиардера, не меняет этот факт. Факт остаётся фактом, — фыркнула она.

     — Да, ты права. Я родилась, и выросла в том Богом забытом месте. Чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас, я пролила кровавые слёзы, умерла и убивала. Я зубами грызла и добилась этого места. А ты глупая о чём мечтаешь? О том чтобы выйти замуж за сына продавца, и прожить всю оставшуюся жизнь, готовя ужин у плиты и старея? Хочешь прожить свою жизнь, как твоя мать? Или как твоя бабушка? Ты хочешь всю жизнь страдать и мучиться из-за бедности? — её голос был полон ярости, и слова ударили точно в цель.

     Хавин замолчала. Её глаза наполнились сомнением. Но она не хотела верить, что именно так она должна будет прожить свою жизнь.

     — Я говорю тебе не о сыне фермера или сына какого-то продавца безделушек. И даже не о бизнесмене. Я предлагаю тебе стать женой сына самого богатого и могущественного человека в Турции. Понимаешь? — слова Ферузе словно отравили атмосферу, и на фоне её уверенности всё вокруг начало казаться туманным.

     — Внучка, ты вообще понимаешь, кем ты станешь, и какую силу ты получишь от этого брака? — спросила госпожа Нариман, её взгляд был проникающим и холодным.

     — Нет, не понимаю! — Хавин покачала головой и встала, чувствуя, как напряжение возрастает.

     Соблазн был велик, но она не верила в то, что сможет стать такой, как её тётя. Слишком дорого это стоило.

     — И не хочу понимать, — сказала она, выходя из кофейни, её шаги были быстрыми и решительными.

     Это было безумие. Дважды безумие. Как они могли ей такое предложить?

     — Ну, беги-беги, ты всё равно вернёшься обратно, моя прекрасная племянница, — сказала Ферузе, её голос был полон уверенности.

     — Она упрямая, — сказала госпожа Нариман, наблюдая за её удаляющейся фигурой.

     — Мамочка, этот мир столько упрямых ломал, думаешь, твою внучку сломать не получится? — Ферузе произнесла это с ухмылкой, и её лицо снова приняло жестокие черты.

     Телефон зазвонил. Ферузе подняла его, и её взгляд стал более задумчивым.

     — Да, любимый? — спросила она, её голос изменился, стал мягким.

     — Милая, когда ты вернёшься домой? — отозвался мужчина. — Имран уже вернулся.

     — Имран вернулся? — её глаза засверкали, и она посмотрела на мать. — Скоро буду, дорогой… — ответила Ферузе, отключая звонок. — Жизнь — это боль, Хавин. Знаю, на собственном опыте… — горько ухмыльнулась она, смотря на дисплей телефона.

     У каждого жестокого человека есть своя душераздирающая история.

     ***Имран
 
     Я стоял перед зеркалом, застегивая пуговицы на рубашке. Пока я расчесывал волосы, не сразу заметил, как Йшим появилась в дверях. Она стояла тихо, наблюдая за мной, и я мог почувствовать её взгляд на себе даже без того, чтобы обернуться.

     — Ты великолепен как всегда, — её голос звучал спокойно, но в нем скрывалась нотка восхищения, которую она не пыталась скрыть.

     Я продолжал смотреть в зеркало, не отвечая сразу. Вижу её отражение, её лицо, но почему-то не решаюсь встретиться с ней взглядом. Это было как привычка — держать дистанцию.

     — Ты не скучал по мне, Имран? — её вопрос был прямым, не оставляющим места для уклонений.

     Она говорила это так, будто ожидала подтверждения, но в её голосе звучала тонкая нота уязвимости, которую я не мог не заметить.

     Я замедлил движение, застегивая последнюю пуговицу на рубашке, ощущая, как её глаза всё ещё впиваются в меня. Что я должен ей ответить? Я знал её чувства, но они были тяжёлым грузом, который я не мог и не хотел принять.

     — Конечно, скучал, — выдавил я через напряженные губы. Мой ответ был пустым, механическим.

     — Я люблю тебя, ты же знаешь? — её слова прозвучали тише, и в них было больше боли, чем признания. Она искала ответа, а я молчал, не зная, как справиться с её ожиданиями.

     Я не мог ответить, потому что видел, как сильно она зависела от меня. Я не был готов, не был способен давать ей то, чего она хотела. Молча, я продолжал смотреть на неё через зеркало, ощущая, как её чувства, её любовь давят на меня, как ржавые цепи, которые я не мог сбросить.

     — Если вы готовы, можем ехать? — я сменил тему, почти механически, словно это был единственный способ уйти от разговора. Я почувствовал её взгляд, полузагадочный, но я не осмеливался встретиться с ним.

     Она молча кивнула, не скрывая лёгкой тени разочарования в глазах. 

    — Да, мы можем ехать, — её ответ был коротким, но в нём я услышал не только согласие, но и лёгкую тоску. Я видел, как она попыталась улыбнуться, но это была не настоящая улыбка. Это была попытка скрыть боль.

     Я взял ключи и телефон с тумбы, не обращая внимания на то, как она смотрела на меня. Мы оба знали, что между нами что-то не так, но я не был готов признаться в этом. Я знал, что она видит, что я чувствую, но хочет это принять.

     — Я отвезу вас в торговый центр, потом мне нужно кое-куда поехать. Когда закончите, позвоните, я заберу вас, — сказал я, а мои слова не имели ничего общего с тем, что она, наверное, хотела бы услышать.

     — Хорошо, идём, — её ответ был тихим, но я заметил, как её голос стал слегка дрожащим. Мы вышли из комнаты. Напряжение висело в воздухе, и я знал, что я сам его создавал, но не знал, как из него выбраться.
    
     ***Ягмур

     После полутора часов езды мы наконец добрались до «Kanyon Mall» в Левенте. Толпы людей, запах кофе и духов, роскошь в каждой витрине — всё, как всегда. Я уже мысленно готовилась к марафону по магазинам, пока Ферайе не застыла как вкопанная перед витриной.

     — О, мои божечки! — прошептала она, прижавшись к стеклу, словно узница, впервые увидевшая свободу.

     — Ты чего заклинила, подруга? — Я подошла к ней, гадая, что же её так поразило — бриллианты, новая коллекция одежды или, может, бесплатные угощения?

     — Это… Это… — Ферайе сделала драматическую паузу, как актриса на вручении премии. — Туфли от Кристиана Лабутина. Любовь всей моей жизни… — Глаза её блестели, будто она только что увидела рай.

     — А я-то думала, что Яман — любовь всей твоей жизни, — усмехнулась я, приподняв бровь.

     — Ямана на ноги не натянешь, — отмахнулась она, не отрываясь от витрины.

     — Ну, в твоём случае ещё неизвестно… — фыркнула я, стараясь скрыть смех.

     — Очень смешно, Ягмур. Прямо помираю. — Она посмотрела на меня с таким видом, словно я оскорбила её предков до седьмого колена. — Но, чёрт возьми, посмотри на них! Это произведение искусства!

     — Тебе на эти туфли всю жизнь копить, подруга. — Я обречённо вздохнула. — Или продать почку. Хотя… Твою почку и за полпары не возьмут.

     — Спасибо за поддержку. Очень вдохновляет. — Ферайе скрестила руки на груди.

     — Слушай, я не хочу ломать тебе сердце, но, может, пойдём уже? Пока ты тут мечтаешь, кто-то, возможно, уже купил твою «любовь всей жизни».

     — Нет, давай примерим! — Глаза её заблестели опасным энтузиазмом, и я почувствовала, что пора спасаться.

     — Ферайе, ты серьёзно? Ты хоть представляешь, сколько они стоят? Сомневаюсь, что мы потянем даже шнурки от этих туфель, — я попыталась развернуться, но Ферайе ловко загородила выход, как футбольный защитник.

     — Ну пожаааалуйста… Ради меня… — Она включила свою фирменную «собачью мордочку», перед которой даже моя мама сдавалась.

     — О нет, только не этот взгляд. Это нечестно! — Я застонала. — И потом, что мы скажем, когда продавец поймёт, что у нас в кошельке максимум на кофе?

     — Мы же просто примерим. Не купим же! — Она ухмыльнулась. — Не думаю, что нас заставят оформить кредит на месте.

     — Один раз. — Я подняла палец. — Только один раз, Фершо!

     — Клянусь всеми туфлями мира! — радостно выпалила она и потащила меня внутрь, словно ребёнок, которого пустили в магазин конфет.

    Кажется, это был день, когда «любовь всей жизни» Ферайе обойдётся кому-то нервным срывом.

     Мы даже не успели протянуть руку к туфлям, как их схватила девушка с идеально уложенными светлыми волосами и взглядом, которым, наверное, можно было поджечь половину Стамбула. Но Ферайе была бы не Ферайе, если бы так просто сдалась.

     — Простите, но мы увидели их первыми, — с «невинной» улыбкой заявила она, удерживая вторую пару.

     Девушка с ореховыми глазами метнула в неё взгляд, от которого, вероятно, завял бы любой букет. Но не Ферайе.

     — Ты что-то сказала? Вы первой увидели? — её голос был как остро натянутый канат, готовый лопнуть в любую секунду.

     — Ферош, оставь, — шепнула я, прекрасно зная, что это бесполезно. — У нас даже денег на них нет, зачем тебе эта драма?

     — Неважно, — прошипела Ферайе, не отрываясь от «противницы». — Я просто хочу их примерить. И эта… особа мне не помешает.

     — Особа? — девушка усмехнулась, окинув её взглядом, словно оценивая второсортную одежду на распродаже. — Ты хоть знаешь, кто я?

     — Нет. А должна? — Ферайе изобразила её же высокомерную улыбку. — Кто ты, мисс «я-слишком-важная-для-этого-мира»?

     — Слушай, может, ты и не знаешь, кто я, но твой… внешний вид говорит сам за себя, — с подчеркнутым презрением процедила та, медленно оглядев Ферайе с ног до головы.

     В этот момент я медленно выдохнула, чувствуя, как во мне закипает раздражение.

     — Следите за языком… госпожа, — холодно произнесла я, сверкая взглядом. — С какой стати вы так разговариваете с ней?

     Консультант бросилась тушить пожар.

     — Пожалуйста, успокойтесь… Госпожа Йшим… — начала она.

     — Что?! — возмутилась блондинка. — Ты сейчас меня успокаиваешь? Вместо того чтобы вышвырнуть этих…

     — Ты чего орёшь, как чайка? И кого ты тут выгонять собралась? — я скрестила руки на груди, в упор глядя на неё.

     — Тебя! — взвизгнула Йшим, ткнув в меня пальцем. — Я уничтожу тебя! Поняла? У-ни-чтожу!

     — Вам никто не рассказывал, что высокомерие портит кожу? Хотя… похоже, уже поздно.

     — Что?! — её голос задрожал от возмущения. — Да как ты…

     — Спокойно, — усмехнулась я. — Понимаю, тяжело нести такую корону на голове, особенно когда она, кажется, сдавила вам мозг.

     Йшим уже открыла рот, чтобы возмутиться, но тут подошёл менеджер.

    — Что происходит? — вмешался менеджер, мужчина в чёрном костюме.

     — Немедленно выкинь их отсюда! — голос Йшим с визгом достиг таких высот, что, думаю, даже продавщица в соседнем бутике поморщилась.

     — Ну и голосок… — скривилась я.

     — Госпожа, мы… не можем, — менеджер замолчал, подбирая слова.

     — Не можешь?! Завтра будешь искать работу в другой стране, если сейчас же не сделаешь, что я сказала! — она гневно сверкнула глазами, и консультант неловко сглотнула.

     — Уважаемые покупатели, к сожалению, мы… закрываемся, — пробормотал он, избегая моего взгляда.

     — Закрываетесь? — я рассмеялась и посмотрела на Йшим. — Ну конечно. Ладно, «закрывайтесь», так закрывайтесь.

     — Теперь ты знаешь своё место? Или мне напомнить ещё раз? — прошипела Йшим, подойдя ближе.

     Я склонила голову, глядя на неё с «искренним» интересом.

     — Столько слов, госпожа Невоспитанность… Но как жаль, что ваше мнение для меня пустой звук. Впрочем, как и вы сами, принцесса. — Я повернулась к Ферайе. — Пошли, Ферош, пока эта «особа» не решила ещё и пожарную тревогу объявить.

     — Мы ещё встретимся, деревенщина! — крикнула она вслед, сжав кулаки. — Я тебя растопчу!

     — Ты её видела?! — восхищённо выдохнула Ферайе. — Она была как лимон, на который наступили!

     — Не напоминай. А то ещё вернусь и заставлю её съесть этот лимон, — усмехнулась я. — Ладно, забудь. Лучше скажи, у тебя есть зеркальце? — остановилась я, оглядываясь по сторонам.

    Ферайе начала лихорадочно рыться в своей бездонной сумочке, но в итоге вздохнула.

     — Нет, забыла взять. Сама в шоке, обычно там даже кирпич найдётся, а тут зеркальце нет.

     — Ладно, идём, — махнула я рукой, но, проходя мимо чёрной блестящей машины с тонированными окнами, замерла.

     — Ты что делаешь? — настороженно спросила Ферайе, сузив глаза.

     — В глаз что-то попало. Пытаюсь посмотреть, не видишь? — приподняла я бровь, разглядывая своё отражение.

    — Представь, если там кто-то сидит, — хихикнула она, прикрывая рот рукой.

     — Ага, и, конечно, сейчас ответит мне, — съязвила я.

      — А попробуй, — подначила она, с трудом сдерживая смех.

     — Ферош, не глупи.

     — Да ладно тебе, ради прикола, — подмигнула она.

     — Ну, ради прикола можно, — вздохнула я, откинула волосы назад и, изогнувшись к стеклу, торжественно произнесла: — Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

     Мы обе прыснули от смеха, едва не свалившись на капот.

     — И тебе зеркальце в ответ: «Ты, конечно, спору нет…» — подхватила Ферайе сквозь смех, — ...но..

     — Даже не продолжай, — закатила глаза я.

     — А представь, если это зеркальце скажет, что эта мегера из бутика самая красивая…

     — Тогда я разобью его к чёрту! — фыркнула я, снова рассмеявшись и, повернувшись, наткнулась взглядом на… него.

     Мир словно замер. Сердце бешено заколотилось, а дыхание сбилось.

     — Ну, а зеркальце в ответ: «МашАллах, таких красавиц впервые вижу!» — послышался бархатный, чуть насмешливый голос.

     Я застыла. Янтарные, горящие словно пламя, глаза смотрели прямо на меня. Такие яркие, такие, голос… знакомые?

     «Где я слышала этот голос?..» — пронеслось в голове, но слова застряли в горле.

     — Я, кстати, — Али Имран, — незнакомец с идеальным лицом и улыбкой, от которой могло закружиться в голове, протянул руку.

     Я на автомате пожала её, ощущая тепло его ладони.

     — Я… Ягмур, — выдохнула я, ощущая, как к щекам приливает жар.

     — Приятно познакомиться, Ягмур, — его голос прозвучал как лёгкое прикосновение к душе, и по коже пробежали мурашки.

    Это было… странно. И слишком приятно.

     — Мне пора… — внезапно спохватилась я, выдернув руку из его ладони, и, схватив Ферайе за руку, почти побежала прочь.

     — Надеюсь, мы ещё увидимся! — раздался его голос вслед.

    Я, не удержавшись, обернулась. Он стоял, смотрел и… улыбался. В тот момент что-то внутри меня подсказало: мы ещё встретимся...

     ***Автор

     — Господи, Рауф, вы звали меня? — Хавин вошла в просторный кабинет, стараясь казаться спокойной, но сердце её стучало громко, словно предупреждая о надвигающейся беде.

     Перед ней сидел мужчина в возрасте, с хмурым взглядом и холодной усмешкой, от которой по спине пробежали мурашки.

     — Да, Хавин. Проходи, садись, — голос его был ровным, но в нём уже звучала неприкрытая неприязнь.

     Она присела на мягкое кресло, сжав руки на коленях, стараясь не выдать волнения.

    — О чём вы хотели поговорить? — спросила она, заставляя себя улыбнуться.

     — Мой сын поговорил с тобой? — начал Рауф, изучая её, словно хищник, рассматривающий добычу.

     — Да, мы говорили с ним. Он сказал, что отправит сватов, но сейчас я хочу отложить… — она замолчала, когда Рауф перебил её.

     — Какие ещё сваты?! О чём ты?! — его голос был полон раздражения. Хавин замерла.

     — Атеш сказал… — начала она, но он рассмеялся, и в этом смехе не было ни капли веселья.

     — Ты что, правда думаешь, что я позволю этому случиться? Ты обманула моего глупого сына, но меня — нет! — его глаза вспыхнули. — Думаешь, я не знаю, зачем ты гонишься? Деньги, власть, статус — вот что тебе нужно!

     — Я… Я правда не понимаю вас, — прошептала она, чувствуя, как предательский ком подкатывает к горлу.

     — Не строй из себя невинную овечку! — рявкнул он. — Ты такая же, как твоя тётя! Грязная охотница за чужим богатством! Думаешь, если мой сын ослеплён тобой, я позволю ему жениться на тебе? Никогда! Ты не получишь ни лиры из моего состояния! — его слова были как пощёчины, каждая из которых оставляла невидимый след на её душе.

     Хавин сжала губы, борясь с подступающими слезами. Она не хотела показывать слабость. Но каждое его слово било всё больнее.

     — Ты не то что женой, ты даже любовницей богатого мужчины стать не сможешь! Если бы твой покойный отец видел, как ты позоришь его имя, ему стало бы стыдно! — последняя фраза разбила её сердце в дребезги.

     — Хватит! — крикнула она, резко вставая. Глаза её вспыхнули гневом и болью. — Кто вы такой, чтобы так говорить обо мне? Думаете, если у вас денег больше, чем у других, вы человек? — губы дрожали, но она усмехнулась, пряча боль за маской высокомерия. — Я плевала на ваших богатых и надменных людей! И да, ваш бесхребетный сын мне и даром не нужен! Пусть дальше прячется за спиной своего «великого» отца!

     Она сделала шаг к выходу, но обернулась.

     — Думаете, я не смогу стать женой богатого мужчины? Думаете, я сломаюсь? — её голос был полон боли, но и твёрдости. — Я вам ещё докажу! Ваша семья ещё увидит, как я выйду замуж за того, кто будет стоять выше вас всех! Я устрою такую свадьбу, что о ней будет говорить вся Турция! Увидите! — с этими словами она вышла, хлопнув дверью.

     — Смешная девчонка! Ещё мечтай! — крикнул ей в след Рауф, но её уже не было рядом.

     Каблуки звенели по мостовой, слёзы текли по её лицу, смешиваясь с горькой обидой. Она старалась дышать ровно, но каждое его слово, как яд, проникало в душу, разъедая её изнутри.

     «Грязная охотница… Никогда не станет женой… Покойному отцу стало бы стыдно…»

     Эти фразы крутились в голове, оставляя в сердце глубокие шрамы.

     «Разве грех родиться в бедности?» — думала она, смахивая слёзы.

     Разве это её вина? Все хотят лучшей жизни. Все мечтают о доме, где нет холода и голода. Почему же за её мечту её унизили до пыли?

     Атеш… Она доверяла ему. Верила, что он защитит её. Но он не смог. Даже от собственного отца.

     Когда она вбежала домой и, к счастью, никого не встретив, заперлась в своей комнате, слёзы полились с новой силой. Она упала на кровать, сжимая подушку, и в голос разрыдалась.

     Слова Рауфа жгли сильнее, чем огонь. Её раздавили. Сломали. В сумке зазвонил телефон. «Атеш». Внутри всё вспыхнуло яростью.

     — Ненавижу! Будь ты проклят! — швырнула она телефон о стену. — Мерзавец… Я ещё покажу тебе и твоему отцу! Покажу!

     Слёзы не прекращались. Она плакала до тех пор, пока не наступила ночь, и только тогда, когда её семья вернулась домой, она лежала в постели, притворяясь, что спит, чтобы никто не видел её разбитую душу.

     Ягмур тихо приоткрыла дверь и заглянула в комнату. В полумраке она увидела, как Хавин лежит, отвернувшись к стене. Её дыхание было едва слышно, но даже не видя лица сестры, Ягмур почувствовала — что-то случилось. Сердце сжалось от тревоги.

     — Сестра? — прошептала она, стараясь не потревожить сон, если тот всё-таки настиг Хавин. Но в ответ — тишина.

     Ягмур медленно подошла ближе, её босые ноги беззвучно ступали по полу. Она села на край кровати и, наклонившись, осторожно коснулась плеча сестры.

     — Хавин, что случилось? — голос её был мягким, полным беспокойства и нежности.

     Ответа не последовало. Лишь тишина, давящая, тяжёлая.

     — Ты с Атешом снова поссорилась? — попыталась догадаться Ягмур, но молчание продолжало резать воздух. — Сестрёнка, не поговоришь со мной? — она нежно провела рукой по волосам Хавин, как делала это в детстве, когда та плакала или болела.

    Но Хавин снова не ответила. Только слегка вздрогнула, и Ягмур заметила, как её плечи подрагивают — от сдерживаемых слёз.

     Ягмур знала свою сестру как никто другой. Они прошли через всё вместе — через бедность, потери, разочарования. И даже когда весь мир отворачивался от них, они всегда были рядом друг с другом. Её сердце разрывалось, видя Хавин такой… сломанной.

    — Ты же знаешь, я всегда рядом? — прошептала она, сжимая её руку в своей.

     — Можешь оставить меня одну, сестрёнка? — голос Хавин был слабым, надломленным, как треснувшее стекло. — Я хочу побыть одна… Прошу, оставь меня…

     Эти слова ранили Ягмур глубже, чем она ожидала. Она не привыкла оставлять Хавин в трудные моменты. Но понимала, что иногда человеку нужно время, чтобы справиться с болью.

     Ягмур вздохнула, медленно поднялась с кровати, но, прежде чем уйти, снова посмотрела на сестру, даже не видя её лица, она знала — там сейчас застыло отчаяние.

     — Хорошо, я уйду, — тихо сказала она, сдерживая ком в горле. — Но если ты захочешь поговорить, я буду здесь. Рядом. Всегда рядом… — её голос дрогнул, но она собрала себя. — Я люблю тебя, сестрёнка.

     Она наклонилась и поцеловала её в волосы, задержавшись на мгновение, словно передавая свою любовь и поддержку. Медленно вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

     В темноте Хавин открыла глаза. Слёзы, которые она сдерживала, вырвались наружу. Но где-то в глубине души ей стало чуть легче, потому что, несмотря на всё, в этом мире был хотя бы один человек, который любил её безусловно.

     Как только дверь за Ягмур закрылась, и шаги сестры растворились в тишине, Хавин медленно села на кровать, её пальцы нервно постукивали по краю одеяла. В глазах вспыхнула решимость. Она потянулась к ноутбуку, стоявшему на тумбочке, и, глубоко вздохнув, открыла его. Экран осветил её сосредоточенное лицо. Стук клавиш эхом разнёсся по комнате, когда она ввела в поисковую строку одно-единственное слово: «Koç».

    Первым же результатом была статья о Koç Holding — крупнейшем и самом влиятельном конгломерате Турции.

     «Koç İmperial Holding — финансово-промышленная империя, стоящая в одном ряду с Рокфеллерами и Ротшильдами. Контролируя более 35% национального производства и 45% автопрома страны, Koç Holding давно перешагнул границы Турции, став важным игроком на мировой арене. Их инвестиции охватывают не только Ближний Восток и Европу, но и США, Азию и Латинскую Америку. Влияние семьи ощущается в коридорах власти и среди глобальных корпораций — их имя упоминается на закрытых встречах с главами государств и на заседаниях МВФ. Империя, где каждое решение способно обрушить рынки или, наоборот, вдохнуть в них новую жизнь.»

     Хавин замерла. Её сердце стучало быстрее. Она прокрутила страницу вниз.

     «Koç Holding владеет крупнейшими сетями супермаркетов, банками, энергетическими компаниями и медиа-ресурсами, формируя не только экономику, но и общественное мнение. Их фонд — главный спонсор ведущих университетов, научных исследований и культурных проектов. Президент Турции однажды сказал: «Там, где есть Koç, есть будущее.» Но и вне страны их знают как теневых королей глобального бизнеса.»

     Она прикусила губу. «Теневые короли»… Эти люди держат в руках мир, как шахматную доску, играя фигурами в своих интересах. А теперь у неё появился план — стать частью этой игры.

    Она набрала новое имя — «Халид Зайн Коч».

     «Халид Зайн Коч — человек, перед которым открывают двери и молчат самые влиятельные люди мира. Его звонка ждут на Уолл-стрит и в Кремниевой долине, а его решения определяют судьбы тысяч компаний и миллионов людей. Его империя контролирует пятнадцать часть ВВП Турции, а сделки с международными корпорациями принесли ему статус одного из 10 самых влиятельных людей планеты.»

     Хавин почувствовала, как в груди загорается огонь. Это не просто богатство. Это сила. Сила, которая может изменить всё.

     Дальше — информация о его семье.

     «Четверо сыновей и одна дочь — наследники колоссального состояния и власти. Каждый из них — будущая акула бизнеса, воспитанная в лучших традициях элиты. Старший сын, Али Имран Коч, выпускник Гарварда, уже управляет американским филиалом холдинга. Его гений и железная хватка делают его самым загадочным членом семьи, которого редко можно увидеть на публике.»

     Хавин усмехнулась, откидываясь на спинку кровати.

     — Значит, ты невидимка, господин Имран… — прошептала она, стукнув ногтями по крышке ноутбука. — Но я тебя найду. Ты станешь моим спасением. Я докажу всем, что даже девушка из бедного района может стать кем-то. Докажу!

     Её глаза вспыхнули. Она знала — однажды наступит день, когда её имя будет звучать рядом с именами самых влиятельных. Но она также знала, что любой выбор имеет последствия. И когда этот день придёт, ни у кого не будет пути назад.

     Или… всё-таки будет?

                                   ***
     Фирузе ханым стояла у окна, её высокая фигура, казалось, сливалась с тенью этого мрачного утра. Гладкие волосы ниспадали ей на плечи, а холод в её глазах словно отражал пустоту в душе. Она крепко сжимала шторы в руках, как будто пытаясь сдержать бурю, что надвигалась внутри неё. В саду царила безмятежная картина: завтракала семья, шумные разговоры, смех детей — всё это будто было слишком далеким, чужим. В её груди был только глухой стон боли, который она тщательно прятала за маской спокойствия.

   «Он должен был сидеть здесь», — подумала она, ощущая, как сердце снова сжимаются от воспоминаний. Её сын, тот, кого у неё отняли, даже не успев родиться. Он должен был быть здесь, за этим столом, но вместо этого его место оставалось пустым, а её душа была обожжена этой неизбывной пустотой.

     — Осталось совсем немного… — её голос едва дрожал, как если бы сама её жизнь зависела от этого «немного».

     Звуки шагов нарушили её размышления. Голос прислуги стал эхом, напоминающим о реальности, которой она не могла сбежать.

     — Госпожа? — Нилай осторожно подошла, но Фирузе не оторвала взгляда от сада. Она не позволяла себе отклониться от своей цели, даже на секунду.

     — Что случилось, Нилай? — её голос был холоден, сдержан, как её уверенность, что всё будет по её воле.

     — Сегодня утром, когда госпожа Эндер говорила с дочерью, я услышала кое-что… — Нилай осторожно подалась вперёд, чувствуя тяжесть молчания.

     Словно небо вдруг темнеет, и мир замедляет движение, Фирузе сразу повернулась. В её глазах скользнуло холодное предупреждение. Эндер. Её конкурентка, её враг.

     — И что же ты услышала, моя птичка? — шепотом спросила она, и в её голосе прозвучал тихий, но смертельно опасный интерес.

     — Эндер ханым говорила с Йшим. Она сказала, что она поговорила с господином Халидом насчёт свадьбы с Имраном, и что она скоро добьётся, чтобы они поженились…

     Слова прислуги, словно яд, вонзились в душу Фирузе. Сначала было молчание, а затем её губы изогнулись в зловещей ухмылке.

     — Значит, эта змея хочет, чтобы её дочь стала женой Имрана? — её глаза загорелись, но не от радости. Это был взгляд хищника, улавливающего запах своей жертвы. — Ну, что ж, посмотрим, что у неё выйдет. Но вот я сомневаюсь, что у неё будет хоть какой-то успех. Потому что я не позволю! — её слова звучали как приговор, как обещание.

     Её взгляд снова скользнул в сад, но теперь она не видела ничего, кроме пламени, которое разгоралось в её груди. В этот момент её мысли стали резкими, мрачными. Эти люди, которые сидели за столом, смеялись и наслаждались этим миром, не знали, что всё это — пустое, обманчивое. Эти Эндер и Фелиз… Как они могли не понимать, что в их смехе, в их счастливых лицах скрывается немалая цена? Они не знали, что их радость будет оплачена её кровью, что её слёзы будут стоить им многого.

     Фирузе закрыла глаза, и её тело содрогнулось, когда на её щеках не было больше сдерживаемых слёз. Они текли как река боли и отчаяния, не замечая на своём пути ничто. Внутри неё бушевала буря ненависти и мести, ощущение, что она стояла на пороге великой катастрофы, готовой крушить всё на своём пути.

     Она больше не могла позволить этому миру управлять её судьбой. Теперь она сама будет решать, как всё будет. Жестко, без жалости, без прощения.

Flashback

     Старая женщина подняла руку, её лицо искажено злобой и презрением. Хлопок удара был резким, как удар молнии в тёмную ночь, и молодой девушке не хватило сил, чтобы удержать равновесие. Она упала на пол, хватаясь за живот, в котором ещё билось что-то столь драгоценное, но столь уязвимое. Боль пронзала её, но гораздо больше было в том, что её судьба с каждым словом, с каждым взглядом, рушилась, а её надежды умирали медленно и мучительно.

     — Сына? Ты не можешь родить сына! Линия моей семьи не может продолжить грязная и безродная девка! — крикнула женщина, и её слова эхом отдались в пустой комнате. — Твоя грязная кровь никогда не будет течь в венах господина этого рода!

     Молодая девушка корчилась от боли на холодном полу, но в её глазах всё ещё горел тусклый огонёк надежды. Она попыталась встать, едва дыша, но вместо поддержки её ждала новая волна унижений.

     — Госпожа Рукия, прошу вас… — её голос был едва слышен, в нём дрожала боль, страха не было, была лишь одна, отчаянная просьба. — Прошу, позвоните Озкану… Помогите… — её слова срывались, но она не могла остановиться. — Мой сын, прошу… он жив… он ещё жив…

    — Помочь? И самой же нарыть себе могилу? — насмешливо ответила старая женщина, её взгляд был полон презрения. — Слушай меня сюда, Фирузе! Линия семьи Коч не будет продолжена твоей кровью! Ты поняла? — она схватила девушку за волосы, заставив её поднять голову. — В день, когда мой по уши влюблённый сын женился на тебе и купил этот дом, я тебе ясно сказала: не смей думать о том, чтобы родить сына! А ты, идиотка, что сделала?

     Каждое слово было как нож в её сердце. Слёзы, прорывавшиеся сквозь отчаяние, были бесполезны. Она уже не верила в помощь, не верила в спасение. Она только просила, умоляла о жизни того, кто был её единственным смыслом.

     — Прошу… это же и ваш внук… сын вашего сына… ваша плоть и кровь… — её голос срывался, дыхание стало прерывистым, её тело, покалеченное и уставшее, не могло выдержать этого кошмара. — Помогите… пожалуйста…

     Руки Фирузе дрожали от боли и страха, кровь смешивалась с её слезами, но женщина лишь хмыкнула и с презрением отвернулась.

     — Тех, кого ты родишь, мне никто! Поняла?! — её голос был ледяным, жестоким. — Я не принимаю тебя и твоего ублюдка!

     Она прошла мимо, но Фирузе, отчаиваясь, схватила её за ногу, пытаясь удержать, не давая уйти.

     — Прошу… мой сын… он умирает… прошу вас… спасите его, спасите… — её руки были в крови, её тело отказывалось слушаться, но воля была сильнее. Она готова была отдать всё, лишь бы спасти свою дитя.

    Старая женщина вырвала ногу и с презрением посмотрела на неё.

     — Захлебнись в своей собственной крови, маленькая дрянь! Думала, стать Коч так легко? Ты думала, что станешь госпожой? Я тебе покажу всю тёмную и жестокую сторону этой фамилии! Ты поймёшь, какого это — носить эту фамилию! Цена этой власти очень жестокая, Фирузе Коч! — слова женщины проникли в душу девушки, как яд. Это был её первый урок, урок, который обрушился на неё с ужасной силой.

     Старая женщина вышла, а за ней Эндер и Фелиз, бросившие на прощание последние слова:

     — Жалкая пародия человека! Ничтожество! — и, не удосужившись взглянуть на девушку, они ушли.

     Фирузе смотрела им в след, глаза полные боли, но также и с отчаянием, которое было готово разрушить всё. Она знала, что помощи не будет, и что её надежды погаснут в мгновение ока. Оставшись на полу, она не могла сдержать свою боль, её тело было охвачено ужасным холодом. Слёзы, кровь и обрушившийся на неё мир казались её единственными спутниками в этот момент.

     Когда её муж, наконец, пришёл и отвёз её в больницу, было уже слишком поздно. Ребёнок умер. Тот, кто был её единственным спасением, её единственной целью, умер в её животе.

     В ту ночь, когда её мечты разрушились, когда её надежды были вырваны, она стала тем, кем её сделали. Она больше не была той невинной девушкой, которая надеялась на любовь и поддержку. Отныне она стала Фирузе Коч — женщиной, у которой не осталось ничего, кроме ненависти, боли и стремления к мести. Женщиной, которая будет разрывать этот мир, чтобы найти свою справедливость.

     Она была готова стать концом для всех, кто её унизил.

     ***2006 год

     Фирузе подошла к кровати, где старуха лежала, почти лишенная сил. Слабое дыхание и подёрнутый тяжёлой болью взгляд — это была уже не та величественная Рукия Коч, которой она когда-то гордилась. Сейчас она была обнажена перед своей собственной смертью, и ничто не могло скрыть её слабости. Лишь кислородная маска пыталась дать хоть малейшую передышку её затруднённому дыханию, но уже было видно — она не долго будет сопротивляться.

    — Никогда бы не подумала, что увижу этот день… — с горькой ироничной улыбкой произнесла Фирузе, садясь рядом с женщиной. — Значит, всё-таки есть на свете справедливость…

     С этими словами она резко сняла с её лица кислородную маску, и старуха замолкла, её дыхание стало судорожным, она начала задыхаться, пытаясь снова нацепить маску. Фирузе наблюдала за этим с холодным интересом, как животное, наблюдающее за мучениями своей жертвы.

    — Что, не можешь дышать? — с издевкой проговорила она, наклоняясь к женщине. — Больно? Страшно? А мне? Мне не было больно? Когда ты убила моего сына? — её рука опустилась на живот, и одна слезинка упала, но не от боли — это был холодный, смертоносный гнев. — Вот здесь… прямо здесь билось его сердечко… а ты его остановила! Ты забрала моего ещё не рождённого малыша! Убила его!

     Когда старуха начала терять сознание, Фирузе, с каким-то нечеловеческим спокойствием, снова надела на неё маску, не давая ей возможности уйти в темноту. Это было мучение — для неё, для старухи, для всех. Но это была её месть, её собственная справедливость.

    — Даже не думай. Ты так просто не умрёшь! — с тихим, жестоким смешком она произнесла. — Ты будешь ещё долго страдать. Как я страдала, так и ты будешь страдать. Я не позволю тебе уйти из этого мира без боли!

     Старая женщина едва шевелила губами, пытаясь что-то сказать, но она с трудом выдавила:

     — Ты… никогда… не сможешь… добиться… своей цели… Я… не… позволю… Никогда…

     Фирузе издала короткий, почти бесчеловечный смешок. Она уже не верила в её слова, в её угрозы. Рукия Коч не была тем человеком, кто мог остановить её. Она уже была мертва для Фирузе, смерть была только вопросом времени.

     — Не смогу, говоришь? — снова усмехнулась она, её глаза горели ненавистью. — Потому что ты не позволишь? Как смешно…

     Фирузе схватила рамку с фотографией всей семьи Коч. Она рассматривала её несколько мгновений, и в её глазах промелькнуло что-то опасное. Затем с такой яростью швырнула её на пол, что стекло разлетелось на сотни мелких осколков.

     — Видишь, как я разбила эту фотографию? — её голос стал ледяным, а лицо — абсолютно бесстрастным. — Вот так же я разобью эту семью! Ты больше не можешь управлять этим, Рукия ханым. Потому что ты умираешь, а я живу. И ничего ты с этим не сделаешь. — она склонилась над женщиной, и в её голосе не было ни капли жалости. — Какая ты жалкая… Но знаешь что? Мне тебя совсем не жаль. Ты заслужила всё, что с тобой происходит. Ты заслужила свою смерть, и всё, что ты оставляешь после себя — пустоту!

    Слёзы старухи хлынули на щеки, но Фирузе не почувствовала ни малейшей искры сострадания. Она просто подошла ближе, ещё ближе, и посмотрела ей прямо в глаза, как на неизбежную жертву.

     — Когда ты умрёшь, и будешь гореть в аду, ты хорошо увидишь, что я сделаю с твоей семьёй. Хорошо смотри, потому что твои дочери и твоя семья заплатят за всё. Я возьму их жизни и отниму всё, что они когда-либо имели. Всё! Они будут гореть в аду, как ты. Я разрушу эту династию. Я сотрю с лица земли твою семью, твою фамилию. Я вырву корни, я уничтожу твою линию. Ты будешь смотреть, и умирать от боли, понимаешь?

     Старуха, едва шевеля губами, проговорила в последний раз:

     — Ты… ты грязная девка…

     — О да, я грязная. Но знаешь, что грязнее меня? Тот, кто меня создал. Ты. Ты сделала меня такой, и теперь расплачивайся за своё творение. Ты из невинной девушки сделала чудовище с каменным сердцем. Ты убила мою душу, ты забрала у меня всё, что я когда-то любила! Ты уничтожила мою жизнь! Неужели ты думаешь, что любая другая на моём месте не стала бы чудовищем?

     Фирузе сделала глубокий вдох и с яростью, которая могла бы разрушить целый мир, смотрела на женщину.

     — Помнишь день, когда ты убила моего сына? Конечно, помнишь! Так вот, ты говорила мне, что моя кровь никогда не будет течь в венах господина рода Коч? — её голос стал хриплым от злости. — Так вот, я даю тебе обещание, Рукия! Мы с тобой рассчитаемся на том свете, но твою семью я уничтожу в этом мире. Всё, что вы причинили мне, я верну сто крат, тысячу раз сильнее. Я вас уничтожу!

     Старая женщина снова попыталась что-то сказать, но Фирузе лишь рассмеялась, полный смехом тьмы и боли.

     — Не сможешь… не позволю…

     Фирузе холодно посмотрела на неё, и с безжалостной решимостью сказала:

     — Посмотрим. Если я не смогу сделать то, что обещаю, то, знаешь, я сделаю всё по-другому. Ты этого не увидишь, но я с корнями вырву ваш род. Я сотру его с лица земли. И когда ты сдохнешь, ты посмотришь, как я превращаю этот особняк в прах, как я обрушу этот мир, который вы построили! Хорошо, старуха, смотри, как я вырываю ваше королевство!

     И в этот момент, когда она поклялась разрушить всё, что было связано с Коч, Фирузе стала тем, что она всегда боялась стать — чудовищем, готовым пожертвовать всем ради своей мести.

Конц Flashback.

     Фирузе сидела в темном углу комнаты, её глаза горели ярким, безжалостным огнём, отражая всю ненависть и злобу, которые она накопила за эти годы. Каждое её слово, произнесённое с таким сарказмом и ядом, звучало как приговор, как обет мести, который она собиралась исполнить. В её голосе не было ни малейшего сомнения, ни капли жалости. Она уже видела свою победу, она уже видела, как все вокруг неё разрушится, как всё, что её унизило, падёт перед её ногами.

    — Мне сказали, ты не станешь госпожой, я стала. Мне сказали, ты не станешь сильной, я стала! Мне сказали, тебя раздавят, но теперь раздавлю я. Они сказали, что твоя кровь не будет течь в венах господина этого рода! И тогда я поклялась, сделать все возможное, чтобы следующий господин и продолжателем этого рода стал ребенок моей крови! И я сдержу свое слово, во что бы не стало! Я не смогла родить сына, но моя племянница сможет! — её голос звучал как роковой приговор, каждое слово пропитано решимостью и кровавым намерением. Она вытирала слёзы, но это был не знак слабости, а обещание, которое она дала себе. — Ради рождения этого малыша, я сделаю всё! Пожертвую любимым человеком ради этого! Если понадобится, и умру, и убью! Старуха уже сдохла, но её дочери живи…

     Её взгляд был полон ярости, она стояла как разрушитель, готовая стереть все следы тех, кто осмелился стоять на её пути. Сестры Коч сидели за столом, их смех казался для неё не просто невыносимым — это была последняя капля, которая подтолкнула её к действиям, разрушившим всё, что оставалось от её человечности. Она с ненавистью посмотрела на них, они ещё не понимали, что ждёт их.

     — Эти две змеи увидят! Ну, и она тоже с того света будет смотреть, как я возьму в свои руки весь этот род! — Фирузе вырвалась из своего состояния молчаливой ярости и, словно пожирая их взглядом, прошептала последние слова с неприкрытым злом, её глаза полыхали.

     Но в следующий момент она почувствовала, как её собеседница, девушка, стоящая рядом, нарушила молчание, задав вопрос, полный любопытства и осторожности.

     — Госпожа, но вот, что мне интересно. Почему же Эндер ханым выбрала младшую дочь, а не страшную?

     Ответ, который последовал, был холодным, как зимний ветер, и полным презрения к тем, кто, по её мнению, не заслуживал даже взгляда.

     — Всё просто, глупенькая. Лале по уши влюблена в Синана, а эта змея, Эндер, прекрасно знает, что следующим господином станет Имран. А вот Йшим. Эта змеюка, она дочь своей матери. Такая же коварная и хитрая гадюка. Она всегда путается под ногами, что так и хочется раздавить ей голову! — её голос наполнился непримиримым злом, в её словах звучала ненависть, которая не унималась.

     Собеседница снова осмелилась задать вопрос, но Фирузе уже не нуждалась в сомнениях.

     — Госпожа моя, простит меня за мою дерзость… но вы уверены, что ваша племянница согласится?

     Ферузе не колебалась. Она повернулась к девушке, её глаза были холодны, как сталь, в них не было места сомнениям.

    — Не уверена, мой Соловейчик, а знаю. Я прекрасно знаю, каково быть на её месте. Вот увидишь, она согласится.

     В этот момент дверь распахнулась, и в комнату постучали. Фирузе медленно повернула голову, её взгляд был полон ожидания, как у хищника, готового сделать последний шаг перед тем, как заняться своей жертвой.

     — Входи.

     В комнату зашла молодая девушка, одетая в униформу.

     — Госпожа, перешла ваша племянница.

     — Хавин? — девушка кивнула.

     Фирузе посмотрела на Нилай и улыбнулась.

     — Что я говорила? — весело засмеялась женщина. — Как говорится, вспомнишь лучик, вот и солнце. Где она сейчас?

     — Я её проводила в вашу спальню.

     — Хорошо. Я пошла, мое солнышко взошла. — женщина гордой походкой вышла из комнаты и пошла в свою спальню.

                                  ***

    Хавин стояла на пороге величественного дворца, по другому это место невозможно была назвать. Потому что это не особняка, а самый настоящий дворец, составляющий конкуренцию самой Топкапы.

     Резиденция семьи Коч, состоял из четырех огромных этажей. Ее белоснежные стены сияли под лучами солнца, отражая блики света и создавая ощущение, что дом был вырезан из самого мрамора, с которым приручённые мастера уже давно общались как с живым существом. Дворец был не просто зданием — это было произведение искусства, восхищающее своей грандиозностью. На каждом шагу ощущалась мощь и роскошь, скрытая за стенами, окутанная веками традиций и бесконечной власти.

     Стоя перед этим архитектурным чудом, Хавин ощущала, как её сомнения сжимают её сердце. Вход в этот дом был подобен шагу в неизвестность, в пропасть, из которой, возможно, не будет пути обратно. Мраморные ступени, выложенные к входной двери, блестели от свежей полировки, и в воздухе чувствовался лёгкий аромат дорогих цветов, которые росли в садах вокруг.

     Зайдя внутрь, она сразу ощутила, как пространство этого места поглощает её. Громадные коридоры с высокими потолками, увенчанными хрустальными люстрами, в которых тысячами огоньков отражались струи света, создавая магический эффект. Каждая комната здесь была оформлена в самых дорогих и изысканных тонах. Мебель, покрытая золотыми узорами, сиденья с бархатными подушками, дорогие ковры, столы из редких пород дерева, а на стенах — картины мастеров, которые стоили целые состояния. От этого декора исходила сила и могущество, превращая каждый уголок дворца в символ вечности и непреложной власти. 

     Когда Хавин двигалась по этому дому, её взгляд попадал на великую лестницу, выложенную чёрным мрамором, а огромные окна с витражами пропускали свет, окрашивая комнаты в золотые и пурпурные тона, словно в самом доме было заключено царственное величие.

     Проходя мимо открытых дверей, Хавин заметила, как старинные вазы с изысканными цветами, выставленные на пьедесталах, стояли в каждом холле. Огромные зеркала в золотых рамах отражали обстановку с такой ясностью, что казалось, они тоже стали частью власти этого дома, храня в себе каждую тайну, каждый шаг хозяев.

     Когда Хавин вышла на террасу, её взгляд не мог не восхищаться панорамой, открывающейся перед ней. На горизонте простирался Босфор, его воды сверкали, отражая небесную синеву, а вдалеке виднелся великолепный мост, соединяющий два берега, как арка, ведущее в другой мир. Дворец, словно древний монарх, возвышался над этим миром, заключая в себе историю богатства и власти.

     Тётя, появившаяся сзади, стояла, словно сама воплощение этого дворца. Её величественная осанка, высокая прическа, в которой пробивалась серебристая седина, и наряд, отражающий каждый штрих её статуса, были не просто отражением её характера — это была живая часть этого дворца, связанная с ним историей. Она была тем, кто мог подчинить себе не только этот дворец, но и сердца всех, кто осмеливался войти в его стены.

     Её голос, мягкий, но с лёгкой хрипотцой, в то же время проникал в душу, внимая каждому слову.

     — Четыре этажей, сорок комнат, поле для гольфа, теннисный корт, четыре разных сада, бассейн, тренажерный зал, автопарк, лесопарк, спа, хаммам, баня, джакузи. Сказка, а не жизнь, верно? — её слова звучали, как утверждение, как напоминание о том, кто здесь главный. В её голосе не было ни капли сомнения, только уверенность, которая сделала это место непререкаемым и незыблемым.

     Хавин чувствовала, как её собственная жизнь стала ничем, в сравнении с этим миром. Её взгляд был прикован к дворцу, а сердце словно замерло, понимая, что всё, что она знала, и всё, что ей предстоит, теперь будет зависеть от её выбора — шагнуть в эту роскошь или вернуться в мир, где её свобода и независимость были ценностью.

     — Ты так пытаешься меня убедить? Искушаешь? — её голос прозвучал с едва заметной ухмылкой, в глазах читалась смесь любопытства и лёгкого презрения.

     Хавин сдерживала улыбку, пытаясь понять, куда её ведёт эта беседа, но в её душе разгорался огонь желания доказать, что она достойна этого мира.

     — Знаешь, как называется этот особняк? — Фирузе ханым заговорила медленно, словно позволяла каждому слову взвешиваться в воздухе. Она знала, что её каждое слово влияет.

     — Мраморный особняк. — Хавин ответила с лёгким высокомерием. Но внутри неё закралась тревога, как бы не оказаться в ловушке.

     — Это её официальное имя, когда его построили, так и назвали, — продолжила Фирузе, с каждым словом её голос становился всё более властным. — Мраморный особняк семьи Коч. Но это только официальное название. Его настоящее имя — Сердце Стамбула. Вторая Топкапы. Тот, кто владеет этим особняком, тот владеет Стамбулом, а значит и всей Турцией. Так что ты понимаешь, что тебе предстоит, правда?

     Хавин с интересом выслушала её, в её глазах мелькала мысль о том, насколько велико это могущество, в чьи руки оно попало бы.

     — Тогда почему ты не владеешь Турцией? Или хотя бы Стамбулом? Ты же тоже невестка семьи Коч, — выпалила она, искренне удивлённая.

     Фирузе усмехнулась. Её взгляд был холодным и загадочным.

     — Этим особняком я не могу владеть. Чтобы иметь право на это, нужно быть наследником. Настоящим владельцем является Асияат Коч, жена Халида, мать его детей. Но… следующая госпожа этого особняка будет жена старшего сына, а значит, жена Имрана и мать его сына.

     Хавин замолчала, переваривая слова. Её сердце забилось быстрее. Она не была готова к тому, что всё так сложно, но желание стать частью этой семьи, этой власти, было сильнее страха.

     — Ты хочешь стать госпожой, — продолжала Фирузе, её голос стал ещё более тихим и уверенным. — Ты хочешь быть невесткой семьи Коч, женой Имрана. И я помогу тебе. Но у меня есть три условия. Если согласишься, ты получишь всё, что хочешь.

     Хавин подняла брови, готовая слушать дальше. Её жизнь, до этого безнадежно однообразная, казалась теперь пустым холстом, на котором можно было бы нарисовать всё, что угодно.

    — Условия? Какие условия? — она попыталась скрыть волну волнения, которая охватила её.

     — Первое: ты будешь делать всё, что я скажу, и не задавать вопросов. — Фирузе говорила, как будто её слово было законом. — Второе: ты не посмеешь пойти против меня. Ты будешь молчать, пока я не скажу, и если ты попробуешь мне предать, я быстро тебя свергну. Поняла?

     Хавин кивнула, её глаза полнились решимостью. Но слова, что Фирузе сказала дальше, потрясли её до глубины души.

     — Третье, самое главное: ты родишь мне сына. Наследника рода Коч. Сына, которого я никогда не смогла бы родить. Ты согласна?

     Хавин почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она отступила, не веря своим ушам. Она должна была родить сына, а потом отдать его? Но в её душе уже зажегся огонь, заставивший её бросить вызов всем этим условиям.

     — Ты хочешь, чтобы я родила и отдала тебе сына? — голос её дрожал от шока. — Ты серьёзно?

    — Да, — спокойно ответила Фирузе. — Но ты должна понимать, что этот ребёнок будет сыном Имрана, и его будущее — это будущее династии Коч. Это принесёт власти и тебе, и мне, и всей нашей семье.

     Вопрос остался открытым, и Хавин уже поняла, что отказ от этой сделки может означать её конец. Но в её глазах горел новый огонь — желание показать всем, что она заслуживает быть кем-то большим, чем просто бедной девушкой.

     — Хорошо, но у меня есть свои условия, — сказала она, встав перед Фирузе, как настоящий игрок на шахматной доске.

     Фирузе улыбнулась, её лицо снова стало каменным.

     — Говори.

     — Во-первых, я буду обеспечивать свою семью, — сказала Хавин твёрдо, как будто это было её главным требованием. — Во-вторых, ты не будешь угрожать мне без причины.

     — Хорошо. — Фирузе кивнула, но в её взгляде появилось любопытство.

     — В-третьих, ты всегда будешь на моей стороне, будешь поддерживать меня и защищать от всех. Не предашь меня.

     Фирузе посмотрела на неё, оценивая. Она явно видела, как её племянница была готова к борьбе, готова идти до конца.

    — Конечно. Я буду твоим щитом, а ты моим оружием, — спокойно ответила Фирузе, как будто это было обычное дело.

    — И, наконец, — продолжила Хавин, голос её стал твёрдым, — если хотя бы одно из условий будет нарушено, нашему соглашению придёт конец. Будь это мой брак с Имраном или мой ребёнок — если ты меня предашь, я всё расскажу. И тебе не уйти от этого.

    Фирузе слегка скривила губы в улыбке, её взгляд был полон уважения и тени восхищения.

     — Договаривались, сладкая! — сказала она, пожимая руку племяннице.

     Теперь в их отношениях не было места сомнениям. Это был момент, когда обе стороны понимали, что теперь нельзя отступать, и что каждый шаг будет иметь огромные последствия.

     Фирузе ханым посмотрела на свою племянницу с легкой усмешкой, замечая, как та всё больше погружается в раздумья. Тонкая игра в их разговоре началась: каждое слово было не просто обменом информацией, а частью целого плана, о котором Хавин, возможно, ещё не полностью осознавала все последствия.

    — Если мы договорились, то какой наш первый шаг? — голос Хавин звучал твёрдо, но всё равно в её глазах пробегала искорка сомнения. Этот шаг мог стать началом чего-то невероятно опасного.

     — Во-первых, — Фирузе ханым подняла палец, словно она только что озвучивала не что иное, как правило в великой игре, — ты будешь работать в одной из компаний, которую Имран скоро возглавит, я это устрою. А завтра — за покупками! Тебе нужно обновить гардероб. Иначе Имран не то что на тебя не взглянет, он даже не заметит твоего присутствия.

     — За покупками? — Хавин нахмурилась, но её голос был полон вызова. — Это всё, что мне нужно для того, чтобы его влюбить в себя? Куплю платье — и вот я уже невеста самого богатого мужчины в Турции?

     — Ну, если ты хочешь так это воспринимать, — Фирузе улыбнулась, на секунду склонив голову, — я просто хочу, чтобы ты выглядела так, чтобы он не мог пройти мимо тебя. Ты не знаешь Имрана, он видит всё. Всё. Ты должна быть идеальной, если хочешь, чтобы он хоть что-то заметил.

     — А если я буду слишком хороша? Может, он испугается и сбежит в свою серую реальность? — с сарказмом произнесла Хавин, пытаясь скрыть растущее беспокойство. Её внутренний мир уже заполнялся мыслями о предстоящем, о том, что ей нужно было не просто произвести впечатление, а по-настоящему покорить его. А что, если она не сможет?

     Фирузе рассмеялась, её смех был глубоким и уверенным, как будто она знала все ответы на вопросы, которые ещё только рождались у племянницы.

    — Хавин, — она похлопала её по плечу, — ты меня удивляешь. Думаешь, это так легко? Ты ведь ещё не видела его. Имран не тот, кто боится женщин. Он их просто не замечает, если они не достойны его внимания. А если хочешь, чтобы он взглянул, тебе нужно не только быть идеальной внешне, но и внутри. Но на это у нас есть время.

     Хавин почувствовала лёгкую дрожь от этих слов, но тут же её лицо снова наполнилось решимостью.

     — Хорошо, — она почти шепотом добавила: — Но что, если я не смогу? Что, если он будет… ну, страшный?

     Фирузе посмотрела на неё с таким выражением, как будто все её мысли уже давно были решены за неё.

    — Хавин, ты видела Синана, да? Так вот, Имран в десятки раз красивее его. Ты даже не представляешь, как он выглядит. Он не просто красавчик, он как стихия. И особенно его глаза… Знаешь, у Халида с Асияат глаза темные, как у большинства их детей, но у Имрана они янтарно-зеленые. Это что-то… особенное. Ты поймешь, когда увидишь. Не переживай.

     Хавин с лёгким недоверием покачала головой, пытаясь представить себе это.

     — Скажи честно, он хотя бы красивый?

    Фирузе не удержалась и засмеялась.

     — Ты же сама говоришь, что готова быть его женой. Он гораздо лучше, чем ты себе можешь представить. И если ты примешь этот вызов, Хавин, ты поймешь, что здесь всё гораздо сложнее, чем просто красивое лицо.

     Хавин не могла не засмеяться вместе с тётей, ощущая, как в её груди что-то тяжело затрещало. Сарказм и веселье помогали ей скрыть ту глубокую тревогу, которая сжигала её внутри. В этот момент она почувствовала, как она находит себя в этой игре. А играть в неё — это было неизбежно.

     — Ну что же, — Фирузе пожала плечами, — готова свое предании, скоро ты станешь его женой.

     Они оба рассмеялись, но смех казался не таким уж искренним. В его глубине скрывалась тень чего-то большего, чего-то, что Хавин ещё не до конца понимала, но что она точно должна была почувствовать на своём пути.

     И в этот момент Хавин сделала свой первый шаг.

     «Мы погубим эту красоту! Погубим! Но это будет стоить того!»

     ***

     Желтое такси остановилось перед высоким зданием, и Хавин, поправив свои длинные волосы, шагнула в сторону, уверенно двигаясь вперёд.

    — Давай, Хавин, теперь ты сама будешь творить свою судьбу! — произнесла она себе под нос, словно готовилась к какой-то великой битве. С гордой походкой она направилась внутрь.

     В момент, когда она собиралась подняться по лестнице, произошло то, чего она совсем не ожидала. С громким шлёпком она врезалась в кого-то и, не успев даже понять, что происходит, повалила этого человека на землю. И, конечно, сама оказалась сверху, при этом ещё и стукнулась лбом о его грудь.

     «Мамочки, у него такие длинные ресницы! Он вообще живой? Дышит, да? Я чувствую его дыхание…» — мысли Хавин метались, но мозг отказывался работать.

     В панике она начала подниматься, пытаясь выбраться с этого неудобного положения, но тут парень схватил её за локоть.

    — Не думаешь извиниться? — его голос был строгим, но с легкой ноткой сарказма.

     — Извиняться? — Хавин подняла руку и осторожно потрогала место ушиба, как будто сама себе это объясняла. — С таким-то ростом можно было бы смотреть по сторонам! — с вызовом она посмотрела на него.

     Как только подняла глаза, застыла. Его глаза… Янтарные, большие, словно целая вселенная, в которой невозможно не потеряться.

     Парень бросил на неё взгляд, в котором не было ни капли сомнения.

     — Вообще-то это ты влетела в меня, а не я в тебя. Значит, виновата ты, — его глаза сверкали злостью, но одновременно в них была какая-то загадочная прелесть. — Лучше смотри, куда идешь, чем бегать, как дикая.

     Хавин почувствовала, как у неё закипает кровь. Она не была бы Хавин, если бы позволила себе быть униженной.

     — Я не собираюсь извиняться перед тобой! Сам виноват, вот и извиняйся! — она задрала нос, давая понять, что никому не позволит себя унижать.

     Парень усмехнулся, его голос был как приятный ритм:

     — Извиняться? Когда падала на меня, память отшибло что ли, Дикарка?!

     — Дикарка? Как ты меня сейчас назвал? — она подошла к нему, но его высокий рост заставил её поднять голову, и в этот момент она почувствовала, как неестественно это выглядит. Она почти что смотрела на его подбородок.

     Парень сдерживался, чтобы не расхохотаться, но в его глазах ясно читался смех.

     — Ты двухметровая горилла, кто тебя сюда впустил? — Хавин скрестила руки на груди, прикидывая, как бы отплатить ему за его смешливость.

     Парень только ухмыльнулся, довольный своей победой в словесной битве.

     — А что? Что сделаешь, если узнаешь? — его улыбка была немного дерзкой, но при этом оба знали, что игра только начинается.

    Это разозлило Хавин ещё больше, и она ответила с лёгким сарказмом:

     — Просто интересно, как тебя такого сюда впустили, — она осмотрела его с головы до ног, оценивая его непринуждённый стиль — джинсы, футболка и клетчатая рубашка. Слишком скромно для такой фигуры.

    — Знаешь, мой тебе совет, Дикарка. Никогда не суди по внешности, а то обломаешься, — он опустился до её уровня, будто на секунду напомнив ей, что она всё ещё не на высоте.

     — Мне твои советы и даром не нужны. Отвали! — она отпихнула его рукой и с чувством последнего слова добавила: — Придурок!

    — Дикарка! — его голос был громким, но она уже была в процессе удаления. В ответ она показала ему средний палец, не оборачиваясь. — Мне гораздо интереснее, кто тебя сюда впустил, сумасшедшая, — парень крикнул ей в спину, а Хавин ускорила шаг, не давая себя одержать победой в этом словесном поединке.

    Когда она наконец добралась до стойки, секретарша ответила её с ноткой усталости:

     — Госпожа, я же уже сказала, господин Имран уехал. Вы опоздали.

     — Как это его нет? — Хавин не могла поверить в свои уши.

     — Он уехал. Вы опоздали, — секретарша повторила, но её слова не приносили облегчения.

     — Но… у меня же собеседование, — Хавин была расстроена.

     И тут сзади послышался спокойный, уверенный голос:

     — Собеседование проведу я. — Она быстро обернулась, не ожидая такого поворота событий.

     В метре от неё стоял молодой человек с красными глазами, блондин с хорошей укладкой, в строгом деловом костюме. Возраст — около 26-27 лет.

     — Господин Арда, — сказал секретарь.

     — Арда Кара Алемдар, — протянул он руку, Хавин пожала его руку.

     — Хавин Демирташ.

     — Пройдёмте в мой кабинет? — спросил он с легким намёком на контроль, и Хавин не могла не поддаться.

     — Как же бесит! Я должна была его встретить, а теперь что? — бубнила она себе под нос, проклиная свою судьбу.

     Арда вдруг остановился, и его взгляд устремился на неё с интересом:

     — Вы что-то сказали?

     — Нет, — растерянно ответила она, вздрогнув. Арда кивнул и открыл дверь кабинета.

    — Начнем? — его голос был спокойным, почти спокойным, несмотря на всю её нервозность.

     — Конечно, — ответила Хавин, чувствуя, как её раздражение немного уходит, уступая место новому этапу этой игры.

     ***

       Имран сидел за массивным темным столом, покрытым стеклянной поверхностью, через которую просматривалась тонкая паутинка царапин. На столе царил порядок: пару ноутбуков, несколько разложенных документов, чашка кофе, потускневшая от времени и несколько простых, но элегантных ручек. Офис был обставлен в стиле минимализма: высокие окна, через которые льется мягкий свет, темные деревянные панели на стенах и одинокий растение в углу, стараясь оживить строгую атмосферу.

     Он продолжал смотреть в экран, ощущая, как усталость разливается по его телу. Глаза тяжело закрывались, но не давали ему покоя мысли, не дававшие ему ни минуты отдыха. В дверь без стука влетел Арда, с характерным для него громким смехом.

     — Эй! Ты чего такой задумчивый? — произнес он, перебив тишину. Имран слегка вздрогнул, заметив, как от звука его голосе разлетелась тишина.

     — Арда, советую тебе научиться стучать, прежде чем заходить, — ответил Имран, не поднимая головы.

     Он протянул длинные пальцы и потер виски, пытаясь избавиться от набежавшей головной боли. Его голос был глухим, немного усталым.

     — У меня нет сил сегодня заниматься этим.

     Арда не был тем человеком, кого легко испугать. Он протянул несколько папок, игнорируя взгляд друга, и бросил их на стол с небольшим жестом.

     — Я пришёл поговорить о твоём новом помощнике. Вчера приходили три кандидата: два парня и одна девушка. Посмотри их резюме и выбери одного. Они действительно талантливы, — сказал он с уверенным тоном.

     Имран лишь лениво посмотрел на папки. Одна была бирюзовая, вторая белая, а третья — ярко-красная. Простой выбор.

     — Эта подойдёт.

     Имран вновь устало вздохнул и взял бирюзовую папку. Он растерянно открыл её, но его взгляд не мог оставаться сосредоточенным.

     — Правда не хочу заниматься этим сегодня, — тихо пробормотал он, откидываясь на спинку кресла.

     Арда не сразу откликнулся, явно разочарованный. Он пролистал несколько страниц и начал с энтузиазмом читать:

     — Хавин Демирташ — единственная девушка среди них. Закончила школу золотой медалью, университет с красным дипломом, трёхъязычная: английский, французский, немецкий... — его голос наполнился восторженным тоном, но Имран едва ли воспринимал слова.

    Имран с трудом удерживал глаза открытыми. Усталость полностью овладела им.

     — Закончил? — спросил он, наконец, когда Арда, всё ещё восторженно переворачивая страницы, замолчал.

     — Да-да, я понял, что ты не слушал. Но я всё же хотел бы посоветовать тебе, — Арда откинулся назад, — не быть с ней таким жёстким, как с предыдущим помощником, ладно? Она определённо не такая, как ты думаешь.

     Имран только кивнул, но внутри его голова всё кружилась. Всё было не так важно, как казалось. Он снова взял чашку и сделал глоток холодного кофе.

   — Ладно, ладно, — ответил он, вздыхая, — посмотрим, что она из себя представляет.

    Имран стоял у окна, почти не замечая, как за дверью раздаётся голос.

     — Хорошо, тогда я зову её? — спросил Арда, глядя на него с улыбкой, полузасмеявшись.

    Имран кивнул, не отвлекаясь, и продолжал смотреть на город, пытаясь сосредоточиться на чём-то, что не было связано с этим ненавистным собеседованием.

   — Хавин, заходи! — произнёс Арда с немного театральным жестом. Хавин вошла, и как только её взгляд пересёк Имрана, её сердце сжалось.

     «Нет-нет-нет! Это не может быть он! Почему он здесь? Почему именно он?» — мысли Хавин лихорадочно метались в голове, пока она стояла в дверях.

     Она не могла поверить своим глазам. Этот профиль, эти глаза — всё, что она хотела забыть. И теперь она стояла перед ним, как нелепая ошибка.

     — Имран, познакомься, это твоя новая помощница, Хавин, — Арда с улыбкой обратился к другу, не замечая внутренней борьбы, которую переживает девушка.

     Имран медленно поднял глаза, встречая взгляд Хавин. Она нервно подняла голову и встретилась с его взглядом, не зная, что делать. Его глаза, безмятежно холодные, и эти длинные ресницы, не дававшие ей шанса отвести взгляд.

     «Господи, пусть он меня не помнит. Я буду хорошей, я буду! Пожалуйста, не напоминай о вчерашнем!» — её внутренний монолог звучал как молитва, а в ушах почти звенело от напряжения.

     Имран начал двигаться к ней. Она почувствовала, как её тело сжимается, пытаясь отойти, но не могла двигаться.

     — Хавин, говоришь? — сказал он, наклоняясь к её лицу, словно пытаясь заглянуть в душу. Хавин едва сдерживалась от паники, её тело реагировало на каждое его движение.

     Сердце колотилось так сильно, что, казалось, оно вот-вот выскочит. Она пыталась отодвинуться, но его присутствие было слишком мощным.

Э
     Он наклонился чуть ближе, прошептав на ухо: — Я-то помню тебя. Я же говорил, не суди человека по обложке. Говорил!

     Она почувствовала, как у неё перехватило дыхание.

    — Ик! — вырвалось у неё.

     «Он помнит! Это конец! Почему так стыдно? Что мне теперь делать?» — её разум переполнился страхом и паникой.

     — Что это ты ей там сказал? — Арда с прищуром наблюдал за ними. Он был настроен на лёгкую шутку, но его взгляд оставался любопытным.

   — То, что помню её, — ухмыльнулся Имран, не сводя глаз с Хавин.

     — Помнишь? Так вы знакомы? — удивился Арда, поднимая брови.

     — Нет! Да! — одновременно ответили Хавин и Имран.

     Имран прищурился, глядя на неё с лёгким сарказмом.

     — Нет? — его голос был полон игривой угрозы. — Кажется, у тебя ещё и биполярное расстройство.

     — Так вы знакомы или нет? — переспросил Арда, не понимая, что происходит.

     — Да-а-а, — протянула Хавин, чувствуя, как её нервы сдают. — Мы вчера столкнулись.

     Имран, будто ничего не замечая, хмыкнул.

     — А-а-а, — произнёс Арда с пониманием. — Девушка, которая вчера сбила тебя с ног?

     Хавин почувствовала, как её щеки пылают от стыда. Это была её худшая ошибка.

     — Приятно познакомиться, г-жа Хавин. Я — Али Имран Коч, ваш новый босс. Теперь вы будете работать под моим началом, — сказал он, протягивая ей руку с самодовольной улыбкой.

     Хавин с неуверенностью пожала его руку, еле касаясь его ладони двумя пальчиками. Она едва сдерживала дрожь, не зная, как себя вести.

     — Господи, ну не смотри ты так! Ну, я не специально! — её нервы не выдержали, и она сорвалась. Её слова прозвучали резко и несдержанно, даже для неё самой.

   Имран смотрел на неё с удивлением, словно открыл для себя новую вселенную. Затем пауза, и его лицо расплывается в широкую улыбку.

     — Ну, как, Хавин, тебе понравилось в нашем офисе? — его голос был полон насмешки.

     — Нормально! И нечего так смотреть! Я не специально! Понятно? — её голос стал немного раздражённым, но она быстро оправилась, пытаясь скрыть свою растерянность.

     Имран не удержался от смеха. Он громко рассмеялся, будто этот момент стал для него неожиданным источником удовольствия.

     — Что, ты смеёшься? — Хавин почти не выдержала, но продолжала стоять с высоко поднятой головой  сдерживая себя. — Всё, я пошла!

   — Забавный экземпляр, — подперев голову рукой, сказал Имран, явно довольный ситуацией.

     — А я тебе что говорил, — Арда с усмешкой взглянул на друга, как будто это было очевидно с самого начала.

     — Кажется, теперь жизнь в Стамбуле будет намного интересней, — добавил Имран, почти задумчиво.

     Он с улыбкой посмотрел на уходящую Хавин и произнёс с лёгким сарказмом:

     — Ну что ж, г-жа Хавин, посмотрим, насколько тебя хватит.