Глава 17.
Все это время, когда он был нужен, его не было рядом. Он давал нам время. Но я знала, что, не поговорив, мы никогда не решим то, в чем мы с ним застряли.
Свадьба дочери советника Адольфо Романо собрала многих людей Семьи в Палермо. Мы тоже прибыли сюда.
Я ехала в лимузине со своей семьей, а Томмазо - в машине с охраной, которая ехала за нами. Я думала о нем, хотела оказаться рядом, но как, если он сам не хотел. Мне не хотелось давить на него, я сказала все, о чем хотела, теперь он должен был решить, готов ли он следовать по этому пути со мной. Но если он решит, что не может... Я не знала, что мне было делать.
Пускай, пока время было, я чувствовал, что оно ранит так, словно готовое уйти, не оставив шанса.
Наш лимузин остановился напротив особняка Романо. Светлый и большой, он напоминал о величии людей здесь.
Дверь открылась, и я увидела Томмазо, стоящего возле лимузина и протягивающего мне руку. Мои губы сжались так же сильно, как мои пальцы ухватились за ткань моего фиолетового платья. Но я вложила свои пальцы в его раскрытую ладонь и позволила ему помочь мне выйти.
Наши взгляды столкнулись, и он словно извинялся передо мной без слов. Но зачем, если до сих пор он не может ничего сказать мне, не может стать ближе и рассказать, поделиться тем, что чувствует. Он заставлял меня чувствовать себя все еще чужой для него. Лишь его слова о любви и признание, случившееся однажды, держали меня в здравом уме и заставляли ждать.
Саверио появился позади меня. Я не рассказывала ему о своих вновь пошатнувшихся отношениях с Томмазо, но брат мог узнать все что угодно, даже если этого никто не хотел.
Брат коснулся моей спины, одарил Томмазо неприятным взглядом и повел меня внутрь особняка за папой, Масси и Леей.
- Кажется, ты что-то знаешь, - тихо сказала я брату, пока мои глаза осматривали людей вокруг.
- Кристина рассказала, - коротко ответил Саверио.
Я взглянула на брата недоуменно. Сама не знала, о чем было известно Кристине, но Томмазо что-то рассказывал о нас с ним своей сестре.
Чувствуя, как рука брата на моей спине напрягается, я понимала, что он начинает злиться. Мне стоило отвлечь его от Томмазо.
- А что у вас с ней? - натянув улыбку, чтобы гости не увидели нашего напряжения, спросила я.
Брат откашлялся, не глядя на меня. Он кружил взглядом по холлу, который мы стремительно проходили, чтобы попасть на задний двор, где и должна пройти церемония.
- Мы уже готовы, осталось найти подходящее время, чтобы поговорить с отцом, сейчас ситуация в Диаволе нестабильна, много проблем с русской мафией, я занят.
Саверио говорил холодно и отстраненно. Мы остановились у дерева вблизи расставленных лавочек, где будут располагаться гости во время церемонии, и я незаметно взяла ладонь брата в свою, обращая его внимание на себя.
- В твоем голосе что-то не так, ты переживаешь? - спросила я, беспокоясь о старшем брате.
- Нет, просто с Кристиной что-то не так, она словно скрывает что-то от меня, но не хочет говорить, как бы я ни просил, - когда я заметила, что с братом что-то не так, он не пытался скрыть от меня, что находиться в слегка нервном состоянии, которое тщательно скрывал от других.
Я коснулась его щеки и улыбнулась ему. Хотела помочь, чтобы хоть кто-то был счастлив с любимым человеком.
- Хочешь, я поговорю с ней? Кристина доверяет мне и может знать, что я, как девушка, могу понять ее и помочь.
Глаза Саверио скользнули вниз, и он уставился на влажную после дождя траву. Кивнул.
- Ты уже помогала ей, это может сработать, - без особого желания сказал он, но коснулся моего плеча, словно говоря благодарность. - Если она расскажет тебе, а не мне, это ранит, но я приму и пойму.
Я оставила легкий, родной поцелуй на щеке брата. Мне не хотелось видеть его грустным и расстроенным, и я пообещала себе, что помогу им, как бы самой ни было больно сейчас.
***
- Брат, - звонкий голос окликнул его.
Медленно он с бокалом шампанского в руках повернул голову в сторону двери, которая выходила на двор, к которому подъезжали гости на своих дорогих машинах.
Младший Бальбо подошел к своему старшему брату и остановился рядом в таком же черном костюме, стоящем чье-то состояние, из лучшего бутика Сицилии и проследил за тем, за что цеплялся его опасный взгляд хищника.
А на прицеле Бальбо старшего была девушка, которую хотели все. Тизиэна Барбаросса прибыла на свадьбу Рианны Романо и Маурицио Аллегро.
Как обычно, кожа девушки была словно мрамор. Она светилась, фиолетовый шелк ласкал ее кожу, а почти незаметные веснушки хотелось разглядеть ближе. Высокая, статная, притягательная. Тизиэна была роскошью, той самой дорогой вещью в очередном магазине, который он посещал, и ему бы хватило на нее денег, но чтобы заполучить ее, только одних денег не хватит.
- Ты все еще наблюдаешь? - тихо, как птенчик, только вылупившийся из яйца, проворковал младший брат.
- Я наблюдаю и жду момента, не отступлю после стольких усилий, - с опасной ноткой, но крайне спокойно ответил старший.
- Сейчас ты должен быть сосредоточен на своем новом месте младшего босса, а не думать о том, что уже упустил.
Сеньора Кьяра Бальбо появилась позади сыновей. Она была женщиной, которая следила за ними и оберегала, но она стала иметь меньше власти с тех пор, как год назад умер ее муж, младший босс Марсала. Теперь это место занимал ее старший сын, пока младший Киро был его советником.
Сеньора видела, как зол ее старший сын. Он был агрессивным и властолюбивым. Весь в своего отца. Но, в отличие от него, любил, а может, просто желал обладать одной девушкой, которую видел всем для своего мира.
- Не будем забывать, кто я теперь, - пригрозил он. - Заняв место отца, я имею больше шансов забрать ее себе.
Оставив младшего брата и мать скрываться во дворе, он вернулся в особняк. Оставив жалкий бокал с шампанским, он быстро направился на поиски человека, который остается важнейшим в Диаволе и к которому ему давно стоило обратиться.
Его путь был пропитан гневом, ему не стоило напоминать, что не он, а другой мужчина, недостойный, получал то, чего был достоин он. И все же дело было не в нем.
Тизиэна не заслуживала какого-то телохранителя, который не мог дать ей ту жизнь, к которой она привыкла. Если бы они смогли быть вместе, Томмазо Луи Марчетти отвез Тизиэну в бедность, куда ни разу не должны вступать ее длинные модельные ноги. Она была жемчужиной, которой нельзя было упасть в грязь, которой полон Томмазо.
Мысли об этом еще больше злили, задевали его, и только ее ему не хватало на пути буйства. Лея Гоцци, про которую он не забыл, потому что знал всех возможных врагов на лицо, попалась ему в коридоре.
Девушка, все такая же хрупкая и маленькая, появилась перед ним. Заметив мужчину, Лея ахнула и прикрыла дрожащими пальцами рот, чтобы скрыть неконтролируемую улыбку, в которую расползлись ее губы. Она была рада видеть его спустя столько времени.
Но она не успела обронить и слово. Он пронесся мимо, осмотрев ее с ног до головы с каким-то презрением. Ей осталось проводить его взглядом, раненым, но наполненным любви, которую она продолжала теплить в сердце.
Смотря на его удаляющуюся спину, Лея желала сделать шаг и побежать. Бежать за ним и догнать, сказать, чтобы он выслушал.
Если бы она даже решила сейчас сделать это, ей бы не дал отец, появившийся словно из неоткуда, заставив Лею вздрогнуть от неожиданности.
- Я потерял тебя, - устало выдохнул Масси и поправил свой ремень на брюках, который придерживал его живот. - Что-то случилось, Лея?
Он коснулся слегка дрожащих рук дочери, заметив ее испуганные невинные глаза, бегающие по сторонам. Лея закивала, заставляя поверить, что все хорошо.
Пусть это было не так, она никогда не открывалась никому в полной мере. Только будучи подростками, она могла говорить с Тизи, которую она принимала как свою старшую сестру, но сейчас время изменилось и было не таким теплым.
- Хорошо, после церемонии Эннио и его отец хотели поговорить с нами один на один, - с улыбкой сказал Масси, погладив темные кудряшки Леи любяще, по-отцовски. - Иначе так мы никогда не придем к единому соглашению.
При упоминании Эннио девушка вздрогнула в руках отца.
- Я не хочу, - сбито и тихо прошептала Лея.
- Что? - не расслышал ее отец.
Лея смотрела на него так, словно не видя. Почему он хотел отдать свою единственную дочь, единственного ребенка? В ней что-то щелкнуло, изменилось.
В груди Леи была тихая буря, но она становилась все громче с каждым ударом сердца, которое тонко звенело, будто натянутая струна, готовая лопнуть от одного неверного движения по ней. Лея была хрупка как никогда.
Тот мужчина, любимый мужчина, был ее солнцем среди жизни, которая ощущалась для нее одной сплошной темной тучей. Он был ее дыханием, а сам дышал без нее, и она понимала это.
В его глазах она была никем. Прозрачная, незначительная. Но он - весь ее мир.
Лея устала бороться с мыслями о нем, ложась спать, зная, что просыпается для другого мужчины, которому практически была обещана. Она не могла терпеть Эннио. Пусть он не сделал Леи зла, но он просто не жил в ее сердце.
И если бы не Эннио Барбаросса и его любовь к ней, ей бы не пришлось на протяжении нескольких лет бороться с судьбой один на один, чтобы еще какое-то время ощущать глоток свежего воздуха, которого оставалось все меньше.
- Я не хочу, - громче произнесла Лея, после чего слова уже яростнее вырвались из девушки, которую все видели хрупкой куклой. - Я не хочу принадлежать Барбароссам, ни одному члену их семьи, которых я на дух не переношу!
Она была как птица в клетке, красивая, но без свободы. Никто не слышал ее молитв, обращенных к Святой Матери.
«Пусть судьба даст мне выбор. Пусть он заметит меня и вызволит. Пусть оглянется. Пусть Эннио передумает...» Но все всегда шло не так.
А в один момент Лея могла потерять последнюю веру, если все не изменится, и перестать бороться. И значило это, что однажды она может проснуться, а завтра свадьба, фальшивые искусственные улыбки, боль от потери.
- Я не выйду за Эннио Барбаросса никогда, - твердо сказала она в лицо отца.
Губы у Масси задрожали, но он не посмел сказать дочери ни слова. Она убежала, скрываясь в коридоре. Лея знала, что ее слова ни на что не повлияют и ей придется говорить с Эннио, чтобы прийти к решению, которое было уже принято без ее слова.
***
После церемонии гости отправились в главный зал особняка, где все наслаждались едой, выпивали за жениха и невесту. Все было обыденным и казалось серым. Непривычно темным.
Почему без Томмазо мне было так тоскливо? Самое обидное, я не знала, как избавиться от этого чувства, которое настигало меня.
Не выдержав, я покинула стол с извинениями и быстро скрылась в женской уборной. Мне повезло, что здесь никого не оказалось, и я могла не скрывать свои влажные глаза.
Дверь почти сразу приоткрылась за мной. Я обернулась и увидела заглядывавшего в комнату Томмазо. Убедившись, что я одна, он зашел в уборную, закрыв за собой дверь на замок.
Он прошел ко мне, а я все так же осталась стоять у рукомойников, оперевшись руками на один из них. Слышала его шаги и видела позади себя в зеркале, но не оборачивалась.
- Мы снова оба ничего не поняли, - проговорила я, и голос мой дрогнул, но не от слабости, а от вдруг появившейся злости. - Просто ушли в разные стороны, как будто так легче?
Я встретила почти опечаленный взгляд Томмазо в отражение зеркала.
- Я дал тебе время. Дал его себе. Нам. Но, похоже, это сделало хуже, - обронил Томмазо.
- Хуже? - я резко развернулась к нему, переставая контролировать порыв вырвавшихся эмоций. - Ты представляешь, какого это не знать, что между нами до сих пор: любовь или просто то, что сжигает меня изнутри?
Наши взгляды начали вести свою войну, смешанную с моей бурей эмоций и его спокойствием. Что-то надломилось в нем.
- А ты думаешь, я спал спокойно? - выплюнул Томмазо.
Я сделала шаг к нему, сомкнув ладони на его рубашке. Пальцы сжали ткань, как будто хотели вдавить всю боль.
- Тогда почему ты ушел?
- Потому что, если бы остался, мог совершить ошибку намного больнее и неисправимей, - почти прошептал он. - И ты бы возненавидела меня, а я себя.
- Ты все еще боишься? - немного успокоилась я.
- Меня съедает страх потерять тебя, но и оставаясь с тобой, я боюсь совершить ошибку, стоящую мне тебя, - процедил Томмазо, и его рука скользнула в мои волосы.
- Тогда не смей от меня отказаться, - если бы я могла, я бы это прокричала. Но сказала так, чтобы он меня понял.
Томмазо не ответил, но шагнул ближе ко мне. Его рубашка затрещала в мгновение от моих пальцев, а его руки скользнули по моему затылку.
Наши губы нашли друг друга не мягко, а словно в поединке, в порыве, в гневе и страсти. Это был не поцелуй, это крик отчаяния. Нашего, окутавшего нас.
Моя спина ударилась об стену, когда Томмазо всем телом прижал меня к холодной мраморной плитке. Мои пальцы активно и неразборчиво расстегивали пуговицы.
Он кусал мои губы яростно, пока я не менее спокойно стонала. Наше дыхание рвалось, как нити, давно натянутые в наших отношениях. А все внутри нас горело от ненависти, желания, страха, любви - все это смешалось в нас двоих, и сейчас мы оба решили насладиться этим, зная, что этот раз, возможно, был последним.
Томмазо сорвал мое платье, а укладка была испорчена. Он поднял меня, пока я обвила его талию ногами, словно цепляясь за него, как за якорь.
Эта уборная превращалась в наш ад и рай одновременно. Этот разговор и наша близость сейчас не значила, что мы решили что-то и пришли к чему-то. Это было нечто похожее на столкновение наших эмоций в порыве, которые мы больше не могли держать внутри.
Наши стоны тонули в шепоте кафеля и не были слышны гостям. Мои тихие слезы были не видны Томмазо, который прижимался к изгибу моей шеи, вдыхая мой аромат, возможно, в последний раз и погружаясь в мою плоть все глубже и резче.
Этот секс не был про нежность, он был про огонь и зверя, который вырывался из Томмазо, а мой отвечал ему с той же дерзостью, когда я ногтями царапала его кожу на спине и плечах. Мои губы оставляли следы на его шее, а зубы покусывали, словно это как-то могло его задеть, но делало только приятнее.
Его большие ладони управляли моим телом, как его сердце - моим, а я позволяла ему это. Пот на наших висках стекал, пока мы тонули друг в друге, словно в первый и последний раз. Почему же сейчас я ставила эту точку? Ничего не ясно, все было словно неправдой.
Конец нашей близости был как последний рывок бури: тяжелый, отчаянный и мучительно сладкий. Томмазо мягко опустил меня на пол, как будто боялся сломать. Как в наш первый раз.
Мы оба тяжело дышали, переплетенные телами и остатками разорванных эмоций. Мои руки дрожали, но больше не от желания, а от опустошения, которое я почувствовала, когда Томмазо вышел из меня и оказался в паре шагов.
На лице Томмазо было не облегчение, а тяжесть, и, проведя рукой по лицу, он словно хотел ее стереть, как смог это сделать во время секса.
- Это ничего не решило, - вымученно сказал Томмазо, который поправил свою одежду и, стоя в руках с моим платьем, не мог посмотреть мне в глаза.
Я стояла перед ним обнаженная, раненая, но не телом, а душой. Мои глаза все так же сияли от слез, которые не просто просились наружу, они вырывались, как предатели.
- Тогда зачем? - прошептала я. - Почему не остановил?
Он посмотрел на меня. И смотрел долго, словно запоминал, а может быть, прощался.
- Потому что не мог иначе. Ты моя слабость, всегда, - Томмазо замолчал, и его кулаки сжались с моим платьем, словно это последнее, что у него осталось от меня, а в его глазах я видела, что именно этого он боялся. - Еще не время.
- А когда? - разозлилась я, сделав шаг вперед.
Томмазо не ответил сразу. Он подошел, прикоснулся к моей щеке большим пальцем, вытирая слезу.
- Я не знаю, но вскоре я смогу, сделаю это ради тебя, ради нас, чтобы построить нашу любовь чистой и настоящей, не на взрыве и обломках.
Он говорил завуалировано и не давал понять его мысли.
- Но мы были готовы, - ответила я, не злясь, не было смысла. - Просто не знаю, сколько еще я выдержу ждать.
Томмазо закрыл глаза и сжал губы. Он склонился ко мне, касаясь моего лба своим. Все вокруг нас остановилось, а теплое дыхание Томмазо стало одновременно извинением за все и обещанием вернуться.
- Прости, - вымолвил он почти неслышно.
И он ушел. Решительно, не оборачиваясь. А я осталась в этой тесной душной уборной с его запахом кожи на себе, с солью слез на губах, обещанием, повешенным в воздухе, и пустотой внутри без него.
Я знала, что он не лгал. Но это было больнее, потому что самое страшное - любить в тишине, ждать в неведении, возвращаться в ту точку, откуда мы пришли, и оставаться одной после того, как были вместе.