Кодекс предателя

Цитата: «Любовь — это не всегда тихое «здравствуй». Иногда это громкое «блять, я готов на всё» в лицо всем обстоятельствам». — Хёнджин, совершая очередную глупость.

Самолёт Чана приземлился в Сеуле на рассвете. Первое, что он увидел, включив телефон после полёта, был шквал сообщений о ДТП с участием Минхо и Джисона. Лёд сковал его внутренности, но следующие сообщения от Сынмина успокоили:
«Живы. Целы. Глупы, как пробки от шампанского. Выписываем».

Чан не поехал в больницу. Он поехал прямо в свой кабинет. Его ярость требовала жёсткого, холодного пространства, а не больничных стен. Он отдал приказы, запустил механизм поиска виновного в аварии, и только когда всё пришло в движение, позволил себе сделать следующий звонок.

— Феликс. Мой кабинет. Сейчас.

Голос был ледяным, без эмоций. Не приказ босса, но и не просьба влюблённого.

Феликс вошёл через пять минут. Он выглядел потерянным, его глаза были огромными и тёмными от невыспанности и внутренней бури. Он замер у двери, не решаясь подойти ближе.

Чан поднял на него взгляд из-за стола. Он видел его напряжение, его страх. И свою собственную, дикую потребность убедиться, что с ним всё в порядке, что тот поцелуй Хёнджина (о котором он уже знал от своих людей) не отнял его, не изменил ничего.

— Подойди, — его голос сорвался, выдав напряжение.

Феликс сделал несколько шагов. Чан поднялся, обошёл стол и остановился перед ним в шаге. Он взял его лицо в свои руки — грубо, почти болезненно, заставляя того смотреть на себя.

— Ты цел? — спросил он, впиваясь взглядом в каждую чёрточку его лица.

— Да, — прошептал Феликс, его губы задрожали.

— Меня не было. Со мной что-то не так? — второй вопрос прозвучал тише, но в нём была сталь.

— Нет! Нет, Чан, всё хорошо, я… — Феликс попытался отвернуться, но Чан не отпустил его.

— Тогда почему ты от меня прячешься? — его боль, его ревность, его страх вырвались наружу одним тихим, сдавленным вопросом.

И тогда Феликс сломался. Он бросился вперёд, впиваясь в его плечи пальцами, прижимаясь лбом к его груди.
— Я скучал. Я так по тебе скучал. Просто… всё пошло не так. Я запутался.

Чан обнял его, сжимая так сильно, что тому перехватило дыхание. Он прижался губами к его виску, потом к щеке, ища свои метки, своё право на него.
— Я тоже. Чёрт, Ликс, я тоже скучал. — Его голос был хриплым от облегчения. — Люблю тебя. Только тебя. Помни это. Всегда.

Их поцелуй был не нежным, а жадным, требовательным, почти яростным. Это было заявление, притязание, попытка стереть все следы чужого прикосновения, все сомнения. Феликс отвечал ему с той же страстью, цепляясь за него как за спасительный якорь в своём внутреннем шторме.

---

В это время Сынмин на своём тёмном седане вёз Минхо и Джисона «домой» — в апартаменты Минхо. Джисон, под действием обезболивающего, мирно спал, прислонившись к стеклу. Минхо сидел молча, глядя перед собой.

— Рад, что вы живы, — неожиданно нарушил тишину Сынмин. — Было бы неприятно объяснять Чану, почему два его ключевых актива превратились в фарш на асфальте.

Минхо хмыкнул.
— Не носился бы этот уёбок на красный свет, всё было бы нормально.

— Верно. Но, видимо, у вселенной были иные планы. Возможно, она решила проверить прочность ваших… новообретённых связей, — Сынмин бросил взгляд в зеркало заднего вида на спящего Джисона.

Минхо ничего не ответил, но его рука непроизвольно легла на колено Джисона, как бы проверяя, что он здесь, целый и невредимый.

---

Чонин, тем временем, в своей тачке лихорадочно пролистывал фото на телефоне. Тот самый снимок девушки Чанбина, который он сделал украдкой, не давал ему покоя. Он был уверен, что где-то её уже видел. И тогда он её нашёл. В своих же архивах, полугодовой давности. На ней было другое платье, другая причёска, но это была она. И она стояла обнявшись с Хёнджином на каком-то закрытом мероприятии. Подпись под фото гласила: «Хёнджин и его +1 покоряют вечеринку».

— Твою мать, — прошептал Чонин, ощущая, как у него ёкает сердце. — Так вот она какая, твоя «новая»… Она же его бывшая! Блядь, Бинни, что ты творишь?

---

Хёнджин в это время стоял на крыше одного из своих клубов и смотрел на просыпающийся город. В руке он сжимал стакан виски, но не пил. Внутри него бушевало что-то, с чем он не мог совладать. Образ Феликса — его растерянные глаза, его дрожащие губы, его запах — преследовал его. И этот поцелуй… Он не был просто минутной слабостью. Он был вспышкой, осветившей всё внутри. Ослепительной и ужасающей.

— Чёрт, — он с силой швырнул стакан через всю крышу. Хруст разбившегося стекла прозвучал удовлетворяюще громко. — Чёрт возьми! — он зарычал, обращаясь к небу. — Влюбиться. Как последний идиот. В него. В того, кого нельзя.

Он понимал всю глубину своего падения. Весь ужас ситуации. Но понимание не помогало. Чувство было сильнее.

---

Вечером того же дня Феликс, пытаясь прийти в себя после разговора с Чаном, пошёл пройтись по набережной. Он нуждался в одиночестве и свежем воздухе. Он не заметил, как из-за поворота выехали два чёрных мотоцикла без номеров.

Они двигались прямо на него. Феликс инстинктивно отпрыгнул в сторону, сердце уходя в пятки. В следующее мгновение из-за спины раздались выстрелы. Это была его охрана, которую Чан удвоил после возвращения.

Началась перестрелка. Мотоциклисты, поняв, что проигрывают, рванули прочь, но один из них, прежде чем скрыться, швырнул в сторону Феликса какой-то предмет. Тот с грохотом взорвался, осыпав всё вокруг градом осколков и дымом.

Феликс пригнулся, закрывая голову руками. Когда дым рассеялся, он увидел, что к нему на полной скорости мчится знакомый автомобиль. Тормоза взвыли, и из машины выскочил Хёнджин. Его лицо было искажено чистым, животным ужасом.

Он схватил Феликса за плечи, с силой встряхнул, осматривая с ног до головы.
— Цел? Ранен? Говори, блять!

— Я… я в порядке, — пробормотал Феликс, оглушённый происходящим.

Хёнджин не отпускал его. Его пальцы впивались в его плечи почти до боли. Его дыхание было прерывистым, глаза дикими.
— Слушай меня, — он говорил быстро, отчаянно, не думая о последствиях. — Я знаю, что это неправильно. Знаю, что это хуже, чем предательство. Но я не могу молчать. После сегодняшнего… — он кивнул в сторону дыма от взрыва. — Я чуть не сошёл с ума.

Он приблизил своё лицо к его, и в его глазах горел огонь такой силы, что Феликс замер.
— Я влюблён в тебя. По уши. Без памяти. И мне плевать на всё. Понимаешь? Я готов на всё. На хуй всё приличия, на хуй все правила. Только скажи слово.

Он сказал это. Громко. Чётко. Среди запаха дыма, пороха и крови. Признание, похожее на взрыв гранаты. И так же бесповоротно меняющее всё.