Moonlight

═╬ ☽ ╬═

Тэхён падает в ворох одеял, насквозь пропитавшихся ароматом мужа, и испуганно сжимается, не позволяя Чонгуку раздеть себя. Спустя продолжительное время и отсутствие подобной близости он снова девственник, а потому боится. Боится короля, боится боли, боится последствий и разбитого сердца, которое покрылось тоненькой корочкой льда после жестокости брата.

Вот только Чонгук не Намджун, он не набрасывается на мальчика голодным зверем, нависает сверху, согревая теплым нежным взглядом, ласкает им скрытые одеждой участки тела и ведет кончиками пальцев по щеке, провоцируя на сорванный испуганный вздох. То ли играется, как кошка с мышкой, затащив в свое логово и выжидая момента капитуляции, то ли и вправду любуется, не может наглядеться.

– Я не сделаю ничего, если ты этого не захочешь, – шепчет Чон, и у Тэхёна сердце сжимается от щемящего восторга. Горло сдавливает странный ком, мешая нормально дышать, да нимир-ра и не пытается, попадая под чарующий дурман.

Чонгук наклоняется ниже, ведет кончиком носа по его и провоцирует на робкую неуверенную улыбку, а после оставляет на губах мягкий поцелуй, воздушный и практически невесомый. За ним еще один и еще. Они по-детски невинные и приятные, пузырьками восторга оседающие где-то под ребрами. Король лениво сминает его губы, щекоча языком между, словно упрашивает впустить внутрь. И это забавно, на самом деле, ведь все, чего мужчина хочет, он может взять силой, с легкостью сломив слабое сопротивление.

Но Чонгук не делает ничего подобного, наслаждаясь каждой минутой и намеренно растягивая мгновения. Нимир-радж дразнится и соблазняет, обходится с ним бережно и учтиво, поражая галантностью и выдержкой. А Тэхёну по-прежнему страшно. Мальчик робеет неожиданно и с какой-то затаенной неуверенностью отвечает на поцелуй, пальчиками цепляясь за ворот чужой хлопковой рубашки, судорожно хватает остатки воздуха носом и неожиданно прячет лицо в сгибе мощной широкой шеи.

Переступить черту кажется чем-то непосильным, ужасающим неизвестностью и возможными последствиями. Ким дышит сорванно, жмется трепещущей пташкой и мгновенно напрягается, когда горячая ладонь скользит по бедру вверх, сминает бок, касается талии, щекочет ребра, поднимаясь до груди и замирает на запястье, осторожно сжимая то в районе пульсирующий жилки на переплетении венок.

Чонгук подносит его к собственным губам и пылко целует, спокойно встречая взгляд испуганной лани загнанного в ловушку паренька. Это похоже на безмолвный диалог, откровение настолько ошеломляющее, что спирает дух и действительно становится трудно дышать. Ким не сводит с короля глаз, ища на дне расширившихся зрачков фальшь, коварство и желание навредить, но наталкивается только на бесконечную нежность и восхищение.

– Ты самое прекрасное, что мне доводилось видеть за всю мою долгую жизнь, – тихо и уверенно произносит Чонгук, и щеки Тэхёна вспыхивают румянцем смущения, обдавая жаром шею и разливаясь теплом в теле, концентрируясь в животе. – Я никогда не причиню тебе вреда, Тэхён, – нимир-радж тянет на себя его ладонь и укладывает в районе своей груди, там, где в сумасшедшем ритме содрогается в конвульсиях несчастное преданное сердце, отданное робкому и застенчивому мальчику, строптивому и упрямому. – Никогда.

И он целует его снова. Целует влажно, чувственно, срывая с губ тяжелый вязкий вздох. Целует до тех пор, пока не ощущает, как медленно, капля за каплей расслабляется каждая клеточка тонкого изящного тела. Целует, пока губы под его губами не отвечают ему с той же страстью и не приоткрываются несмело, позволяя языку скользнуть внутрь.

Тэхён поддается, раскрывается навстречу и обнимает за шею, притягивая к себе ближе. Чонгук накрывает мальчика своим горячим телом, вклинивается между ног и не прекращает ласки, заставляя терять самообладание. Они целуются, кажется, целую вечность, трутся друг о друга неспешно, распаляются и оставляют между губами оседать влажную пленку разгоряченного дыхания.

Король по-прежнему медлит, уделяет внимание деталям, заводит мальчика, пуговица за пуговицей избавляя того от осточертевшей рубашки. Спускается поцелуями по шее вниз, наслаждаясь бархатной шелковистостью обнажающейся медовой кожи, ласкает кадык и хрупкие острые линии ключиц, гладит ладонями выступающую сетку ребер и присасывается к ужасно чувствительным соскам, выгибая Тэхёна дугой навстречу сладкой пытке.

Ким закусывает губу, гнется послушной глиной и подставляется под нежные прикосновения, сквозь полуприкрытые веки лениво наблюдая за тем, как Чонгук смотрит на него неотрывно, раздевая одним лишь только взглядом, и опускается ниже, как лижет его пупок и сжимает пальцами выступающие тазобедренные косточки, как ведет по коже над кромкой брюк носом, жадно втягивая ставший насыщенным природный аромат Тэхёна.

И останавливается, взглядом спрашивая разрешения на большее. Нимир-ра царапает ногтями простыни и, наплевав на собственную неуверенность и опасения, кивает осторожно, кажется, спустя целую вечность, приподнимается на дрожащих локтях и помогает стащить с себя возмутительно тесные трико. Ткань стекает с мягких бедер нехотя, словно не желая расставаться с желанным теплом, а мальчик вздыхает облегченно, когда давящая тяжесть исчезает прочь, позволяя наполовину возбужденному члену гармонично лечь на живот.

Тэхён запрокидывает голову назад, захлебываясь довольным вздохом, когда Чонгук одними лишь кончиками пальцев ведет по обнаженным бедрам вниз и любуется встающими дыбом волосками с роем мурашек. Он замирает у коленей и целует во впадинку под ними, скользит по икре дальше и дразняще кусает за косточку на щиколотке, наслаждаясь перекатами напряженных мышц под кожей.

Король намеренно оттягивает неизбежное, ласкает каждый открывшийся взору участок, зацеловывает и заставляет Кима потерять счет времени, забыться. Расслабиться и поддаться. Изнеженный и чувствительный, он растекается по простыням податливым котенком, хнычет едва слышно и покорно разводит ноги, открывая вид на блестящую смазкой дырочку и гладко выбритый лобок с поджавшимися яичками.

Будет ложью сказать, что Тэхён не нервничал и не ждал чего-то подобного. О, наоборот, готовился к неизбежному с особой тщательностью, не решаясь, разве что, ласкать самого себя. А теперь предлагает свободно и открыто. Порок и невинность, соблазн в чистом виде, доступный и робкий, только руку протяни и возьми. И в этой капитуляции видится нечто неправильное, странное. Словно какой-то подвох скрывается между строк, зашифрованный каверзным посланием и преподносимый в крайне двусмысленной форме.

Чонгук берет. Но не набрасывается голодным зверем, а смакует его как самое редкое и дорогое в мире вино. Подкладывает под поясницу подушку и укладывается меж разведенных ног, обещая долгую и сладкую ночь, полную прелюдий и сорванных вздохов с искусанных губ. Он любуется им, как величайшим произведением искусства, запоминает мельчайшие детали, ощущает под пальцами мягкость кожи и сглатывает тяжелый ком слюны, подавляя в себе желание раньше времени попробовать ее на вкус.

Тэхён плавится, облизывается нетерпеливо под пристальным изучающим взором и руками разводит бедра шире, демонстрируя себя более чем откровенным покорным мальчиком со стоящим колом членом и розовой сокращающейся дырочкой, мол, бери, чего же ты медлишь. Нимир-радж улыбается ему мягко, прожигая голодным взглядом, и накрывает его ладони своими, едва заметно сжимая. Отводит их в сторону и оставляет на месте фантомного следа поцелуи, обещая все и даже больше, но много позже.

Шифровка разгадана с небывалой легкостью, читается между строк отчаянием и страхом, а Чонгук не из тех людей, кто бросается на то, что так просто предлагают сразу. Спешка им совершенно ни к чему, и этот незамысловатый жест окончательно вселяет в Тэхёна уверенность, забирая с собой остатки напряжения. Понимание того, что Чону нужно не просто его тело, крепнет в нем с каждой минутой все сильнее, по мере того, как становятся откровеннее ласки и глубже голос, нашептывающий ему на красное от смущения ушко комплименты.

Проклятые порочные губы рисуют влажные дорожки на груди, припадают к впадине пупка, наслаждаясь мягкостью кожи, и намеренно избегают возбужденного члена, скользя по краю до заветной цели, ставшей, кажется, еще мокрее. Когда язык впервые проходится на пробу по сжавшемуся колечку мышц, Тэхёна будто прошивает сотнями разрядов тока, разливаясь по венам обжигающей лавой. Он стонет жалобно и протяжно, невольно сдавливая коленками широкие плечи, и запускает пальцы в смоляные пряди, сжимая те у корней.

Чонгук слизывает потеки смазки, припадает к дырочке губами и, кажется, окончательно сводит мальчика с ума, наслаждается, смакует пряный вкус и с удовольствием наблюдает за метаниями Кима, добавляя к сладкой пытке пальцы. Слишком увлеченный процессом, он будто и не замечает дискомфорта, лишь шире разводит ноги, открывая больше доступа к собственному телу, и запрокидывает голову, распахивая рот в немом стоне.

Растяжка занимает у них чрезмерно много времени, оседая пленкой пота на коже. Чон не намерен торопиться даже в этом и толкается на пробу лишь одним пальцем, ощущая тугие эластичные стенки и подключая язык. Двигает им неспешно, гладит размеренно, давая возможность свыкнуться с ощущениями снова. Король внимательно следит за реакцией на каждое свое движение, чутко улавливая перемены в настроении взвинченного нимир-ра, и сглатывает тяжело, заведенный от одного лишь только вида извивающегося от его рук юноши. Тэхёна практически бесит такая медлительность, его разрывает изнутри от нетерпения и ошеломляющей заполненности после, когда не в силах сопротивляться жалобному хныканью Чонгук проталкивает еще один палец, двигая уже сразу двумя, а после и вовсе заменяет те языком, смачивая сфинктер собственной слюной.

Это заводит куда сильнее любого подчинения и принуждения. Когда есть, с чем сравнивать, начинаешь понимать многое, например, то, что с Намджуном Кима не выворачивало наизнанку от такой всепоглощающей эмоциональной составляющей. Только сжигала страсть, оставляя после себя гнетущее опустошение и ощущение гадкого осадка, как будто чего-то крайне важного не доставало в складывающейся картине ядовитой любви.

Им с королем же достаточно только взгляда, чтобы потеряться в реальности и понять друг друга без лишних слов. С братом Тэхён не успевал осознать всей сокровенности действа, близость сводилась к низменным инстинктам и погоне за удовольствием, с Чонгуком ему хочется плакать от огромной волны противоречивых чувств.

Они обнажаются, избавляясь не только от видимой внешней одежды, но и от тех масок, которые носили долгое время, сейчас представая открытыми и честными. С Чоном мальчик не боится быть уязвимым, быть слабым, быть самим собой, в конце концов, отдаваясь на волю сильным и надежным рукам. Нимир-радж поднимается выше, вовлекает в поцелуй, передавая чужой терпкий вкус на языке, и Ким стонет ему прямо в рот, оставляя царапки на спине, когда сразу три пальца толкаются в его безумно мокрый от возбуждения вход.

Кожа расцветает синяками и укусами в тех местах, до которых Тэхёну удается дотянуться. Ему хочется оставить на мужчине как можно больше своих следов, пометить, прокусить до крови, раскатав на языке солоноватый вкус, распробовать всего и забрать себе без остатка. И в этом у них с королем взгляды абсолютно сходятся, потому что они оба оказываются голодными до ласк и прикосновений, охотно делятся теплом и слизывают испарину с губ, передавая мешанину сладостей в поцелуях.

– Пожалуйста, – Ким всхлипывает отчаянно, цепляется за сильные плечи и до крови закусывает нижнюю губу, не в силах уже выносить эту пытку. В низу живота все так сладко тянет и жжется, печет раскаленными углями растущего снежным комом удовольствия, настолько яркого, что сводит судорогой мышцы на сгибе бедер, которые юноша старается развести шире и самостоятельно толкнуться навстречу ленивым фрикциям.

– Да, котенок, что ты хочешь? – горячее дыхание обжигает висок, и Тэхёна пробивает на крупную дрожь, когда пальцы снова толкаются внутрь, до предела растягивая эластичные стенки. Чонгук внимательный и беспощадный в своем желании довести супруга до сумасшествия, он намеренно обходит заветную точку и гладит изнутри провокационно медленно, пока не выходит полностью, кружа подушечками по краю.

– Тебя, – хнычет нимир-ра, уже не соображая ровным счетом ничего, и у Чона в паху все крутит от такого развратного и покорного мальчика, добровольно упрашивающего засадить ему по самые яйца. – Я хочу тебя, во мне, немедленно! – звучит как приказ, почти отчаянный вскрик, и он переходит в протяжный стон, когда Чонгук входит, господи, наконец-то входит в него, заполняя собой под завязку. Это больно, черт побери, остро и просто запредельно. Нимир-радж слишком, слишком большой и толстый несмотря на растяжку, больше, чем Тэхён может принять, больше, чем когда-либо вообще принимал.

– Дыши, малыш, – ласково просит Чонгук, смазанно целуя в висок, и замирает, не двигается, дает привыкнуть и осыпает воздушными поцелуями лицо, увлекает в затяжной и влажный, чтобы отвлечь от тянущего дискомфорта и впервые на пробу толкается.

С губ обоих срывается мучительный стон. Ужасно тесно, мокро и непривычно, не самый удачный размер для первого раза, но Тэхён старается, очень старается расслабиться и выдыхает облегченно, когда шершавая ладонь Чона сжимает его член и нарочито медленно ведет по стволу, собирая предэякулят, щедро сочащийся из узкой щелочки. Становится легче, проще воспринимать разрывающую изнутри заполненность.

Он обвивает ногами талию Чонгука, практически складывается пополам и целует его снова, пытается начать двигаться и возмущенно мычит, когда король удерживает за бедра, не позволяя своевольничать. Ему виднее, Чон чутко улавливает любое изменение в теле партнера и точно знает, что к подобным резким движением тот еще не готов. Да и к чему торопиться? Куда приятнее разжигать костер истомы постепенно, медленно, капля за каплей испаряя терпение и забирая дыхание из легких.

От поцелуев горят губы, горят внутренности, свербит в паху, и терпеть и дальше просто не представляется возможным. Нимир-радж предпринимает первую осторожную попытку и толкается максимально медленно, на жалкие сантиметры входя глубже. Тэхён под ним гортанно стонет, гнется навстречу и подмахивает сам, расцарапывает плечи и одним взглядом обещает круги ада, если он сейчас же не продолжит. Такой нетерпеливый котенок, что удержаться от кривой усмешки не представляется возможным.

Между ними не остается и сантиметра лишнего расстояния. Чонгук ложится на него практически полностью, смотрит в глаза неотрывно и делает новый мучительный толчок, завороженно наблюдая за тем, как вздрагивает мокрый веер слипшихся от робких слезинок, собравшихся в уголках, как приоткрываются в низком стоне чувственные малиновые губы, и как тяжело поднимается и опускается кадык после очередного сглатывания под тонкой кожей, покрытой испариной.

Это не секс, это уже что-то другое, глубоко личное, возвышенное, полное чувств и безмолвных признаний, вышитых красными нитями на венах. Тэхён впивается пальцами мужчине в бедра, пытается притянуть к себе еще ближе, теснее и гладит поощрительно и требовательно, упрашивая на грубость. Но, о господи, его первым по праву должен был стать Чонгук, такой внимательный и нежный, такой чувственный и опытный, что толкается сейчас внутрь невозможно медленно, капля за каплей забирая самообладание и всякое терпение.

Это действительно не просто секс, как бы глупо не звучало. Король занимается с ним любовью, считывая каждую эмоцию и откликаясь на малейшее действие, стараясь доставить как можно больше удовольствия, а не дискомфорта в погоне за собственной разрядкой. Тэхён плачет снова, но на этот раз не от ужасной заполненности, а от переизбытка чувств. Он жмется теснее, задыхается от нежности, тычется в шею губами, всхлипывает тихо и оттягивает зубами тонкую кожу, ласковым котенком старательно зализывая след от укуса.

Самоконтроль трещит по швам. Чон выходит практически полностью, оставляя внутри лишь головку, и засаживает снова, размашисто и с оттягом, срывая с губ удивленный вскрик. Тэхёна подбрасывает на кровати, и перед глазами мелькают звезды, а брюнет продолжает, повторяя пытку снова, задевает тот заветный комок нервов и движется в прежнем ленивом темпе, натягивая нервы обоих подобно струнам гитары. Чем дальше, тем проще, стенки послушно расходятся под давлением толстого ствола, пропускают глубже и обволакивают вязким терпким теплом.

Смазка стекает по бедрам вниз, марает простыни, хлюпает невозможно пошло и заставляет стонать несдержанно от того, насколько им обоим хорошо. Притупившаяся боль стреляет куда-то под ягодицы, и Тэхён жмурится от волны жара, волнами набрасывающейся на низ живота. Ему ужасно хорошо, тело сводит судорогой и ноги помимо воли расходятся в стороны в попытке принять больше.

Чонгук раздвигает их шире, фиксирует тяжелыми ладонями на внутренней стороне бедер и продолжает вдалбливаться в том же размеренном темпе. Медленно внутрь и наружу, с особым удовольствием наблюдая за метаниями находящегося на грани мальчика. Жалящее тепло подбирается по яичкам вверх, скапливается на кончике члена концентрированным удовольствием, делая кожу ужасно чувствительной к любым прикосновениям.

Им жарко, душно, нечем дышать, пот градом скатывается солеными каплями по вискам, ложится испариной на спины, стекает по ключицам на живот, и Чонгук жадно языком слизывает его с разморенного тела мужа, отводит бедра назад и толкается глубоко в довольно хнычущего Тэхёна, подмахивающего рвано навстречу. Это практически больно, они балансируют на тонкой грани между одуряюще хорошо и тошнотворно плохо.

Тяжесть маячащего на горизонте оргазма разливается волной лавы внизу, лижет яички и наконец-то разрывается невыносимым взрывом, оглушая стонами и отрезвляя глубокими бороздами царапин. Все краски меркнут перед ярчайшими взрывами за зажмуренными веками, скручивая в спазмах удовольствия тела. Громкие протяжные стоны тонут в поцелуе. Эмоции делятся на двоих, как и чувства с ощущениями.

Пальцы сплетаются в замок, сливаются дыхания и становятся едиными эмоции, считываемые на дне радужки. Весь мир меркнет, пока Чонгук с низким рыком изливается глубоко в Тэхёна, продолжая толкаться внутрь, ощущая, как судорожно сжимается вокруг него в послеоргазменных судорогах мальчик, заливая их животы спермой. Король же заполняет его собой до краев, смешивая их запахи, слюну и вкусы воедино, выжигая новый виток на уже имеющихся магических татуировках.

Густое семя редкими толчками выплескивается наружу из растянутой дырочки, и нимир-ра впервые не ощущает от этого омерзения. Не чувствует себя грязным или использованным, не ощущает той всепоглощающей опустошенности и горечи, как было прежде, купаясь в легкости и эйфории от случившегося в попытке восстановить дыхание. В груди теплится большое и трепетное, горячее, нежное и волнительное. Тэхёну хочется большего, и он утягивает Чонгука в тесные объятья, оплетая и руками и ногами, упрашивая на долгий ленивый поцелуй.

Король не отказывает ему в этом капризе, по прежнему согревая своим уютным и таким правильным присутствием.