Moonlight

═╬ ☽ ╬═

Тэхён просыпается на следующий день только ближе к обеду. У него до сих пор болят губы от пылких поцелуев до поздней ночи, горят следом чужого отпечатка и ноют из-за нехватки уж очень прикипевшего тепла. К тому моменту, как он открывает глаза, уже по-весеннему яркое солнце занимает свое место на небосводе и угрожает быстро скатиться к горизонту, обещая прохладный, но душевный вечер у камина за чашечкой чая.

Ким улыбается мечтательно впервые за долгое время, лениво потягивается, лелея в груди теплое трепетное чувство, и спешит одеться, покрываясь мурашками то ли от воспоминаний обжигающих прикосновений на своей коже, то ли от сквозняка, некстати ворвавшегося в комнату. Случившееся ночью словно что-то незаметно меняет в нем, ломает какие-то барьеры, мешающие дышать полной грудью, потому что сейчас Тэхён словно просыпается заново, ощущая небывалую легкость во всем теле.

Ему хочется смеяться, просто так, без повода, хохотать, задыхаясь от восторга и радости, но он только вздыхает тяжело, умываясь наскоро, и в растерянности оглядывает шкаф с одеждой. Лоб прорезает недовольная складка, Тэхён хмурится озадаченно, не зная, что лучше всего будет смотреться на нем сегодня и раздосадованно закусывает губу, улавливая нить собственных мыслей. Ким должен выглядеть особенно красивым, горло будто щекочет изнутри пузырьками волнения, когда он выбирает наряд и долго крутится у зеркала, пытаясь предугадать реакцию короля.

Но все попытки оказываются тщетными. Донельзя взвинченный парень попросту надевает то, что нравится ему и не сковывает движений, а после наконец-то покидает комнату, спеша увидеться с Чонгуком. Сердце ускоряет бег беспричинно, как и юноша прибавляет шагу, в считанные минуты добираясь до столовой, которая встречает его молчанием и накрытым завтраком на одну персону. Глаза в растерянности бегают по столу, по стенам, пустым стульям, а в груди будто разрастается огромная ледяная корка, сковывая внутренности тревогой.

Это настолько нелепо и безумно, что просто смешно. Чон просто задерживается на поздний завтрак, а Тэхён уже готов бить тревогу и захлебываться паникой. В конце концов, король не обязан приходить вовремя, он может быть обременен делами королевства и не следить за временем столь щепетильно, как супруг, который не хочет верить в совпадения и спешит к заветному кабинету в надежде получить успокоение, лицезрев нимир-раджа лично.

Сердце колотится в груди как сумасшедшее, когда в назначенном месте Чонгука не находится. Это похоже на кошмарный сон или чью-то глупую шутку, совершенно несмешную и страшную. Ким практически бежит из комнаты до спальни, снова разочарованно хлопает дверью и практически обезумевшим добирается до тренировочных трибун, наталкиваясь на явно встревоженного Юнги с одним из приближенных короля.

– Где Чонгук? – наплевав на формальности и напускную вежливость, выпаливает на одном дыхании Тэхён, высматривая заветный силуэт в толпе тренирующихся леопардов. Но взгляд лишь цеплялся за пустоту, наталкивая на дурные мысли и без того взвинченного мальчика. В глазах у него плещутся непонимание и растерянность, от которых даже у черствого Юнги неприятно колет в груди.

– Тэхён? – осторожно зовет Мин, пытаясь привлечь внимание дерганного леопарда, но тот будто не слышит, не желает слышать и отвлекаться от поисков. Это словно заложено в нем на уровне инстинктов, животное чутье, которое буквально сигнализирует об опасности, сбой в днк, почувствовавшей ошибку кода в общем узле связей. – Тэхён послушай меня, – пальцы вцепляются в плечи и с силой встряхивают, заставляя посмотреть в лицо, и только этот жест наконец-то отрезвляет Кима, вынуждая прислушаться к, вероятно, роковым словам. – Чонгука здесь нет, утром с отрядом они отправились на границу, дабы пресечь первую волну протеста и остановить неожиданно начавшийся бунт, – нимир-ра слышит только «бунт» и внутренне ежится от озноба, пробежавшегося по коже толпой колючих мурашек.

Волна недовольства в массах видится ему чем-то ужасным, кровопролитным и пагубным, тем, что способно разделить их с Чоном на долгие месяцы, если не разлучить навсегда. Тревога вяжет в нем тончайший узор из опасений и ядовитых домыслов с ужаснейшими исходами, один кровожаднее другого. И тот факт, что он впервые думает о Чонгуке в таком ключе, говорит о многом. Тэхён боится за него, боится за их совместное будущее, боится той неизвестности и неожиданной разлуки, к которой оказывается совершенно не готов, лишаясь единственной надежной опоры. А еще больше он боится того, насколько сильно умудряется привязаться к тому, кого старательно пытался ненавидеть практически целый год, выстраивая между ними преграду из злости и равнодушия.

– Ваше величество, король отдал приказ позаботиться о вас, а значит, и помочь вам освоиться в новой животной ипостаси, – подает некстати голос спутник Юнги, в котором Ким узнает Уджи, что предпочитает вечно отмалчиваться, следуя за нимир-раджем безмолвной внимательной тенью. Парень склоняется перед мальчиком в низком поклоне и смотрит излишне пристально, тяжело. Один из личных телохранителей короля, он вызывается стать помощником и наставником для его супруга, вот только Тэхёну не нужна чужая забота.

Единственный, кому доверено оберегать и обучать нимир-ра, отбыл вместе с подданными на границу государств. Из глаз исчезают растерянность и страх, юноша расправляет плечи и подбородок вскидывает упрямо, с вызовом глядя на самоназванного наставника. Это преображение настолько неожиданное, что даже Мин, открывший было рот, чтобы возразить своему напарнику, невысокому худощавому леопарду с колючим темным взглядом, застывает в удивлении, ожидая очередного взрыва гневной тирады от явно взвинченного нимир-ра.

– Мне не нужна ничья помощь, кроме моего короля, вам это ясно? – пугающе спокойным голосом произносит Тэхён и, не дожидаясь ответа, уходит прочь, украдкой вытирая со щек неосторожно сорвавшиеся слезинки, непрошенные свидетели слабости.

Война. Не остается никаких сомнений в том, к чему ведут все волнения на границе и нежданные мятежи. В глазах неожиданно темнеет, и юношу кренит в сторону из-за охватившей тело слабости, заставляя мальчика ухватиться за стену, чтобы не упасть. Конечности будто набивают ватой, а к горлу подкатывает тошнота, когда до него в полной мере начинает доходить смысл сказанных Мином слов. Тэхён всхлипывает тихонечко, вспоминая события прошедшего вечера заново. Ласковые прикосновения, тихий бархатный шепот и взгляд, тот самый умоляющий взгляд, словно король уже тогда знал свою судьбу. Словно все, на что он мог надеяться, это на прощальный поцелуй того, кто упрямо отталкивал его, хотя глубоко в душе...

Ким срывается с места и бежит, не разбирая дороги, прямиком в лес. Бежит, поддаваясь эмоциям, инстинктам, впервые на памяти вверяя бразды правления зверю внутри, который с легкостью берет контроль над телом, изменяя то до неузнаваемости и покрывая мехом. Это обращение проходит куда быстрее и спонтаннее, нежели предыдущее, оно отдает болью и судорогами в мышцах из-за резкого видоизменения. Но даже она не сравнится с той, что разрывает сердце отчаявшегося мальчика, который почти теряет разум, не зная себя от горя, и скрывается в непроходимой чаще, обезумевшим леопардом исчезая от людских глаз, дабы зализать раны душевные.

═╬ ☽ ╬═

В старой обшарпанной крепости, повидавшей многое и обещавшей увидеть еще столько же благодаря надежной защите, Чонгуку голодно и беспокойно. Идея отправиться на границу небольшим, но довольно сильным отрядом, уже не кажется ему такой уж хорошей идеей, и только мысли о том, что в противном случае Тэхён остался бы без защиты вовсе, согревает его холодными ночами, пока они собирают информацию от жителей близлежащих поселений.

На самом деле, он вполне мог отправить на границу кого-нибудь из своих приближенных, уполномочить лицо выступать от имени короля и безвылазно осесть в замке, лелея собственную безопасность, но Чон не из таких людей. Привыкший все контролировать лично, мужчина сам общается с народом, желая из первых уст услышать неисковерканную лживыми ртами правду о том, как действительно живется простому люду на окраинах. И полученная информация повергает нимир-раджа в шок.

Те приближенные, знатные вельможи, уполномоченные руководить этими землями, те вассалы, что самоотверженно били себя в грудь, заверяя в том, что ситуация под контролем, как и ожидалось, скрыли от Чонгука самое главное. Недовольные тиранским правлением и обложением податями крестьяне пошли на поводу у сладкозвучного искусителя, пообещавшего им благополучие и мир в обмен на предательство того, с чьей руки они питались годами. Понять их можно и возможно, допустимо даже простить, ведь они всего лишь жалкие пешки в руках опасного игрока. Но вот знатным господам уготована участь похуже смерти.

Заручиться уважением народа не сложно, по правде говоря, достаточно лишь наказать виновных и выбрать более достойного кандидата. Разница лишь в том, что право выбора Чонгук оставляет за людьми, наслаждаясь блеском в их глазах и чувствуя груз усталости на собственных плечах из-за осознания того, во что чуть не превратилось его королевство под властью самодуров, не знающих меры. А теперь к этой тяжести прибавляется и кровь на руках из-за неугодных – первые вестники надвигающейся войны.

Бесконечное количество времени, ужасающе быстро складывающееся в месяцы, у короля уходит на то, чтобы заглянуть в каждый уголок королевства, услышать каждого желающего говорить и принять мудрое решение, отнимающее немало сил, дабы искоренить червь недовольства и восстановить шаткий мир, не позволивший бы разразиться междоусобной войне. До Чона не доходит вестей из замка, и остается лишь надеется на то, что у Тэхёна под бдительным присмотром Юнги все более чем хорошо. Во всяком случае, в это хочется верить, потому что противный огонек беспокойства говорит совершенно об обратном, да и мрачный Хосок под боком не придает ему уверенности своим кислым видом. Тоже волнуется и боится, но не решается высказывать предположений вслух, дабы не сглазить. Сердце у обоих щемит из-за странного нехорошего предчувствия в ожидании какого-то взрыва.

Чимин, увязавшийся вместе с ними, словно чувствует неладное, ластится хитрым послушным котом, напрашивается на ласку и вливает в уши сомнения сладчайшими потоками искушения, дразняще скользя подушечками пальцев по вмиг напрягающимся мышцам живота. Он падает на колени перед своим королем, поклоняется тому, словно богу, и отдает всего себя на алтаре жертвенности, желая таким образом утешить пребывающего в не лучшем расположении духа нимир-раджа.

Пак знает все слабые места мужчины и давит на них с упрямством, достойным похвалы. В целеустремленности и желании угодить ему нет равных, а потому маячащая на горизонте надежда в падении сопротивления придает лишь больше уверенности в собственной обольстительности. Право слово, ну разве может тягаться с ним, умелым и искушенным, какой-то угловатый юнец, не способный отличить пылкую привязанность от обмана? Сомнения лишь на руку соблазнителю.

Эти прикосновения приятные, дурманящие и сладкие – именно то, в чем Чонгук нуждается уже давно, загоняясь в погоне за ускользающим видением желанного образа. Тэхён далек от него, излишне замкнут и боязлив, недоверчив и невинен несмотря на прошлое. Сломить такую крепость сопротивления кажется Чону попросту невыполнимой задачей, выпивающей из мужчины последние соки. Чем дольше продолжается их борьба за право интимных прикосновений, тем чаще начинается казаться, что лишь королю необходимы тепло и ласка, что хрупкий мальчишка излишне холоден и неприступен из-за незаинтересованности, верности другому.

Чонгуку тошно от собственных мыслей и чужих прикосновений на собственной коже.

– Пора уже признать, ваше величество, что было ошибкой жениться на этом неблагодарном, – шепчет томно и сладко Чимин, окольцовывая шею Чонгука руками. – Он вас не ценит, не понимает той огромной оказанной ему чести – быть вашим мужем – и вряд ли когда-нибудь поймет, – и в пору бы согласиться, поддаться и начать плыть по течению, но покоя не дают воспоминания теплых пальцев, тонких запястий и сладких мягких губ, так податливо открывающихся навстречу, жмущихся доверчиво и пугливо, будто по незнанию.

Сердце словно в тисках сжимается, но не под властью умелого любовника, а под чарующей улыбкой невинного ребенка, попросту толком не понимающего истинную природу пробудившихся в нем чувств. Вот что действительно ценно и достойно ожидания, куда слаще вкус победы, когда она достается непосильным трудом, а не преподносится на блюде так же легко, как и сотням другим до тебя.

Лицо Чонгука брезгливо кривится, а руки отталкивают от себя чужие, отбиваются от дурмана, въевшегося под кожу, но не пропитавшего воздух насквозь. Дышать становится легче, Чон будто трезвеет вмиг, вспоминая, кто он и где находится, а главное почему предпочел Чимину строптивого мальчишку с ангельским лицом и совершенно чистыми помыслами.

– И долго ты еще собираешься хранить верность тому, кому плевать на тебя, Чонгук? – Пак дует губы обиженно, смотрит исподлобья злобно и поправляет стекающую с плеч рубашку в тщетной попытке прикрыться. Гнев гложет будто бы изнутри, разъедает завистью и подталкивает на безумные поступки. Жаль только, что доводы слишком поверхностны и скучны.

– Столько, сколько потребуется, чтобы заполучить его, – Чимин упрямый до жути, льнет снова, обнажаясь по пояс, целует голодно, влажно, требовательно, надеясь получить хоть какой-то отклик от черствого и равнодушного нимир-раджа, но тот лишь отводит голову в сторону, избегая новой порции поцелуев, утирает рот тыльной стороной ладони и сбрасывает с себя настойчивого искусителя. – Я же сказал нет, Чимин. Проваливай, – произносит достаточно холодно и яростно для того, чтобы дать понять, наконец, о смене приоритетов в жизни короля, не желающего расшатывать устоявшийся порядок в своей семье, которую старается сохранить небывалым усилием воли.

– Ты сам поймешь вскоре, насколько ты ошибаешься на его счет, когда-нибудь тебе надоест гнаться за невозможным, а Тэхён никогда не ответит тебе взаимностью, потому что любит своего братца больше, чем кого-либо еще, – Пак поднимается на ноги медленно с грациозностью дикой пантеры, неспешно накидывает на плечи рубашку, смотрит долго, испытующе, надеясь найти хоть один крошечный проблеск надежды, знак, свидетельствующий о том, что в ледяном сердце мужчины для него припасено местечко, пусть и в самом укромном и темном уголке, но натыкается лишь на бесконечную черноту и режется об острую линию напряженных скул и сжатых в тонкую нить губ.

Не это ли является лучшим ответом на все неозвученные вопросы?

═╬ ☽ ╬═

На то, чтобы совладать с ураганом эмоций, бушующим внутри, и хотя бы на малые крохи признать тлеющие в груди чувства, у Тэхёна уходит не меньше месяца. Он довольно много спит, не принимает человеческий облик и питается крайне редко, когда голод совершенно уж скручивает судорогой желудок, вынуждая вернуться в замок и запастись снедью. На этом его присутствие в замке и заканчивается. Ким исчезает в лесу снова так же быстро и незаметно, будто и не появлялся вовсе.

Вот только тревога все равно не покидает юношу ни на миг, разрастается паутиной и давит на легкие, сковывая холодным беспочвенным страхом внутренности. Киму снятся странные сны, снится Чонгук и чьи-то отчаянные крики, после которых мальчик обычно просыпается с бешено колотящимся сердцем и гулом в ушах, дергаясь от малейшего неосторожного шороха. Но в кромешной темноте никогда не дремлющего леса не видно ни зги, а потому безмолвный наблюдатель остается нераскрытым.

Тэхёну начинает казаться, что он сходит с ума, что это предсмертные галлюцинации завладевают им, зазывая в потусторонний мир жалостливыми стонами и воплями о пощаде. Ким забирается все дальше и дальше в лес от преследователей, зовущих его обратно. Беспокойство оказывается настолько сильным, что на исходе первого месяца нимир-ра становится ужасно дерганным и наконец-то возвращается домой на постоянной основе, переодевается в припрятанные одежды и идет к центральному входу, ведомый шестым чувством, интуицией, не иначе, потому что то, с чем молодой человек сталкивается на пороге, пробуждает в нем леденящий душу ужас.

Чужие запахи повсюду, стелятся удушающей дымкой, несут за собой ароматы страха, пота и крови, а самое главное – чьих-то мучительных воплей, полных отчаяния и боли. Не колеблясь ни секунды, он устремляется прямиком к ним, врывается в главную залу и попадает прямиком на бал из жестокости и пыток. В окружении незнакомых вооруженных леопардов (сомнений нет, их аура подавляет один лишь присутствием) предстают главным блюдом самые верные приближенные короля, поставленные на колени.

Юнги улыбается ему изуродованным ртом, кривит губы в оскале и смотрит исподлобья, одним взглядом приказывая бежать, пока не поздно. Пока странный обряд экзекуции не добрался и до мальчика. Но ноги будто врастают в пол, оцепенение сковывает тело железными оковами, пригвождая к месту. Тэхён осматривает каждого из пострадавших и словно задыхается, глотая ртом спасительный воздух. Их глаза, полные тоски и отчаяния, обращаются именно к нему, единственному спасителю и надежде, который может сделать хоть что-нибудь.

Ким нервно облизывает свои губы и переводит взгляд на, как ему кажется, главного зачинщика «веселья», мужчину с неприятной отталкивающей внешностью, сотканной из сотен острых линий и граней, чей колючий взор пробирает ознобом до костей. Он тянет на себя ошейник, окольцовывающий шею Мина, и улыбается совершенно гадко, склоняя голову в бок и с любопытством ожидая реакции нимир-ра, который неожиданно понимает скрытый подтекст и причину неожиданного кровавого пира, приуроченного, вероятно, к новой порции его страданий.

– Ким Тэхён, я полагаю? – незнакомец смотрит голодно, пристально, вызывая у Тэхёна лишь отвращение и приступ небеспричинной тошноты. Страх мешается в нем в ядовитых коктейль с омерзением, угрожая вывернуть наизнанку внутренности. – Так вот как выглядит супруг короля, жалкое подобие оборотня, не умеющее даже принимать звериный облик, – мальчик переводит растерянный взгляд на Юнги и встречается с точно таким же, только менее удивленным и скорее удовлетворенным. Поистине, эти странные пустые глаза умели говорить лучше сотен умелых ораторов, без лишних слов передавая скрытый в мыслях посыл. – Впрочем, я не удивлен, твои подданные не менее жалки, чем ты.

– Вам нужен я, а не они. Отпустите моих людей, – игнорируя поток оскорблений, коротко бросает Ким, наконец-то переводя взгляд с Юнги на мучителя и высокомерно вскидывая голову. Такое смелое заявление и такая большая неуверенность в собственных силах. Как жаль, что напускная заносчивость не в силах справиться с кем-то сильнее тебя.

Предложение более чем заманчивое и ожидаемое, поскольку на губах мужчины расцветает самодовольная усмешка, не предвещающая ничего хорошего. Он делает короткий знак своим приспешникам прекратить пытки и шагает навстречу сжавшемуся в ожидании неминуемого юноше, осматривает задумчиво с головы до ног, раздевая глазами, а после хватает за руку и силком тащит прочь из зала, заталкивая в первую попавшуюся комнату.

Тэхён путается в собственных ногах, теряет равновесие и валится на пол, с испугом глядя на своего палача снизу вверх. В нем страх клокочет подобно буре, подобно удушающему облаку дыма, заставляя зверя внутри с любопытством повести носом, выныривая из черного метафизического туннеля настороженной дикой кошкой. Ким не сопротивляется, когда мужчина вздергивает его за плечи грубо и валит на чью-то мягкую кровать, подминая под себя, практически сдирая тонкие одежды. Мальчик слабо упирается тому в грудь, уворачивается от влажных диких поцелуев, но не издает ни звука.

Не потому что не хочет, а потому что попросту не успевает. В этот раз все происходит несколько иначе, не поддается какому-либо контролю или объяснению. Он просто захлебывается какой-то дичайшей яростью, сгорает заживо под потоком обжигающего жара и набрасывается на насильника сам, до крови кусая того за губу. Мужчина рычит недовольно, отпускает грязное ругательство и отвешивает ему звонкую оглушающую оплеуху, на мгновение даже выбивающую из сознания. И этого вполне достаточно для того, чтобы зверь смог завладеть телом, по-своему распорядившись полученной возможностью.

Все происходит словно в каком-то диком сне, нереальном и ужасающем. Тэхён и сам не понимает, как успевает резко вскинуть руку с неожиданно удлинившимися когтями и вонзить ее незнакомцу в грудь, проламывая ребра и добираясь до судорожно бьющегося сердца. Настолько быстро и ловко, как не делал никогда раньше, да что уж там, даже не видел. Пульсация несчастного органа ощущается под пальцами самым сладким ритмом, а в следующий миг сердце попросту вырывают из грудной клетки, с жадностью вонзая в него зубы и упиваясь нечеловеческим воплем того, кто, испустив последний дух, обездвиженной марионеткой падает на пол, заполняя пол комнаты своей, безусловно, черной кровью.

Наваждение отпускает, стирая пелену ярости из глаз, Тэхён оседает в лужу липкой жижи и опустошает желудок, брезгливо отбрасывая от себя кусок чужой плоти. Его рвет до ужасающей рези в горле, бессмысленных спазмов и желчи, однако даже это не избавляет тело от клокочущего в крови в нем адреналина. Ким с каким-то отчуждением, сродним безумию, смотрит на свои окровавленные руки, изучает вытянутые блестящие когти, острые, жуткие и задумчиво скользит языком по клыкам, не исчезнувшим после приступа звериной одержимости.

На негнущихся ногах, Тэхён, пошатываясь, возвращается обратно, держась за стены, и встречается с новой опасностью уже без тени какого-либо страха, ведомый поразительно успокаивающей уверенностью в собственных словах. Его будто распирают изнутри странные нездоровые потоки силы, угрожающие вырваться на свободу в любой момент. Он окидывает холодным взглядом чужаков, утирает капающую с подбородка кровь и предупреждающе вскидывает руку двинувшимся было на него обидчикам, бросая до мурашек по коже холодное предупреждение:

– Еще один шаг, и вас ждет участь вашего вожака, – угроза их совершенно не пугает, зато служит пусковым механизмом для парда Тэхёна. До этого удерживаемые опасностью за собратьев, они теперь срываются с цепи, ведомые новым предводителем, силой, которая выходит из-под контроля и питает их живительной магией. Леопарды бросаются на вооруженных врагов, готовые сражаться не на жизнь, а на смерть, и рвут вклочья неугодных, наплевав на собственные ранения.

Столь короткая битва на этот раз завершается в пользу пострадавшей стороны, и Тэхён, лишь чудом не задетый, обессиленно опускается на колени рядом с Юнги. Нимир-ра тянется к нему руками в попытке унять зуд в кончиках пальцев и пораженно ахает вместе с остальными, когда от прикосновения начинают быстро затягиваться нанесенные серебряным оружием раны. Сила находит выход в лечение, жалит колючими потоками окружающих, исцеляя всех, кто подходит к Киму достаточно близко.

Леопарды обступают мальчика одной большой пушистой толпой, тычутся ему в грудь влажными звериными носами или гладят человеческими руками запястья, тянутся, в попытке докоснуться хотя бы до какого-нибудь участка буквально пылающей коже. Тэхён горит заживо между ними и выдыхает с каким-то облегчением, ощущая в голове рой голосов и мягкие перекаты меха повсюду.

Они ластятся к нему котятами, слизывают с лица и ладоней кровь и купаются в тех потоках силы, которыми он щедро делится с каждым, залечивая даже самые серьезные повреждения на их телах. Ким всхлипывает тихонечко, чувствуя, как его начинает трясти из-за пережитого шока. Голова нещадно кружится, и чьи-то заботливые руки мгновенно ловят мальчика в объятья, осторожно убаюкивая тихим успокаивающим шепотом. Тэхён поднимает глаза и встречается с грустным задумчивым взглядом Мина, исцелившегося вместе со всеми и теперь с интересом изучавшим лицо нимир-ра, утирая медленно скатывающиеся по щекам слезы.

– Я убил его, Юнги, – бормочет юноша практически бессвязно, идя на поводу у нового приступа истерики, – господи, я убил человека, – осознание этого приходит совершенно неожиданно, и Ким пытается спрятать лицо в ладонях, но Мин лишь сильнее прижимает к себе дрожащее тело и гладит по волосам, будто маленького ребенка, озвучивая то, что глубоко внутри подсказывало сердце и самому нимир-ра.

- Ты убил не человека, Тэхён, а монстра, заслужив уважение всего парда. Чонгук бы тобой гордился, – это имя отдает колющей болью в груди и ни черта не облегчает того тяжелого груза вины, который ложится на сердце непосильной ношей.

Ведь правда заключается в том, что Тэхёну не нужна его гордость. Ему нужен он целым и невредимым рядом.