Глава 32.
Приведя себя в более-менее приемлемый вид, я потратила несколько минут. Покинув ванную, я обнаружила Луку, лежавшего на кровати. Он не разделся, лежал в помятой рубашке и брюках. Глядя на него, я не понимала, что произошло и что заставило его напиться, чтобы в итоге вести себя так.
Тихо я подошла ближе и остановилась рядом, глядя на него сверху вниз. Он дышал ровно, спокойно, с закрытыми глазами. Спал.
В воспоминаниях возник момент, вопрос Рианны, на который я не смогла ответить. Теперь я точно знала, что да, я бы убила его.
Эта мысль одновременно напугала и позволила спокойно выдохнуть. Я еще сильная, не потерянная и убитая не до конца. У меня были силы бороться.
Оставив мужа одного в спальне, я покинула ее, чтобы спуститься вниз на задний двор. Ночь на улице встретила меня легким ветром. Я прошла в самую глубь сада, где он заканчивался, и села на бетонную лавку, обняв себя руками.
Здесь, в тишине и темноте ночи, я вспоминала, как впервые, будучи маленькой девочкой, увидела тут Томмазо. Человека, который, не подозревая, стал для меня всем в моей жизни. И я не знала о том, что мне придется однажды распрощаться с ним. А сейчас, когда казалось, что он вернулся, похоже, вновь все шло к тому, что было в начале.
Хруст веток и листьев отвлекли меня. Они звучали где-то очень близко. Я насторожилась и судорожно осмотрелась по сторонам. Неужели Лука проснулся и ищет меня? Я не хотела так сразу сталкиваться с ним после того, что произошло.
Сильнее прислушиваясь к звукам, я поняла, что они шли от стены ворот, сплетенных ветками и листьями. Еще мгновения, и на ней появился человеческий силуэт. Я прищурилась, пытаясь понять, кто лезет на нашу территорию.
Привстав с лавки, я сделала неуверенный шаг. Человек спрыгнул, оказываясь в нескольких метрах от меня. Лунный свет скользнул по его фигуре: черная кожаная куртка, синие свободные джинсы. Сердце екнуло в груди.
— Томмазо? — выдохнула я почти беззвучно.
Он остановился, поднял голову, и я узнала его. Родное знакомое лицо, именно его я хотела увидеть прямо сейчас.
Я быстро подошла к нему, не веря, что он передо мной.
— Ты жив? В порядке? — нервно вырывалось из меня, пока я осматривала его и прощупывала, чтобы убедиться, что он здесь, передо мной.
— Жив и цел, caro, — кивнул он и нежно коснулся моего лба своими губами. — Ты холодная.
Он снял свою куртку и накинул на мои плечи. Прижал к себе и смотрел на меня с легкой улыбкой. Я улыбнулась ему в ответ, чувствую себя в безопасности после всего, что случилось со мной в доме.
Томмазо опустил взгляд на мои губы, прошел ниже, и его брови привычно угрожающе нахмурились.
— В чем дело? — взволновалась я.
Его пальцы осторожно скользнули к моей шее, откинули волосы назад, открывая ее для вида.
— Что это? — спросила он, голос стал глубже, опаснее, а улыбка сошла с лица.
Я машинально потянулась к шее, прикрывая ее ладонью, и это было моей большой ошибкой. Забыв про синяки на своих запястьях, я показала их прямо перед Томмазо, его темный, опасный взгляд не мог не увидеть их.
Его лицо стало каменным. Еще миг, и он схватил мою руку осторожно, но твердо, как будто боялся причинить боль, однако не мог не прикоснуться.
— Тизи... — его голос дрогнул от гнева и ярости, которая возрастала в Томмазо. — Он сделал это?
Я не ответила. В горле слишком сильно пересохло. Но ответ был очевиден, потому что молчание только подтверждало догадку Томмазо.
Отпустив мою руку, он отвернулся, стиснув челюсть и кулаки. Он будто пытался взять под контроль свою бурю злости и ярости, с которой я была знакома, и если бы она вырвалась, никто бы не смог сдержать его.
— Я убью его, — резко сказал Томмазо голосом, пропитанным настоящим бешенством.
Он двинулся через деревья, нервно расталкивая их ветки, которые били прямо по лицу, а я почти побежала за ним, даже если не могла и было тяжело, только чтобы он не наделал глупостей.
— Томмазо, умоляю, остановись, — просила я, не понимая, почему должна вечно молить, чтобы спастись и спасти. — Томмазо!
Громче сказала я и, сильнее потянув руку, ухватилась за него. Он остановился, повернулся ко мне в момент, когда я была готова упасть. Томмазо успел удержать меня и прижал к себе.
— Не делай этого, прошу, — прошептала я, прижимаясь к нему и трясясь от страха.
Он так крепко сжал меня в объятиях, будто никогда больше не собирался отпускать.
— Хорошо, но однажды он должен будет поплатиться за это, — ответил он.
— Я хочу, чтобы ты был рядом, не смей оставить меня одну в этом мире, — мое тело затряслось от холода или страха только от одной мысли, что я все еще могу потерять Томмазо.
— Ты не будешь одна, — прошептал он. — Никогда больше.
Оставив поцелуй на моем виске, он нежно коснулся моих запястий, бережно погладив их подушечками пальцев.
— Жанлука или его люди не видели тебя в домике? — спросила я, когда мы вернулись к концу сада на лавочку.
— Я уехал до того, как туда кто-то приехал.
Я облегченно выдохнула, зная, что Томмазо был незамеченным. Но не знала, не опасно ли будет нам еще встречаться в том месте, о котором Луке стало известно.
***
Мы с Томмазо решили не появляться в домике какое-то время. Он приезжал туда только чтобы наводить порядок и проверяя, нет ли людей Луки поблизости, которые бы караулили здесь.
Так незаметно пролетел месяц. За это время мы с Томмазо виделись только раз, когда он вновь залезал в сад ночью.
Лука начал вести себя более сдержанно рядом со мной и извинялся букетами цветов каждый день на протяжении недели. Кристина родила здорового крепкого мальчика, и после Алвиз сделал ей предложение.
А мне все больше становилось тоскливо. Я скучала по Томмазо, роды были все ближе. Боли в спине и ногах не отпускали меня.
Я сидела в столовой и смотрела на тарелку с теплым супом перед собой. Мне не хотелось есть, в горле стоял ком, который невозможно было проглотить.
Не было должных сил поднять ложку, тело словно наполнили свинцом. Еда пахла привычно, но вызывала слабую тошноту.
Я опустила руки на свой большой живот. Обычно это движение приносило хоть какой-то свет, крохотный толчок изнутри, приносящий тепло, но сегодня малышка молчала, или, может, я просто окончательно перестала чувствовать.
Я хотела взять себя в руки ради ребенка, ради Томмазо, но что-то очень изменилось во мне, словно тело чувствовало, что-то происходит, однако делится со мной не хотело.
Может, с Томмазо что-то случилось, а я даже не знаю об этом, потому что не могу связаться с ним. А может, что-то грядет, что-то случится, не сейчас, так потом. Страх наполнил мое тело, одна слезинка покатилась по щеке, а за ней вторая. Я пыталась прямо сейчас не рассыпаться на части и не дать слезам свободу литься дальше.
Остановила я себя только потому, что в столовой появилась Лея. Она посмотрела на меня, и я ожидала встретить ее обычный взгляд, полный ненависти, однако не увидела его. Она была хмурой и разбитой, но враждебности, направленной на меня, не было.
Она прошла в комнату, отодвинула от стола стул напротив меня и села, положив руки на деревянную поверхность. Лея смотрела прямо на меня, словно чего-то ждала.
Я опустила руки с живота на ручки стула, а ее взгляд устремился на мой живот.
— Ты все еще любишь его? — неожиданно для самой себя спросила я.
Брови Леи сдвинулись, и она отвела взгляд.
— Любила и люблю, — приглушенно ответила она.
Я не ожидала, что она заговорит со мной, было странно не чувствовать от нее неприязни ко мне. В ней тоже что-то поменялось за это время.
— Если бы я только имела шанс бросить его и отдать тебе... — начала я.
— Брось, — твердо отозвалась она, вернув взгляд на меня.
— Ребенок в моем животе его ребенок, Лея, — еле заметно напряглась я.
Ее руки сжались на столе. На мгновение она показалась мне такой же уставшей и сломанной, как я.
— Но знай, если однажды все изменится и ты получишь то, что желаешь, не жалей, когда столкнешься с темной правдой этого, — прошептала я, намекая на Луку, человека, который способен на все и на то, что ты от него не ожидаешь.
Я закрыла лицо руками и на секунду позволила себе чуть глубже вдохнуть, как будто этим вдохом я могла вернуть себе хоть каплю сил.
Лея молчала, пока неожиданно не заговорила спокойным ровным тоном. Не таким мягким, как когда-то, но не ранящим воспоминания с ней из теплого прошлого.
— Честно, я устала тебя ненавидеть, в этом нет смысла. Ты тоже жертва, как и я. Мы пленницы одного человека.
Я подняла глаза. Между нами на мгновение возникло странное, болезненное, но искреннее понимание. Не прощение, но что-то похожее на неполное перемирие. Война больше не казалась важной, когда обе были ранены одной болью.