Кодекс предателя

Цитата: «Иногда жизнь подкидывает сюжеты похлеще, чем любой сериал. Только вот в сериале можно выключить экран, а здесь ты — главный герой, и тебе не сбежать». — Ли Джисон, философствуя с полным ртом пиццы, перед лицом надвигающегося апокалипсиса.

Весть пришла, как всегда, от Чонина. Он ворвался в новую квартиру Хёнджина и Феликса с лицом человека, который только что видел, как НЛО приземлилось на балкон Чана.

— Вы не поверите! — выпалил он, задыхаясь. — Вы просто не поверите! Босс… он… женится!

Хёнджин, чинивший кофе-машину, уронил отвёртку. Феликс, поливавший цветы на подоконнике, обернулся так резко, что чуть не опрокинул горшок с кактусом. —На ком? — это был единственный вопрос, который смог выжать из себя Хёнджин.

— На… на ней! На той самой! На Соёнь! — Чонин размахивал руками, как ветряная мельница. — Свадьба через четыре дня! Всё уже решено! Я сам организацией занимаюсь!

В квартире повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и тяжёлым дыханием Чонина.

— Он… он совсем ебанулся, — наконец прошептал Феликс, бледнея. — Это же какая-то… извращённая шутка. После всего, что он ей сделал…

— Это не шутка, — Чонин покачал головой, его первоначальный азарт сменился на тревогу. — Он серьёзен. Оформил ей все документы. Перевёл кучу денег на счёт. Говорит, это брак по расчёту. На два года. Чтобы «очистить её репутацию».

Хёнджин громко рассмеялся, но в его смехе не было ни капли веселья. —Репутацию? Да он её репутацию в говно превратил, а теперь решил присыпать сверху блёстками? Боже, да он просто ненормальный!

В этот момент в дверь постучали, и без разрешения вошли Минхо и Джисон. Лицо Джисона было красно от ярости. —Вы уже в курсе про этот цирк? — без предисловий рявкнул он. — Про то, что наш дорогой лидер решил поиграть в свадьбу с той, кого он чуть не сломал насмерть?

— Только что, — кивнул Хёнджин. — Чонин нас просветил.

Джисон пнул ногой диван. —Да я ему сейчас сам всё по-мужски объясню! Где он? В своём особняке с этой… с этой невестой?

— Успокойся, щенок, — попытался вмешаться Минхо, но сам выглядел мрачнее тучи.

— Не успокоюсь! Это же пиздец полный! Это даже не безумие! Это какое-то… изнасилование здравого смысла!

Тем временем в особняке Чана царила сюрреалистичная атмосфера. Соёнь, с лицом манекена, перебирала каталоги с свадебными платьями, которые принесли самые известные дизайнеры города. Чан сидел напротив и молча наблюдал за ней, чувствуя себя абсолютным идиотом.

— Это, — она безэмоционально ткнула пальцем в одно из платьев — пышное, с кринолином, с вышивкой жемчугом и кружевами. Оно стоило как небольшой автомобиль.

— Хорошо, — кивнул Чан. — Примерь.

Его люди помогли ей надеть платье. Она вышла из гардеробной и встала перед зеркалом. Белое платье. Символ невинности и чистоты. На ней, с её мёртвыми глазами и душой, выжженной дотла, оно смотрелось как самая злая ирония.

Чан смотрел на её отражение, и его тошнило. Не от неё. От самого себя. От этого абсурдного спектакля, который он затеял.

— Вам… вам не стало плохо? — не удержался он.

Она повернула к нему голову. —От чего? От платья? Или от того, что в нём нахожусь я? — её голос был ровным, но в нём слышались острые, как лезвие, нотки.

Чан не нашёлся, что ответить. В этот момент её лицо внезапно побелело. Она схватилась за живот, её глаза расширились от неожиданной боли. Она едва успела повернуться к раковине, как её вырвало.

Чан вскочил, подхватил её, чтобы она не упала. —Врача! Срочно! — закричал он своим людям.

В доме поднялась паника. Чан на руках отнёс её на диван, она вся тряслась, её лоб покрылся холодным потом. Он сидел рядом, держа её руку, и чувствовал себя абсолютно беспомощным. Что это? Отравление? Нервы? Последствия стресса?

Через пятнадцать минут прибыл личный врач Чана, немолодой, опытный мужчина с невозмутимым лицом. Он осмотрел Соёнь, задал несколько вопросов о её самочувствии в последние дни, о цикле. Его лицо оставалось непроницаемым.

— Мне нужно поговорить с вами наедине, господин Бан, — сказал он, отойдя в сторону.

Чан, с сжатым от дурного предчувствия сердцем, последовал за ним в кабинет. —Что с ней? — спросил он, едва дверь закрылась.

Врач посмотрел на него прямо. —Она беременна. Примерно шестая-седьмая неделя.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как свинец. Чан почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Он схватился за спинку кресла. —Что? — это был даже не вопрос, а хриплый выдох неверия.

— Беременна, — повторил врач. — Токсикоз — обычное дело на ранних сроках. Ей нужен покой, витамины, наблюдение.

Чан молчал. Его мозг отказывался воспринимать информацию. Беременна. От него. От того самого… акта… в подвале. Унижения. Мести. Это дикое, животное соединение принесло плод. Новую жизнь. Которая теперь навсегда свяжет его с этой девушкой. С его жертвой.

Он медленно опустился в кресло и закрыл лицо руками. Это был уже не абсурд. Это был божий промысел, насмешка судьбы, пинок такой силы, что у него перехватило дыхание.

— Она знает? — наконец спросил он, не поднимая головы.

— Нет. Я сказал сначала вам.

— Не говорите ей, — приказал Чан. — Я… я сам.

Он вернулся в гостиную. Соёнь лежала на диване, прикрыв глаза. Она выглядела хрупкой и по-детски беззащитной.

— Врач ушёл? — тихо спросила она. — Что со мной?

Чан сел рядом с ней. Его горло пересохло. —Соёнь… — он начал и замолча, не зная, как подобрать слова. — Ты… ты не больна. У тебя… будет ребёнок.

Она открыла глаза и уставилась на него. Сначала с непониманием, потом с медленно нарастающим ужасом. Её рука непроизвольно потянулась к животу. —Что? — её шёпот был едва слышен.

— Ты беременна. От меня, — выдохнул он, чувствуя, как каждый звук режет ему горло, как нож.

Она продолжала смотреть на него, и вдруг её глаза наполнились не слезами, а какой-то странной, ледяной яростью. Она медленно поднялась и, собрав все силы, ударила его по лицу.

Звук хлопка прозвучал оглушительно громко в тихой комнате.

— Ублюдок, — прошипела она, и её голос впервые зазвучал с настоящей, живой ненавистью. — Ты не только забрал у меня всё… ты теперь навсегда привязал меня к себе этим? Это… это твой последний способ насладиться своей властью?

— Нет! — Чан схватил её за руку, но не с силой, а почти умоляюще. — Соёнь, послушай… я не знал! Я не планировал этого! Это…

— Что? «Нечаянная радость»? — она язвительно рассмеялась, и в её смехе слышались истерические нотки. — Теперь что? Наш брак из двухлетней формальности превращается в пожизненную кабалу? Я должна буду рожать тебе детей? Того, кто убил моего отца? Кто сломал меня?

Она зарыдала, наконец, но это были не тихие слёзы отчаяния, а рыдания полного, абсолютного краха. Все её планы, вся её хрупкая надежда на будущее рухнули в один миг.

Чан сидел перед ней на коленях, не в силах ничего сказать, ничего сделать. Он чувствовал себя последним подонком. Его попытка искупления обернулась ещё большим кошмаром.

В этот момент в дверь без стука ворвался Чанбин. Его лицо было искажено гневом и болью. —Чан! Мы должны поговорить! Я не могу молчать об этой… — он замолк, увидев картину перед собой: рыдающую Соёнь в свадебном платье и Чана на коленях перед ней.

— Что… что здесь происходит? — спросил он, его гнев сменился на confusion.

Чан медленно поднялся. Его щека горела от пощёчины. —Уходи, Бин. Сейчас не время.

— Нет, время как раз подходящее! — Чанбин снова вспыхнул. — Я пришёл сказать тебе, что это безумие должно прекратиться! Ты не можешь жениться на ней! Это… это кощунство!

— Она беременна, — тихо сказал Чан.

Слова повисли в воздухе. Чанбин замер с открытым ртом, его гнев испарился, сменившись шоком таким сильным, что он пошатнулся. —Что? — он посмотрел на Соёнь, на её плоский живот, потом на Чана. — От… от тебя?

Чан молча кивнул.

Чанбин медленно покачал головой, отступая к двери. —Нет… нет, это уже слишком. Это уже за гранью добра и зла. — Его голос дрожал. — Ты не просто монстр… ты… я не знаю, что ты. Поздравляю с ребёнком, — он бросил это с такой горькой иронией, что Чан вздрогнул. — Надеюсь, он не унаследует твою… сущность.

Он развернулся и ушёл, хлопнув дверью. На этот раз это звучало как приговор.

Чан остался один с рыдающей Соёнь. Его телефон завибрировал. Сообщение от Чонина: «Ребята в шоке. Джисон грозится всё разнести. Что делать?»

Чан выключил телефон. Ему было плевать. Весь его план, всё его искупление рухнуло в одночасье, превратившись в ещё более сложную, ещё более ужасную ловушку. Он посмотрел на Соёнь, на её трясущиеся плечи, и впервые за долгое время почувствовал не ярость, не холод, а всепоглощающий, панический страх. Страх перед будущим. Перед тем монстром, которым он стал. И перед тем ребёнком, который теперь навсегда будет напоминанием о его самом страшном преступлении.