Кодекс предателя

Цитата: «Иногда самые важные разговоры происходят не с тем, с кем спишь, а с тем, кто когда-то разбил тебе сердце, чтобы собрать его заново». — Минхо, делая глоток вина и глядя на свечу.

Ресторан был одним из тех мест, куда нельзя было просто так попасть. Нужно было быть своим, знать пароль или иметь такое лицо, как у Минхо — холодное, с шрамами и историей, которую читали с первого взгляда. Их провели в отдельный полукруглый диван в глубине зала, утопающий в полумраке и бархате. Единственным источником света была высокая свеча в центре стола, отбрасывающая танцующие тени на их лица.

Феликс чувствовал себя немного не в своей тарелке. Хёнджин и Джисон уехали на север разбираться с внезапно возникшими проблемами с поставками, оставив его на попечение Минхо. Идея провести вечер с бывшим врагом, пусть и ставшим почти что братом, была… странной.

Минхо, однако, казался совершенно расслабленным. Он заказал для них обоих дорогое красное вино и, не спрашивая, выбрал блюда — стейк для себя, пасту с трюфелями для Феликса. —Ешь. Ты слишком худой. Хёнджин плохо кормит, — бросил он ему через стол, его глаза блестели в свете пламени.

Они ели сначала молча. Напряжение постепенно спадало, сменяясь странным, комфортным спокойствием. Минхо рассказывал о последних делах — без подробностей, общими фразами, как о чём-то обыденном. Феликс слушал, задавал вопросы, и постепенно разговор стал глубже. Они говорили о прошлом. Не о боли и предательстве, а о смешных моментах, о тех временах, когда они все были моложе и глупее.

— Помнишь, как Чанбин в тот раз на корпоративе перепил и пытался станцевать на столе, а потом свалился прямо на Чана? — Минхо ухмыльнулся, отпивая вина.

Феликс рассмеялся. —А Чан потом три дня ходил с синяком под глазом и всем говорил, что его ударила дверь! Боже, да… мы были идиотами.

— Мы и сейчас идиоты, — поправил его Минхо. — Просто теперь у нас больше ответственности и лучше оружие.

Они замолчали. Вино делало своё дело, размягчая острые углы и смывая последние остатки неловкости. Минхо смотрел на Феликса через пламя свечи, и его взгляд стал серьёзным.

— Я никогда не извинялся перед тобой, — сказал он вдруг, его голос потерял насмешливый оттенок. — По-настоящему. Не тогда, когда Чан меня поймал. Не после. Я просто… жил с этим.

Феликс отложил вилку. —Минхо, не надо. Всё уже в прошлом.

— Нет, не в прошлом, — покачал головой Минхо. — Это здесь. — Он ткнул пальцем себе в грудь. — И здесь. — Он указал на Феликса. — Мы можем делать вид, что всё хорошо, но это дерьмо никуда не делось. Я предал тебя. Я чуть не уничтожил тебя из-за своей ебучей ревности и обиды. И то, что ты теперь здесь, со мной, пьёшь моё вино и смеёшься над моими шутками… это не значит, что я этого не заслуживаю.

Его слова висели в воздухе, тяжёлые и искренние. Феликс смотрел на него и видел не того холодного, хищного Минхо, каким он его знал. Он видел человека, израненного собственными демонами.

— Я простил тебя, — тихо сказал Феликс. — Давно.

— Я знаю. Ты — хороший. Слишком хороший для нас всех, — Минхо горько усмехнулся. — Но я не прошу прощения. Я просто хочу, чтобы ты знал… что я это помню. Каждый день. И что то, что ты сделал для меня… для нас… после всего… это… — он искал слова, — …это что-то, чего я никогда не пойму. Но за что я буду благодарен до конца своих дней.

Он замолчал, смотря на своё вино. Феликс видел, как сжимаются его пальцы на бокале. —После того как всё открылось… я хотел умереть. Не из-за страха перед Чаном. А из-за стыда. Из-за того, что я потерял всё, что имел. Доверие. Уважение. Семью. — Он поднял глаза, и в них отражалось пламя свечи. — А ты… ты был первым, кто ко мне подошёл. Кто не плюнул в меня. Кто просто… молча сел рядом. Помнишь? В той комнате, когда меня стерегли.

Феликс кивнул. Он помнил. Помнил сломленного, униженного Минхо и своё собственное сердце, которое сжалось от боли за него, несмотря ни на что.

— Ты тогда ничего не сказал, — продолжил Минхо. — Просто сидел. И этого было достаточно. Чтобы я понял, что ещё не всё потеряно.

Он отодвинул бокал и медленно, давая Феликсу время отстраниться, протянул руку через стол. Его пальцы, обычно такие твёрдые и уверенные, сейчас дрожали. Он взял руку Феликса — нежно, почти благоговейно.

— Я не Хёнджин. Я не могу дать тебе той любви, которую он даёт. Я не могу защитить тебя так, как он. Но я… — он сжал его пальцы, — …я буду твоим братом. Твоей семьёй. Твоим самым верным солдатом. До конца. Это я обещаю тебе.

Он поднял руку Феликса к своим губам и прикоснулся к ней губами. Это был не поцелуй страсти. Это был поцелуй преданности. Клятва. Печать на обещании, которое было крепче любой крови.

Феликс почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он не отстранился. Он смотрел на Минхо — на его склонённую голову, на его серьёзное, озарённое свечой лицо, и чувствовал не тревогу, а странное, щемящее чувство близости. Они прошли через ад. И вышли из него другими. Связанными навсегда.

Минхо опустил его руку, но не отпустил её сразу. Его большой палец провёл по его костяшкам. —Всё. Выговорился. Можешь теперь сказать, что я sentimental drunk и посмеяться надо мной.

— Я не буду, — улыбнулся Феликс, его пальцы ответили на лёгкое давление. — Спасибо. За то, что сказал. Это… многое для меня значит.

Они просидели так ещё несколько мгновений, их руки сплетённые на столе, в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием свечи. Прошлое не исчезло. Но оно больше не было стеной между ними. Оно стало мостом.

Позже, когда они вышли на прохладный ночной воздух, Минхо положил руку ему на плечо. —Пошли, отвезу тебя домой. А то твой медведь будет волноваться.

Феликс рассмеялся. —Он не медведь.

— Ага, конечно, — фыркнул Минхо. — Просто очень волосатый и опасный парень, который прибьёт меня к стене, если с тобой что-то случится. — Он открыл ему дверь своей машины. — Садись, принц.

По дороге домой они болтали о пустяках. Но атмосфера в машине была другой — лёгкой, по-братски тёплой. Когда Минхо остановился у его дома, он снова повернулся к нему.

— Эй, Ликс… — он снова стал серьёзным. — Цени то, что имеешь. С Хёнджином. Он… он один из немногих по-настоящему хороших людей в этом дерьмовом мире. Держись за него.

— Я буду, — пообещал Феликс. — И… спасибо за ужин. И за разговор.

Он вышел из машины и watched, как она растворяется в ночи. Он стоял на холодном тротуаре, но внутри у него было тепло. Он чувствовал себя… целым. Принятым. И понятым таким, какой он есть, со всей своей сложностью и capacity к прощению.

Он зашёл в дом, в тишину и пустоту, и понял, что не чувствует себя одиноким. Потому что у него была семья. Разрозненная, broken, странная, но его. И сегодня вечером она стала ещё на одного человека крепче.