«Кровь и Яд» [18+] Книга 1: "The Venom Trilogy"

    «Возвращаясь домой после стольких лет, я и не мог представить, что судьба приготовила мне встречу с тобой!» ©M.A.S

     ***Автор 

     Фатих — один из самых многолюдных районов Стамбула, расположенный в его центральной части, на побережье Золотого Рога, Босфора и Мраморного моря. Несмотря на богатую историю и множество культурных памятников, это место всё ещё остается одним из самых бедных в городе. Здесь почти нет современных высоток, а в воздухе витает смесь запахов рынка и старинных улочек, где кипит жизнь.

     В одном из таких кварталов жила семья Демирташ — скромная, но крепкая семья. Мать-одиночка госпожа Зеррин воспитывала четырёх детей: старшую дочь Хавин, близнецов Ягмур и Ямана, а также младшую Джансу.

     Много лет назад она пережила страшную трагедию — потерю мужа и старшего сына в автомобильной аварии. Этот день перевернул их жизнь. Молодая женщина осталась вдовой, а дети — сиротами. Трагедия оставила глубокий след в её сердце, но любовь к детям помогала ей двигаться вперёд. Госпожа Зеррин была сильной женщиной, не просившей помощи у окружающих. Она сама вырастила своих детей, пройдя через все трудности жизни.

    Сегодня, как и каждое утро, она суетилась на кухне, готовя торт к дню рождения близнецов. Она так была поглощена работой, что даже не заметила, как её младшая дочь Джансу тихо подошла к столу и начала уплетать завтрак.

     — Мамочка? — раздался тонкий голосок.

     — Я на кухне, дочка! — ответила Зеррин, не отрываясь от торта.

     — Доброе утро!

     На пороге появилась высокая и стройная девушка с каштановыми волосами, которые подчёркивали её загадочные карие глаза. Это была Хавин — старшая и, пожалуй, самая любимая дочь Зеррин. Первенец, гордость матери. Хавин была не просто красавицей, но и умной и решительной женщиной. Её кожа светилась, а длинные волосы плавно падали на плечи. Её выразительный подбородок и пухлые губы были столь идеальны, что казались нарисованными. В ней было что-то необыкновенное, почти магическое.

     — Бусинка, ты уже проснулась? — спросила она, улыбаясь младшей сестре, которая лишь кивнула в ответ, не отрываясь от еды. — Мамочка, а ты что делаешь? — подошла ближе и заглянула в кухню.

     — На что это похоже? — Зеррин указала на торт и улыбнулась. — Завтра у твоих братца с сестрой день рождения. Ты куда-то собираешься? — с интересом окинула дочь оценивающим взглядом.

     — Да, у меня встреча с тётей, — сказала Хавин, откусив кусочек клубники.

     — Твоя тётя вернулась из Лондона? — удивилась Зеррин. Хавин кивнула. — Если она вернулась и сразу же позвонила тебе, значит, хочет предложить тебе что-то. — Женщина приподняла одну бровь.

     — Мам, ну не надо так. Она моя тётя, к твоему сведению. Младшая сестра папы и дочь твоей свекрови. Тот факт, что она жена Озкана Коча, не меняет этого. Я не понимаю, почему ты так враждебно относишься к тому, что она хочет помочь нам финансово!

     — Хавин! — Зеррин сняла фартук и посмотрела на дочь с твёрдым взглядом. — Мы не нуждаемся в её помощи! Ты права, Фирузе твоя тётя, и ты её любишь, и она тебя тоже. Но хватит. Мне не нужны её деньги. Я сама вас вырастила, без всякой посторонней помощи! Даже помощи брата не принимала. Ты — моя гордость. — Женщина нежно погладила её по волосам. — Я прекрасно понимаю, ты хочешь беззаботной жизни. Но это всё, что я могу вам дать, Хавин.

     — Мамочка, — девушка обняла мать за плечи. — Не переживай, когда наступит время, я сама стану обеспечивать нас. Вот увидишь, я стану богатой, и мы будем жить без нужды.

     — Самое главное, чтобы ты была счастлива, — ответила Зеррин, целуя дочь в макушку. — А теперь иди, разбуди свою сестру с братом.

     — Яман уже встал, он в душе, а Ягмур нет. Она снова пошла на кладбище, — тихо сказала Хавин.

     — Снова? Почему эта девочка не слушается меня? Когда она уже успокоится? — Зеррин тяжело вздохнула.

     — Мама, ты же знаешь, что она каждый день ходит туда. Это не изменится. Смирись и прими это, — сказала Хавин с сожалением.

     — Она не исправима! — с отчаянием ответила Зеррин.

     — Конечно, это же Ягмур.

     Резиденция семьи Коч.

     В тоже утро, на другой части города в доме семьи Коч царила неимоверная суматоха. Слуги носились по огромному дому, как муравьи, готовя всё к приезду старшего сына. Каждый угол был занят людьми, чьи шаги гулко отзывались в пустых коридорах, а гул разговоров звучал как в далёком эхе.

     — Быстрее! У нас мало времени! — кричала женщина средних лет, её голос был резким, а её движение — неукротимым. — Если вы будете так медлить, мы не успеем!

     Яркие лучи солнца пробивались через огромные окна, отражаясь в полированной мраморной плитке пола. Вся обстановка, от роскошных ковров до изысканных вазы на столах, была выдержана в строгом, но благородном стиле, что всегда напоминало о величии этой семьи.

     — Федан! — раздался громкий голос из верхней части лестницы.

     Женщина, стройная и высокая, с грациозной осанкой, спустилась по лестнице, её шаги были настолько плавными, что казались почти незаметными.

     — Асия ханым, — женщина слегка склонила голову, её глаза встречались с глазами хозяйки дома.

     Асияат Коч — жена Халида Коча, мать четверых сыновей и единственной дочери. Но она была не просто женщиной в этом доме. Её влияние ощущалось в каждом уголке, в каждом взгляде, в каждой реплике, и было оно властным, как дыхание самой жизни.

     — Всё готово? — её голос, хотя и был мягким, в нём звучала некая скрытая тревога, которая заметно контрастировала с её обычно уверенной манерой.

     — Да, всё почти готово, — ответила женщина, её голос был нейтральным, хотя в глубине звучала нотка волнения. — Мы подготовили комнату господина, на кухне тоже всё готово, ждем только его прибытия.

     — Прекрасно, — чуть расслабившись, сказала Асия ханым, но её глаза не переставали искать ответы. — А кто поехал за ним в аэропорт?

     — Текин. Самолёт уже приземлился, они скоро будут здесь. Не волнуйтесь.

     Асия вздохнула, но её выражение не изменилось.

     — Хорошо. А дети? Где они?

     — Осман, Мерт и Мелисса уже за столом, завтракают, а вот Синан… — женщина замолчала, её взгляд был обеспокоен.

     Асия нахмурилась, её взгляд стал более напряжённым, как если бы она почувствовала скрытую угрозу в этом простом вопросе.

     — Что с Синаном? Где он? — её брови поднялись. — Федан, я задала тебе вопрос. Где Синан?

     — Младший господин вернулся под утро и всё ещё не проснулся, — тихо ответила она, опустив взгляд.

     Слова словно прозвучали в полной тишине, что сделало обстановку ещё более напряжённым. Асия ханым сдержала гнев, но её глаза сверкали, когда она развернулась и стремительно поднялась наверх, её шаги звучали тяжело и уверенно.

     Подойдя к двери сына, она не постучала, а просто открыла её, заглядывая в тёмную комнату, где с неудержимой уверенностью продолжался его ночной сон.

     — Всевышний, дай мне терпения, — прошептала она, подойдя к кровати. — Вставай! — рявкнула она, решив разбудить его самым резким способом.

     — Мам, отстань… — протянул он, переворачиваясь на бок, словно не замечая её присутствия.

     Его ответ стал как удар для неё, но она не сдалась. Она сделала шаг к шторам и, не задумываясь, распахнула их, не оставив ему ни шанса укрыться от света. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь огромные окна, осветили комнату.

     — Мама! Закрой, ты эти проклятые шторы! — закричал он, прячась под одеялом.

     — Поднимайся, я сказала. Ты понимаешь, что будет, если Халид узнает о твоём поведении? Ты представляешь, как он отреагирует? — она поставила акцент на имя его, словно сама зловещая угроза, исходящая от отца, будет значить больше.

     — Да-да, отец разозлится, поругает меня, заблокирует карты на несколько дней, и всё. А в худшем случае — выгонит из дома. Это же метод Халида Зайна Коча. А сейчас прошу, закрой шторы, а то голова трещит… — его голос был наполнен иронией и усталостью.

     — Ты не хочешь снова разозлить его, Синан. Ты прекрасно знаешь, каким он может быть, когда в гневе. Вставай, приводи себя в порядок. Скоро, твой брат будет здесь!

     Имя «Али Имран» прозвучало, как холодный ветер, и мгновенно изменило атмосферу в комнате. Синан, только услышав его, резко сел в постели, словно потеряв весь сон за одно мгновение.

     — Имран возвращается? — его глаза стали уже другими, взгляд стал напряжённым, как будто в этот момент мир изменился.

     Синан был воплощением мужской красоты. Его густые чёрные волосы, и ярко выраженные черты лица создавали образ, который мог бы затмить любого мужчину. Но в его глазах часто скрывалась дерзость, а в его поведении — отсутствие всякой ответственности. Он был сыном своей матери и наследником её сильной воли, но одновременно — символом её бессильной борьбы с его бесконечными шалостями.

     — Да, он уже в Турции, едет сюда, — ответила Асия ханым, её голос стал твёрдее, как будто каждое слово было на вес золота.

     — После восемнадцати лет?! — Синан не смог скрыть улыбки, но она была ядовитой и злой. — И что, папа согласен с этим?

     Женщина, чувствуя нарастающее напряжение, сжала руки на груди, как будто пытаясь не дать волю эмоциям.

     — Даже если он не согласен, это что-то изменит? Имран давно уже не ребёнок. Ему двадцать семь. Он старший сын семьи. Ему нужно быть здесь, — ответила она с некоторым вызовом в голосе.

     Синан встал с кровати, его лицо стало серьёзным, а глаза, казалось, пытались разглядеть в этом возвращении нечто большее.

     — Старший сын империи Коча, — он вздохнул. — Золотой мальчик, идеал для всех… — его голос стал холодным, а слова — язвительными. Он собрался идти в ванную, но ещё раз бросил взгляд на мать. — Но не для меня!

     — Лучше бы ты учился у него, — сказала она, следя за ним взглядом. — Ты не собираешься всю жизнь жить так, как живёшь сейчас. Тебе придётся повзрослеть, Синан!

     — Да-да, я повзрослею, но не сегодня, Валиде Султан! — Он резко захлопнул дверь ванной.

    — Имран ещё не вернулся, а он уже начал. Глупец! — произнесла Асия ханым, выходя из комнаты. В её голосе была едва уловимая усталость, как если бы она уже давно привыкла к его выходкам.

      В комнате, наполненной роскошью, словно каждый предмет являлся воплощением безусловной власти, Халид Зайн Коч был центром этого мира. Его осанка, прямое плечо и решительный взгляд в зеркале говорили о многом: он был хозяином не только этой комнаты, но и всей семьи, всей империи, которой руководил. Каждое его движение, каждый жест нес в себе силы и уверенности, с которой редко кто мог сравниться.

     Он тихо, с достоинством, надел костюм, его темные волосы с легкой сединой были идеально уложены, а взгляд из-за очков был, как всегда, холодным и строгим. Его присутствие не оставляло пространства для слабости, но в этой тишине, когда его жена сделала шаг в его сторону, что-то в атмосфере слегка изменилось. Её присутствие нарушало эту идеальную картину, будто внезапно изысканная симметрия этого мира рушилась. Она не была похожа на остальных — Асия была его сильной и слабой стороной, его вечной загадкой.

     Асия ханым была его противоположностью. Она словно терялась в этом великолепии, даже несмотря на свою безупречную осанку и элегантность. Когда её голос, наполненный болью и негодованием, прорезал тишину, Халид, не меняя позы, лишь сдержанно взглянул в её сторону через зеркало.

     — У тебя сегодня сын возвращается, а ты уходишь? — Как бы он не скрывал, что именно она могла потрясти его, её слова всё равно находили свою цель.

     Он взглянул на неё в зеркале, её лицо отражалось в его глазах, и он, не отрывая взгляда, мягко, но с лёгкой улыбкой ответил:

     — Да, важное совещание, милая. Мы должны подписать контракт. Этот контракт крайне важен.

   Её реакция была немедленной, как и следовало ожидать. Она сделала шаг вперёд, и в её голосе прозвучала горечь:

     — Контракт? Ты издеваешься, Халид? Ты — владельец Koç Holding, крупнейшего финансово-промышленного конгломерата Турции. Подписание одного контракта подождёт. Вряд ли мир рухнет, если ты перенесешь встречу на завтра! В Турции и за её пределами нет ни одной компании, которая не хотела бы работать с нами! — Голос женщины был почти приглушенным, но в нем слышалась сила, нарастающая в ней.

     Он встретился с её взглядом, но в его глазах не было паники. Она была права в своём логическом подходе, но его решение оставалось неизменным. Он всегда действовал с уверенностью, которая не допускала сомнений.

     — Ты права, дорогая, — произнёс он с неизменным спокойствием. — В Турции нет компании, которая не хотела бы работать с нами. Но я не совсем хочу работать. Koç Holding не базар, в который каждый может зайти и выйти по своему желанию. Я не могу подписать контракт, который будет в убыток для моей компании.

     Её взгляд становился всё более острым, её слова наполнились болью и яростью, но Халид был непреклонен.

     — Вернулся твой сын, которого не было вот уже восемнадцать лет! В последние семь лет ты его не видел! Как ты можешь быть таким жестоким, Халид?! 

     Её слова ударили в самое сердце, но Халид, сохраняя внешнее спокойствие, спокойно ответил:

     — Да, он вернулся, и вернулся навсегда. Он будет здесь, рядом. Я уйду всего на несколько часов, а потом вернусь и увижу его.

     Она шагнула ближе, её голос стал почти сломленным.

     — В девять лет ты его отправил… насильно! Разлучил его с семьёй, со мной. Ты отнял у меня сына. Украл у меня восемнадцать лет его жизни… Ты не думаешь, что для меня, как матери, это невыносимо? Быть рядом с другими детьми, а с ним разлучённой… — её голос дрогнул от боли, а на глазах появились слёзы. — Я смирилась. Смирилась с твоим решением. Но ты переходишь все границы! И теперь… терпеть становится невыносимо!

    Он почувствовал, как её слова пронизывают его, как она остаётся в его жизни тем, чем никто не может быть. Несмотря на его жёсткость и холод, Асия была женщиной, с которой он мог позволить себе чувствовать. Даже когда он был неумолим и властен, её слёзы ломали его.

     Он взглянул в её глаза, понимая, что она никогда не простит его, если он не примет её боль. Она была его слабостью, но она же была и тем, кто заставлял его думать и переживать.

    — Асияат, я был вынужден, ты это знаешь, — его голос звучал почти сдержанно, но в нем была нотка сожаления. — Почему же ты сейчас себя так ведёшь?

     — Знаю, ты был вынужден. Знаю! Ты сделал это, чтобы не потерять его, но… Ты не думаешь, что мы уже потеряли сына? — её голос звучал почти с умоляющей искренностью, а в глазах было страдание. — Я не хочу терять его… Только не его… Халид… Только не Имран…

     Он сглотнул, сдерживая волну эмоций. Он подошёл к ней, осторожно обнял, чувствуя её дрожь, и внезапно понял, что всё, что он делал, было ради её защиты. Её слёзы и боль были невыносимыми для него, но он не мог позволить себе признать слабость. Всё, что он делал, было ради того, чтобы не потерять её.

     — Хорошо, я никуда не поеду, — сказал он, его голос был чуть мягче, чем обычно, но решительным. — Только не плачь. Перестань плакать, Асия.

     Он обнял её крепче, ощущая, как её тело напряжено от переживаний. В этот момент, несмотря на всю его жестокость и суровость, Халид был уязвим, потому что потерять её было для него самым страшным.

    Турция, Стамбул,
1 августа 2019 г.

   Ягмур, 20 лет

    Я осторожно ставлю кувшин с водой на мраморное ограждение и, поправив чёрный шарф, сажусь у могилы. Мои глаза, как будто в поисках утешения, медленно скользят по имени, вырезанному на камнях.

     Аднан Омер Демирташ. Темур Демирташ.

     Прошло уже тринадцать лет с того момента, как я потеряла их, но боль от их утраты не стала меньше. Кажется, я лишь привыкала к этому пустому месту внутри себя, которое оставили они. Пустоте, которая каждый день напоминает, что их нет.

     — Папочка… Братик… Как вы? — шепчу я, сглаживая листья, упавшие на могилу, и провожу тонкими пальцами по камню, где выгравированы их имена. — Тринадцать лет прошло с того дня, как вас не стало. А я до сих пор не смирилась с вашим отсутствием.

     Тонкая слезинка невольно скатывается по щеке, но я не вытираю её. В какой-то момент мне даже кажется, что она не просто слеза, а символ того, как я чувствую их рядом, как бы странно это ни звучало. И хотя мне неведомо, могут ли мёртвые слышать наши голоса, я верю, что они здесь. Я верю, что хоть кто-то меня слушает…

     — Завтра с Яманом у нас день рождения, папа. Нам исполнится по двадцать лет. Ты бы гордился нами… Твои дети выросли. Я уже на третьем курсе в одном из лучших университетов страны. Яман тоже отлично учится, недавно выиграл соревнования по плаванию… — я поднимаю взгляд, обращая его к небу. Улыбка вспыхивает на моём лице, но она такая горькая. — Мы так много сделали, чтобы вытащить нашу семью из бедности, чтобы изменить свою судьбу.

     Я вновь говорю им, словно они сидят рядом, в каком-то своём мирке, а я всё ещё продолжаю жить здесь, среди живых.

     — Ты ведь всегда говорил, что я смогу, папа… Я смогу… — шепчу я, протирая глаза и, сдерживая рыдания, продолжаю. — Я сделаю всё, чтобы исполнить свою мечту. Я стану сильной женщиной, открою рекламное агентство… Я буду лучшим рекламодателем. Я буду работать с самыми крупными компаниями… Я обещаю, папа… я сделаю это.

    Мечты, как тёплый свет, который согревает меня, но в то же время режет болью, напоминая о тех, кого уже нет рядом. Но я продолжу. Я буду идти вперёд. Для них. Чтобы оправдать их веру в меня.

    ***Имран, 27 лет

Аэропорт Стамбул (IST),
1 августа 2019 года

     Я поднял чемодан, пройдя мимо людей с пустыми лицами, и направился к выходу. Когда стеклянные двери аэропорта открылись, меня окутал свежий морской бриз, смешанный с запахом кофе и туманного воздуха, который мне так знаком. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

     Стамбул.

     Я вернулся. Город, который как живое существо, был одновременно загадочным и величественным, шумным и красивым, всегда наполненным многими культурами и историями. Здесь Восток встречается с Западом, и каждый уголок города дышит прошлым. Место, которое я когда-то знал как свой дом. Но каково это — возвращаться домой после столь долгого времени?

     Радость? Тоска? Страх? Или все сразу?

     Восемнадцать лет.

     Точно восемнадцать лет прошло с того момента, как я покинул эту землю. В последний раз, когда я уезжал, я был ребенком, не понимающим, почему мне приходится уезжать, почему меня отправляют так далеко, почему я теряю все, что знал и любил.

     Эти восемнадцать лет я носил с собой боль, как след от раны, который, кажется, никогда не заживёт. И когда я стою здесь, в аэропорту, с ощущением этой боли, мне тяжело понять, что я чувствую. Стамбул изменился, а я — нет. Я остался тем же, каким меня выгнали

     — Господин Али Имран? — прервал мои мысли спокойный мужской голос.

     Я открыл глаза и взглянул на мужчину перед собой. Высокий, с атлетическим телосложением, в идеально сидящем костюме. Охрана. Ничего нового. Эти люди были всегда рядом. Лишь бы я был в безопасности, даже если мне это не нужно.

     — Добро пожаловать в Стамбул, господин. Я — Текин, глава охраны, — сказал мужчина с бесстрастным выражением лица.

    Я посмотрел на него, сняв очки. Мой отец отправил своего человека встречать меня, вместо того чтобы сделать это сам. Разумеется. Я не удивлен. Никакой теплоты, никакого «счастливого возвращения».

     — Тебя послали за мной? — хрипло произнес я, усмехнувшись.

     — Да, господин. Господин Халид поручил нам встретить вас и перевезти домой, — ответил Текин без эмоций, как машина.

     Конечно в целости и безопасности меня должны перевести в дом. Я был наследником богатейший и сильнейший семьи Коч! Я тот, на кого равняются, кому подражают и завидуют даже его родине братья. Я был на вершине пьедестала, золотой мальчик и образец для подражания. Вот как меня знали все.

     Но на самом деле….

     Я был сыном изгнания из своего родного дома и родины в чужую страну. Наследник – одиночка по жизни, решение родительской любви и ласки, ребенок. Человек, у которого есть все, и ребенок, у которого нет ничего. Это был Али Имран Коч!

     — Господин, мы можем ехать?

     Текин наконец посмотрел мне в глаза. Взгляд ничего не выражает. Ни злости, ни радости, ни грусти. Безразличное выражение лица.

     — Да, — подтвердил я, вручая ему свой чемодан, и надел обратно очки. — Дом милый дом! — Я шагнул вперёд, а Текин последовал за мной. — Ты серьезно? — Я посмотрел на Текина. — Что я говорил насчет шумихи и привлечения внимания?

     — Не понимаю, почему вы так злитесь, господин?

     — Почему? — переспросил я.

     Я взглянул на него, затем перевел взгляд на автомобили, стоящие перед нами: серебристый Бентли и два черных Мерседеса с охраной. Прекрасно. В точности как я и не хотел. Я хотел тишины, покоя, чтобы никто не знал о моем возвращении. Но, как всегда, это не зависит от меня.

     — Что в словосочетании «не привлекать слишком много внимания и не создавать шумиху» вам не понятно? — еще раз спросил я, подходя к машине.

     — Вы о машинах? — Текин как будто только сейчас понял, о чем идет речь. Или он очень хорошо может претворяться тупым. — Но господин Халид настоял на этом.

     Глубокий вздох. Я бы и не удивился, если бы отец армию переслал. Он всегда настаивал на своем. В его мире я никогда не был более чем элементом его власти, его наследием. Мне не нужно было ничего, кроме его одобрения. Мои собственные желания и чувства никто никогда не учитывал.

     — Господин Халид! — повторил я, Текин без эмоций смотреть на меня, ожидания чтобы я сел в машину.

     — Я надеюсь ваша поездка был не утомительной? — спрашивает он и открыл передо мной заднюю пассажирскую дверцу.

     Я лишь покачал головой, прежде чем сесть на сидение. Салон был роскошным. Кремовая кожа, отделка из дорогого дерева светло-коричневого цвета и очень много места. Комфорт и роскошь, все как любит мой отец.

     — Дома вас все заждались, они с нетерпением ждут вас,  — спустя мгновение Текин сел на переднее пассажирское сидение Бентли.

     — Поехали сначала в кладбище, — смотря в окно произнёс я.

     — Господин, господин Халид, приказал перевести вас немедленно, — обернулся и посмотрел на меня со своего сидения.

     Услышав имя отца, я посмотрел не него.

     — А я тебе приказываю отвези меня на кладбище, — спокойно ответил я.

     — Но господин Халид…

     — Или ты меня отвезешь, или же слезайте оба из машины, я сам пойду! — отчеканил я, и Текину ничего не осталось как согласиться. — И ещё, отправь людей моего отца обратно домой. И не спор!

     Я откинулся на сиденье, наблюдая за городом, который так изменился за эти годы. Я чувствовал, что не могу узнать его. Но, возможно, я просто сам изменился.

     В руках зазвонил телефон. Я вытянул руку, чтобы ответить. На экране высветилось имя моего старого друга — Арда.

    — Ну, как дела, дружище? — сказал я, чтобы разрядить обстановку, и заметил, как Текин оглянулся, услышав мой голос, но ничего не сказал.

   — Ты уже вернулся? — весело спросил Арда.

   — Только что выехал от аэропорта. Стамбул… он изменился. Очень изменился. — Я снова взглянул на улицы, которые казались чужими.

   — Конечно. Тебя не было восемнадцать лет. Но ничего, как только я вернусь, покажу тебе все. Прогуляемся, — сказал Арда, и его голос заставил меня улыбнуться.

     — Возвращайся быстрее, мне тут скучно без тебя, — с улыбкой ответил я, поглощенный воспоминаниями.

     Как и всегда, Арда был рядом, поддерживал, когда было тяжело. Я знал, что в этом мире, полном лицемерия и лжи, он — единственный, кто может быть настоящим другом. Человек, которому не нужно объяснять, он просто будет рядом.

    Мы поговорили несколько минут, а потом попрощались, я положил телефон, снова оглядывая город, ощущая, как в нем все странно знакомо и чуждо одновременно.

     — Вы в порядке, господин? — вдруг спросил водитель, и я открыл глаза.

     — Это кажется из-за смены климата, Фуркан, — ответил ему с легкой улыбкой Текин. — Кстати, господин, познакомьтесь с Фурканом. Он ваш личный водитель. Свободен для вас в любое время дня и ночи.

     Я посмотрел на него, Фуркана, молодой парень лет двадцати пяти, с уважением кивнул мне в зеркало заднего вида.

     — Я рад познакомиться с вами, господин Али Имран, — сказал он.

     — Можно просто Имран, Фуркан. Я надеюсь, что ты не будешь таким занудой, как этот Текин, и будешь называть меня по имени. — и прежде чем этот ворчун сумел вставить хоть слово, я перебил его: — Это не обсуждается. Я разговариваю с Фурканом, Текин!

     Текин несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем чуть кивнул мне, смирившись с тем, что с появлением новой господин придется смириться и с изменениями в этикете. С легкой победоносной улыбкой я обратился к водителю, краем глаза замечая, что они съехали с автострады и движутся по пустынной не асфальтированной дороге.

     — Ну, что скажешь, Фуркан? — снова спросил я.

     — Как пожелаете, Имран, — просто ответил мой водитель, и я еще раз отметил, что эти люди были обучены одному — подчиняться и соблюдать субординацию.

    «Как ни как эти люди годами учатся, чтобы работать под началом Халида Коча!» Мысленно ухмыльнулся я и посмотрел в окно.

     Мой отец — хладнокровный и безжалостный человек, который не выносит, когда кто-то нарушает свои границы и не знает своего места. Он всегда придерживался строгой иерархии, считая, что каждый должен точно осознавать свои обязанности и роль, особенно в своей семье. Так была всегда, и будет.

     С возвращением домой, Али Имран…

     ***Али Имран

     Мои глаза блуждают по черному мрамору, с золотистыми надписями: «Koç Aile Mezarlığı». Семейное кладбище семьи Коч.

    — Я вернулся, дедушка, — произнес я тихо, глаза невольно скользят по надгробным камням.

   «Мустафа Рахим Коч: D.1930. Ö.2003. Рукайя Коч: D.1934. Ö.2006»

    Это были мои дедушка и бабушка, которых я потерял в детстве. Воспоминания о них словно плотным туманом окутали мои мысли.

    — До сих пор не могу поверить, что вас нет. Всё это так странно, как будто всё произошло только вчера, — я тихо вздохнул и прикрыл глаза.

     Сколько боли я пережил за эти годы, сколько утрат... Сколько потерь я не осознал до конца.

     — Отец захотел, чтобы я вернулся. Представляешь? — я горько усмехнулся. — Возвращение домой спустя восемнадцать лет...  — Я задумчиво взглянул на свои руки. — Я так этого ждал, мечтал, но теперь, когда я здесь, мне ничего, кроме боли, не ощущается. Ничего. — Мой взгляд снова упал на могилу дедушки. — Когда ты ушел, а потом и бабушка... Я не смог приехать. Мне не позволили. Ты бы знал, что я тогда чувствовал. Боль, отчаяние, злость, пустоту, ненависть, которая так и не заполнилась.

     Тот день остался для меня словно неизлечимая рана. Мне не позволили попрощаться с теми, кто был мне дорог. Отец категорически отказался. Он говорил, что я был слишком мал, что мне не стоит быть на их похоронах. Но разве я был ещё ребёнком?

     — Почему он меня отослал? — Я потер лицо руками, пытаясь справиться с волнением. — Что я мог сделать такого, чтобы он меня так наказал? Что мог сделать маленький ребенок? Эти вопросы не дают мне покоя уже восемнадцать лет. Я не могу нормально спать, жить, просто дышать. А знаешь, что самое тяжёлое? Это ожидание.

     Я поднял голову, и взгляд потерялся в бескрайности неба. В груди всё сжалось, воспоминания снова нахлынули.

     — Я всё эти годы отчаянно ждал, надеялся, что он позовет меня, что вернется за мной, но вместо этого он просто исчез. Мы не виделись семь лет. Семь лет! Как отец может так жить, не видя своего сына? Мой разум не может принять это.

    Я тяжело вздохнул. Боль была такая, что трудно было дышать. Прошлое не отпускало, не давало забыть. Телефон в кармане вибрировал, я достал его и отключил.

     — Ладно, мне нужно идти. Стража отца ждёт. Но я вернулся, — сказал я, в последний раз касаясь могилы дедушки. — Увидимся, дедушка.

     Я развернулся и пошел. На выходе заметил девушку, сидящую у одной из могил. Она плакала. Её длинное платье цвета морской волны развевалось на ветру. Я не мог разглядеть её лица, потому что она сидела спиной ко мне, голова была покрыта платком. Но я мог представить, как ей больно. Потерять родного человека — это рана, которая никогда не заживает.

    Наверное, она потеряла кого-то близкого, — подумал я, продолжая идти.

     — Мои соболезнования. Пусть Аллах облегчит вашу боль и даст терпение, — произнес я, проходя мимо.

    — И вам того же. Пусть Аллах облегчит и вашу боль… — раздался за моей спиной тонкий голос. Я замер.

     Когда до меня дошел её голос, я мгновенно повернулся. Лица я снова не увидел, но в тот момент мне так хотелось увидеть ту, чьё пронзительно красивое звучание ласкало слух. Голос был потрясающим. Внутри всё сжалось от желания увидеть эту девушку. Но вмешиваться в её боль было бы неправильно. Я ещё раз бросил взгляд и продолжил идти.

    Достигнув машины, я уже протягивал руку, чтобы открыть дверцу, как что-то мягкое ударило меня в лицо. Я вздрогнул, несколько секунд не понимая, что это. Когда открыл глаза и коснулся лица, понял — это был её платок. Черный шифоновый шарф. Я узнал.

     — Господин, давайте я выброшу это, — сказал Текин, но я лишь недовольно взглянул на него.

    — Это тебе мусор? — Текин молча отступил. — Не нужно, это моё! — сказал я, сжимая платок в руках.

    Если этот платок оказался у меня, значит, мы ещё встретимся, девушка с чарующим голосом. Я улыбнулся, забрал платок и сел в машину.

     ***Имран 
Резиденция семьи Коч.

     Серебристый Бентли остановился перед высокими, массивными коваными воротами, на которых было выгравировано название «Koç». Ворота с громким скрипом распахнулись, и машина плавно заехала на территорию. Водитель припарковал авто у крыльца, но я не спешил выходить.
   
     — Господин, мы приехали, — подал голос Текин, слегка наклоняясь ко мне.

     Я глубоко вдохнул и открыл дверь. Как только моя нога коснулась земли, меня словно прошиб ток — резкое воспоминание обрушилось на меня, как короткометражный фильм. Я схватился за край дверцы, чтобы не упасть.

    «Папа! Папа, не отправляй меня! Прошу! Мама! Мамочка!» — эхом раздался детский голос в моей голове. Воспоминания о том, как меня насильно посадили в машину и отправили вдаль, пробудили жестокую боль.

    «МАМА!!!»

     — Хватит, — я зажмурился, пытаясь избавиться от воспоминаний. — Замолчи…

     — Сынок! — голос моей матери вырвал меня из мрачных мыслей.

     Я открыл глаза и увидел её. Моя мама бежала ко мне, сердце замерло.

     — Мамочка! — я подскочил и сразу заключил её в свои объятия. — Моя Валиде султан, — прошептал, беря её руки и целуя их, а потом снова обнимая, вдыхая её запах. Всё казалось таким знакомым, родным…

     — Сыночек мой… Мой Имран, — она не могла остановить слёзы, прижимая меня к себе. — Мой ясноглазый… Моя гордость… Ты вернулся… Мой первенец, свет моих очей, корона на моей голове…

     — Мамочка, почему ты плачешь? — Я осторожно взял её лицо в свои ладони, пытаясь вытереть её слёзы. — Что случилось? Смотри, я здесь, рядом с тобой. Всё в порядке, не плачь, — нежно поцеловал её в щёки, и она, улыбаясь, кивнула.

     — Хорошо, не буду. Всё будет хорошо. Иди, тебя ждут, — сказала она, ведя меня в дом.

    В гостиной уже собиралась вся семья, и я увидел, как все с нетерпением ждали моего возвращения. Я первым подошёл к дяде.

     — Дядя.

     — Племяш, ты только посмотри, как ты вырос! Настоящий мужчина, — с гордостью сказал он, обнимая меня. — Иди сюда, лев мой!

     — Конечно, я вырасту. Мы три с половиной года не виделись, дядя, — засмеялся я.

     — Наш львёнок стал львом, — продолжал он смеяться, хлопая меня по плечу. — Ты — гордость всей семьи Коч!

     Я улыбнулся, кивая. Конечно, я стал гордостью. Я усердно работал, чтобы это стало реальностью. Если сейчас меня называют золотым мальчиком, то это потому, что я действительно много вложил в свою жизнь и в семью.

     — А где твоя прекрасная супруга, госпожа Фирузе? Я её нигде не вижу, — я оглянулся, пытаясь заметить её среди собравшихся.

     Когда я вошёл в дом, мне сразу показалась странной тишина. Теперь стало понятно — моей невестки нет. Жена моего дяди всегда была такой яркой, энергичной, что все остальные словно меркли на её фоне.

     — У нее какое-то дело. Скоро вернётся, — ответил дядя, а я лишь кивнул в знак понимания.

    Следующей подошла моя тётя Эндер — младшая сестра моего отца. Это было одно из тех неприятных вещей, которые я не мог принять в нашем доме. Жили слишком много людей, и, несмотря на огромное пространство, в котором было больше сорока комнат, мне не удавалось понять, почему отец настаивал, чтобы его младшая сестра и её семья жили с нами. У них были свои дома, но каждый предпочитал основную резиденцию семьи.

    Мой взгляд остановился на двух девушках, стоящих рядом с тётей. Это были её дочери — Лале и Йшим. Лале, темноволосая красавица с голубыми глазами, и её младшая сестра Йшим, светловолосая с ореховыми глазами.

     — Сестры Йылмаз, как дела? — подмигнул я, улыбаясь.

     — Мы в порядке, господин Имран. А вы как? — кокетливо спросила Лале, и я не сдержался от смеха.

     С Лале у нас были отличные отношения — мы с детства были хорошими друзьями.

     — Тоже неплохо, — ответил я, а потом перевёл взгляд на Йшим, которая улыбалась мне в ответ.

     — Не сглазить бы, госпожа Йшим. Мне кажется, вы стали ещё красивее с нашей последней встречи, — сказал я с улыбкой, заметив, как она слегка покраснела.

     — О, правда? — её глаза слегка загорелись, и она смущённо потянула волосы за ухо.

     — Вероятно, у дверей нашего особняка уже стоит целая толпа женихов, — пошутил я, и мы оба рассмеялись.

    — Да, но я выйду замуж только за того, кто будет для меня самыми лучшими, — ответила Йшим, её взгляд стал более серьёзным, но улыбка всё же не покидала её губ.

     — И это правильно, — я кивнул, а она подошла ко мне, обняв меня крепко.

     — Добро пожаловать, Имран. Я так скучала по тебе, — сказала она, и в её голосе звучала настоящая искренность.

     — Спасибо, — тихо сказал я, ощущая, как её объятия были крепкими и тёплыми.

     Для меня Йшим была, как и Лале, просто хорошей подругой и кузиной, но я знал, что для неё это было далеко не так. Я был не глуп, и прекрасно понимал её чувства ко мне, но умел их игнорировать.

     Я поздоровался с братьями, Османом и Мертом, обменявшись с ними быстрыми жестами и короткими фразами, но мой взгляд сразу привлёк Мелиссу. Мы были четырьмя братьями, и она была нашей единственной сестрой. Всегда любимая, всегда в центре нашего внимания. Но в этот момент я заметил, как сильно она изменилась.

    — Мелисса, — сказал я, оглядывая её с головы до ног.

    Мелисса так выросла. В последний раз, когда мы встречались, её волосы были светлыми, а теперь они приобрели глубокий бордовый оттенок, который удивительно подчеркивал её зелёные глаза. Она выглядела взрослой, но в то же время всё той же девочкой, которая когда-то беззаботно бегала по дому.

     — Братик, — её улыбка была яркой, а глаза полны радости, когда она побежала ко мне.

     — Единственная моя, — я крепко обнял её, почувствовав запах её парфюма, который напомнил мне детство. — Как же ты вкусно пахнешь. Как в детстве.

     — Я так скучала, — прошептала она, шмыгая носом.

     — Только без слёз, — я коснулся её макушки, целуя её в волоски, чувствуя её тепло и отчаянную привязанность.

    — Больше не уезжай! — её голос стал серьёзным, глаза слегка потемнели. — Я тебя больше не отпущу.

     Я не мог удержаться от смеха, несмотря на её слова.

     — Хорошо, маленькая госпожа, никуда не уйду, — пообещал я, хотя знал, как тяжело будет держать своё слово.

     Мелисса была нашей единственной дочерью, нашей гордостью. Она могла позволить себе многое, и ни один из нас не мог бы сказать ей "нет".

    Однако, в этот момент раздался голос, который в мгновение ока нарушил нашу идиллию.

     — Так-так-так, смотрите, кто здесь у нас, — голос был самоуверенным и немного насмешливым.

     Я поднял взгляд и сразу заметил Синана, спускающегося по лестнице. Его шаги были медленными и вальяжными, почти как у человека, который знает, что все взгляды на нём.

     Синан был моим младшим братом, но у нас всегда с ним было сложно. Мы не были друзьями, скорее соперниками, которые соревновались не только в делах, но и в чувствах. Он всегда считал, что может отнять то, что по праву моё, и, несмотря на нашу разницу в возрасте, в его глазах я был тем, кто мог его затмить.

     Его взгляд скользнул по мне, и я почувствовал, как напряжение между нами мгновенно увеличилось. Он не скрывал, что был раздражён моим возвращением, и я, в свою очередь, не любил его манеру поведения, его бесконечную уверенность в себе.

    — Ну, добро пожаловать… брат, — произнёс Синан, с явно ощутимым акцентом на последнем слове, словно оно было брошено мне как камень.

    Я не ответил сразу, просто оценил его вид. Он был одет с иголочки, как всегда, будто ему было не важно, что происходит вокруг, потому что все должно вращаться вокруг него.

     Я заметил, как его взгляд встретился с глазами Лале. Она мгновенно покачала головой, едва заметно, но я понял её жест. Это был предупреждающий взгляд, полный скрытого страха и просьбы.

     Её глаза говорили больше, чем она могла бы сказать вслух. Я знал, что она пытается остановить его, предупредить о том, что отец уже всё знает. Отец всегда был шаг впереди, всегда знал, что происходит в нашем доме, и больше всего его раздражала эта тайная связь между Синаном и Лале.

     Тайная любовь между Синаном и Лале была, безусловно, запретной. Мы все знали, что они встречаются, но если кто-то и мог скрывать это, то только они двое. Отец всегда видел сквозь такие вещи, и когда он узнавал — никто не был в безопасности. В этой стране не было более влиятельного человека, чем он. И ни один из нас, включая Синана, не мог бы скрыть от него ничего важного.

     Ситуация зависала в воздухе, словно кто-то готов был сорвать тянущуюся паутину. Синан мог бы сделать шаг, но знал, что за этим последует. Вопрос оставался только в том, когда он это поймёт.

     — Ну, привет, братишка. Ты выглядишь отлично, как и всегда, — произнёс я с лёгким ухмылом, стараясь скрыть напряжение, которое постепенно захлестывало меня.

    Синан встал напротив, с лёгкой усмешкой, его глаза не скрывали того вызова, который был характерен для него. Он всегда был готов к борьбе, как бы мы не пытались притворяться, что всё нормально.

     — Ты тоже, брат. Тебя даже не узнать, — он шагнул ближе. — Когда мы виделись в последний раз, ты был на два размерчика меньше, и рост стал выше. Всё ещё часами проводишь в спортзале? — его голос был полон сарказма, а в глазах играла зависть. Он не мог не зацепить меня.

     — Конечно, спорт — это моя страсть! Плавание, бокс, конный спорт, футбол, — ответил я, не скрывая гордости. Но я знал, что он воспринимает это как очередное утверждение моего превосходства. Он всегда так делал.

     — Да, ты как всегда во всем лучше! — отозвался он, с презрением в голосе. Я стоял, улыбаясь, не показывая, как это меня злит. Не сейчас.

     — Иди ко мне, — не выдержав, я шагнул вперёд и крепко обнял его.

    Мы оба знали, что этот момент был ненастоящим, будто между нами не было всех тех лет ненависти и зависти, но, возможно, это был просто мой способ отвлечься от того, что происходило вокруг.

     — Как дела, братишка?

     Он как будто растерялся, и его голос стал мягче, менее уверенным.

     — В порядке, а ты как? — спросил он, и в этом вопросе звучала нотка беспокойства.

     — Прекрасно, — ответил я, похлопав его по плечу. — Я рад, что ты в порядке.

     Синан отстранился, а я, пытаясь вернуть себе контроль, огляделся в поисках отца. Но его не было видно. Я посмотрел на маму. В её глазах я сразу понял, что она прочитала мои мысли.

     — Твой отец сейчас спустится, — сказала она, и я почувствовал, как тяжело мне стало.

    Моё сердце невольно замерло, когда я услышал шаги за спиной. Звуки были такими знакомыми, но они вызвали у меня странное чувство тревоги, будто всё вокруг вдруг потеряло свою чёткость. Я был готов увидеть отца, но не готов был встретиться с ним таким образом.

     Мои ноги замерли, и я медленно начал поворачиваться. В глазах отца не было ни тепла, ни простого интереса — только холодная оценка. Он смотрел на меня, как на чужого, его взгляд блуждал по моему лицу, фигуре, будто он пытался найти того подростка, которого он знал семь лет назад.

     — Отец? — моё слово сорвалось с губ едва слышно.

     Он смотрел на меня, и на его лице появилась слабая улыбка, такая редкая, что мне показалось, будто она не предназначена для меня. Мы не виделись семь лет. Семь лет без разговоров, без поддержки. Семь лет без связи. Я был ребёнком, когда он последний раз видел меня, а теперь... теперь я был мужчиной. Взрослым, изменившимся человеком, и отец не мог больше видеть во мне того паренька, которого он знал.

     — Добро пожаловать, Али Имран, — произнёс он сдержанно, и его слова пронизали меня холодом, как будто они были произнесены вовсе не для сына, а для некого чужого. Я слышал это, и что-то внутри меня оборвалось.

     «Али Имран!» — как он назвал меня. Это было больше, чем просто форма обращения. Это была дистанция, непреодолимая пропасть между тем, кем я был, и тем, кем он меня хотел видеть.

     Тело сжалось от боли. Я ожидал этого, но всё равно оно оставило след в моей душе.

     — Спасибо, — сказал я, и слова, казавшиеся такими правильными в начале, теперь звучали пусто.

     Когда отец сделал шаг ко мне, я замер. Я почувствовал, как моё тело напряглось. Внутри что-то отозвалось. Было слишком много несказанных слов, и ни одно из них не было сказано. Я мог бы сделать шаг навстречу, но этого не случилось. Я шагнул назад, покачал головой и ухмыльнулся.

     «Уже слишком поздно, господин Халид. Ты сам всегда говорил, что упущенное время не вернуть.»

     — Я пойду в комнату. Из-за перелёта я устал, пойду отдохну. С вашего позволения, господин Халид, — произнёс я, сдержанно, и прошёл мимо него. 

     Все присутствующие в комнате обменялись взглядами, как будто понимали, почему я поступил так, почему решил не ждать дальнейшего общения. Все знали причину этого поступка. Все знали, что я не был готов вернуться к этому дому.

     Это место было пропитано холодом…

     Белоснежные стены, огромные комнаты, двухспальная кровать. Всё это казалось лишённым души, настолько идеально, что потеряло всякое значение. Роскошь, стиль, комфорт — всё, что могло бы принести человеку чувство дома, но вместо этого только усиливало ощущение пустоты. Даже августовская жара за окном не могла растопить этот ледяной холод, что витал в воздухе.

    Это место было пропитано одиночеством…

     Я сидел на краю кровати, совсем один. Нет ни звука, ни движения. Окно открыто, но мир за ним остался далеким и чуждым. Могущественные стены этого дома — они стали моими тюремными камнями. Впрочем, и неважно, если честно. Я смотрел на фотографию на тумбочке, где изображена моя семья — раньше я был частью этого, частью чего-то большого, важного. Но сейчас всё это было как разваливающийся замок, где я оказался лишь наблюдателем. Ушёл тот момент, когда меня считали своим. И теперь эта фотография, как чужое воспоминание, лишь подчеркивала моё одиночество.

     Так больно… Так обидно…

     И вот, после столь долгого ожидания, возвращения в этот дом, я ожидал, что боль уйдёт. Думаю, я искренне надеялся, что стены, в которых я когда-то рос, смогут забрать часть того, что я нёс в себе. Но они не забрали. Напротив, они усилили эту боль. Всё в этом доме напоминает мне, что я не нужен. Нужен ли вообще кто-то в этом мире, кроме тех, кто ищет меня, чтобы что-то получить?

    Это место было пропитано безразличием…

     Всё здесь было настолько идеально, но не моё. Даже если я родился здесь, я всё равно был чужим. Это были не те стены, которые дарили защиту и тепло. Всё в этом доме напоминало мне, что я был исключён, вычеркнут, оставленный в прошлом. Всё, что когда-то называл «домом», теперь было лишь безликим интерьером, без запахов и звуков, которые могли бы согреть душу.

    Я взял фотографию, и боль, которая никогда не исчезала, вновь пробудилась, осаждая меня. Вдруг взгляд упал на платок, лежавший рядом на постели. Я взял его в руки, и странное ощущение захлестнуло меня. Маленький, незаметный кусочек ткани, но с таким сильным воздействием. Я поднёс его к носу и впервые за долгое время почувствовал нечто живое.

     Её запах… Малина и жасмин. Легкий, почти невидимый, но такой настойчивый, что мне хотелось забыть обо всём, что окружало меня. Он был как вспышка в ночи — светлый и тёплый. Почему-то он забрал все мои мысли, унес меня в какой-то другой мир, где была только она, незнакомка, которая оставила этот платок.

     — А ты вкусно пахнешь, Незнакомка, — улыбнулся я, но эта улыбка была не из радости, а скорее из недоумения.

     Что с этим запахом? Почему именно он пронзает меня до самой души?

     Но это была единственная вещь, которая сделала этот дом хоть немного живым. Она, с её запахом, с её необъяснимой привязанностью, которой я, кажется, совсем не знал, но которая манила меня. Я знал, что найду её. Найду её, потому что эта привязанность не могла быть случайной.

     Или, может, я был просто отчаянным человеком, которому оставалось искать хоть что-то. Но так или иначе, я почувствовал, что эта женщина, эта незнакомка, будет тем, кто спасёт меня, даже если я сам этого не понимаю.

     ***Ягмур 2 августа 2019г

     — Не уходи…

     Я проснулась с тяжёлым сердцем, глаза всё ещё полные слёз, а внутри — пустота, как после кошмара. Когда я открыла глаза, несколько секунд я не могла понять, где я, что происходит. Только когда я смогла сфокусироваться, до меня дошло: я в своей комнате, но внутри всё тот же страх, тот же холод, который я пыталась забыть. Я закрыла рот ладонью, чтобы не издать ни звука, но слёзы всё равно нашли путь. Снова, как и каждое утро, меня накрывала эта боль, как будто я всё ещё не могу проснуться от того кошмара, который снится мне каждую ночь.

    — Когда это всё закончится? — едва слышно прошептала я, сжав губы. Столько времени прошло, а всё как в первый день. Столько лет в пустоте, в одиночестве, без возможности забыть.

     Три года. Три года я живу этим. Каждый день — надежда, что что-то изменится, что я проснусь, и всё будет иначе. Но каждый день всё то же самое. Я встаю, надеясь, что мир хоть чуть-чуть изменился, но нахожу только пустоту.

     — Зачем ты оставил меня? Ты же обещал… — я не могла сдержать голос, когда снова накатывала боль. Отчаяние, словно кто-то забрал у меня то, что я так долго пыталась удержать.

     Стук в дверь прервал мои мысли, но меня это не успокоило. Я вытерла слёзы и вскочила с кровати, пытаясь вернуть себе хоть немного контроля над собой.

     — Входи, — прошептала я, голос всё ещё дрожал.

    Дверь открылась, и в комнату вошёл Яман, как всегда, с улыбкой до ушей, готовый, как светлый луч в моей тёмной комнате. Его присутствие всегда казалось мне светом в этом мраке.

     — Доброе утро, самая прекрасная сестра на свете! — сказал он, и его глаза засияли, когда он посмотрел на меня.

     Я улыбнулась, несмотря на себя.

     — И тебе доброе утро, Яман, — ответила я, пытаясь скрыть свою внутреннюю боль за этим простым приветствием.

     Он подошёл ко мне, заботливо взяв моё лицо в ладони, его взгляд стал более серьёзным, как только он заметил, что что-то не так.

     — Ягмур, ты снова плакала? — его голос был наполнен тревогой. — Снова из-за этого урода?!

     Я быстро отвела взгляд в сторону, стараясь не показывать ему свою слабость. Не хотела, чтобы он снова начинал ругать его.

     — Нет, что ты! Всё в порядке… Просто во сне я видела папу. Ты же знаешь, как я чувствительная. Такие кошмары каждую ночь, — соврала я, стараясь улыбнуться. — Я просто очень соскучилась по папе и брату. Если бы они были рядом, всё было бы по-другому…

     Он подумал несколько секунд, а затем, как всегда, попытался поднять настроение.

     — Эй, ты чего грустишь? Нам сегодня по двадцать лет! Люди в твой день рождения, знаешь, как празднуют? — сказал он с весёлым, почти раздражённым тоном. — А я вот вообще забыл, зачем сюда пришёл. А, точно. Поздравляю тебя, моя самая любимая сестрёнка!

     Я не смогла не рассмеяться, его энергия словно вытягивала меня из этой туманной грусти.

     — Ох, ты у меня вырос ещё на один год, — я поцеловала его в щёчку, как всегда.

     — Старший только на пять минут, — Яман с удивлением посмотрел на меня. — Ты старшая на пять минут и 56 секунд, не больше!

     — Ах, ты не унимайся! Я старше, так что целую мою руку, — я протянула ему свою правую руку с игривой улыбкой.

     Он задумался, а потом понял, что я имею в виду, и засмеялся, поцеловав её, а потом ещё и поднеся ко лбу.

     — Довольна? — поднял глаза на меня.

     Я кивнула с гордостью, почувствовав, как радость наполняет меня.

     — Старушка! — сказал он, смеясь.

     — Ты меня старушкой назвал? — я шутливо воскликнула и ударила его кулаком по плечу.

     — Я тебя тоже люблю, вредная! — Яман засмеялся и выбежал из комнаты, а я осталась стоять, с улыбкой, которая, как ни странно, всё больше и больше расползалась по лицу.

     — И я тебя люблю, глупыш, — прошептала я вслед ему, ощущая, как тепло заполняет моё сердце.

     Я улыбалась, глядя вслед за братом, но через секунду улыбка исчезла.

     — И ещё один день моего рождения прошёл без вас, — я вздохнула, оглянувшись на рамку с фотографией, стоящей на тумбочке. На ней были изображены мой отец и старший брат. Я так сильно скучала по ним… сердце сжималось от этой мысли.

     Я собрала все свои мысли, взяла полотенце и вышла из комнаты, направляясь в душ. Когда я вернулась, спустя двадцать минут, ощущала себя гораздо легче и бодрее. Я начала собираться.

    Выбор пал на лёгкий наряд, идеально подходящий для летнего дня. На мне было воздушное голубое платье с белым цветочным узором, которое обтягивало верхнюю часть тела, плавно переходя в игривую юбку с рюшами. Тонкие завязки на шее придавали образу изысканности и нежности.

     Я дополнила его белыми босоножками на устойчивом каблуке — элегантные и удобные для прогулок. В руках у меня была маленькая кремовая сумочка с золотистой фурнитурой — лаконичная, стильная, сдержанная.

   Из украшений я выбрала минималистичное золотое ожерелье и пару тонких браслетов, что добавляли изысканности, но не перегружали образ. И, конечно же, завершающим аккордом был лёгкий цветочный аромат, придававший свежесть и утончённость.

     — Сегодня твой день рождения. Всё будет хорошо. Ты будешь смеяться, радоваться жизни… Всё хорошо и будет только лучше… — я натянула улыбку, пытаясь вернуть себе хотя бы каплю уверенности.

     Я поправила свои длинные волосы, доходившие почти до талии. Они были цвета воронова крыла, струились мягкими волнами, сливаясь с темнотой ночи. Моя фарфоровая кожа сияла в их контрасте, как лепестки белого цветка, а розовые губы, слегка припудренные блеском, были мягкими и соблазнительными. Акцент в макияже был сделан на мои глаза. Зелёные, полное обещаний и тайн. Внешность мне досталась от отца, но эти глаза — они были мамой. В них я видела её светлую душу, её нежность и силу.

     Я была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как в комнату вошла сестра. Она вошла тихо, словно зная, что не стоит отвлекать меня от моих размышлений.

     — Пчёлка? — её голос был мягким, с лёгкой улыбкой. Я подняла глаза и встретилась с её взглядом.

     «Пчёлка»… Она всегда называла меня так, из-за моей трудолюбия. Я не могла по-другому — если я что-то делаю, то всё с душой и на полную силу. Это был мой способ быть рядом с этим миром, как будто всё, что я делаю, имеет значение.

     — Сестра, — я быстро обернулась, и наши тела встретились в тёплом и крепком объятии. В этот момент, среди всех сомнений и тревог, было тепло и спокойно.

    Несмотря на то, что мы были сёстрами, мы были совершенно разными. Мы словно две противоположности. Хавин была кареглазой, с каштановымт волосами, красавицей, которая могла покорить любого мужчину одним взглядом, а я была её полной противоположностью — с чёрными волосами, бледной кожей и хрупким телом. Внешность моя была более детской, и если я могла чем-то конкурировать с сестрой, то только глазами.

     Её глаза были красивые, но мои были… другие. На первый взгляд, они казались зелёными, но в действительности они были хамелеоновыми. Они могли менять цвет, в зависимости от настроения или погоды. Когда я радовалась, они становились почти голубыми. Когда я грустила, то они становились серыми, как лес после дождя, а когда я злилась, они становились ярко-изумрудными, как драгоценные камни.

     — Хорошо, что ты есть. Хорошо, что ты родилась, моя ясноглазая сестрёнка, — Хавин поцеловала меня в обе щеки. В её словах было столько тепла и любви, что мне даже стало немного легче.

     — Ну, и где мой подарок? — я подмигнула, легко хлопая ресничками.

     — Руку дай, — сказала она, и я протянула ей своё запястье, чувствуя её заботу и внимание.

     Она аккуратно надела на моё запястье браслет с хамелеоновыми бусинами. Он был невероятно красивый, и я не могла не заметить, сколько усилий она потратила на его поиски.

     — Я целый день на Крётом рынке его искала, — Хавин с улыбкой посмотрела на меня, а я, немного удивлённая, перевела взгляд с браслета на неё. — Что случилось? Не понравилось? — я застенчиво улыбнулась, пытаясь скрыть свою благодарность.

     — Нет-нет, что ты! Мне очень нравится, я в восторге. Спасибо, сестра.

     Хавин обняла меня крепче, и я почувствовала, как моё сердце наполняется теплом. Мы не могли быть более близки. Мы с ней всегда были на одной волне, делились всем, не скрывали друг от друга ни одно слово. Мы были так близки, что никогда не ссорились. Даже если что-то нас не устраивало, мы умели находить компромисс, чтобы не разрушать наши отношения. Разница в возрасте не мешала нам быть рядом, делиться переживаниями, радостями и даже небольшими тайнами.

     — Ладно, идём, — я повернулась и взяла её за руку, обе вышли из комнаты.

     Мы направились в кухню, где нас ждала вся семья. В доме уже пахло сладким и завтраком, и мы слышали смех семьи, который разносился по коридорам. Тёплая, уютная атмосфера царила в доме. Но как только мы оказались у дверей кухни, где нас встречали наши родные, в сердце появилась лёгкая грусть. Это был один из тех моментов, когда счастье переплетается с горечью потерь. Мы, как и раньше, были рядом друг с другом, но что-то всё-таки было не так… Папы и брат не был с нами.

     — С днём рождения, вас обоих! — мама с улыбкой поставила перед нами огромный ягодный торт, его яркие цвета почти сверкали в солнечном свете, который проникал через окно. Запах свежих ягод и сладкого крема сразу наполнил комнату.

     Я и Яман переглянулись, слегка улыбнувшись, и в один момент одновременно задул огоньки на свечах. В комнате раздались аплодисменты, смех, все хлопали, и я почувствовала, как в этот момент, несмотря на все заботы и тяжести, здесь царит тепло и любовь.

     — С днём рождения, брат и сестра! — Джансу поцеловала нас в обе щёки, её губы были тёплыми и нежными, в её взгляде была та искренняя радость, которая наполняла дом светом.

     — Мамочка, — я подошла к ней, почувствовав, как всё внутри наполняется благодарностью. — Спасибо тебе, даже несмотря на то, что ты провела смену в больнице, ты всё равно приготовила этот торт для нас, — я обняла её за плечи, зарывшись лицом в её мягкие волосы. — Хорошо, что ты родила меня, хорошо, что ты моя мама…

     Мама крепко обняла меня, её ладонь прошлась по моей голове, как всегда, с теплотой и заботой.

     — Хорошо, что и ты моя дочь, моя сладкая, — ответила она, прижимая меня к себе. Это были простые, но такие важные слова, от которых на душе становилось спокойно.

     Завтрак был завершён, а семья уже готовилась разойтись по своим делам. Этот день был нашим, но повседневные заботы не заставили себя ждать.

    — На, и это тоже возьми, — мама вложила в мою руку несколько купюр. Я взглянула на неё, не совсем понимая, зачем они.

     — Мама, у меня есть, не нужно, — я пыталась отказаться, но в этот момент Хавин, стоявшая рядом, подыграла, легонько ударив меня по руке.

     — Не говори глупости! Ты учишься в университете, третий курс, тебе нужно выглядеть сногсшибательно! Возьми эти деньги и вместе с Ферайе идите в ТЦ. Купи себе что-нибудь, — сказала Хавин, надевая каблуки с характерным звоном, её взгляд был решительный, а в голосе звучала забота.

     — А ты куда идёшь? — я взяла свою сумочку, привстав с места.

     — У меня встреча с Атешом, — Хавин произнесла это тихо, но в её словах была не скрываемая радость. Она улыбнулась, и я знала, что для неё встреча с Атешом — это важное событие.

     Моя сестра уже более трёх лет была в отношениях с Атешом, сыном местного авторитета. Парень был неплохим, даже если я могла сомневаться в том, что из их отношений выйдет что-то долговечное. Но Хавин верила в них. И я, конечно, не могла её в этом обвинить.

     — Ладно, идём! — я подмигнула ей и открыла входную дверь. Но как только я шагнула за порог, я вздрогнула от громкого визга.

     — С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, МОЯ САМАЯ ЛЮБИМАЯ ПОДРУГА!!! — Ферайе влетела в дверь, её голос был настолько громким, что, казалось, весь район её услышал.

    — Ферайе, можешь по тише?! — одновременно сказала я и Хавин, и с улыбкой покачали головами.

     — Вся улица услышала, — поддразнила Хавин, выходя из дома. — Сейчас дядя Муджахит будет кричать!

     — Извини, сестра Хавин, — виновато произнесла Ферайе и подошла ко мне. — Привет, сладкая…

    — Салам, как дела? — я обняла подругу и поцеловала в щёку.

     — Всё прекрасно, ещё раз с днём рождения,— она обняла меня крепче, и я почувствовала всю её искреннюю радость.

    — Спасибо, милая, — я улыбнулась, ощущая её теплоту.

     — Ну, и голос у тебя, Ферайе! — из дома вышел Яман, смеясь. — С таким голосом ты могла бы заменить нашего продавца молока!

     В ответ на это я сразу же ляпнула ему по затылку.

     — Иди отсюда, бездельник, — Ферайе рассмеялась и показала ему язык, а Яман лишь нахмурился и показал кулак. — Ты тоже не провоцируй его, — я обратилась к подруге, и она кивнула, весело хихикая.

     — Идёте, давай, — сказала Хавин.

     — Ладно, идём, — я взяла её под руку, и мы направились к автобусной остановке. — Мам, мы пошли, сестра, увидимся позже. Пока, Яман, и береги себя.

    Ферайе шла рядом со мной, её лицо озарилось лёгкой улыбкой. Мы шли по знакомым улицам, и разговор так легко переходил от смеха к более серьёзному тону.

     — Ты снова плакала из-за него? — спросила Ферайе, её взгляд стал более пристальным, хотя она и старалась не быть слишком настойчивой.

     Я молчала, прекрасно понимая, о ком она говорила, но не могла вымолвить ни слова.

     — Сколько это будет продолжаться, Ягмур? Не думаешь, что пришло время забыть этого барана? — Ферайе смотрела на меня, и я чувствовала её беспокойство.

     — И ты это говоришь? Девушка, которая всю свою сознательную жизнь влюблена в моего брата? — я приподняла бровь, пытаясь ослабить напряжение в разговоре.

     — Это другое, — ответила она с лёгким оттенком грусти. — Яман никогда не делал мне больно, а он что?

     Мы сели в автобус.

     — Он вернётся, вот увидишь, — я села поудобнее, а мой голос прозвучал с некоторой уверенностью, хотя в глубине души я сомневалась в этом.

     — Вернётся? Ты издеваешься? — Ферайе села рядом, её лицо было полным недоумения. — Он не вернётся, Ягмур. Он бросил тебя! Ты дала ему выбор — или ты, или его прошлое. Он выбрал своё прошлое! И уехал. Бросил тебя!

     Я закрыла глаза, почувствовав, как её слова проникли в самое сердце.

     — Не надо. Не говори так… — с болью в голосе прошептала я. — Я его люблю. Он меня любит. И я уверена, что он вернётся… — я едва верила в свои слова, но старалась держаться.

     — Да, не любишь ты его. Ты просто обманываешь себя. И не вернётся. А если даже вернётся, ты не прощай его! Он не заслуживает твоего прощения! — злобно произнесла Ферайе.

     Я положила голову на окно автобуса, пытаясь скрыть свои эмоции, но слёзы начали катиться по щекам.

     — Вернётся. И когда он вернётся и попросит прощения, я его прощу. Всё забуду, пусть он только вернётся… — прошептала я сквозь слёзы. — Всё будет хорошо…

     В автобусе царила тишина, только звук мотора и отдалённый смех за окном. Ферайе молчала, понимая, что слова не помогут. Мы ехали дальше, а в моём сердце было одновременно и тепло от нашей дружбы, и пустота от этой боли, которая не отпускала...