Глава 38
Цитата: «Мы все носим маски. Одни — чтобы скрыть боль. Другие — чтобы найти в себе смелость быть тем, кем не решаемся». — Джисон, поправляя парик перед зеркалом.
Солнечный свет заливал спальню Соён, играя бликами на стенах. Она стояла перед зеркалом в полный рост, критически examining свое отражение. На ней было новое платье — не свадебное, а простое, элегантное, из мягкого струящегося материала нежно-сиреневого цвета, которое подчеркивало её округлившийся живот, но не делало его грузным. Оно было подарком. Одним из многих, что Чан продолжал молча оставлять для нее.
Она повернулась, наблюдая, как ткань колышется вокруг её ног. В её движениях была осторожная, почти неуверенная грация. Она всё ещё не привыкла к своему новому телу, к этому постоянному напоминанию о том, что внутри нее растет жизнь. Жизнь, зачатая в ужасе, но ставшая теперь чем-то большим.
Она не услышала, как дверь тихо открылась. Чан стоял на пороге, затаив дыхание, наблюдая за ней. В его глазах не было голода или собственности — только тихое, почти благоговейное восхищение. Он видел не объект своего желания или искупления, а женщину. Сильную, красивую, пережившую ад и нашедшую в себе силы стоять здесь, перед зеркалом, и рассматривать свое отражение без ненависти.
Он сделал бесшумный шаг внутрь. Его отражение появилось в зеркале позади нее. Соён вздрогнула, но не отпрянула. Их взгляды встретились в стекле. Он видел, как её плечи напряглись, но в её глазах уже не было прежнего страха. Была настороженность, да. Но и… curiosity.
Он молча достал из кармана небольшую шкатулку из тёмного дерева. Открыл её. Внутри, на чёрном бархате, лежало ожерелье. Не вычурное, не кричащее о богатстве. Искусно сделанное из белого золота, с подвеской в виде двух переплетённых линий, образующих защищающую окружность. Оно было одновременно изящным и сильным.
— Это не подкуп, — тихо сказал он, его голос прозвучал громко в тишине комнаты. — И не попытка что-то купить. Это… символ. Защиты. Той, что я обещал тебе.
Он медленно, давая ей время отстраниться, поднял ожерелье. Она замерла, наблюдая за его руками в отражении. Его пальцы, обычно такие твёрдые и уверенные, сейчас дрожали. Он застегнул замок у неё на шее. Металл был прохладным на её коже.
Она посмотрела на свое отражение. Камень лежал точно в яремной выемке, мерцая тусклым светом. Оно выглядело… правильно. Как будто всегда должно было быть там.
— Спасибо, — прошептала она, и её собственный голос удивил её.
Он не ответил. Просто положил руки ей на плечи, лёгкие, как пух. Он не притягивал её к себе, просто касался, чувствуя под пальцами тёплую кожу и тонкую ткань платья. Он видел, как она закрыла глаза, и её дыхание стало чуть глубже.
Он наклонился и прикоснулся губами к её шее, чуть выше застёжки ожерелья. Это был не поцелуй страсти. Это была печать. Клятва. Признание.
Она не оттолкнула его. Её рука поднялась и легла поверх его, пальцы сжали его ладонь. Они стояли так несколько мгновений — два повреждённых человека, нашедшие хрупкое утешение в тишине и этом простом прикосновении. В зеркале они выглядели почти как нормальная пара. Почти.
---
В это время Феликс и Хёнджин мчались на открытом спортивном автомобиле по прибрежному шоссе. Ветер рвал их волосы, грохот мотора заглушал всё, даже тяжёлые мысли. Феликс сидел на пассажирском сиденье, запрокинув голову, с закрытыми глазами, вдыхая солёный воздух. Хёнджин одной рукой уверенно рулил, другой положил на его колено.
Они не говорили ни о Чане, ни о Соён, ни о будущем. Они просто были. Два человека, сбежавшие от сложностей своего мира в скорость и свободу.
Хёнджин свернул на смотровую площадку, резко затормозил. Тишина, наступившая после рева мотора, была оглушительной. Внизу простирался океан, бесконечный и могущественный.
— Как дела, солнышко? — спросил Хёнджин, выключая зажигание.
Феликс открыл глаза и посмотрел на него. В его взгляде была смесь облегчения и грусти. —Я не знаю. Всё так… странно. Видеть его с ней. Знать, что он пытается. И… и желать ему счастья, даже после всего.
Хёнджин вздохнул. —Я знаю. Это как смотреть, как твой бывший мучитель вдруг нашёл умиротворение. И ты рад за него, но в то же время… немного ревнуешь. К этому покою. Который он не смог найти с тобой.
Феликс кивнул, его глаза наполнились слезами. —Да. Именно так. Я ведь его до сих пор люблю. Не так, как тебя. Но… люблю. И ненавижу себя за это.
Хёнджин притянул его к себе, и Феликс прижался к его груди, слушая его сильное, ровное сердцебиение. —Не ненавидь. Ты человек. Ты умеешь любить. И это твоя сила, а не слабость. — Он поцеловал его в макушку. — Он — часть твоего прошлого. Я — твоё настоящее. И наше будущее. И этого достаточно.
Они сидели так, глядя на океан, и в этот момент всё казалось простым и ясным. Хёнджин наклонился и поймал губы Феликса в нежном, но полном обещания поцелуе. В нём была вся та страсть, преданность и уверенность, которых им так не хватало в их безумном мире. Это был не поцелуй побега. Это был поцелуй дома. Того дома, который они построили друг в друге.
---
Тем временем в квартире Минхо царил хаос другого рода. Джисон, вдохновлённый «успехом» своего предыдущего эксперимента, решил повторить и превзойти самого себя. На этот раз он выбрал длинное вечернее платье цвета индиго с серебряными блёстками, напоминающее ночное небо. Парик был длинным и серебряным. Макияж — сложным и драматичным, с подведёнными стрелками и тёмными губами.
Он позировал перед зеркалом в гостиной, представляя себя героем какой-то космической оперы, когда дверь внезапно открылась. На пороге стояли Минхо, Чанбин и Сынмин. Они замерли, ошеломлённые зрелищем.
Минхо, который уже видел нечто подобное, первым пришёл в себя. Он прислонился к косяку и скрестил руки на груди, оценивающе подняв бровь. —Ну что, щенок, на этот раз ты решил поразить меня не только красотой, но и… космическим масштабом? Планируешь соблазнить меня и улететь на другую планету?
Джисон засмеялся и сделал пируэт, заставляя блёстки сверкать. —А что? Не потянул бы на роль злодейки из будущего? Я бы тебя завоевала за два счета.
Чанбин, всё ещё не оправившийся от разрыва с Миёнг, смотрел на него с открытым ртом, смесью шока и… странного, смутного восхищения. —Блин, Джисон… ты… это… вау.
Сынмин, не моргнув глазом, достал свой планшет. —Интересно. Цвет платья контрастирует с палитрой стен, создавая эффект визуального диссонанса, что подчёркивает искусственность и театральность образа. Парик, однако, низкого качества. Настоящие волосы такого оттенка в природе не встречаются, что выдаёт подделку. В целом — семь из десяти. Минус три балла за недостаток commitment к реализму.
Джисон скривился. —Реализма? Сынмин, я в платье и парике! О каком реализме ты говоришь?
— О внутреннем, — невозмутимо ответил Сынмин. — Если уж играешь роль, играй до конца. Найди настоящие серебряные волосы. Или покрась свои. Пол-очка добавлю за смелость.
Минхо рассмеялся и подошёл к Джисону. —Не слушай его. Ты и так чертовски хорош. — Он обнял его за талию, не обращая внимания на блёстки, осыпавшиеся на его чёрную футболку. — Моя космическая ведьмочка.
Джисон прижался к нему, и в его глазах светилось настоящее счастье. В этом безумии, в этой игре он находил себя. Находил принятие. И это было дороже любых слов.
Чанбин смотрел на них, и в его груди снова заныла знакомая боль. Он видел эту лёгкость, это принятие, и ему хотелось того же. Но его сердце было по-прежнему привязано к тому, кто никогда не сможет быть с ним таким — открытым, безумным, свободным.
Он тихо вышел на балкон, чтобы закурить, оставив их троих смеяться и спорить о качестве париков. Он смотрел на город, на огни, и думал о том, что все вокруг находят свой способ быть счастливыми. Все, кроме него. Он застрял в прошлом, в своих чувствах к человеку, который, возможно, уже двинулся дальше. И он не знал, как вырваться из этой ловушки.
А в особняке Чан и Соён всё ещё стояли перед зеркалом. Его руки теперь обнимали её сзади, лежа на её животе. Они молча смотрели на своё отражение — на её сиреневое платье, на его тёмный костюм, на золотое ожерелье на её шее. Они не были идеальной парой. Они не были даже нормальной парой. Они были двумя сломленными людьми, которые пытались собрать осколки своего мира в новую, хрупкую мозаику.
Но в этот момент, в тишине залитой солнцем комнаты, этого было достаточно. Было достаточно того, что они не отталкивали друг друга. Что они дышали в унисон. И что в зеркале они видели не только прошлое, но и призрачное, пугающее, но возможное будущее.