Глава 17
Цитата: «Флирт — это как танго. Если один не чувствует ритм, получается не поцелуй, а столкновение лбами». — Хёнджин, философски, за секунду до эпического фейла.
Ресторанный зал тонул в полумраке, освещённый лишь свечами в стеклянных шарах и неоновой вывеской за окном. Хёнджин отпивал дорогой виски, наблюдая, как свечной свет играет в золотистых прядях Феликса и отражается в его широких, всё ещё немного растерянных глазах. Тот доел своего тунца и теперь с интересом разглядывал десертное меню, совершенно не замечая, что для его спутника главным десертом в этой комнате был он сам.
— Выберешь что-нибудь? — Хёнджин провёл языком по нижней губе, его взгляд тяжёлый и томный. — Или, может, просто… разделим что-нибудь сладкое? На двоих.
Феликс поднял на него взгляд и улыбнулся своей самой солнечной, самой невинной улыбкой.
— Я бы не отказался от тирамису! Ты только посмотри, как он на картинке выглядит! — он ткнул пальцем в меню, совершенно пропустив мимо ушей весь подтекст.
Хёнджин вздохнул внутренне, но внешне лишь улыбнулся, поймав руку официанта кивком.
— Тирамису. Одно. И две вилки.
Пока ждали десерт, он наклонился через стол, сокращая дистанцию до опасного минимума. Его ботинок намеренно коснулся ноги Феликса под столом.
— Знаешь, есть кое-что ещё, что означает «подними меня» на итальянском, — его голос стал низким, обволакивающим, предназначенным только для одного человека в этом шумном зале.
Феликс наклонил голову, как щенок, слышащий новый звук.
— Правда? А что?
— Это, — Хёнджин прикоснулся кончиками пальцев к его тыльной стороне ладони, проводя едва уловимым круговым движением, — называется «я не могу перестать на тебя смотреть». И это сводит меня с ума.
Феликс замер. Его щёки снова залились румянцем. Он наконец-то начал что-то считывать. Его взгляд метнулся к губам Хёнджина, к его глазам, полным нескрываемого желания, и обратно к своей руке.
— Хёнджин… я… — он сглотнул. — Чан…
— Чан в трёх часах лёта отсюда, — мягко, но настойчиво пресёк его Хёнджин. Его пальцы теперь лежали поверх его, лёгкие, но твёрдые. — И он не владеет тобой. Только твоим сердцем. А у тебя есть ещё… много всего другого, что можно подарить.
В этот момент официант поставил перед ними тирамису. Идиллический момент рухнул. Феликс дёрнулся и отдернул руку, словно обжёгшись.
Хёнджин откинулся на спинку стула, раздражённо вздохнув. Чёрт возьми. Почти получилось.
— Ешь свой десерт, малыш, — его голос снова стал обычным, братски-снисходительным. — Пока он не растаял.
Они ели тирамису в напряжённом молчании. Феликс ковырял свою порцию, не решаясь поднять глаза. Хёнджин наблюдал за ним, и его раздражение постепенно сменялось на странную нежность. Эта чистота, эта наивность… в их мире это было редким и хрупким сокровищем. Может, и не стоит его портить.
Когда они вышли на улицу, чтобы дождаться своего водителя, Хёнджин вдруг резко развернул Феликса к себе, прижав его к холодной стене здания. Феликс ахнул от неожиданности, его глаза снова стали огромными.
— Я прекращаю это… сейчас, — тихо сказал Хёнджин, его лицо было всего в сантиметре от Феликса. Он чувствовал его прерывистое, испуганное дыхание на своих губах. — Но запомни. Ты — чертовски привлекателен. И не только для Чана. И однажды… ты сам это поймёшь.
И он отошёл, как ни в чём не бывало, оставив Фелиска прислонённым к стене с трясущимися коленями и калейдоскопом из эмоций в голове.
---
Тем временем в соседнем квартале Сынмин и Чонин наслаждались своим вариантом вечера — ночной прогулкой с целью «проветрить мозги после дня, проведённого с идиотами». Они шли по тихой, плохо освещённой улице, Сынмин с наслаждением вдыхал прохладный воздух, а Чонин болтал без умолку о новой девчонке, которая «кажется, не психованная».
— …и она сказала, что любит длительные прогулки при луне! — с восторгом докладывал Чонин. — Представляешь? Не тусовки, не клубы, а прогулки! Это же…
— Знак того, что она тебе врёт и хочет твои деньги, — deadpan-но закончил за него Сынмин. — Или у неё астма, и она не выносит душных помещений. Второе вероятнее.
— Да заткнись ты! — засмеялся Чонин и ткнул его локтем в бок.
В этот момент из-за угла старого особняка донёсся приглушённый, но очень знакомый голос. Гневный. Взволнованный.
— …я тебе сказал, нет! Потому что я не могу, блять! У меня есть обязанности! Друзья! Семья, в конце концов!
Сынмин и Чонин замерли как вкопанные, обменявшись взглядами. Это был голос Чанбина.
Последовал женский ответ, упрямый и насмешливый:
— Семья? Ты имеешь в виду свою банду головорезов? Это похоже на секту, Бинни. Когда ты последний раз жил для себя?
— Ты ничего не понимаешь! — почти зарычал Чанбин. — Это не секта! Это… чёрт… это моя жизнь! И они… они мои братья. Я не могу их просто так бросить ради… ради того, чтобы таскаться с тобой по постелям до полудня!
— А что, плохая перспектива? — девушка явно приблизилась к нему, её голос стал соблазняющим, низким. — Я могу сделать так, что ты забудешь, как их зовут. Всех. На несколько часов, как минимум. Или ты хочешь сказать, что твой «лидер» запрещает тебе трахаться?
Раздался звук поцелуя — влажный, жадный. Потом — тихий стон Чанбина, больше похожий на стон agony, чем на pleasure.
— Перестань… — его голос дрожал. — Я серьёзно. Я не могу это обсуждать. И не могу… я не могу пойти с тобой сейчас.
— Почему? У тебя что, дежурство по убийствам? — язвительно бросила она.
Последовала пауза, и когда Чанбин заговорил снова, его голос был надломленным и тихим, таким, каким они его никогда не слышали.
— Потому что если я пойду с тобой сейчас… я не уверен, что смогу вернуться. А они… они в меня верят. И я не могу их подвести. Просто… пойми.
Сынмин и Чонин стояли, затаив дыхание, прижавшись к холодной кирпичной стене. Они слышали слишком много. Слышали боль в голосе своего брата, его внутреннюю борьбу.
Чонин потянул Сынмина за рукав, давая знак уходить. Они бесшумно отступили в тень переулка и быстро зашагали в противоположную сторону.
— Блядь, — выдохнул Чонин, когда они оказались на безопасном расстоянии. — Это было… интимно.
— Это было неизбежно, — поправил его Сынмин, но его обычно бесстрастное лицо было серьёзным. — Чанбин всегда был уязвим для… определённого типа внимания. Особенно когда оно сочетается с острым языком и привлекательной внешностью.
— Что делаем? — спросил Чонин. — Говорим Чану?
Сынмин задумался на мгновение.
— Нет. Не наше дело. Но… будем наготове. На случай, если ему понадобится помощь. Или если эта «кошечка» решит поточить когти не о того.
Они продолжили путь в тишине, но атмосфера между ними изменилась. Веселье ушло, сменившись на тихую, братскую тревогу. Ещё один секрет. Ещё одна трещина в, казалось бы, монолитной стене их семьи. И только Бан Чан, глядя в ночное окно своего отеля в сотнях километров от них, смутно чувствовал, как по связи, что связывала их всех, пробежала тревожная вибрация. Он потянулся к телефону, чтобы написать Чанбину короткое «Как дела?», но потом передумал. Некоторые битвы человек должен был пройти сам.