Moonlight

═╬ ☽ ╬═

У Намджуна много недостатков.

Он падок на красивые дорогие вещи, громкие титулы и шикарных женщин. Как комплекс неполноценности, бесконечный неутолимый голод, которому нет конца и края. Ему не чужды мирские слабости в виде вкусных блюд или крепких вин, дарующих временное пресыщение. Мужчина обожает собственную выносливую природу и пользуется ей сполна, вступая в права наследования с присущей юной заносчивой натуре помпезностью. Ощущение вседозволенности пьянит, и Ким, естественно, наглеет окончательно, нарушая правила и всякие моральные принципы в погоне за желаемым.

У Намджуна много недостатков. Главный из них – Тэхён.

Любовь – чувство, не достойное правителей и сильных мира сего. Подобным пристало довольствоваться только низшим сословиям, а потому родного брата Намджун не любит. Он им пользуется. Его персональная игрушка не надоедает, радует глаз и отличается особой покорностью. Такой невинный и доверчивый, слишком уж наивный для жестокого мира, Тэхён становится легкой добычей для погрязшего в пороке баловня судьбы, не озаботившегося о чужих чувствах. Вскружить голову мальчишке не составляет особого труда и, безусловно, льстит, тешит самолюбие. Намджун вертит им, как пожелает, забывая о рамках приличия, и, конечно же, предсказуемо разбивает лоб о свое упрямство, сталкиваясь с силой, превосходящей его. Это задевает гордыню.

У Намджуна много недостатков. Самый страшный – жадность.

Вместо того, чтобы послушать сердце, барон, напуганный до смерти перспективой остаться не у дел, предсказуемо внимает зову разума и пользуется смертью отца, дабы захватить власть, жертвуя при этом самым дорогим, но пока не таким уж ценным – братом. Замужество. Подумаешь, велика потеря, куда важнее богатство и титул, которые приходится закреплять собственной женитьбой во благо общего рода. А остальное можно получить, заплатив определенную сумму нужным людям. Намджун обязан быть достойным феодалом, не упасть в грязь лицом и не выдать своей порочности подданным. И эта жадность оборачивается против него же.

У Намджуна много недостатков. Весомый – трусость.

Она прячется в каждом тщательно продуманном шаге и действии, заставляя барона продумывать последствия наперед и с оглядкой принимать решения. Высматривая опасность за поворотом. Она преследует бессонными ночами в библиотеке, в спальне, в саду, везде, где оставил когда-то неуловимый след брат. Она таится в темных коридорах и в имени, срывающимся с уст, когда Ким в очередной раз кончает, изливаясь в прехорошенькую жену, новоиспеченную баронессу, чье наследство сделало дому четы Ким немалое богатство и укрепило положение в обществе.

У него ни стыда, ни совести, он наслаждается своим титулом и довольствуется тем, за чем гнался долгие годы – жизнью в роскоши. Вот только едкий осадок неудовлетворенности остается, выедает червем сомнения внутренности и гложет грудную клетку, подкидывая недавние образы и вести из-за моря. Не самые радостные, следует отметить. Роскошное празднество, на котором король представляет знати своего супруга и не считает нужным приглашать его родню, въедается в память черным пятном, жрет изнутри ядовитыми красками ревности и мешает жить. Чонгук крадет исподтишка, пользуясь случаем и наслаждается чужим телом незаконно.

Ведь только Намджуну позволено так касаться Тэхёна.

Собственник внутри рычит и скребется разъяренным зверем. Ему мало какой-то там супруги или ушлых служанок, попадающихся под руку. Он требует вернуть свое, требует забрать того, на чьем теле некогда привлек посторонний аромат, который захотелось стереть любой ценой. Намджун соглашается со всяким аргументом и вынашивает бессонными ночами коварный план вызволения, прикидывает лиц, способных продаться за золотую монету, и раздосадованно цокает языком, понимая, что приближенных король выбирал с умом и особой осмотрительностью.

Но ведь червивое яблоко лишь с виду совершенно, не так ли?

К великой удаче решение проблемы само находит барона глубокой ночью под покровом темноты. Безликий посетитель приковывает взгляд изящной резкостью черт: выступающие скулы, впалые щеки, выразительные зеленые глаза, далекие от человеческих, пухлые чувственные губы и тот налет высокомерия, который присущ только высшему сословию. Сомнений в личности незваного гостя не возникает, лицо гостя он видел раньше не единожды. Эта харизматичность пугает, отталкивает и притягивает одновременно, но прокомментировать ее как-либо Намджун попросту не успевает, ошарашенный услышанным.

– Тебе не кажется, что ты заигрался в порядочного мужа? Пора бы уже забрать свою подстилку обратно, Намджун.

У Намджуна много недостатков. Самый разрушительный из них – бесчестие.

═╬ ☽ ╬═

Тонкий слой белоснежного кружева снежинок покрывает землю неожиданно, сменяя непродолжительную осень беспощадной зимой. Тэхён зябко ведет плечами, кутаясь в шерстяной тяжелый плащ, и, выглядывая в окно, с тоской думает о том, что в родных краях снега не было никогда, даже в середине января. Дитя южных земель, привыкший к жаркому солнцу и вечно цветущим деревьям, он оказывается неприспособленным к северным широтам, расположившимся по другую сторону бескрайнего моря. Здесь ужасно холодно, пустынно, лишь бесконечные леса, песок и водная гладь. По крайней мере, в поле видимости.

За пределы сада Ким так и не выходит, довольствуясь увиденным из окон замка: выложенная камнем фонтанная площадь, а дальше ряд ступеней, ведущих по длинной аллее до главных ворот – дверей на свободу. Тэхён знает, он был на границе, но переступить незримую черту так и не осмелился. Не струсил, просто прислушался к здравому смыслу, который говорил о том, что в незнакомых землях беззащитному человеческому существу умереть проще, чем чихнуть. Следует хотя бы выяснить, куда ведут пути отступления, а не опрометчиво бросаться в неизвестность.

Пока что ему остается только бороться с новым недугом, который неожиданно набирает обороты и причиняет пропорционально столько боли, сколько Тэхён сопротивляется чудовищу внутри себя. Он его боится, пытается избавиться от лишнего существа, незаконно захватившего тело, но делает только хуже, изводя организм упрямым сопротивлением. Нимир-ра теряет аппетит, ощущает странную слабость и небывалые перепады в настроении с неожиданными приступами агрессии. Тэхён реже выбирается из комнаты, игнорирует предложения Хосока поучаствовать в тренировках и замыкается в себе окончательно.

Животное злится, животное рычит и царапается изнутри, а на нежной коже эта ярость проступает яркими алыми бороздами, от которых Ким скулит жалобно и всхлипывает судорожно, складываясь пополам. Оседает на пол медленно и практически падает, когда его все-таки подхватывают на руки и куда-то несут. Тэхён не различает дороги – глаза слезятся, а легкие наполняются знакомыми сладковатыми нотами ароматов, почему-то именно сейчас невероятно успокаивающими и усмиряющими гнев метафизического существа.

Чонгук, словно сказочный принц, всегда оказывается рядом в нужный момент, сжимает в объятьях крепко, укладывает на кровать, не отходит ни на шаг и не дает слететь с катушек, окутывая волнами удушающей горячей силы, сейчас же едва теплой и приятной, нежным шелком скользящей по коже. Сопротивление причиняет нестерпимую боль, скручивает судорогами мышцы и почти ломает и без того слабые кости. Леопард внутри замирает настороженно, принюхивается и рычит враждебно, не желая подчиняться столь легко. Оно и понятно, ему хочется на волю, хочется распрямиться в человеческом теле и стать с ним единым целым в зверином обличье.

Он почти кидается на Чонгука, бежит трусцой по странному черному тоннелю, внезапно возникающему в сознании, когда король неожиданно накрывает собой, давит тяжестью мышц и прихватывает зубами тонкий изгиб шеи, срывая с губ мучительный стон. Животное останавливается испуганно, пятится назад и не понимает первоисточника возникшей перед ним преграды. Нимир-радж не позволяет себе лишнего, просто вжимает Тэхёна сильнее в матрас и рычит в ответ, посылая щекочущие вибрации по измученному телу. А потом мальчик чувствует перекаты меха и ахает испуганно, вцепляясь пальцами в мускулистые плечи в попытке оттолкнуть.

Чонгук не пускает, оплетает руками гибкий стан и глубже погружает зубы в кожу. Колючие волны силы царапками проходятся по ней, кусают чувствительный бархат и проникают, кажется, глубоко в Кима, который дышит сорванно и совершенно не понимает, что происходит с ним. Что происходит с ними. Вместо того чтобы броситься в атаку, его леопард облизывается довольным котом и урчит ласково, ластясь к чужому боку, такому же иссиня-черному и мягкому. Картинки размытые и нечеткие, слишком много полумрака и странных бликов, Тэхён видит происходящее урывками и теряется окончательно, когда боль стихает полностью, схлынывает шипучей волной вместо с новым приступом ярости, а зверь исчезает во тьме, будто бы удовлетворенный случившимся.

Чонгук наконец-то ослабляет хватку на шее, отстраняется медленно, оставляя на прощанье смазанный поцелуй на следе от укуса, а затем опускается вереницей ласк ниже, задерживаясь там, где на белоснежной ткани рубашки проступают алые полосы от царапин. Он вздыхает, кажется, бесконечно устало и осторожно отлепляет куски ткани от ран, стараясь причинить как можно меньше дискомфорта, но Тэхён чувствует. Чувствует, и дергается инстинктивно от режущей боли, а потом и вовсе всхлипывает обиженно, чувствуя жгучие волны дискомфорта из-за резких движений.

– Нет, нет, нет, – юноша пытается оттолкнуть мужчину за плечи в надежде самому справиться со своими царапинами, но Чонгук не слушается, задирает его безразмерную рубашку к груди и смотрит на огромные алые борозды на животе, а потом с такой же непосредственностью склоняет голову к ранкам и лижет их подобно дикой кошке, получая в ответ недовольное шипение. От потока влаги и сторонних прикосновений, открытые болячки начинают кровоточить и щипать, поэтому нет ничего удивительного в том, что Тэхён брыкается упрямо и пытается скинуть с себя короля.

Наивный, будто так легко свернуть Чона с намеченной цели. Нимир-радж предупреждающе кусает молодого человека за тазобедренную косточку, всего лишь оттягивает зубами кожу, чтобы неповадно было, руками фиксирует вертлявые бедра, прижимая к матрасу, и оставляет легкий поцелуй во впадине пупка, приказывая успокоиться. Тэхён не может, он напряжен сверх меры, реагирует слишком остро на шершавые ласки языка и дышит сорванно, жадно глотая ртом воздух, чувствуя, как начинает тяжелеть в паху от незамысловатых манипуляций мужчины.

Эти реакции странные, совершенно непохожие на те, что приходилось испытывать с Намджуном. В нынешних нет принуждения, потому что они не несут в себе сексуального подтекста и пошлости. Чонгук с особой тщательностью вылизывает его живот, как какой-нибудь кот или собака, ведет исключительно по ранкам и не видит в данной заботе ничего аморального. Испуг Тэхёна, так или иначе, обоснован, потому что царапины действительно начинают затягиваться на глазах, срастаться в тонкие полоски, а потом и вовсе исчезают из виду, оставляя парня наедине с единственной нерешенной проблемой.

Он возбуждается.

Возбуждается от непосредственной близости чужого горячего тела, возбуждается от того, как Чонгук смотрит на него, мажет тяжелым терпким взглядом снизу вверх и останавливается на глазах. Затягивает без права выбраться. Возбуждается от рук, по-прежнему находящихся на бедрах и сжимающих так невозможно сексуально и требовательно, что хочется направить их дальше блуждать по чувствительным участкам без ограничений. Возбуждается, понимая, что находится перед Чоном практически обнаженным и открытым и не испытывает неприязни, скорее уж неловкость.

Чонгук в ответ просто смотрит голодно, практически умоляюще, а потом приподнимается выше и тянется за поцелуем. Замирает в жалких миллиметрах от лица, словно ожидает чего-то, наблюдает за тем, как тяжело сглатывает Тэхён, как наполняются туманом его глаза от новой волны дурманящей силы, как приоткрываются в нетерпении губы и сбивается с ритма дыхание. А потом наконец-то слегка склоняет голову и целует, заставляя проститься с остатками разума.

Потому что целует целомудренно в щеку, не разрушая дымки очарования. Жмурится до пляшущих мушек и дышит медленно и глубоко в попытке успокоиться. Сохраняет для них обоих право без стыда смотреть друг на друга и рычит недовольным зверем, когда Тэхён обманчиво нежно ведет губами по изгибу широкой шеи, а потом кусает, сильно и больно, оттягивая кожу, словно бы мстя за расшатанные нервы и потерянный на крохи времени контроль. Чонгук отстраняется от него с раздражением и неприятным удивлением во взгляде, ожидает хоть какого-то ответа и цепенеет вмиг, когда мальчик отворачивает голову в сторону и шепчет еле слышно, почти плача, на выдохе такое простое:

– Не играйте со мной, пожалуйста, – и попадает выстрелом в самое сердце, обезоруживая окончательно. Чон не смеет противиться этой обескураживающей честности, в зловещем молчании поднимается наконец-то с Тэхёна, оправляет на нем рубашку заботливо, с болью в груди отмечая, как испуганно реагирует на это прикосновение юноша, и так же молча идет к двери, пряча задумчивый погрустневший взгляд за маской сдержанной вежливости.

Собственная оплошность ясна как день, в нем слишком много наивности, не присущей высокому званию. Он извиняется перед Кимом за беспокойство, заверяет, что в ближайшие дни приступы не должны повториться и желает нимир-ра доброй ночи, тихо прикрывая за собой дверь, смакуя отвратительную горечь на языке тошнотворным послевкусием.

Леопард внутри Тэхёна оказывается куда смелее и честнее, одной лишь только фразой выбивая почву из-под ног.