Кодекс предателя

чувств и чайный перемирие

Цитата: «Иногда самый смелый поступок — не выстрелить в врага, а предложить руку тому, кто всегда считал тебя алгоритмом, а не человеком». — Чанбин, собираясь с духом перед самым странным предложением в своей жизни.

Кабинет Чана всё ещё хранил в себе эхо прошлых бурь. Пахло старым деревом, дорогим виски и невысказанными словами, осевшими пылью на книжных корешках. Чанбин стоял у окна, спиной к комнате, наблюдая, как первые сумерки окрашивают небо Сеула в сиреневые тона. Он чувствовал спиной тяжёлый, неподвижный взгляд Чана, упёршийся ему в затылок.

— Ты сказал, что хочешь поговорить, — голос Чана прозвучал глухо, нарушая тишину. — Говори. У меня не так много времени.

Чанбин обернулся. Он видел перед собой не того Чана, который рыдал у ног Соён, а снова того — отстранённого, холодного лидера, отгородившегося от мира броней из власти и цинизма. Но теперь Чанбин знал, что под этой бронёй скрывается трещина. И эта трещина позволяла ему говорить.

— Я пришёл извиниться, — начал он, его собственный голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Не за слова. Слова были правдой. Я пришёл извиниться за… как я их сказал. За ту боль, что я видел в твоих глазах. Я не хотел её видеть. Мне было легче думать, что ты просто монстр.

Чан не шевелился, только его пальцы слегка постукивали по столешнице. —Ты всегда видел во мне то, что хотел видеть, Бин. Героя. Монстра. Тебе никогда не приходило в голову, что я могу быть и тем, и другим? Или просто… человеком, который чертовски устал и напутал больше, чем может исправить?

— Приходило, — тихо признался Чанбин. — Но это было страшнее. Потому что если ты человек… значит, и я мог бы стать таким же. Под давлением. От власти. От боли.

Они смотрели друг на друга через всю ширину кабинета — два солдата, прошедшие через ад и вышедшие из него с разными шрамами.

— Я не прошу тебя забыть или простить, — продолжил Чанбин. — Я просто хочу, чтобы ты знал… что я вижу. Что ты пытаешься. И… я надеюсь, что у тебя получится. Ради неё. Ради ребёнка. — Он сделал паузу. — И ради того парня, которым ты был когда-то. Которому я… — он запнулся, — …которому я верил.

Чан медленно опустил голову. Его плечи, всегда такие напряжённые, слегка опустились. —Этого парня больше нет, Бин. Он умер в том подвале вместе с её отцом. Остался только я. И я буду делать всё, что в моих силах, чтобы то, что осталось, было достойно того… чтобы на это смотрели её глаза. И глаза моего ребёнка.

Он поднял взгляд, и в нём не было ни злобы, ни вызова. Только усталая решимость. —Твои извинения приняты. Теперь иди. И… постарайся найти того, кто будет смотреть на тебя так, как ты того заслуживаешь. А не на призрак того, кем я мог бы быть.

Чанбин кивнул, чувствуя, как с его души спадает тяжёлый камень. Он развернулся и вышел, оставив Чана одного в опустевшем кабинете, где призраки прошлого наконец начали обретать покой.

---

Ресторан был тихим, пафосным и до смерти напоминал Чанбину ту самую роковую встречу с Чаном. Только на этот раз напротив него сидел не тот, кто разбивал ему сердце, а тот, кто, вероятно, даже не имел такого органа. Сынмин с невозмутимым видом изучал меню, время от времени отпуская комментарии.

— …интересно, они указывают калорийность из расчёта на сырой продукт или на готовый? Существенная разница. Или это маркетинговый ход, чтобы создать иллюзию «лёгкости»?

Чанбин не слушал. Он смотрел на Сынмина — на его безупречно гладкие волосы, на холодные стёкла очков, скрывающие глаза, на тонкие, всегда сжатые в тонкую ниточку губы. И он думал о том, как чертовски устал от хаоса, от эмоций, от этой бесконечной драмы. Ему нужна была тишина. Порядок. Логика. Всё то, что олицетворял собой этот человек.

— Сынмин, — перебил он его, не в силах больше терпеть.

Тот поднял на него взгляд, не выражающий ничего, кроме лёгкого любопытства. —Ты решил, что лосось всё-таки acceptable, несмотря на сомнительное происхождение?

— Нет. Я… — Чанбин сглотнул, чувствуя, как ладони потеют. — Я хочу сделать тебе предложение.

Сынмин медленно отложил меню. Он не выглядел шокированным. Скорее… заинтересованно. —Продолжай. Предполагаю, речь не о деловом партнёрстве. Наши сферы деятельности не пересекаются.

— Нет. Не о деловом. — Чанбин сделал глубокий вдох. — Я предлагаю нам… встречаться. Эксклюзивно. На условиях полной честности и отсутствия игр.

В воздухе повисла тишина. Сынмин смотрел на него так, будто Чанбин только что предложил им вместе заняться алхимией.

— Обоснуй, — наконец сказал он. — С точки зрения логики. Что делает меня подходящим кандидатом? И что заставляет тебя поверить, что я могу быть заинтересован?

Чанбин чуть не рассмеялся от нервного напряжения. Конечно, Сынмину потребовалось логическое обоснование. —Ты умён. Честен. Предсказуем. Ты не станешь лгать или манипулировать. После всего, что было… мне это нужно. Что касается тебя… — он запнулся, — …maybe, тебе интересно провести социальный эксперимент? Или собрать данные о романтическом поведении гетеросексуальных мужчин в стрессовых условиях?

Уголок рта Сынмина дёрнулся почти что в улыбке. —Признаю, последнее звучит intriguing. — Он сложил пальцы домиком. — Хорошо. Я согласен. На экспериментальной основе. Правила: первый этап — два месяца. Полная прозрачность. Никаких сюрпризов. Никаких публичных демонстраций. Еженедельный анализ прогресса и корректировка стратегии при необходимости.

Чанбин выдохнул, которого не осознавал, что задерживал. —То есть… да?

— Если ты нуждаешься в вербальном подтверждении: да, — кивнул Сынмин. — Теперь можем ли мы заказать? Я склоняюсь к салату. Меньше шансов нарушить диету.

И они заказали. И ели. И это было… самое странное свидание в жизни Чанбина. Они не флиртовали. Они обсуждали эффективность новых систем наблюдения, кибербезопасность и недостатки современного образования. Сынмин цитировал исследования, Чанбин делился опытом. Это было похоже на мозговой штурм, а не на романтический ужин.

Но когда Сынмин, объясняя что-то про шифрование, вдруг заметил: «Твоя способность усваивать сложные концепции без предварительной подготовки впечатляет. Редкое качество», — Чанбин почувствовал прилив тепла, более сильный, чем от любого комплимента о внешности. Это было признание. И для него сейчас это значило больше, чем всё остальное.

---

В это время в особняке Чана царила атмосфера, которую можно было описать как «осторожно-оптимистичную». Соён, в удобном платье, сидела в центре дивана, как маленькая королева, а вокруг нее расположились Хёнджин, Феликс, Минхо и Джисон. Чан стоял поодаль, прислонившись к камину, наблюдая с непривычным спокойствием.

На низком столе перед ними дымился настоящий пуэр в дорогом фарфоре, рядом лежали развёрнутые подарки.

— Ну, поскольку мы все здесь ебанутые, то и подарки соответствующие, —宣布ил Джисон, вручая Соён небольшой, но тяжёлый свёрток.

Та развернула его и ахнула. Внутри лежал крошечный, но абсолютно настоящий нож с рукоятью из оленьего рога. —Это… чтобы резать… пелёнки? — неуверенно спросила она.

— Чтобы чувствовать себя в безопасности! — поправил её Джисон. — Основы выживания с пелёнок. Минхо отвечает за нападение, я — за защиту.

Минхо фыркнул и протянул свою коробку. В ней лежала миниатюрная, но детализированная копия его собственной любимой винтовки. —Для дальнего боя. И для… эстетического воспитания.

Феликс и Хёнджин подарили огромный альбом с фотографиями — не детскими, а видами природы, городов, животных. —Чтобы он знал, что мир большой, — тихо сказал Феликс. — И что в нём есть место не только… нашему миру.

Соён взяла альбом, и её глаза наполнились слезами. Это был самый простой и самый глубокий подарок. —Спасибо, — прошептала она. — Это… прекрасно.

Чан, наблюдая со стороны, чувствовал, как в его груди что-то сжимается. Он видел, как эти люди — его люди, его семья, его банда головорезов — стараются. Как они принимают её. И как она, наконец, начинает принимать их.

Хёнджин разлил чай по чашкам. Аромат выдержанного пуэра заполнил комнату. —Ну что ж, — он поднял свою чашку. — Выпьем за нового члена нашей fucked up семьи. Пусть его жизнь будет менее fucked up, чем у нас. Но не менее интересной.

Все подхватили тост. Даже Чан подошёл и взял чашку. Их взгляды встретились — Хёнджина и Чана. Бывшие враги, бывшие друзья, а теперь… просто люди, связанные странной, но прочной связью. Они молча кивнули друг другу. Прошлое не было забыто. Но настоящее было важнее.

Они пили чай, говорили о будущем, смеялись над дурацкими советами Джисона по воспитанию. И в этот момент, в тёплой, освещённой мягким светом гостиной, среди смеха и разговоров, всё казалось возможным. Даже прощение. Даже исцеление. Даже счастье для таких, как они.

А Чанбин в это время заказывал второй раунд салатов, слушая, как Сынмин разбирает психологический профиль их официанта на основе языка его тела. И он улыбался. Потому что иногда самый странный путь — единственный, который имеет смысл. И самый честный.