Глава 33.
Кабинет Луки был затянут полутенью. Тяжелые шторы приглушали дневной свет. Все здесь было как он сам: темное, властное, давящее.
Я зашла осторожно, понимая, что вступаю в логово хищника, перед которым стала бессильна.
Лука сидел за массивным столом, перебирая какие-то бумаги. Его движения были отточены, холодны. Он знал, что я здесь, но не поднимал глаза. Только после долгой паузы он откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня выжидающе.
— Что-то случилось? — нейтральным голосом спросил он.
С трудом, как будто под ногами был лед, я сделала шаг вперед.
— Если ты так любишь, отпусти меня, дай уйти, — тихо, почти шепотом сказала я.
— Не могу, — зарычал он и выпрямился на стуле.
Я видела, как он скрывал всю свою злость, вызванную моей просьбой.
— Почему? — возмутилась я.
Он не моргнул. Только приподнял бровь в удивлении на мою претензию.
— Ты вышла за меня и теперь моя жена, никогда ты не уйдешь от меня, и тем более я не отпущу тебя, — спокойно ответил он.
Мои ладони сжались в кулаки. Я задыхалась от его слов, но не позволила себе сдаться.
— Это случилось не по моей воле, а по твоему чертовому желанию обладать мной, — мой голос был отчаянным криком, пропитанным моей болью. — Я не люблю тебя, но после этого возненавижу.
— Многие ненавидят меня, — усмехнулся он, разводя руками. — Твоя ненависть ранит меня, но если так тебе будет легче, пускай, Мария.
Его невозмутимость при этих словах злила меня. Он думал лишь о себе, ему было плевать на чувства и боль людей вокруг.
— Через пару дней я уезжаю в Марсала, — продолжил он. — На несколько дней. Нужно помочь Киро уладить дела с нашими партнерами. А когда я вернусь, нам будет что обсудить по поводу нас.
Я покинула кабинет, не сказав ни слова. Только когда закрыла за собой дверь, позволила себе вдохнуть глубже. Нас с ним не было.
***
Эти пару дней пролетели незаметно, потому что в основном я спала, чувствую странную усталость. Лука уехал, но сказал, что успеет вернуться до родов, которые планировались через полторы недели.
В эту ночь мне не спалось. Может, потому что я проспала почти весь день, а возможно, что-то надвигалось. Я выбралась на улицу, отправилась на задний двор, в сад, где было спокойно, воздух был чистым, а четыре стены в комнате не давили на меня.
Я прошла в самую глубь, где меня должен был ждать он.
— Томмазо, — радостно вырвалось из меня.
В какой-то момент я оказалась в его объятиях, единственных, в которых мне не было страшно.
— Я думала, мы больше не сможем увидеться до моих родов, — тяжело выдохнула я, резко стало тяжело в груди. — Я не знаю, как жить без тебя.
Он хотел что-то ответить, но вдруг я почувствовала странный спазм в животе. Резкий и болезненный, будто кто-то схватил изнутри. Я вскрикнула от неожиданности и схватила Томмазо за его куртку.
— Что случилось? — он подхватил меня за руку.
— Я... — не договорив, я почувствовала, как по ногам стекло что-то теплое. — Воды... Это рано.
Мои глаза расширились, когда я увидела лужу, появляющуюся подо мной. Не успев сказать больше ни слова, Томмазо поднял меня на руки мгновенно, без особого усилия.
Я крепко прижалась к нему, чувствуя, как меня начинает трясти от паники и боли. Я пыталась сдержать крики от наступающей боли, но это было тяжело, когда единственное, о чем я могла думать, — рано.
— Все хорошо, я с тобой, — ласково шептал Томмазо, но я слышала в его голосе проблески волнения.
— Она слишком рано, — я не могла говорить, голос не поддавался, дрожал.
Томмазо нес меня к дому. Быстро, не глядя по сторонам, словно сейчас ничего, кроме меня, для него не существует. Его лицо стало резким, сконцентрированным, как у человека, у которого нет права на ошибку. Ошибку, которую он всегда боялся совершить.
На крыльце нас встретила nonna. Она оставалась у нас в последние дни, словно предчувствуя, что я могу родить раньше.
— О Святая Мария, храни нас, я услышала крики, — она ахнула, увидев меня в таком состоянии. — Давайте скорее в дом.
Мы зашли внутрь, пока nonna поспевала сзади.
— Где Лука? — спросил Томмазо, занося меня в гостиную.
— В Марсала. Ты был бы трупом, будь он здесь сейчас. Тебе повезло, мой мальчик, — проворковала nonna, подбегая ко мне, уже лежащей на диване.
Она заботливо успокаивала меня, подложила мне под голову подушки, пока Томмазо спешно вызывал скорую.
Схватки в этом нудном ожидании стали чаще и сильнее. Я пыталась сдерживать крики, но вскоре стонала сквозь зубы, словно меня разрывали на куски. Успел приехать и Масси, влетевший в дом с ужасом на лице.
Когда прибыла скорая, я почти не могла говорить, а видела через пелену слез, стоящих в глазах. Томмазо держал меня за руку после того, как положил на каталку. Его ладонь была как якорь в океане всего этого ужаса. А я держалась за нее как за последний шанс выжить.
— Я поеду с ней, — бросил он, уже делая шаг за мной в машину скорой.
На нашем пути появился Масси.
— Нет, Томмазо. Это опасно для тебя. Если Лука узнает, ты труп, — он остановил Томмазо.
— Мне плевать!
— Мне нет! — Масси положил ему ладонь на грудь, блокируя путь. — Нашей Тизиэне ты нужен живым, а не в канаве с пулей в груди, мы оба это знаем, поэтому прошу остановиться. Я поеду с ней и никому не скажу, что ты был здесь сегодня.
Они смотрели друг на друга, как два врага на поле боя. Томмазо медленно отпустил мою руку и смотрел мне в глаза, как будто прощался, и я испугалась сильнее. Что, если мы больше не сможем увидеться? Я могла лишь кивнуть, потому что больше ничего не могла с болями, которые становились сильнее и сильнее с каждым мгновением.
Я, Масси и nonna оказались в машине скорой. Время тут же стерлось для меня. Я слышала сирены, как меня трясет, холод и суету вокруг. Капельницы, кровь, схватка и еще.
Я ехала рожать, но внутри все кричало, что не сейчас, не так рано.
***
Попав в больницу, в нос ударил запах антисептика и чего-то металлического. Я лежала в родильной палате, в глаза бил холодный свет ламп. Подключенные приборы рядом со мной пикали, заглушая отдаленные чужие голоса. Все происходило будто сквозь вату.
Схватки с каждым разом словно ломали мне ребра, а крики добавляли боли в горле. Я смотрела в потолок, пыталась дышать, как говорила акушерка рядом, но ничего не помогало мне успокоиться. Мое тело готовилось рожать, но я — нет. Было рано, я знала это всем своим существом.
Я молилась про себя, чтобы это закончилось. Умоляла Деву Марию помочь мне и моей малышке. Но я чувствовала, как из меня выходит все. Силы, свет и жизнь.
— Раскрытие 8 сантиметров, — кто-то сказал. — Она идет быстро. Проверьте пульс.
Мое сердце застучало быстрее. Я закрыла глаза и прошептала.
— Потерпи, моя девочка, пожалуйста.
Почему-то я представила ее перед собой. Маленькие ручки, крошечный носик, ее имя, которое я не говорила вслух, но которое жило в моем сердце. И это помогло дожить эти удушающие минуты.
Схватка за схваткой трясло мое тело. Крики вырывались из меня от боли, настоящей, физической.
Мои глаза видели темноту, а уши отчетливо слышали все, о чем говорили рядом.
— Пульсация пропала...
Я перестала чувствовать боль, осталась ледяная пустота. В какой-то момент тело отпустило от всей этой боли. На ее место пришла другая, когда я не услышала крика.
— Почему... — прошептала я. — Почему она молчит?
Ни один врач ничего не сказал. Один из них взял на руки маленький синий комочек, окутанный кровью и чем-то липким.
— Нет! Дайте мне ее! Она моя! — мой крик разорвал палату.
Масси влетел на мои вопли, nonna за ним. Он схватил меня за плечо, удерживая, когда я начала вырываться, биться, метаться, как зверь на цепи.
— Убейте меня! — билась кулаками, желая только одного: чтобы она заплакала. — Убейте меня! Пусть умру я, а не она!
Мой крик был звериным, из самого разорвавшегося сердца. Я пыталась встать, вырваться из рук, которые держали меня, чтобы дойти до нее, взять на руки, согреть своим теплом, но мне не давали. Мне не дали попрощаться, унося ее.
— Нет! Нет! Пожалуйста! Я умоляю! Пусть она живет, пусть заберет мою жизнь!
Мой девочка, моя малышка.
Кровь сочилась между ног, больно, но мне было плевать. Я чувствовала, что умираю с ней. За несколько минут до этого я чувствовала, как жизнь утекает, но не из меня, а из нее. Это была она.
Я не имела понятия, сколько продолжались мои вопли и рев, не знала, сколько тряслась, как будто в агонии. Плач nonna перемешался с моим. Слезы закрыли все передо мной, пока их не заменила темнота. Тягучая, болезненная.
Моя девочка мертва. Я не знаю, как выжила. Почему выжила я? Если я выжила, значит, погибло что-то внутри вместе с ней и, может быть, навсегда.