Глава 7.
Помогая пожилой сеньоре Гемме перевернуться так, чтобы она смогла откашляться и отдышаться, я не переставала прислушиваться к звукам и суете, которая происходила прямо за дверью.
Сеньоре стало лучше, и когда я еще не успела отойти в сторону, дверь распахнулась резким сильным движением, и на пороге комнаты оказался Томмазо. Я удивленно уставилась на него, заметив его раскрасневшееся от гнева лицо, сжатую челюсть и кулаки, сжимающиеся невероятно крепкой хваткой. Позади я заметила слегка перепуганных Саверио и Кристину.
— Что здесь происходит? — рявкнул Томмазо, оглядывая свою мать в постели и меня, стоящую рядом с ней и пытающуюся помочь ей.
— Ты пугаешь девушку и маму, брат, — жалобно и еле слышно заговорила Кристина.
— Молчать! — разъяренно велел Томмазо. — Ты позволила чужим прийти в наш дом.
— Чужим? — удивилась я, нахмурив брови.
— Я знал, что идея плохая, — пробурчал Саверио скучающим голосом и отошел в сторону.
Я стояла в недоумении, но в еще большем непонимании сейчас прибывала сеньора Гемма, что только очнулась ото сна.
Томмазо наконец зашел в комнату, стремительно идя к кровати матери. Она хрустальными и тусклыми глазами следила за приближением сына, а когда тот оказался по другую сторону кровати рядом с матерью, перевела взгляд на меня, задаваясь немым вопросом: «Кто это такая?».
На лице моего телохранителя заиграла грустная извиняющаяся улыбка, и он лишь наклонился к матери, чтобы поправить ее одеяло. Я же присела на табуретку, на которой сидела несколько минут назад, наблюдая за сном сеньоры, и решила заговорить с ней сама, пока Томмазо ничего не сказал. Главное, что он стал спокойнее. Пока.
— Я Тизиэна Барбаросса, сеньора Гемма, — я улыбнулась женщине и посмотрела с вопросом, могу ли я взять ее руку.
Сеньора Гемма кивнула, и ее дряхлая морщинистая ладонь оказалась в моей. Она была холодной, но я надеялась, что мое тепло согреет ее хотя бы на несколько минут.
— Я приехала к вам, чтобы помочь, оказать нужную вашей семье поддержку, — продолжила я. — Ваша дочь позволила нам приехать сегодня к вам, и...
Я не успела закончить, потому что Томмазо, начавший злиться вновь, перебил меня.
— Но они сейчас же уедут, мама, и тебя никто не побеспокоит, ты сможешь отдохнуть.
Я подняла взгляд с пожилой сеньоры на Томмазо, который возвышался во весь рост над постелью матери и скрестил руки на груди. Его брови были нахмуренными, а глаза, испепеляющие меня, могли сжечь заживо ежесекундно.
Мы смотрели друг на друга. Со стороны можно было подумать, что мы вот-вот сцепимся и будем биться ради непонятно чего. Я еще не до конца поняла, почему Томмазо настолько зол сейчас. Возможно, потому что его никто не предупредил, но это не было поводом врываться с грохотом и ругаться при больной, еле живой матери.
Наша борьба взглядами могла продолжаться еще долго, но тут раздался хриплый неуверенный голос и кашель, который быстро сменился новыми попытками заговорить. Сеньора Гемма обратилась к сыну, и тот внимательно посмотрел на мать, внимая каждому ее тяжело дававшемуся слову.
— Я уже так долго отдыхаю, сынок, что это не имеет смысла, когда скоро придет конец моей жизни на земле, — отчего-то моя ладонь крепче сжала руку сеньоры, которая все еще была в моей руке. — Раньше я хорошо знала семью Барбаросса, особенно Карло, и его дочь сейчас здесь, приехала помочь нам. Сам Господь послал нам ее как свет в непроглядную темноту, которая окутала этот дом со смертью твоего отца. Мы не посмеем выгнать их, и я бы хотела познакомиться с...
Сеньора замолчала, видимо, пытаясь вспомнить мое имя.
— Тизиэной. Я хочу с ней пообщаться. Пусть она останется и приезжает, когда пожелает, если захочет навестить нас еще раз.
Уголки моих губ взмыли вверх и растянулись в улыбке. Я лишь краем глаза взглянула на Томмазо, чтобы увидеть его реакцию. Он не расслабился позой или выражением лица, но спорить с матерью не мог.
— Я благодарна вам, сеньора Гемма. Мне бы очень хотелось приезжать к вам почаще, и я буду стараться.
Но Томмазо захотел поговорить с мамой наедине. Я оставила их, решив найти брата и Кристину. Пройдя прямо по коридору, я завернула в комнату, которая оказалась гостиной, и там я нашла их. Заметив меня первой, Кристина вскочила с дивана и испуганно посмотрела на меня.
— Ты в порядке? Прости за брата, он бывает слишком вспыльчивым и злым.
— Мы прекрасно знаем, каким он может быть, наблюдаем каждый день, — усмехнулся Саверио, сидящий в мягком кресле напротив дивана.
Я подошла ближе к Кристине и коснулась ее плеч, которые слегка подрагивали.
— Не извиняйся за родных, они такие, какие есть, и нам этого не изменить, а Томмазо можно понять, он просто переживает за маму и тебя, но все хорошо.
Кристина кивнула, соглашаясь со мной, но беспокойство все же оставалось с ней. Возможно, так ей было комфортнее. Она предложила мне сесть на диван рядом с ней, но я не успела сдвинуться со своего места, как в гостиной появился Томмазо. Всех нас привлек его басистый напряженный голос.
— Тизиэна может остаться до вечера, если хочет, мама предложила, — Томмазо обращался к моему брату. — Ты можешь ехать, я отвезу ее домой после, когда сам вернусь в Сиракузу вечером.
Я пыталась сдержать улыбку, услышав такое предложение развития событий, которое пришлось мне по душе. Саверио не спеша поднялся из кресла, поправил белую рубашку и кивнул.
— Отлично, мне давно пора, — брат подошел ко мне, положив ладонь мне на плечо. — Веди себя хорошо, а ты, — он указал пальцем на Томмазо, — довези ее в целости и сохранности, и не дай я узнаю, что ты что-то сделал.
— Саверио! — возразила я.
Старший брат с упреком посмотрел на меня и одним взглядом приказал слушаться его. А вот телохранитель прожигал Саверио недобрым взглядом. Они явно раздражали друг друга.
Покидая гостиную, Саверио посмотрел на Кристину странным взглядом, который я заметила сразу.
— Я провожу вас, сеньор, — затараторила Кристина и собиралась двинуться за уходящим Саверио, но рокот, разнесшийся по гостиной, заставил ее замереть на месте.
— Нет, — Томмазо прожег сестру взглядом, не позволив ей сделать этого. — Он найдет выход сам.
Кристина, разумеется, не посмела спорить со старшим братом и согласно кивнула. После этого мне позволили вернуться к сеньоре Гемме, чтобы провести с ней время.
И это время, эти несколько часов, которые я провела с пожилой сеньорой, казались куда более долгими, но и одновременно с этим слишком быстрыми часами.
Мы говорили обо всем. Делились мыслями, давали друг другу советы. За час мы с этой женщиной стали словно давними знакомыми. Это грело сердце мне и ей и словно могло исцелить нас обоих.
— Что для вас самое главное в жизни? — среди разговора спросила я. Мне правда было интересно узнать это.
— Любовь и семья, — не задумываясь, ответила сеньора.
Казалось бы, такой обычный и предсказуемый ответ, но за ним она поспешила добавить.
— Это то, что делает жизнь каждого по-настоящему значимой. Забота о близких и сердце, горящее от любви, прекрасное чувство, которое не заменит ничего. И тебе так повезло иметь это, Тизиэна.
Я задумалась и неосознанно наклонила голову в сторону, обдумывая это.
— У меня есть прекрасная семья, это так, но любовь, от которой горит сердце...
— Твое сердце горит любовью, это очевидно, — уверенно перебила сеньора Гемма.
Ее сухие тонкие губы растянулись в самой доброжелательной и искренней улыбке. Я все больше стала понимать, почему здесь нахожусь.
— Как вы это поняли?
— Я могу ошибаться, и надеюсь, ты простишь мне это, — старая ладонь легла на грудь, где билось сердце сеньоры, и она продолжила. — Твой взгляд и общение с моим сыном. Оба ваших сердца горят друг к другу.
Ее слова заставили меня почти отшатнуться, но я сдержалась. Конечно, мое лицо поздно смогло скрыть настоящее удивление такой догадкой.
— Думаю, мое сердце и правда пылает, но этот огонь погасает, поэтому я почти не чувствую его, — с грустной улыбкой призналась я.
В глазах сеньоры промелькнул слабый ужас.
— Почему ты дала огню угаснуть? — недоумевала она.
— Томмазо не тот, кто бы позволил мне разжечь пламя, наоборот, пытается погасить его, и у него хорошо это получается.
Тут резко сеньора Гемма поднялась с подушек, насколько позволяло ее слабое тело. Она села, облокотившись на изголовье кровати, словно так ей было лучше говорить со мной на такую тему.
— Мой сын — сложный человек, — тихо заговорила сеньора, глядя на свои руки, лежащие на груди. — Многое случалось в его жизни, и ему приходилось все больше ужесточать свой характер и сердце. Снаружи он сильный, но внутри все такой же мальчик, которому бывает страшно. И его точно преследует страх, связанный с тобой и тем, чтобы открыть свое сердце тебе.
Я слушала сеньору Гемму внимательно, пытаясь понять ее рассуждения. Она, как мать Томмазо и женщина, которая воспитала его, должна знать сына лучше всего, но я не знала, могу ли я согласиться с ней и представить, что Томмазо боится чего-то.
Стук в дверь не дал нам продолжить говорить на эту тему. Томмазо появился в спальне, а это значило, что мне пора уходить.
Прощание с сеньорой Геммой затянулось, она не хотела отпускать меня и прощаться. Мне этого тоже не хотелось, но я пообещала приезжать, как только у меня будет находиться время. Покидая комнату, я сделала некие выводы, особенно после последних слов сеньоры про семью и любовь. У меня была любовь в сердце и семья, и пока это все, что было мне нужно. Пока это есть у меня, я могу жить, и я была полностью согласна со словами матери Томмазо.
Перед тем как покинуть дом с Томмазо и уехать домой, я попрощалась с Кристиной, которая стала более открытой ко мне, и покинула дом семьи Луи Марчетти только чтобы вернуться сюда вновь.