Ставка

Проснулась я в незнакомой комнате. Глаза были тяжёлые, а тело уставшим. Мне казалось, что память словно покинула меня, я не помнила последних событий, всё прошлое было для меня сейчас фотоаппаратной плёнкой, на которой я не могла выявить ни одного события. Я откинула в сторону укрывавшее меня одеяло, приняла сидячее положение, голова закружилась, я схватилась за виски. Всё вокруг было в тёмных тонах, прямо напротив меня висело большое зеркало. В нём я увидела своё отражение: спокойно лежащие на плечах волосы, свободного покроя белая рубашка, свисающая с одного плеча. А плечо покрыто отметинами. И тут резко на мой рассудок обрушился поток всего случившегося, и я схватилась за волосы, отчаянно желая, чтобы память вновь исчезла, стала недосягаемой. Но было уже поздно, на глазах моих появились слёзы, когда я вспомнила, как стонала под ним в салоне машины, точно промокшая сучка. К горлу подступила рвота, я зажала рот рукой, подавила позыв тошноты.

— Возьми себя в руки, Лиён! Не время для чёртовых принципов, нужно думать рассудительно, — я сделала глубокий вдох, собрала мысли в кучу. Сделать это оказалось сложнее, чем я думала.

Чонгук не был груб со мной. Его действия мне нравились. Ладно, не мне, а моему телу. В одной из интернет-статей я однажды читала, что жертва фактически не может испытывать каких-либо ответных желаний к своему насильнику, за исключением Стокгольмского синдрома. Некоторые девушки рассказывали, что они даже испытывали оргазм во время принудительного акта с насильником, но после этого чувствовали себя отвратительно. Это непроизвольное сокращение влагалищных мышц — как бы защитная реакция тела, физически такое возможно, но психологически — нет. Мне не в чем себя винить.
Но если моё поведение можно объяснить, то как объяснить мотивы Чонгука? Да и есть ли они у него вообще? Сначала он насилует меня, хватает за горло, а потом вдруг становится необычайно нежен. Может, я могу надеяться на... Счастливый конец? Может, он образумился, а может, у него были свои цели.
Я свесила ноги на пол и аккуратно встала с кровати. Я не чувствовала боли и дискомфорта, это навело меня на мысли о том, что, возможно, не стоит противиться сексу с ним. Стоит отдаться ему самой и просто перетерпеть, как бы паршиво я себя потом ни чувствовала. Либо однажды его жестокость и моя упрямость выйдут мне гробом.

Панорамные окна на всю комнату полностью заполняли светом мрачную комнату, за окнами была огромная терраса, которая и не давала особо разглядеть весь вид. Напротив кровати и зеркала был огромный махровый белый ковёр, совсем не под цвет чёрной мебели. По бокам кровати стояли тумбочки. На другой стороне была ещё одна дверь, из-за которой еле слышно доносились голоса и смех. В горле сильно пересохло, но выйти за пределы этой комнаты я сначала побоялась. Зачем выходить? Сбежать? Смешно. Но находиться здесь в одиночестве, рядом с удушающими мыслями я не могла, я должна была поговорить с Чонгуком и всё выяснить.
Босыми ногами прохожу по ковру и удивляюсь, насколько он мягкий, это немного меня успокаивает. Подхожу к окнам, раздвигаю стеклянные двери, выходя на террасу.

Сам дом находился, можно сказать, на краю огромного обрыва, под которым бушевало море от непогоды. При виде этого моря воды в горле резко пересохло, жажда воды напоминала о себе. Я подошла к двери и потянула ручку на себя, та поддалась, и я оказалась в длинном коридоре.
Голоса стали слышны отчётливее, доносились они с первого этажа, где как раз и должна была быть кухня. На цыпочках я пошла на эти голоса, что вывели меня на лестничную площадку. Лестница была из стеклянных ступенек, что обрадовало меня, ведь так я могла избегать скрипа и лишних звуков, которые могли бы сдать меня.
Спустившись вниз, я прижалась к стенке за дверью той самой комнаты, откуда доносились голоса Чона и его компании. Судя по огромному холодильнику, что попал мне в поле зрения, кухня находилась как раз напротив этой самой комнаты, но если я пойду на кухню, меня заметят. Я поняла, что совершенно не готова сейчас видеть ни Чонгука, ни его друзей-придурков и отморозков. Да, я их не разу не видела, но не надо быть гением, чтобы сделать такие выводы. Поэтому, послав всё к чёрту, я уже собиралась вернуться в комнату, как услышала вопрос, который меня очень сильно заинтересовал. Кровь застыла в жилах.

— Так значит, я могу забрать теперь уже свою куколку, Чон? — спрашивает басистый голос, после которого отвечает голос, который я ни с чьим не спутаю, ведь от него у меня мурашки по телу.

— Сумма вся, а значит и тачка твоя, Ким. Наслаждайся, — после ответа Чона я расслабилась, выдохнув, ведь речь была не обо мне, а о машине, значит, меня он никому не продаëт. В моей голове этот человек был способен на что угодно, но, видимо в плане своих игрушек-людей он был собственником, значит, ни о чём таком я могу не переживать.

— Подслушиваем? — хриплый голос раздался над ухом, отчего я подпрыгнула на месте и вжалась в стенку, испуганно уставившись на мужчину. Невысокий брюнет с длинноватыми чёрными волосами смотрел на меня с ухмылкой. По телу прошёлся разряд молниеносного страха. Если я думала, что больше всего на свете я боюсь Чонгука, то я ошиблась. Может, я уже сама себе это придумываю, а может и нет, но в глазах его блеснуло животное желание.

Отрицательно мотаю головой, ведь язык где-то в горле застрял. Даже жажда воды отошла к чертям собачьим. Лучше бы сдохла от желания пить в той комнате.
Он ещё раз кидает на меня заинтересованный взгляд, а потом отходит в сторону, перекрывая путь к кухне, но открывая путь к лестнице.

— Беги, пока твой хозяин не застал тебя, — я едва успеваю отстраниться от бетонной стены и сделать несколько шагов в сторону, как обречённое «поздно» обрушивается на меня.
Чувствую жгучую хватку на своём запястье, меня с силой тянут назад. Утыкаюсь носом в твёрдую грудь, по запаху парфюма уже знаю, что это Чонгук. Несколько раз проклинаю себя за то, что вышла из комнаты, от страха начинают дрожать коленки.
Хочу отстраниться, ведь стою к нему почти вплотную, но его рука ещё сильнее сжимает моё запястье, и я не могу удержать визг, вырывающийся из моей груди. Вскоре возле брюнета оказалось ещё два парня уже выше ростом. Чёрт, может, ещё и все соседи сюда придут?

— Больно, — скулю и хватаюсь второй рукой за руку Чона.

— Подслушивать нехорошо, куколка. Твой братец тебя этому не научил? — съязвил Чон, сжал руку ещё сильнее, отчего я снова вскрикнула, немного нагнувшись вперёд.

— Чон, не переусердствуй, без руки её оставишь, — голос за спиной вызвал на моих глазах слёзы.

— Юнги, я без тебя разберусь! — рявкает Чонгук, случайно дёргая мою руку, я почти падаю на колени, но пока ещё держу равновесие.

— Я не подслушивала, Чонгук. Я хотела попить, — еле подняв взгляд на Чона, я жалобно смотрела на него, после стала бегать взглядом по лицам парней, что стояли за Чоном, мысленно прося их о помощи.

— Прекращай, мелкий, — рявкнул Юнги за моей спиной, из-за чего Чон нехотя, но всё же отпускает, резко отпихнув мою руку, так, что я теряю равновесие и падаю на пол, больно ударив колени. Волосы закрывают моё лицо, я не знаю уже, на кого надеяться, на что рассчитывать. Кидаю слезливый взгляд в сторону, на двух парней ростом едва ли не выше самого Чона. Они смотрят на меня без жестокости, с жалостью, но отворачиваются и ничего не предпринимают. Жалкие трусы. Чёртовы щенки, которые тоже слушаются своего хозяина.
Юнги не остаётся в стороне, по нему видно, что он здесь единственный, кто не боится Чонгука. Он пытается помочь мне встать, но Чонгук грубо отталкивает его назад и хватает меня за локоть, вынуждая встать на ноги.

— Не нужно, Хён, я сам разберусь, — Чонгук немного толкает меня в сторону, себе за спину. Одними губами я шепчу «спасибо», чтобы только Юнги это увидел.

— Иди обратно в комнату, — приказывает Чон, отчего, как только рука парня отпускает меня, я стараюсь как можно быстрее скрыться отсюда, но Чонгук снова хватает меня, на этот раз за плечо. Нехотя поворачиваюсь к нему, он протягивает мне бутылку воды, прижимаю её к груди и киваю. Он отпускает и отворачивается от меня, теперь я уже без препятствий возвращаюсь обратно.