Глава 6.
Часы пробили полночь, и голоса, как вспышки огней, загорелись и окружили всех в комнате. Люди поднимали вверх бокалы с шампанским, обменивались поздравлениями, но я не могла сделать и шагу из угла комнаты, в котором старалась притаиться. Чего я этим добивалась? Не знаю. Быть здесь мне вовсе не хотелось.
После случившегося прошло меньше недели, а я должна была уже быть в людях с сияющей улыбкой на лице, когда моих близких могли убить. Взрыв машины был не случайным, кто-то хотел, чтобы с пассажирами случилось страшное, и я все еще не могла принять это. Но я была благодарна Господу, что сохранил жизнь моего брата, Леи и Томмазо, однако я думала о том, повезет ли нам так еще раз, если случится нечто подобное снова. Люди, устроившие это, явно не остановятся и захотят добиться своего. Я не знала, и не знал никто, от этого было страшно. Выяснить, кто виновен в случившемся, сложно, и не понятно, получится ли.
Пока все встречали Новый год, Томмазо вместе с Саверио работали над этим. Пытались найти информацию и проверяли все, чтобы узнать, кто же подстроил взрыв. Результата не было, как докладывал мне брат. От этого было больнее.
Гости, среди которых был отец Масси, nonna и Лея отвлеклись на еду за столом, а я незаметно выскользнула из зала прямо в коридор. Звуки стихли, и я спокойно шла по бело-черной плитке, выложенной в шахматном порядке.
Каблуки стучали по полу, и это был единственный звук поблизости, пока его не прервали более тяжелые шаги. Я прислушалась и зашагала медленнее. Завернув за угол, я увидела быстро идущего Томмазо. Мы не виделись с тех пор, как случился тот инцидент.
Он заметил меня сразу. В его глазах блеснул страх и удивление. То, что не было похоже на него когда-то, но теперь он смотрел на меня именно так. Я остановилась, как и он.
Коридор был слабо освещен, и мы были здесь одни. Я могла бы обнять его, прижаться к нему и благодаря его теплу унять эти пугающие ощущения внутри себя. Но я не имела такой возможности не с ним.
Мы смотрели друг на друга так, словно до произошедшего нас что-то связывало, а этот взрыв оборвал какую-то важную нить, элемент, за который мы могли бы зацепиться и создать большее. Взгляд Томмазо, такой тяжелый, прошелся по мне с ног до головы, словно ему было важно убедиться, что я в порядке. Двинувшись в сторону, он собирался пройти мимо меня и уйти, но я вовремя перегородила путь, останавливая его.
Пусть внутри было тягостно, я не могла оставить все как было сейчас. А ситуация между нами с Томмазо была погибающей.
— Нам нужно поговорить, — следя за темно-зелеными глазами Томмазо, сказала я.
— Я занят, — начал он грубо, но после быстро откашлялся, будто хотел смягчить тон. Вместо этого замолчал.
— Ты отстранился от меня, — стараясь говорить без нажима, нахмурилась я.
— Сказал же, что занят, — сквозь зубы процедил Томмазо, и я видела, как он сдерживает гнев внутри себя. Мне казалось, что этот гнев не из-за меня. Или мне лишь виделось.
Мне не хотелось злить его нарочно или выводить из себя. Я лишь хотела поговорить честно и прямо. Недопонимания между нами тоже были частью того, что давило на меня изнутри и не давало покоя.
— Мне страшно, Томмазо, — выдохнула я и сделала шаг к нему.
Короткий и незаметный, но он на пару сантиметров приблизил меня к нему, и стало легче дышать. После моих слов он напрягся. Или, может, потому что я стала ближе, однако не думаю, что он обратил на это внимание. Томмазо смотрел мне в глаза, словно видя в них какую-то правду, которая пугала его. Он был не похож на себя, был другим, странным, загадочным, и мне хотелось понять его.
Он продолжал смотреть на меня, а я приблизилась к нему еще, пока моя рука не взмыла в воздухе и не коснулась его щеки с темной щетиной. Прикосновение самыми подушечками пальцев, вероятно, еле ощутимое, но оно словно пробудило нас обоих от чуждых наваждений.
Томмазо привычно напрягся, я почувствовала это сразу, но ни он, ни я не отступили. Моя ладонь полностью легла на его щеку, и я встала к нему почти вплотную.
— Я желаю, чтобы ты всегда находился рядом, — невольно вырвалось у меня. Тишина коридора словно поглотила мои слова, окутав нас своим безмолвием. — Чтобы я не испытывала страха.
Чтобы я не боялась за тебя, когда ты далеко. Для того чтобы не думала о тебе и переживала за твою жизнь. Но и рядом со мной твоя жизнь не в меньшей опасности, когда твоей основной задачей стоит защищать мою жизнь ценой своей. Это слова, которые я не смогла сказать. Взгляд Томмазо быстро опустился вниз, и он бездумно глядел в пол, словно те мои слова задели его.
— Ты уверена, что я могу защитить тебя? — глухо отозвался он.
Хотелось сказать, что это не важно и что это не волнует меня. Но я понимала, что Томмазо в сомнениях. Он сомневается в своих силах, и моей задачей было поддержать его сейчас.
— Да, Томмазо, — моя ладонь на его щеке двинулась к крепкому подбородку, и я заставила его поднять голову, чтобы я смогла посмотреть ему в глаза. — Я уверена в тебе, только в тебе.
Он смотрел в глубь моих глаз. Возможно, искал правду, но мои слова были искренними и честными. Какое-то время Томмазо молчал, пока тихо не произнес:
— Я хотел уйти.
Я замерла и неосознанно нахмурилась, не осознав сразу.
— Уйти от меня? — глупый вопрос вырвался из груди с тяжелым вдохом. Стало не хватать воздуха, словно только Томмазо был его источником для меня, и будто он уже стал отдаляться, не позволяя мне вдохнуть полной грудью.
— Уйти с должности твоего телохранителя, — невозмутимо поправил он.
— Это одно и тоже, — напряглась я.
— Чтобы уйти от тебя, нужно было быть с тобой, — теперь взгляд Томмазо был уставшим и почти раздраженным.
— Хочешь сказать, что все эти годы был не со мной? — почти возмущенно спросила я, полностью перестав понимать его.
— Все эти годы да, — уверенно сказал он. — Но сейчас все меняется, и я знаю, что должен уйти, пока могу.
— Что изменится? — я сделала шаг к нему, неожиданный, словно после всех этих словно должна была отступить, но я до конца хотела понять Томмазо и держать его, не отпуская.
— Изменяться отношения между нами, а если произойдет нечто большее, придут проблемы.
— Ты не знаешь и не можешь утверждать, — отрицательно закивала я.
— Это понятно как ясный день, Тизиэна, и думать не надо, но если ты еще не поняла, подумай.
Томмазо старался начать говорить язвительно, но в глубине его голоса слышалась реальность. Внутри у него тоже тяжесть, какая-то боль и сомнения, с которыми он борется. Моя ладонь упала с его лица, когда он отвернулся от меня и ушел, покинув тусклый коридор. Сейчас Томмазо ушел, но я знала, что он не уйдет с должности. Мой отец не позволит ему этого без особой причины, да и Томмазо решит, осознает, что не сможет сделать этого добровольно. Его что-то держит рядом со мной, я знаю, и я постараюсь понять и схватиться за это, чтобы использовать любой ценой.
***
Садясь в машину, я ощутила, как мелкая дрожь и мурашки побежали по коже. Дверь за мной хлопнула, закрываясь, когда я села на заднее сидение внедорожника. Положив рядом сумку и удобно устроившись, я была готова ехать. Мой взгляд поднялся на зеркало заднего вида, и я увидела внимательный взгляд, наблюдавший за мной.
— Доброе утро, синьорина, — Жакоб, наш личный водитель, обернулся через плечо и улыбнулся мне, когда поймал взгляд.
— Доброе, Жакоб, — ответно улыбнулась я. — Пора ехать.
Жакоб был мужчиной лет пятидесяти. Он давно работал на отца, но теперь стал возить меня каждое утро в университет. После того как Томмазо уехал, его надо было заменить, и эта замена нашлась быстро.
— У вас поникший вид, синьорина Тизиэна, вы в порядке? — забеспокоился водитель, глядя на меня, на секунду оторвав взгляд от дороги.
Странно, что он спрашивал, ведь каждое утро я была такой. С тех пор как Томмазо уехал, стало плохо, словно от меня оторвали частичку чего-то важного. А может, так и было.
— Я в норме, не переживай, слегка волнуюсь перед сдачей сессии сегодня, — соврала я.
Откровенничать со своим новым временным водителем не хотелось. Не была в настроении, да и рассказывать ему правду, хоть он и был хорошим человеком, я не могла. Проще держать это в себе и справляться самостоятельно.
***
Покидая аудиторию, в которой проходила сдача, я чувствовала себя спокойно, ведь знала, что высшие баллы уже мои, пускай тревога за Томмазо все еще была со мной.
Студенты собирались в коридорах компаниями, обсуждая сдачу и прочие новости. Я же, достав телефон из кармана черных джинсов, шла прямо к выходу, где меня должна была ждать машина с моим водителем.
Продолжая путь до выхода, я открыла мессенджер и чат со старшим братом, сообщение от которого пришло еще когда я была в аудитории, но не могла посмотреть, что именно он хотел. Выходя из стен университета, я внимательно прочла его сообщение, и то, что я прочитала, заставило меня остановиться на ступеньках университета и не продолжить путь к машине.
«— Томмазо приехал. Он заберет тебя на своей машине, Жакоба я отправил».
Оторвав глаза от телефона и оглядевшись, я увидела Томмазо на другой стороне дороги. Он в своей обычной одежде и в подтянутой форме стоял у своей машины, облокотившись спиной на дверь, и покуривал сигарету. Я все так же не могла пошевелиться, стоя в ступоре.
Его не было месяц. Почти полтора я считала каждый день. Я не знала, где он был, как смог уехать и что произошло. Никто и ничего мне не говорил, поэтому сейчас при таком неожиданном появлении Томмазо спустя столько времени я была одновременно счастлива, приходила в бешенство и непонимание.
И пускай вот уже два года наши отношения с Томмазо невероятно странные и невыносимые для меня, после того инцидента с машиной мне хотелось выпытать из него правду и узнать, где он был и чем был занят. Если никто не смог сказать мне правду, тогда это придется сделать ему.
Резко сунув телефон в карман, я быстро спустилась вниз по ступеням и так же быстро перешла дорогу, стремительно идя к Томмазо. Его взгляд пылкий и отчужденный следил за мной. Он словно чувствовал мое состояние и мог бы предугадать, что сейчас произойдет. Лучше бы ему вообще было не появляться здесь.
Мой телохранитель отбросил сигарету, как только я подошла к нему, и открыл мне дверь. Не заднюю, а на пассажирском рядом с ним. Я села, и, когда он закрыл за мной дверь, обошел машину и занял место у руля, опередил меня и заговорил первым, чем удивил.
— Без лишних вопросов, Тизиэна, — его голос был сдержанным, походившим на официальный. Я не удивилась его тону, мы говорим так с тех пор, как последние нити, как-то связывающие нас с ним, оборвались, и я потеряла последние надежды с Томмазо.
— Мне интересно, где ты был? — непривычно для себя я опустила голову и смотрела на свои руки, сжимающие сумку, лежавшую на моих коленях. Говорила, не давя, показывая, что мне правда просто интересно. И Томмазо не узнает, как сильно я переживала за него все те недели, когда он был в неизвестности и я не могла знать, что с ним.
— Я был у своей сестры, — неожиданно сказал Томмазо, отъезжая от университета.
Моя голова резко поднялась, и я посмотрела на него, не сдержав улыбки. Томмазо, сказав это, словно подарил мне лучик света, открылся и поделился хоть чем-то со мной. Но мне не стоило придавать этому большое значение, и об этом напоминал взгляд Томмазо, с которым он в ответ посмотрел на меня. Я отвернулась к окну, выдохнув.
— Надеюсь, ничего не произошло, — задумчиво проговорила я, не надеясь, что Томмазо скажет больше.
— Наша мать умирает, — голос Томмазо стал приглушенным. В нем чувствовалась боль, и его глаза были пропитаны утратой.
Я дернулась, отпрянув от окна, и снова посмотрела на Томмазо. Мой взгляд забегал по нему, я пыталась понять, что же произошло. Скажет ли он мне больше, если попробую...
Моя рука неосознанно потянулась к нему. Я хотела коснуться его плеча, но, поворачивая руль, его рука дернулась, и мне показалось, что Томмазо сделал это специально, чтобы я не смогла дотронуться до него.
— Как она сейчас? — тихо спросила я, глядя на телохранителя.
Томмазо упрямо замолчал и уже подъехал к вилле. Заехав во двор и остановившись, он ждал, когда я покину машину, но мне так не хотелось уходить и отдаляться от него. Больше не злилась из-за того, что он пропал, ничего не сказав, хоть и знаю, что был не обязан мне докладывать.
— Мне хочется помочь, Томмазо, — сказала я уверенно и достаточно громко, словно он мог не услышать меня. — Знаю, что тебе нелегко, но мне хочется быть рядом. Не хочу видеть тебя таким разбитым.
Я снова попыталась коснуться его, будто могла передать все свои силы ему через касание, однако вновь не решилась, когда Томмазо подал голос.
— Тебе достаточно просто быть рядом, чтобы стало легче, — ответил он, сжимая руль и глядя куда-то прямо.
Мое сердце дрогнуло, как и рука, которую я продолжала держать на весу, так и не коснувшись Томмазо. Это было сейчас лишним и ненужным. Впервые за эти годы я услышала от него нечто большее обычных приказов или формальных обращений. Он продолжал дарить мне лучи, которые заполняли пустоту в моей груди. Пускай эти слова ничего не значат для него, а может быть, его сердце горит, это я запомню навсегда.
— Что случилось с твоей мамой? Как она сейчас? — вопросы быстро стали срываться с моих губ.
Томмазо тяжело выдохнул, но рассказал.
— Два года назад у моей мамы обнаружили рак легких. Какое-то время были большие надежды на то, что ее можно вылечить, но болезнь выяснилась слишком поздно, и сейчас мы понимаем, что ей осталось немного. Моя младшая сестра живет с ней в «Модика» и ухаживает за ней. Мне было необходимо помочь ей с матерью или... даже попрощаться.
Томмазо, всегда сильный и непоколебимый, сидел передо мной потерянный и разбитый. Давно он потерял своего отца, которого я видела однажды, будучи еще маленькой, а теперь он терял маму. И я понимала его. Знала, какого это — потерять такого важного человека в своей жизни.
— Шансов больше нет? — осторожно спросила я. — Может, я смогу помочь с препаратами или что-нибудь еще?
— Нет, — строго и резко отозвался Томмазо, перестав смотреть лишь в одну точку перед собой. — Возможно, мне не стоило рассказывать тебе. В таком состоянии мой язык развязался для лишних ушей.
Мои брови нахмурились, и я опустила взгляд. Томмазо стал отстраняться, и тем самым раня.
— Если бы ты не хотел рассказывать, не сделал бы этого, сдержался, я ведь знаю тебя, Томмазо, — последний раз посмотрев на него, сказала я и покинула машину.
Я уважала телохранителя. Любила и уважала, но мне хотелось помочь. Такой была я. Не могла не попытаться, даже если шансов не было. И план быстро возник у меня в голове.
***
— Тебе не кажется, что нам не стоит вмешиваться? — бурчал Саверио, выезжая с территории нашей виллы. Нам предстоял четырехчасовой путь до Модики.
— Томмазо работает на вас, и он столько лет охранял меня и защищал, что мы обязаны помочь его семье, как он помогает нашей каждый день, — я нахмурилась на старшего брата, потому что уже не раз повторяла ему одно и тоже, но он до сих пор не понимал.
— Я не святоша подобно тебе и не привык устраивать благотворительности, — брат усмехнулся, чем стал раздражать меня не на шутку.
— Его мама умирает, Саверио, тебе точно не стоит смеяться над этим, прошу! — мой голос сорвался, зато брат замолчал, и ухмылка быстро исчезла с его губ.
Он поправил темные волосы нервным движением руки, чтобы после двумя руками управлять рулем и вести машину более сосредоточенно. Я отвела взгляд в сторону, следя за пейзажем, проносящимся за окном, прекрасно понимая настоящие чувства Саверио, которые он испытывает сейчас. Ухмылка и шутки были прикрытием реальных эмоций, которые он испытывает. Смерть матери была для него триггером, и я знала, какого ему сейчас на самом деле. Мне тоже было нелегко, но мы едем к сестре Томмазо, Кристине, и их матери, Гемме, чтобы оказать хоть какую-то помощь и поддержку.
За два дня до этого я нашла номер Кристины Луи Марчетти, младшей сестры Томмазо, и связалась с ней. Поговорив, я смогла убедить ее на согласие с оказанием нами поддержки их матери и семьи в целом. К моему счастью, Кристина пообещала ничего не говорить об этом своему брату, который точно пришел бы в бешенство, узнай, что я все же хочу помочь его семье.
Прибыли мы к обеду. Приехав по адресу, который дала мне Кристина, нас встретил небольшой домик, находившийся на приличном расстоянии от центра города. Здесь было куда тише и спокойнее. И беднее.
— Ты идешь? — я, уже покинув машину и направляясь медленным размеренным шагом к дому, окликнула брата.
Он копошился у машины, вытаскивая с заднего сидения все то, что я везла собой и приготовила для семьи Луи Марчетти.
— Слишком много еды ты решила привезти, — бубнил Саверио, доставая пакеты со всеми необходимыми продуктами питания.
Проигнорировав очередные недовольства старшего брата, я подошла к двери дома, краска которой уже выцветала, и легко постучала по поверхности, поняв, что звонка здесь нет. Пришлось ждать недолго, и когда Саверио уже подоспел ко мне с пакетами, дверь открыла Кристина.
Я тут же улыбнулась, увидев перед собой девушку. Их сходство с Томмазо я сразу уловила, пока она смотрела на нас с братом удивленными глазами. Ей понадобилось пару секунд, чтобы очнуться, извиниться и пропустить нас в дом.
— Спасибо вам, синьорина, — слабо улыбаясь, начала Кристина, как только мы оказались в небольшой прихожей.
— Просто Тизиэна, — поправила я. — И я благодарна тебе за то, что пустила нас и позволила нашей семье помочь вам и вашей матери.
Саверио, все еще стоящий с пакетами, смотрел то на меня, то на Кристину, явно смутившуюся от присутствия мужчины рядом. Обратив внимание на брата, я сказала, обращаясь к Кристине, хозяйке этого дома.
— Мы привезли продукты и вещи, которые точно вам пригодятся, думаю, сумки нужно разобрать.
— Конечно, конечно, — Кристина спохватилась и, не глядя на Саверио, только блуждая взглядом по полу, подошла к нему ближе, собираясь взять пакеты из его рук.
Брат не позволил ей этого и только сказал.
— Скажи, куда отнести, и я сделаю это сам, они тяжелые.
Кристина смутилась еще больше, но согласно кивнула и, прежде чем удалиться, повернулась ко мне.
— Мама в комнате прямо по коридору, ты можешь зайти к ней.
Я одарила ее легкой улыбкой и пошла по коридору, пока Саверио пошел за Кристиной, вероятно, на кухню, где смог бы оставить сумки.
Идя по тихому коридору, я поняла, что меня разрывают самые разные эмоции. Это и приятные чувства от того, что я помогаю нуждающимся и даю им поддержку, которой так не хватало им с тех пор, как отец Томмазо и Кристины умер, а их мать одолела страшная болезнь.
Но мне было и страшно, словно чем ближе я была к нужной спальне, тем ближе ощущалась смерть. Ее дыхание рядом со мной было не таким чуждым, но и привыкнуть к такому нельзя. Почему-то в мыслях стали всплывать воспоминания о маме, и боль стала прожигать грудь.
Коснувшись ручки двери, я заставила себя отогнать все эти чувства. Сейчас я встречусь с матерью Томмазо. Она узнает, что в последнее время, которое она будет жить, ей будет оказана должная помощь и поддержка. Как родные, так и чужие для нее люди будут с ней. Она не одна, и это важно помнить, когда в этом мире тебе осталось уже так мало.
В комнату, в которую я зашла, проникал слабый, но свет обеденного солнца. Жалюзи на окнах были немного прикрыты, впуская только часть солнечных лучей, которые освещали постель посреди спальни.
На кровати лежала женщина. Ее дряхлое тело было укрыто одеялом, лицо, казалось, осунулось настолько сильно, что она стала выглядеть намного старше своего и так почтенного возраста. Смерть. Вот что витало здесь, и теперь я понимала, что спасения не было. Здесь было нельзя помочь.
Женщина спала, поэтому я тихо на носочках прошла в комнату и села на табуретку, что стояла возле кровати так одиноко. Одиноко было и здесь. Странная нагнетающая атмосфера. Было неприятно и словно все эти ощущения проникают через тебя и начинают тяготить, но я оставалась в комнате и смотрела на мать Томмазо, что не смогла бороться до конца.
Я просидела возле кровати какое-то время, просто наблюдая и как будто бы охраняя сон пожилой женщины, боясь, что смерть может прийти за ней прямо в нем. Ее грудь тяжело и слабо вздымалась, а дыхание было сбитым и неровным. Маска на усталом морщинистом лице подавала кислород, которого, как я поняла, не доставало в организме.
Вокруг все было спокойно и умиротворенно. Тишина окутала не только комнату, но и, казалось, весь дом до того момента, когда я услышала резкий и такой сильный стук двери. По спине пробежался холод, и стало до боли неприятно. А потом крик пронесся по дому.
Я вскочила с табуретки, стараясь сохранять тишину, чтобы не разбудить мать Томмазо, и не знала, есть ли смысл и не разбудил ли ее этот громкий пугающий крик. Вдруг я застыла на секунду, задумавшись, что делать, но меня отвлек сильный кашель, раздавшийся позади.
Обернувшись, я увидела проснувшуюся сеньору Гемму и быстро оказалась рядом с ней, чтобы помочь ей. Но страх никуда не ушел, а шаги, крики и ругань становились все ближе к спальне, в которой мы находились.