Moonlight

═╬ ☽ ╬═

Оставшийся на исходе года месяц Тэхён старательно избегает короля, старается не попадаться на глаза и не искушает судьбу, напрашиваясь в ученики к Хосоку. Он оказывается на удивление понимающим и спокойным учителем, не настаивает на принятии зверя, помогает привести в норму скачки в настроении и восстановить растраченные нервы. Методика срабатывает, конечно, но все равно чудится, будто Ким упускает что-то важное, то, о чем наставник то ли не хочет, то ли не может рассказать, ссылаясь на короля.

Раздражает неимоверно.

Вопросов больше, чем ответов, страхи и тревоги по-прежнему не дают покоя и мешают спать по ночам. Так или иначе, к Чонгуку Тэхён не идет, хотя тянет безмерно. В последний раз подобную ломку он испытывал к Намджуну, но на добровольной основе. А сейчас словно само тело восстало против него, все естество, которое требовало совершенно другого, уверенное в своей правоте. Оттого и болезненнее проходили приступы пробуждения зверя, что метался в клетке человеческого тела и недовольно рычал, негодуя с упрямства мальчишки. И ведь не объяснишь ему, что простой физической тяги недостаточно, нужны чувства и привязанность, а не принуждение и обязательства.

Нимир-радж, впрочем, чужой выбор уважает и не надоедает присутствием, вероятно, с головой уйдя в дела. Если верить все тому же Хосоку, на границе королевств снова пронеслась волна нападений, последствия которых им теперь приходится разгребать и вести расследование, выискивая виноватых. У Тэхёна мурашки ползут по коже при мысли о том, что где-то рядом с ними ошиваются новообращенные дикие оборотни, и старается лишний раз не появляться на улице, выскальзывая только под покровом ночи к менестрелю, который продолжает составлять ему компанию одинокими вечерами.

Забавно, что с этим оборотнем он находит общий язык довольно быстро, привыкает, безусловно, и проникается доверием скорее даже инстинктивно, нежели осознанно. Кима не смущает по-прежнему скрываемая под маской личность, отчего-то видится нечто знакомое в поведении, жестах и даже смехе. Именно с ним Тэхён начинает улыбаться чаще, возможно, непроизвольно, но зато искренне. Его тянет магнитом, он поддается чарам и не думает выпутываться из расставленных сетей, разбавляя серые угнетающие будни хоть каким-то спектром ярких красок, пусть и отдающих запретом.

Их разговоры невинны и в то же время глубоки по своему содержанию. Они находят множество тем для обсуждения, обнаруживают общие углы соприкосновения и, вероятно, переходят на новый уровень отношений – дружбу. По крайней мере, так себя успокаивает Тэхён, трогая горящие от смущения щеки и задыхаясь от щекочущей желудок эйфории и легкости после ночи, проведенной в компании менестреля. Возможно, оборванца с улицы без рода и звания, но как же плевать. Ким и сам далеко не благородных кровей, если верить словам отца, так какая разница?

На словах все так просто и легко, но когда король устраивает бал-маскарад в честь его дня рождения, то пугается не на шутку, встречаясь с уже знакомой маской в толпе придворных. Тэхёна прошибает холодным потом, когда к нему подходит мужчина в черном костюме и низко кланяется, приглашая на танец. А у Кима волосы на затылке шевелятся от ужаса, и почему-то кажется, что в этот момент все взгляды устремлены только на них: музыканта из сада и мужа короля.

Вот только Чонгука здесь нет, нимир-радж не приходит на мероприятие, ссылаясь на занятость, и выкручиваться мальчику приходится в одиночку – приближенные супруга не в счет. Они тоже будто бы и не видят творящегося перед их носами беспутства – на деле просто приглашения на танец. И совершенно не упрощает ситуацию тот факт, что лица всех гостей скрыты масками, и не разобрать так сразу, где кто. Тэхён-то понимает, буквально чувствует и узнает, робко кивает в ответ и шепчет едва слышно мужчине на ухо то, что беспокоит сверх меры.

– Зачем вы пришли сюда? – у него кружится голова то ли от страха, то ли от удушливого воздуха, наполненного сотней резких ароматов тел, духов, цветов и вин. Он цепляется мертвой хваткой за плечи партнера и с какой-то растерянностью всматривается в пятно на шее менестреля, не понимая, почему этот след от зубов кажется ему таким знакомым.

– Это же бал-маскарад, – так же тихо вторит Тэхёну гость, щекоча дыханием щеки смутившегося юноши. – Здесь я в своей среде, скрытый под маской. К тому же, я не мог упустить такой шанс, пока ваш муж занят королевскими делами. Как думаете, мне удастся украсть у вас один танец? – ответа он не дожидается, увлекает в водоворот танцующих с первыми же аккордами и не спешит отпускать чужой тонкой руки по завершении.

Это похоже на безумие, но Тэхён не вырывается, поддается странному дурману и соглашается на еще один, двигается зажато и неумело, пытается оправдаться, но его попросту не слушают, умело перехватывая ведущую роль в паре. И почему-то именно сейчас вспоминается тот танец с королем, странный шум в голове и полная потеря контроля над ситуацией. То, как Ким реагирует на сегодняшнего партнера не сравнится с магнетизмом Чонгука. Тогда он чувствовал себя беспомощным и готовым поддаться искушению, сейчас же происходящее воспринимается скорее с долей волнения и восторга.

– Сегодня ваш праздник, вы разве не рады? – ненужная проницательность смущает и сбивает с толку. Уголки губ невесело опускаются, а глаза прячутся за отросшими прядями челки, завитками легшей на ресницы.

– Трудно радоваться дню, из-за которого тебя считали убийцей на протяжении последних восемнадцати лет, – после смерти матери отец будто с цепи сорвался, обвиняя во всем новорожденного, правду о котором баронесса раскрыла на смертном одре, обрекая ребенка на вечные страдания. Наверное, то, что Тэхён до сих пор жив, является по сути чудом, ведь барон хотел утопить крысеныша еще тогда, в младенчестве, о чем с удовольствием рассказывал все сознательные годы, продолжая унижать мальчишку.

– Сейчас вы свободны, и нет того, кто вас обвинил бы в этом, так почему бы не порадоваться хотя бы такому пустяку? – Ким улыбается невесело, слыша слова о свободе. Он себя таковым не считает, полагая, что сменил одну клетку на другую, а потому упрямо крутит головой и ускользает из рук льстивого менестреля. Мысли улетают далеко вперед мечтами о светлом будущем, в котором не существует обязательств и глупых правил, которым приходится следовать.

Но все это меркнет и лопается мыльным пузырем, когда в руках Тэхёна оказывается странная записка, переданная проходящим мимо незнакомцем в маске, пока менестрель удаляется за бокалами вина. Потому что ее содержимое далеко от приглашений на романтическое свидание тайным воздыхателем. Он узнает почерк брата за считанные секунды, оглядывается испуганно в поисках того, кто вручил ему это, но теряется в пестроте костюмов и лиц, сминает судорожно пергамент в пальцах и слушает стук сердца в ушах, в панике пытаясь решить, как же поступить.

Счет идет на минуты, и времени на раздумья не остается, когда Тэхён срывается с места и, расталкивая гостей, выбирается в сад, направляясь к лесу, где и следует ожидать назначенного часа. Киму плевать на то, что это может оказаться ловушкой или чьей-то злой шуткой. Плевать на холод и жуткий мороз, плевать даже на свидетелей и глупые сплетни. Он просто поддается порывистым чувствам, следует интуиции и ожидаемо попадает в лапы страшного зверя, с одним весомым исключением – отдается добровольно и падает в темноту от глухого удара по голове.

═╬ ☽ ╬═

Тэхён не знает, сколько времени проводит без сознания, но когда открывает глаза, никак не может поверить увиденному. Голова гудит и раскалывается, отдает тупой болью куда-то в затылок, и пальцы при более тщательной проверке нащупывают на месте удара бинты и огромную шишку. Да, обращение не из лучших. Молодой человек шипит раздраженно, падает обратно на подушки и с оттенком недоверия осматривает знакомый до дыр интерьер. Начиная от штор и заканчивая наволочками здесь все остается прежним, нетронутым, бережно хранимым алтарем для желанного гостя.

Желанного же?

Он просыпается у себя в комнате в отчем доме, будто и не было полугода сумбурной жизни и замужества, будто и не его отдали королю по первому желанию, будто и не расставались с братом. Можно списать на какой-то страшный сон, но боль от удара настоящая, реальная. Она становится прямым доказательством того, что последние шесть месяцев не приснились, не стали бредом больного воображения. Но оттого не меньше непонимание происходящего.

Дверь в комнату приоткрывается с привычным скрипом, но кажется Киму чем-то пугающим и невероятным. Юноша мгновенно оборачивается на шум и сглатывает тяжело, когда в спальню без лишних формальностей заходит Намджун, принося с собой запахи сырости и отчужденно-теплой погоды. Тэхён успевает забыть, что такое южный климат, а теперь ежится с непривычки и почему-то прикрывается одеялом, обнимая свои колени руками в защитном жесте. Ему неловко до жути и кажется слишком дикой сама мысль о том, что брат выкрал его из плена легко и непринужденно, пусть Чонгук и уверял в надежной защите окрестных земель.

Хотя кто в этом виноват? Тэхён ведь добровольно покинул пределы безопасной зоны, подставившись под удар. Чем думал тогда, неизвестно, но сейчас идея отчего-то не кажется такой уж хорошей под пристальным изучающим взглядом. Намджун изменился, несомненно. Возможно, то лишь обман воображения, однако Киму все равно не по себе. Нехорошее предчувствие сосет где-то под ложечкой, подкидывая в костер сожаления дурные мысли. Черты лица брата вытянулись и заострились, взгляд стал жестче и холоднее, не потеплел даже тогда, когда Джун посмотрел на Тэхёна.

Но смотрел ли он вообще хоть когда-нибудь на него с теплотой?

Подозрения закрадываются совершенно неожиданно. Юноша и сам не знает, откуда берутся такие предположения, но они уже не отпускают, прорастают черными цветами яда, остаются с ним и начинают жрать изнутри сомнениями, которые подтверждаются совершенно абсурдными незначительными деталями. Вместо теплых объятий и заботливых ласк Намджун молча подходит, цепляет подбородок и требовательно целует. Вгрызается голодно и нетерпеливо, не прося, требуя приоткрыть рот.

Тэхён, отвыкший от подобного напора, теряется, робеет и слушается. Он покоряется и никак не может отделаться от мысли, что король на его месте мягко опустился бы на край кровати и задумчиво провел подушечками пальцев по щеке, нежно и до судорог сердца ласково. Это открытие ошеломляет, душит, и от него совершенно не получается отмахнуться. Оно въедается намертво в сознание четкой картинкой и вызывает отвращение к тому, что сейчас делает брат. Забавно, ведь еще каких-то полгода назад Тэхён бросился бы ему на шею.

Так что же изменилось теперь?

Ким не знает, но слабо толкает Намджуна ладонями в грудь в надежде оттолкнуть. И ни черта не получается, все равно что давить в стену в надежде сломать ее, потому что повиноваться слабому сопротивлению не входит в планы барона, который чересчур изголодался по нежному телу, не пахнущему чужаком вовсе. Наоборот. Словно природный аромат играет новыми дурманящими красками, еще сильнее будоража нутро. Невозможно не поддаться соблазну и не вкусить этой сладости снова.

Напор усиливается, как и хватка на талии. Намджун наваливается сверху, вклиниваясь между ног, и ловит испуганный вздох ртом, глушит протест в неизменном стиле и прикусывает до возмущенного мычания губу. Он слишком истосковался, чтобы останавливаться сейчас и идти на поводу у капризного мальчишки, который сам не понимает своего счастья и не осознает, каких трудов брату стоило вызволить его из лап Чонгука. И этот слепой эгоизм пугает до удушения, наполняет тело страхом и непривычным отвращением.

Тэхёну впервые неприятны порывистые жадные прикосновения к собственному телу. Ему мерзко от сильной хватки и следов на коже. Такое принуждение претит и оставляет неприятный осадок где-то в области легких. Будто нельзя отметить воссоединение без насилия и навязанной страсти. Он вырваться пытается упрямо, совершенно слабый и беспомощный против мощи Намджуна, будто бы озверевшего от их близости только сильнее. Шепчет на повторе едва слышное «Нет, нет, нет» и продолжает надеяться на чудо.

Чуда не происходит.

Тэхён трепыхается под ним беспомощной пташкой, жалобно хнычет от боли в голове и полыхает огнем от губ на своей шее, оставляющих малиновые пятна засосов везде, где придется. Они обжигают языками пламени, волной отвращения прокатываются по телу и провоцируют на бунт. С ними можно смириться, можно позволить большее, но, когда руки забираются под одежды, Ким не выдерживает, впервые обрушивая на брата весь накопившийся за месяцы разлуки гнев.

– Я же сказал нет! – грудь полосует острыми когтями, и Намджун отшатывается от мальчика, ошеломленный резкой болью и алыми бороздами царапин на своем теле. Он смотрит на них с удивлением и долей недоверия, трогает пальцами и подносит к глазам перепачканные в крови подушечки, пробует на язык и переводит ошарашенный взгляд на не менее напуганного Тэхёна.

Ким не понимает, как подобное могло произойти, не знает, как та часть естества, которая до сих пор мирно дремала глубоко внутри, завладела телом и по-своему распорядилась его действиями. Но молодой человек чувствует странный удушающий шар силы, ощущает перекаты черного меха и недовольное рычание зверя внутри, которому не понравилась настойчивость и грубость незнакомого леопарда, посмевшего пойти против воли более слабой особи.

Мальчик, может, и не понимает, а вот до Намджуна доходит довольно быстро.

– Тэхён, ты...

– Серьезно, Намджун? – голос дает петуха, а из глаз скатываются первые слезинки, свидетели предательской слабости. – Меня похитили полгода назад, а все, на что ты способен сейчас по возвращении, это просто трахнуть меня на этой кровати? – брат подается вперед, пытается сказать что-то, обнять, в конце концов, но Тэхён не дается, отшатывается испуганно и подрывается с кровати, тут же хватаясь за стену, потому что от головокружения и слабости его ведет в сторону.

– Брось, Тэхён, я слишком сильно соскучился, чтобы тратить время на глупые прелюдии, – отрезвляет пощечиной откровенный эгоизм и изумление в наглых темных глазах. Намджун и правда не понимает, что делает не так, расценивая свое похабное внимание как высшую благодать.

– Не пробовал хотя бы раз подумать не о своем благополучии, а о чьем-то еще? Или ты только и можешь что брать меня силой, когда я настолько слаб, что даже сопротивляться не могу? – Тэхён не знает, откуда в нем эта смелость, откуда в нем эти злость и негодование. В нем, кротком и послушном мальчике, всегда слепо доверявшему брату. Но потом он слышит одобряющий рык глубоко внутри себя и понимает все без каких-либо пояснений. Зверь сам диктует правила игры, развязывая язык и придавая необходимых сил для отпора.

– Не хочешь мне ничего объяснить? – недобро щурится Намджун и подбирается ближе, обходит медленно кровать и делает шаг в сторону задрожавшего от страха Тэхёна.

– Не подходи ко мне, – предупреждающе вскидывает руку юноша, ударяя брата в грудь новыми неконтролируемыми потоками силы, которые оставляют на коже глубокие борозды царапин поверх почти затянувшихся прошлых, вынуждая отступить. Он давится рыданиями, его трясет от ужаса и мыслей о том, что может с ним сделать Джун, и черт, побери, леопард внутри впервые на памяти ополчается против кого-то другого, не разрывая когтями изнутри, а помогая защищаться. Мужчина, однако, больше удивлен, нежели рассержен, потому как послушно замирает и втягивает носом воздух, смакуя на языке новые ноты аромата, улавливая, наконец, отголоски чужого зверя.

У Тэхёна колени подкашиваются от головокружения, он еле на ногах стоит, но, кажется, готов даже в таком состоянии сопротивляться до конца, упрямо противясь насилию, лелея свою обиду великой драгоценностью – платой за любовь к бессердечному. Взгляд Намджуна смягчается, с губ слетает снисходительный вздох, и брат все же преодолевает остатки расстояния, заключая мальчишку в объятия. Жест вполне обыденный и не несущий никакой смысловой нагрузки, но юношу будто прорывает, и слезы неудержимым потоком начинают литься из глаз.

– Поверить не могу, что ты один из нас, – задумчиво растягивая гласные, бормочет барон, играясь с прядями рыдающего у него на плече Тэхёна. Это открытие не то что ошарашивает так уж сильно, скорее сбивает с толку, ведь от брата никогда даже не пахло леопардом, так с чего вдруг такие метаморфозы? – Ну тише, тише, – нехотя гладит по спине Намджун, понимая, что сегодня получить желаемое у него все же не получится – слишком уж мальчишка перенервничал, поэтому он умело отыгрывает роль заботливого возлюбленного и укладывает Кима обратно в кровать, намереваясь компенсировать недостаток собственной ласки в объятьях отзывчивой жены. Джун отцепляет от себя тонкие пальцы, упрашивающие остаться, ссылаясь на срочные дела, и покидает комнату злым и неудовлетворенным.

Не учитывает лишь того, что Тэхён пойдет искать его сам спустя какой-то час в надежде получить ласку и застынет немой восковой фигурой на пороге братской спальни.

У мальчика будто из легких забирают весь кислород и то, что он видит, не укладывается в голове, видится какой-то злой шуткой, очередным розыгрышем или дурным сном. Ким щипает себя за руку раз за разом, боль физическую чувствует, а душевно, кажется, и вовсе умирает, ощущая подступающую к горлу тошноту от довольных протяжных стонов девушки, оседлавшей Намджуна. Стоит безмолвным свидетелем, растеряв дар речи, и почему-то именно сейчас вспоминает свое падение на этих же простынях. Забавно, то же место, те же действия, а актеры уже другие. Точнее – один главный актер заменен актрисой.

Картинка выгорает негативом.

Ему думается, что над ним жестоко подшутили, ведь не может родной брат поступить подобным образом после того, как вызволил из лап монстра. Но действующие лица не исчезают, меняют позу и, о чудо, наконец-то замечают бледного зрителя в проеме двери, вцепившегося побелевшими пальцами за косяк в надежде не упасть. Не упал бы при всем желании, даже боль в голове пропадает, сменяясь разрывающей изнутри агонией, отчаянием и непониманием.

Отчего-то становится невыносимо холодно.

Намджун чертыхается себе под нос, путается в складках простыни и поспешно пытается найти хоть какую-то одежду, чтобы прикрыться. А Тэхён ухватывается за возможность раствориться в ночи и убегает. Спотыкается на ровном месте, бежит, не разбирая дороги, и утирает новый поток слез, впервые ненавидя собственную эмоциональную натуру, впечатлительную и хрупкую, не способную перенести предательства. А это предательство в чистом виде. Не духовное, нет, любовью там, кажется, и не пахло, но плотское. И как только не разглядел этой грязи раньше, как только позволил обмануть себя и поддался уговорам. Глупенький наивный мальчик.

Брат настигает в коридоре, разворачивает лицом к себе, держит за локти крепко, не давая вырваться и что-то говорит в свое оправдание – Тэхён не слышит. Смотрит куда-то сквозь, улыбается чему-то изломанно и думает о том, стоило ли ждать полгода освобождения ради такого? Молодой человек заглядывает в глаза брата, обманчиво-виноватые, но на деле холодные и испуганные, словно демонстрирующие обнаженную грязную душонку, тщательно скрываемую за лицемерным добросердечием, чей хозяин попросту боялся потерять игрушку, и понимает, что нет.

Оно того не стоило.

– Кто она? – сипит Тэхён охрипшим голосом, совершенно игнорируя поток оправданий. Довольно лжи, он сыт ей по горло, пора бы уже вывести лжеца на чистую воду и прозреть. Намджун запинается на полуслове и замолкает, нервно бегая глазами по бесстрастному лицу мальчика, что отворачивается от поцелуев с завидным упорством и кривится от омерзения, не желая марать кожу о губы нечестивца, еще мгновение назад целовавшего другую.

– Давай зайдем в библиотеку, и я тебе все объясню, – пытается уйти от ответа и снова задобрить словами и ласками, обмануть пылкостью и страстью, вот только уловка не срабатывает. Излом в характере играет с ним злую шутку, зверь внутри берет верх и снова дает отпор за измученного хозяина.

– Кто она, Намджун? – повторяет упрямо, царапает ногтями шею и не дает сократить расстояние до дурманящего минимума, не позволяет подобраться так близко, как позволил однажды. О, то была огромнейшая ошибка, которая теперь въедается горечью под кожу, прописывается тянущей тоской в груди и неприятной судорогой в животе. Молчание затягивается надолго, бьет по нервам недосказанностью и ожиданием неминуемых роковых слов, которые крутят сердце судорогами.

– Это моя жена, – тихо на выдохе без тени сожаления. Да и чего сокрушаться, ведь женитьба пошла во благо их поместья.

Осознание сказанного обрушивается лавиной, какой-то непосильной тяжестью ложится на плечи, стягивает грудь и сдавливает горло спазмом, перекрывая дыхание. Тэхён роняет голову на руки, сжимает ладони в кулаки и делает глубокий вдох, закусывая до крови нижнюю губу. Намджун не двигается с места, смотрит теперь уже идентично бесстрастно и без какого-либо страха в глазах, будто бы ничего ужасного и не приключилось. Словно в порядке вещей – не хранить верность кому-то одному. Виновный не признает вины, надеясь выйти сухим из воды.

Как и много раз до этого.

– Ты просто использовал меня все эти годы, – наконец, подает голос Тэхён, пятясь назад, не желая даже находиться рядом с братом. Не вопрос, прямое утверждение, не требующее ответного отклика. Констатация факта. Ярость бурлит в нем пенными гребнями бушующего моря, выплескивается наружу мелкой дрожью и покалыванием в кончиках пальцев, зверь рычит одобрительно и просится наружу, чтобы расцарапать обидчику лицо, но мальчик не решается, утопая в разочаровании. Он вообще не хочет даже думать о том, чтобы подойти ближе – любое прикосновение этого человека вызывает отвращение.

– Нет, Тэхён, я... – но теперь оправдаться не позволяют. Довольно сказок, ему и так позволяли многое, закрывая глаза на, казалось бы, очевидные проступки.

– Что ты? Забавлялся? Ну и как, приятно было трахать неумелого мальчишку, наивно признававшегося тебе в любви? – Тэхён смеется громко и изломанно, обхватывая себя руками за плечи и отдаваясь во власть истерики. Горит каждая клеточка тела, зудит и чешется, видится невыносимо грязной, измазанной в том дёгте, который остался на ладонях Намджуна. Того самого Намджуна, которого еще недавно младший боготворил и возносил в ранг любимого. Жаль, что только он один.

– Мне никто, кроме тебя, не нужен, – откровенная ложь заливается медом в уши, оседает приторно сладкой пленкой на нёбе и сводит судорогой челюсть. Слишком уж неправдоподобно и патетично. Намджун прибегает к последней надежной уловке, надеясь таким образом растопить сжавшееся от боли сердце, но натыкается лишь на стену протеста, возведенную может, быстро и криво, но определенно отличающуюся прочностью.

Противно до жути.

– Тебе нужны деньги, слава, и твое весомое положение в обществе, – шмыгая носом, ровным голосом произносит Тэхён, пряча любые чувства под замок, заворачиваясь в надежный плед опустошения. Как странно, что неожиданное прозрение наступает только сейчас, словно кто-то незримый раскрывает глаза на многое, стирает мутную дымку с век и дает необходимую пощечину. Жалко, что никто не предупредил, что будет так больно. – Ты ведь поэтому женился? – женился, выбрав себе в пару достойную партию, а не того, кто легко подставляется по первому зову и является позором для семьи. Зачем распускать дурные сплетни и портить репутацию семьи, когда можно погнаться за двумя зайцами? – А я и за подстилку сойду, мы же братья, зачем со мной возиться, я же привык подставляться, так, Намджун? – Тэхёну самому тошно и гадко от своих слов. Больно и противно. Противно от себя, от брата, от того, чем они занимались в этом доме, и от мыслей, далеких от дружеских. Вот она, цена за заблуждение, жестокая и беспощадная.

– Нет, Тэхён, нет, – но это звучит настолько жалко и неправдоподобно, что Ким только морщится брезгливо и отшатывается, как от прокаженного, когда Намджун протягивает к нему руки.

– Не трогай меня, мне противны твои прикосновения, – Тэхён натягивает рукава рубашки (все той же, с бала – никто не удосужился даже предложить ему сменной одежды), поджимает губы упрямо и впервые на памяти сбегает туда, куда доселе не решался заходить ни разу.