Moonlight

═╬ ☽ ╬═

Тэхён крутится у зеркала больше часа, рассматривает свое обнаженное тело в отражении, очерчивает зрительно силуэт, хрупкие щиколотки и запястья, округлые бедра, тонкую талию, острые ключицы, выпирающую сетку ребер и думает, что худоба становится его уродством. Длинные изящные пальцы ведут по коже, собирая с нежной глади мурашки, и замирают на впалом животе, проминая мягкий покров. Ким поворачивается боком, вспоминая о неприятном покалывании, и выкручивает шею в попытке рассмотреть покрасневший след на пояснице.

Там, над ягодицами, между аккуратных ямочек, будто бы отпечатков от подушечек чьих-то пальцев, красуется метка – магический символ принадлежности к парду – белоснежный бутон лилии, еще не раскрывшийся, не показавший полной силы. Тэхён хмыкает невесело и отворачивается от зеркала, искренне не понимая, зачем Чонгук прибегнул к подобной мере, ведь метили особым знаком лишь леопардов, присягающих в верности новому вожаку, и совершенно иным образом: огненным клеймом, что само по себе было болезненным явлением. Чистокровные так и вовсе рождались с нею, первым своим обращением запуская процесс активации магического знака.

Кожу обдает вечерней прохладой – Ким зябко ведет плечами из-за порыва ветра, наконец-то отходит от зеркала и спешит одеться в заготовленный наряд, который выбирал, кажется, чуть ли не целую вечность. Гардероб приятно удивляет лаконичностью, без излишеств и аляпистых бантов, словно тот, кто заполнял шкаф, точно знал о предпочтениях Тэхёна. Он прекрасно понимает, что бал это не вежливый визит на завтрак в столовую к королю, здесь дела обстоят куда сложнее.

Быть предметом обсуждения сотен леопардов совершенно не хочется, неровен час, те сожрут и не подавятся, а потому предпочтение отдается светло-серому костюму с серебряной вышивкой и вкраплениями розовых сапфиров, на тон темнее лосинам, лазоревому поясу и белоснежной воздушной рубашке с дутыми рукавами-колоколами и минимумом рюш. На их фоне контрастом выделяется смуглая кожа, слегка подведенные карие глаза, и даже волосы, кокетливыми завитками спадающие на лоб, кажутся темнее.

Тэхён не понимает, почему ему так хочется выглядеть сегодня красивым, почему ломает голову над тем, как отреагирует Чонгук на его наряд, и почему до сих пор не выходит из головы короткий монолог супруга. Он отмахивается от мыслей, словно от надоедливых мух, кусает губу рассеянно и вздрагивает испуганно, слыша стук в дверь. Сердце начинает биться быстрее обычного, а фантазия охотно рисует образ неизвестного, притаившегося по ту сторону двери.

Ким медленно поворачивает ручку и даже самому себе отказывается признаться, что испытывает небывалое разочарование, обнаружив на пороге Юнги. Слуга как всегда невозмутим и сдержан в проявлениях эмоций. У него в руках букет из свежесрезанных лилий, источающих сладчайший дурманящий аромат. Мин низко кланяется Тэхёну и заносит цветы в комнату, располагая на кровати под растерянный взгляд ее хозяина.

– Господин просил передать эти цветы вам и сопроводить до танцевальной залы, как только вы будете готовы, – сердце мгновенно взволнованно подпрыгивает в груди и начинает биться сильнее, пока пальцы ведут по нежным и слегка шершавым бутонам, оставляющим на кончиках золотистую пыльцу. Это поначалу Киму казалось чем-то простым и не особо значимым представление обществу, а теперь выйти из комнаты видится целым испытанием, через которое придется пройти одному без чьей-либо поддержки.

Так ему думается, пока они с Юнги идут по длинным виткам коридоров, ярко освещенных сотнями свечей. Так ему думается, пока перед ним распахиваются двустворчатые двери и переливы музыки оглушают окончательно, унося в водоворот пестрых нарядов, гомона голосов и звонкого смеха. Так ему думается, пока глаза привыкают к свету тысяч канделябров и снующим туда-сюда танцорам. Так ему думается, пока к горлу подкатывает паника и голова кружится от калейдоскопа лиц вокруг.

Но он ошибается.

Пугается сверх меры, когда чья-то сильная рука обвивается вокруг его талии по-хозяйски крепко без возможности вырваться, и весь покрывается мурашками от низкого мягкого голоса, дурманящей патокой пролившегося в уши, дыхание задерживает и глаз от неожиданного нахала отвести не может.

– Держись рядом со мной, никуда не уходи и ничего не бойся, – Чонгук сегодня красивее обычного в роскошном сапфировом наряде с золотой окантовкой и зачесанными назад волосами. Он предстает не просто королем, а прекрасным принцем, рыцарем из сказок, которому хочется доверить всего себя целиком без остатка из-за давящей ауры завоевателя. От Чона веет уверенностью, мужественностью и надежностью, от коих можно только плавиться воском, растекаться в сильных руках патокой и льнуть теснее к груди в поисках защиты.

И Тэхён именно в этот миг доверяется.

Клеточка за клеточкой расслабляется медленно, идет следом и робеет безмерно, потому что рука с талии не исчезает, а убрать ее сейчас кажется настоящим преступлением. Ким робеет ожидаемо и не решается освободиться от захвата. Но теперь мелькающие тут и там лица не видятся обезображенными или искаженными в хищном оскале. Теперь Тэхён смело встречает любопытные взгляды на себе и неосознанно жмется теснее, ощущая жар чужого тела, что обнимает лишь крепче, вселяя столь необходимые крохи уверенности.

Чонгук молча кивает рассыпающимся в вежливых жестах приближенным и шагает к возвышению, туда, где установлены два новых трона, изготовленных специально по заказу короля. От дрожащей тонкой фигурки, гибкой и мягкой, под боком в груди разливается какой-то щенячий восторг, ликование, однако мужчина не позволяет себе слабости в виде проявления эмоций, удерживая едва ли не падающего в обморок мальчика рядом и с жадностью впитывая почти неуловимый аромат лилий, источаемый далеко не цветами с клумб, расположенных недалеко от распахнутых окон.

Это запах Тэхёна. Пока еще слабый, тонкий и волнительный, но Чон уверен, что, как только в нем пробудится сила, он станет концентрированным и головокружительным. Чонгук с нетерпением ждет этого момента, чтобы обучить своего мальчика всему, что знает сам, и растопить ледяное сердце неприступного дикаря, поверившего в бредни самодура-брата, который, вероятно, сейчас и думать забыл о Киме.

Они поднимаются на возвышение осмотрительно медленно, король боится спешить, чтобы, не дай Бог, Тэхён от волнения не оступился на ступеньках, поддерживает молодого человека и, даже не оборачиваясь, понимает, что сейчас все взгляды в зале обращены на них. Но разве это имеет значение? Сердце до сих пор бьется быстрее лишь потому, что супруг все-таки соизволил прийти на бал, а не остался затворником в комнате. Эта радость пьянит лучше всякого вина, и Чонгук не сдерживает слабой улыбки, когда перемещает свою руку с талии на чужое запястье и переплетает пальцы с тонкими холодными.

Музыка и гул голосов стихают мгновенно, концентрированный воздух наполняется тем щекочущим нервы напряжением, к которому Чон уже успел привыкнуть за годы правления. А вот Тэхён подбирается пугливо, снова вытягивается струной, выпрямляя спину, и губу закусывает нервно, явно чувствуя себя неуютно под давлением сотен пар глаз. Желая хоть как-то отвлечь мальчика, Чонгук успокаивающе ведет большим пальцем по внутренней стороне узкой холодной ладони и слышит тихий сорванный вздох в ответ.

Уловка срабатывает.

Ким немного успокаивается от ласки, нервно всматривается в каждое попадающееся ему на пути лицо, окидывает пугливым взором, не слушая слов, полившихся из уст Чона. Он словно отключается и режется об острые скулы леопарда, наталкиваясь на колючий и далеко недружелюбный взгляд. Незнакомец выделяется из толпы ярким алым пятном, броским и вызывающим. Парень, надо отдать ему должное, недурен собой, даже красив, изгибает пухлые девичьи губы в подобии усмешки и внимательно следит за реакцией Тэхёна, что тушуется сверх меры, дрожит осиновым листом, но глаз не сводит, расценивая провокацию как вызов. Что-то хищное проскальзывает в чертах лица светловолосого незнакомца. Хищное, но до смерти прекрасное и чувственное. Притягательное, отчего Ким невольно чувствует укол зависти.

А затем и беспокойства.

Потому что видит, как тот смотрит на Чонгука с любопытством и затаенной ревностью. Видит, как при словах короля о том, кем ему приходится Тэхён, с тихим хрустом ломается ножка бокала, удерживаемая в тонких пальцах. Видит, как загораются недобрым огнем меняющие цвет с человеческого карего на звериный зеленый глаза, и понимает, что помимо собственной воли обзаводится недоброжелателем, одним своим существованием давая повод для ненависти, и по спине противным холодком бегут струйки страха.

Остаток вечера проходит как в тумане. Чонгук не отходит от Тэхёна ни на шаг, без устали представляя супруга приближенным. Ким кивает им автоматически, отвечает невпопад и быстро забывает имена большинства, попросту не считая нужным запоминать. И король, возмутительно внимательный и учтивый, замечает это, уводя к столу с яствами, буквально силой заставляет съесть мальчика хоть что-нибудь, недовольный его бледностью, а после протягивает кубок с терпким красным вином.

Тэхён пьет нехотя, скорее из вежливости и нежелания расстраивать супруга, который обходителен сверх меры и изо всех сил старается создать комфортные условия, чтобы юноша не чувствовал себя не в своей тарелке. И несмотря на ненависть, он действительно ему благодарен сейчас, когда крепкое вино растекается на языке пряной сладостью, ударяет в голову, расслабляя окончательно, и стирает границы между стыдом и раскованностью.

Чонгук смеется впервые за вечер и увлекает перепуганного юношу танцевать, игнорирует слабые попытки сопротивления и брошенное тихое оправдание о том, что не умеет танцевать. Мужчине плевать на это. Он обвивает руку вокруг гибкой талии, сплетает с дрожащим в смущении Тэхёном пальцы, и прижимает к себе теснее, соприкасаясь от груди до паха и заслуживая долгожданную реакцию в виде судорожного вздоха. Ким сам льнет ближе невольно, больше инстинктивно, нежели осознанно, когда Чон делает первый пируэт и обещает позаботиться об очаровательном неумехе, что послушно следует за ним, повторяет движения и глаза опускает стеснительно, притягивая взгляд к длинным подрагивающим ресницам.

Чонгуку сдерживать себя становится в разы сложнее, потому что в нос бьет знакомый дразнящий аромат, щекочет горло и растекается дурманом в легких. Король не может надышаться им, вдыхает жадно и глаз оторвать не в силах от розовеющих щек, малиновых влажных губ и тонкой шеи с безумно бьющейся соблазнительной жилкой. Обезоруживающая робость дурманит куда сильнее жеманности и откровенных провокаций. Это загадка, разгадать которую хочется так же сильно, как и растянуть момент узнавания.

А когда Тэхён наконец-то решается поднять на него глаза, время словно замедляет ход, будто бы останавливается вовсе, приглушая внешние звуки. Они танцуют как в тумане, наплевав на любопытные взгляды окружения, и ведут безмолвный разговор друг с другом, не нуждаясь в озвучивании простых истин, тонут во взгляде напротив, даже не замечая того, как радужка меняет цвет на небесно-голубой у обоих.

«Ты все еще боишься меня?» – он кружит Кима в пируэте и задыхается от того, как изящно тот двигается, ведомый умелыми руками, как послушно льнет к нему и покорно гнется навстречу, направляемый партнером. Тела сталкиваются снова, дыхания смешиваются, пальцы цепляются за одежду, и сердца с жутким треском ударяются о грудные клетки, когда губы, словно невзначай, ведут по щеке, оставляя на коже смазанный поцелуй.

«Куда хуже, я вас ненавижу», – но глаза ведь не будут врать – там плещутся сомнения и неуверенность, какой-то затаенный, едва сдерживаемый восторг, а на самом дне прячется страх. Тэхён не может довериться так легко незнакомому человеку, не может открыться, пусть и безумно сложно справиться с тягой, животным притяжением, от которого просто не спастись, когда руки сжимаются на талии, а лица оказываются чересчур близко, позволяя рассмотреть малейшие детали.

«Я тебе не верю», – у них на губах оседает пленкой дыхание, допустимое расстояние разрушается под воздействием влечения, и достаточно всего одного неосторожного движения, чтобы стереть грань упорно воздвигаемого запрета и вкусить сладость чужого рта, раздавить, подчинить и сломить сопротивление.

Но Чонгук не делает этого, покоренный тихим шепотом, умоляющей просьбой, разорвавшей грудь щемящей нежностью и судорожной болью в области сердца.

– Отведите меня обратно в спальню, – волшебство разрушено, он проигрывает по всем фронтам, снова торопится и терпит поражение, глядя на то, как гаснут звезды в невозможно-карих глазах мальчика, что жует губу тревожно и больше не смотрит на супруга. До спальни идут в полной тишине, едва ли прощаются у порога – Ким просто хлопает перед носом Чонгука дверью.

Обратно на бал король не возвращается.

═╬ ☽ ╬═

Тэхён ворочается в постели до глубокой ночи, пока не затихают в полумраке последние шумные гости, одурманенные выпитым алкоголем, а замок не окутывает тишина. Он беспокойно перекатывается с бока на бок и не может заснуть, как ни пытается. Мысли пчелиным ульем роятся в голове, то и дело возвращаются к мероприятию и его виновнику – королю. Ким думает о нем, непозволительно долго, раз за разом прокручивает случившееся, и изнутри, будто в насмешку, дерет страшная тоска.

Тэхён не скучает по дому. То место, где он жил, нельзя назвать этим словом. Слишком много боли и разочарования пришлись на место проживания, а потому юноша и не тоскует по воспоминаниям. Тэхён скучает по ощущениям, по запаху цветов, по сырости леса, вкусу кислых диких ягод, по своей няне-кухарке и по Намджуну. Хотя последнее несколько сомнительно.

У них с братом любовь нездоровая, аморальная и неправильная. Ким понимает это разумом, отчасти понимает сердцем, но ничего поделать с привязанностью не может. Доверяет чрезмерно, слепо, потому что так приучили, потому что иначе просто не умеет и не хочет. Намджун оказывается для него самым дорогим человеком. Единственным, если подумать, проявившим к нему заботу и ласку.

Своеобразные, конечно же, но все же. Правда, так кажется только Тэхёну, не знавшему ничего лучше, а потому пелена заблуждения не спадает с глаз, но заметно покрывается рябью, когда появляется тот, кто зарождает в нем сомнения. Киму сложно поверить во что-то подобное, он отрицает очевидное с завидным упорством и вздрагивает испуганно, когда до ушей доносится приглушенная мелодия из приоткрытого окна.

Молодой человек растерянно поднимает голову от подушки и вслушивается в мотив, который никогда ранее не слышал. Музыка не похожа на ту, что играла на балу, и это лишь усиливает любопытство, разнося по венам жгучий адреналин на пару с волнением. Тэхён на кровати ерзает неуверенно, сминая в пальцах и без того скомканную простынь, и долго не решается наконец-то подняться и подойти к окну в надежде понять источник звука. И разочарованно вздыхает, когда понимает, что та звучит откуда-то из глубины сада и просто так рассмотреть играющего ему вряд ли удастся.

Тэхён будто бы нехотя тяжело вздыхает, оправляет безразмерную рубашку и лосины, в которых предпочел остаться на ночь, и тянет на себя дверь, ведущую на улицу, касаясь голыми ступнями холодной каменистой кладки тропинки. Интуиция предусмотрительно выдумывает самые несусветные ужасы, угрожает опасностью из-за поворота, и только здравый смысл напоминает ему о словах Чонгука, в которые почему-то именно сейчас хочется верить всем сердцем.

Хуже, чем есть, уж точно не будет.

Ким не отказывает себе в этой маленькой слабости и крадучись углубляется в темные лабиринты живой изгороди, ведомый тоскливым плаксивым звучанием струнного инструмента – предположительно гитары. В темноте ни черта не видно, особенно с его человеческим зрением, приходится то и дело смотреть под ноги в надежде не споткнуться о кочку и, не дай Боже, сломать себе что-нибудь. Тэхён ступает осторожно, хватается за колючие ветки, колет об них ладони и старается не дышать, чтобы не выдать себя.

Получается из рук вон плохо, потому что, когда он выходит на небольшую полянку с фонтаном, где и обнаруживается ночной гость, на него сразу же обращают внимание, вскидывая голову и прерывая свое занятие. В незнакомце нет ровным счетом ничего примечательного: непритязательные простые одежды, состоящие из темно-синих выцветших брюк, застиранной белой рубашки с пышными рукавами и коротких пыльных сапог. Он высок, возможно, достаточно для того, чтобы смотреть на Тэхёна сверху вниз, и недурно сложен.

Выделяется ярким пятном на фоне темных волос серебристая маска, скрывающая большую часть лица и оставляющая на виду только подбородок и часть губ. Образ более чем странный и сбивающий с толку. Тэхён озадаченно хмурится и не может понять, видел ли этого мужчину раньше. Но тот продолжает молчать, смотрит лишь внимательно и выжидающе, не подает виду, что они когда-либо встречались, и Ким решается заговорить первым.

– Вам известно, что вы без спроса пробрались в королевский сад ночью? – хочет казаться возмущенным и высокомерным, но голос подводит, срывается на гласных, хрипит и заставляет замолчать, нервно закусив губу.

– Я люблю рисковать, – отвечают ему бархатным низким тембром и невозмутимо пожимают плечами, мол, нет ничего удивительного в том, чтобы пробраться в чужой сад без спросу.

– Вас могут поймать и казнить, – Тэхён, по правде говоря, не знает этого наверняка, но давит на страх, хочет припугнуть и уже жалеет, что вышел из убежища, припоминая так же и предостережние Чонгука об опасности. Но куда уж там, снова пошел на поводу у любопытства, пришла пора платить за опрометчивость.

– Что ж, значит, это того стоит, ведь я встретил вас, – незнакомец улыбается обескураживающе ярко и провокационно, заставляя Кима на секунду потерять дар речи и задохнуться теперь уж точно настоящим возмущением.

– Вы нахал, – выдыхает Тэхён растерянно, чувствуя, как горят собственные щеки и вспыхивают первые искры злости от наглости заявившегося без приглашения менестреля, которому явно чужд этикет и обходительность. С такими молодому человеку еще никогда не приходилось иметь дело, а потому он не знает даже, как правильно следует себя вести, чтобы осадить зазнайку.

– Нет, просто я умер бы от любопытства, если бы не увидел, кого наш король выбрал себе в спутники, – склоняет голову на бок мужчина и продолжает скользить мягким взглядом по фигуре мальчика, что краснеет пуще прежнего, но не убегает, голову вскидывает высокомерно и смотрит в ответ с вызовом, отказываясь вести на провокации.

– Не слишком ли высокую цену вы собираетесь заплатить только за то, что увидели меня? – Тэхёну хочется верить, что уже где-то в замке король послал за ним слуг, отдал приказ схватить музыканта и выпроводить вон, но его мнение меняется категорически, как только до ушей доносится слишком уж искреннее оправдание.

– Поверьте, ваше высочество, оно того стоило. И поскольку я пока что не вижу охраны, желающей выпроводить меня вон, вы позволите мне сыграть вам что-нибудь? – это, безусловно, льстит, немного расслабляет, и Ким не видит причин сопротивляться или звать на помощь. Если бы незнакомцу было нужно, он бы давно уже причинил ему вред. Но мужчина только улыбается и перебирает лениво струны гитары, пробуждая любопытство.

Еще никогда в жизни Тэхён не слышал вживую настоящей игры, и отказаться сейчас, когда представляется вполне реальная возможность, кажется настоящим преступлением. У него внутри будто борются сразу две личности: одна сопротивляется до последнего, нашептывая возможные исходы предполагаемой ловушки, вторая же упрашивает поддаться соблазну и наконец-то поступить так, как хочет он, не кто-то другой.

– Только если вы хотите этого, – все же слетает с губ произвольно, и брать слова обратно поздно. Киму только и остается, что прикусить язык и уповать на судьбу, которая в этот раз становится к нему благосклонной.

– О, я посвятил бы вам все известные мне песни ради одной лишь вашей улыбки, – слишком патетично и маловероятно, но приятно слышать, а потому Тэхён не видит причин уйти, когда музыкант вновь касается пальцами струн, выводя лиричные аккорды. Голос эхом разносится по пустынному саду, заливается мягким шелком в уши и разливается сладким томлением в груди.

У Кима дыхание перехватывает от взгляда этого незнакомца в маске, чью личность так и не удается установить. Или, наоборот, не хочется – интрига разжигает интерес, а потрясающий голос обволакивает восхитительной дымкой. В песне мешаются воедино тоска, нежность и душевное томление, от которого сладко ноет сердце, а по коже разлетается дрожь волнения, поднимая дыбом тонкие волоски на руках, и Тэхён, сам того не замечая, придвигается ближе, будто околдованный, садится на бортик фонтана чуть поодаль и жадно вслушивается в каждую ноту, пронизанную эмоциями.

Этой ночью он впервые забывает думать о Намджуне.