Глава 3
Грохот был оглушительным. Дверь в кабинет, едва выдержавшая натиск страсти несколько часов назад, теперь с треском вылетела с петель, от удара ногой Хёнджина. В проёме, заполняя его собой, стоял он. Его лицо, обычно спокойное и собранное, было искажено холодной яростью. За его спиной маячила напряжённая фигура Чанбина, с уже обнажённым стволом в руке.
Идиллия была взорвана в миллисекунды.
Чан, чьё тело на мгновение расслабилось в пост-оргазмической истоме, среагировал с молниеносной скоростью раненого зверя. Он резко рванулся, прикрывая собой полураздетого Феликса, и одновременно рука его потянулась к пистолету, лежавшему на столе рядом с его брюками.
— Не двигаться! — рёв Хёнджина прорвал воздух, острый и не оставляющий пространства для дискуссий. Его собственный «Беретта» был уже направлен в их сторону. Но не на Чана. На Феликса.
Феликс, застигнутый врасплох, замер. Его разум, затуманенный pleasure и доверием, с трудом переключался. Он видел дуло пистолета, направленное на него, и холодную ярость в глазах человека, которого считал братом.
— Хёнджин, что, чёрт возьми, происходит? — Голос Чана был низким, опасным, но в нём слышалась хрупкая нить контроля, готового лопнуть. Он не отводил тела от Феликса, оставаясь живым щитом.
— Отойди от него, Чан, — прорычал Хёнджин. Его взгляд не дрогнул. — Сейчас же.
— Ты сошёл с ума? Убери эту хуйню! — Чанбин, казалось, тоже был в неведении, но его инстинкты заставляли его доверять Хёнджину. Его собственный ствол опустился, но палец оставался на спусковом крючке.
— Он сливает информацию северянам, — слова Хёнджина упали в гробовой тишине комнаты, как камень в воду. Они повисли в воздухе, тяжёлые и нереальные.
Феликс почувствовал, как земля уходит из-под ног. Его кровь, ещё секунду назад горячая, превратилась в лёд.
— Что? — это был даже не шёпот, а хриплый выдох. Он посмотрел на Чана, ища в его глазах хоть каплю недоверия к этому бреду. Но он увидел лишь нарастающую бурю.
— У тебя есть три секунды, чтобы объяснить это, Хёнджин, — голос Чана стал тихим, почти шёпотом, и от этого стало в тысячу раз страшнее. — Или я сам разберусь с тобой.
— Сынмин перехватил шифровку, — не отводя пистолета, говорил Хёнджин. Его глаза были прикованы к Феликсу. — Они благодарили своего «Соловья» за информацию о наших поставках сегодня ночью. За то, что мы были готовы к их «дистрибьюторам». Информация была передана час назад. С этого fucking телефона.
Свободной рукой он швырнул на пол к их ногам смартфон. Тот самый, личный, шикарный смартфон Феликса с чехлом, украшенным шипами.
— Это... это невозможно, — прошептал Феликс, его глаза расширились от ужаса. Он потянулся к своему карману, но он был пуст. Телефон действительно исчез. — Я... я не... Чан, я не делал этого! Клянусь!
Но Чан уже не смотрел на него. Его взгляд был прикован к телефону на полу. Мышцы на его спине напряглись до каменной твёрдости. Медленно, очень медленно он поднял голову и посмотрел на Феликса. И в его глазах не было ни страсти, ни нежности, ни доверия. Там была пустота. Ледяная, бездонная пустота предательства.
— Чан... — имя сорвалось с губ Феликса, звуча как мольба, как последняя попытка ухватиться за краешек рушащегося мира.
— Молчи, — отрезал Чан. Его голос был безжизненным, металлическим. Он отстранился от Феликса, разорвав физический контакт. Это движение было болезненнее, чем удар ножом. — Оденься.
Он наклонился, поднял с пола свои брюки и натянул их, не сводя с Феликса ледяного взгляда. Каждое движение было отточенным, лишённым каких-либо эмоций. Эмоции были роскошью, которую он сейчас не мог себе позволить.
Феликс, дрожащими руками, стал натягивать свою порванную рубашку. Шёлк теперь казался ему саваном. Он пытался поймать взгляд Чана, но тот был недосягаем, как скала в бушующем море.
— Чанбин, — Чан не поворачивался к своему lieutenant. — Наручники.
— Босс... — Чанбин колебался, его взгляд метнулся от окаменевшего Феликса к непоколебимому Хёнджину.
— Наручники! — это был рёв, от которого задрожали стены. В нём была вся ярость, вся боль, всё отчаяние, вырвавшееся на свободу.
Чанбин, вздрогнув, достал из-за пояса стальные наручники. Он сделал шаг вперёд, его лицо было напряжённым и сочувствующим, но приказ был приказом.
— Протяни руки, Ликс, — тихо сказал он.
Феликс посмотрел на холодную сталь, потом на Чана, который отвернулся и смотрел в стену, его кулаки были сжаты так, что костяшки побелели. Предательство было одно. А это... это было уже другое. Неверие.
Он молча, с обречённостью пойманного зверька, протянул руки вперёд. Холод металла сомкнулся вокруг его запястий с безжалостным, финальным щелчком. Звук казался самым громким в его жизни.
— Отвести в подсобку на складе, — приказал Чан, всё ещё не глядя на него. Его спина была прямой и неприступной. — Никого туда не пускать. Охранников у двери. Ждать моего решения.
Хёнджин наконец опустил пистолет и кивнул Чанбину. Тот взял Феликса за локоть, его прикосновение было твёрдым, но не грубым.
— Пошли, — тихо сказал Чанбин.
Феликс позволил себя вести. Он шёл, почти не чувствуя ног под собой, его взгляд упал на пол. Рядом с его разорванным пиджаком валялась одна из тех пуговиц, что сорвал с него Чан. Она лежала там, маленькая и бесполезная, как его клятвы.
Когда дверь закрылась за ними, Чан остался один. Он стоял несколько секунд, неподвижный, как статуя. Потом его тело содрогнулось от беззвучного, яростного рыдания. Он развернулся и с диким криком, в котором смешалась вся его боль, ударил кулаком по кирпичной стене. Кость встретилась с камнем с отвратительным хрустом. Он не почувствовал боли. Всё, что он чувствовал, — это ледяную пустоту в груди и огненную ярость в голове.
На столе, где несколько минут назад они находили рай, теперь лежали лишь осколки доверия и холодное оружие. А в воздухе всё ещё витал сладковатый запах их страсти, который теперь отдавал гнилью и ложью.