Глава 2.
Пауки Кальяри не обладают физиологическим механизмом переживания горя. Их тела не производят соответствующих гормональных реакций. В состоянии утраты паук замирает и пассивно ожидает исчезновения боли.
В отдельных случаях это приводит к отказу от еды, обездвиженности и гибели. Рекомендуется рассмотреть временный переход в человеческую форму – люди обладают большей устойчивостью к тяжелым эмоциональным нагрузкам.
— из справочника «Элиза Ноал. «Все, что мы знаем о пауках» раздел VI, пункт 11
— Не двигайся, будь за мной, - Ханула встала стеной между мной и рассвирепевшими кланами.
Нуарилию поместили на шелковый каркас и унесли быстрее, чем первые селхары попытались прыгнуть на центральный балкон и закончить начатое своим соклановцем. Нападение ее наставника стало для них сигналом: никакого брака человека и паука быть не может.
— Клан Хребта совершил нападение на королеву! – выкрикивали из клана Первого Кольца.
— Смерть Нейтам. Смерть предательницам! - продолжали в клане Хребта.
В этом году тела клана Хребта заполнили Башни Матери и Дочерей. Щелкуны не дали разразиться межклановому побоищу и разобрались с бунтовщиками в корне. Жертвы пришлись и среди них, но в меньшинстве. Впадина Смерти встретит тела нескольких десятков селхаров – самых необузданных пауков клана Хребта. За ними последуют парочка лиахров и скаэлов. Несколько слепошелок из клана Мглы попали под раздачу. Меньше всех пострадали любители людей из Первого Кольца. Настоящие изуверы мании величия никогда и клыком не пошевелят, чтобы не испачкать в грязи.
— Принцесса Сентия, вы должны остаться на праздновании вместо королевы, – раздался голос позади меня. Главнокомандующий Кеннарос. — В этом году именно вы провели ритуал вознесения вместо королевы. Ваш долг остаться в Башнях.
— Мой долг быть рядом с сестрой.
— Никому из присутствующих в Башнях так не показалось, особенно после выброшенных слов о королеве Илене. Уверяю, принцесса, у вас нет дарований, что смогут помочь Нуарилии в эту минуту, – его глаза цвета изумруда сощурились в пренебрежении. — Вы сможете навестить королеву не раньше, чем пошлют за вами. Если она очнется.
— Когда проснутся мои дарования, Локтарх, вы будете первый в списке на демонстрацию.
— Если проснутся, - отчеканил он. — Прошло пять лет с тех пор, как это должно было произойти. В прочем, больше никто и не надеется на вас. Все, на что вы сейчас способны – это остаться в Башнях и проследить за ходом празднования.
— Вы говорите с Нейтой, главнокомандующий, - вмешалась Ханула. — И будущей королевой Талдрана. Будьте осторожны со своими словами.
— А тебя хотят видеть возле королевы, Ханула, - он пристально смотрел на паучиху-селхара. На мгновение, мне показалось, что он поддал немного назад.
Она еще несколько секунд пилила его убийственным взглядом, а затем перешла в человеческий облик, и повернула в сторону винтовой лестницы. Ханула явно знала, что переход раззадорит Локтарха сильнее прежнего.
— Принцесса, желаю вам приятного отдыха, - бросил он напоследок, сцепив зубы.
Значит, мне все-таки придется торчать на пиршестве до самого утра в одиночестве. Превосходно.
Молниеносная работа пауков-падальщиков, вынос тел – и поданные будто забыли про нападение на королеву, а празднество было продолжено до самой зари. Ведь правым делом среди нас была смерть, а затем веселье. Аромат крови витал в подземном замке наряду с человеческим пойлом. Звуки веселья слышали в каждом тоннеле и почивальне: Первое Кольцо ликовало из-за гибели трети пауков из клана Хребта.
Когда бочки заканчивались вместе с добычей, обычно наступала вторая фаза из мясорубки паучьих тел: бои без правил, торгаши человеческими органами, охота на слабаков ради потехи толпы, аукционы живого мяса, где души шли в придачу. Извращенные ритуалы и инфернальные игрища были только началом.
Беззакония обычно творились на глазах Нуарилии и членов Совета. Но раз в год можно было не обращать внимания – либо даже способствовать паучьим «пирушкам» на слабых. Ритуалы в Кальяри давно потеряли святость – теперь они были лишь поводом пролить кровь и насытиться страхом.
К утру я все-таки не выдержала и сбежала в тени подземного замка. Восемь лап неумолимо несли меня по извилистым тоннелям из известняка. Не существовало такого места, где я могла укрыться, о котором бы не знали Нуарилия, Ханула и сестры Кеннарос. Поэтому, я просто продолжала двигаться вперед, чтобы меня никто не настиг.
Нуарилия предала меня. И за это она чуть не заплатила собственной жизнью. С каждым поворотом я страшилась, что увижу видение, как и четыре года назад, когда умерла наша мама. Королеву Илену забрал неизлечимый недуг, терзавший ее несколько лет. Ни один лекарь не сумел разгадать причину и происхождение болезни, поэтому, ему дали название – Черный поцелуй. Сначала у нее потемнели глаза, будто скрылись за пеленой. Со временем мать перестала плести, ибо паутина чернела и рассыпалась, а затем начался процесс внутреннего гниения: зловонный запах преследовал ее несколько месяцев, пока не наступила фаза полного почернения. Ее тело высохло и рассыпалось в пыль. Последние мгновения жизни королевы Илены увидели все поданные зимней зарей. Так уж устроена королевская кровь – умирать в одиночку не приходится.
Ханула появилась из-за угла в обличии селхара, перегородив мне путь на развилке в сторону почивальни моей сестры.
— Мне жаль, что ты узнала таким образом, – сказала она.
Я встретила ее взгляд, но промолчала. Обсуждать с ней произошедшее мне хотелось меньше всего. Коридор был пуст. Ни одной служанки-ксирии, ни одного шороха. Только холодный свет лунного кварца в стенах – и он казался слишком ярким, слишком цепким. Камни будто слушали.
— Я видела тебя возле Впадины, когда сбрасывали тела, – объяснила она. — И решила последовать за тобой.
— Селхары не умеют сочувствовать, как и другие ползуны из твоего клана.
Она насупилась.
— Тенсиры уже разнесли новости по мировой паутине о твоем союзе, – без обиняков сказала она. — Теперь в каждом уголке континента знают, что ты выйдешь замуж за него. Это неизбежно.
— Отлично, самое время истребить наименьших пауков из клана Мглы, они ведь только и умеют плести интриги, шептаться по всему континенту, – с желчью выплюнула я. — Что-то еще? Может, ты знаешь и другую информацию? Скажем, до того, как ее объявят перед тысячами.
— Ты должна была склонить голову перед Нуарилией и пообещать процветание в Кальяри, а не упоминать свое сношение с человеком, и вконец злить клан Хребта. Из-за тебя сегодня скинули почти сотню тел в бездну, – процедила Ханула, ее голос стал тише, но от этого еще опаснее. — Ты виновата в их смерти. Твоя выходка чуть не стоила жизни Нуарилии.
— Моя выходка? Атрис совершил на нее покушение. Или ты забыла, служанка? – последнее слово я буквально прорычала.
Ханула Врайдес когда-то была близка с моей матерью и посему была неприкосновенной. А после моего появления, паучиху приставили ко мне, точно крест. И только это давало ей право упрекать меня всю жизнь. Чертова паучиха-селхар и весь ее клан Хребта вместе взятые.
— А вот и настоящая причина твоего прихода, – невесело рассмеялась я. — Тебя злит, что клан Хребта в очередной раз не сумел обуздать свои инстинкты и тебе нужно винить в этом меня, не так ли?
— Ты подумала о Нуарилии? – ее взгляд высасывал всю мою энергию. — Ей придется разгребать последствия твоего поведения. Ты – Нейта. Из-за тебя она потеряла лицо в глазах поданных. Они не должны чувствовать сомнение и разлад королевской династии. Ты публично опозорила ее. Ей бы стоило наказать тебя, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в ее власти.
— Пусть понюхает мое дерьмо, но я не буду с человеком!
— Заткни свою пасть, Сентия! – взревела она. — Я удивляюсь, как много глупости можно вместить в одну голову. Не ненависть тобой движет – а жалость к себе. Кальяри нужен мир, а не сотни мертвых тел.
— Мир с Талдраном посредством моего порабощения? – голос у меня сорвался. — Ты, может, забыла, что случилось с твоим возлюбленным? А потом люди заразили чем-то и мою маму. Она умерла из-за них, Ханула. Я слышала все ваши разговоры, о которых вы предпочитали помалкивать.
Темно-серое тело Ханулы расширялось с каждым сказанным мной словом. Верный признак того, что паучиха-селхар готова броситься.
— Не суди всех людей по одному убийце. Если бы весь наш род судили только по тебе... – она осеклась. — Из-за того, что ты не получила дар Нейты – отказалась от себя и своей сути и обозлилась вконец. Тебе хочется винить кого-то в своих бедах.
— Отказалась от себя – так вы это называете в своих кругах? Когда у меня не оказалось никакого дара в шестнадцать лет, мать приказала прекратить мою выучку и не выпускать за пределы замка. А лучше – за пределы почивальни. Дочь-позор, не сумевшая оправдать ее надежды. Или ты забыла об этом? А сейчас Нуарилия решила избавиться от такой обузы, сделав меня хоть несколько значительнее в глазах народа.
— Хватит!
Я приблизилась почти вплотную.
— Я всегда буду ненавидеть людей за то, что они убили маму. А сегодня из-за действий Ваэрмира на востоке, – сжигание наших охотничьих угодий, – я должна отдать себя другому королевству. Мужчине-человеку.
— Сентия, ты отказалась от себя с тех пор, как умерла Илена. Нуарилия дала тебе полную свободу, когда стала королевой. Но ты решила оставаться в застенках и плести алентуры, дальше взращивать ненависть к людям. Тебе хочется винить во всем их просто потому, что ты – не воин. Ты слабое существо, управляемое эмоциями. Слепое от собственной ненависти.
Я застыла, впитывая каждое слово, но Ханула и не думала останавливаться.
— Пока все смотрели на твое выступление, Атрису удалось пробить Нуарилии легкое. Поэтому, Сентия, навести свою сестру, а не пытайся мне доказывать причины своего детского поведения. Я этого не выношу.
Если бы весь наш род судили только по тебе...
Ханула уже разворачивалась, собираясь уползти, но я ощутила, как мои внутренние нити натянулись до предела. Слова вырвались прежде, чем я смогла остановиться:
— Может и я ненавижу людей, но я не валялась в объятиях человеческого отребья. Кажется, это было сразу после смерти твоего возлюбленного?
Ханула не дала ни секунды на сожаление. Ее клыки вонзились мне в брюхо, и я не успела даже шевельнуться, как меня отбросило к землянистому потолку. Послышался глухой хруст – звук треснувшего хитина. Затем – ее морда. Самодовольная, с шестью прищуренными глазами, и голубой свет лунного кварца, размазанный по полю зрения.
Черт. Она впрыснула яд.
Не смертельно, но достаточно, чтобы лишить меня координации на некоторое время.
— Ты – дочь Илены. И если бы не это, я бы так просто не отпустила тебя. Я пообещала твоей матери приглядывать за тобой и не позволять совершать ошибки.
— А может я – сплошная ошибка?
Ханула застыла, но лишь на секунду.
— Илену забрала болезнь, а не люди. Беспощадно и жестоко. Мир вообще несправедливое место, если ты не заметила. Но и твоя мать не была набожной. Во многих твоих... изменениях виновата она. Но теперь ее душа передана Хурату, а твоя – мне.
Она уползла в сторону, исчезая в тени.
Я с трудом поднялась. Едва смогла опереться на передние лапы. Ублюдочная селхарская служанка. Я убью Ханулу. Рано или поздно. Ее "неприкосновенность" скоро перестанет значить хоть что-то. Будь я двуногой – этот яд давно бы убил меня. Но я – из королевской крови. Мы держимся дольше.
Мимо меня проползла Илла – придворная лекарь. Она направлялась к покоям сестры. Еще одна любительница человеческой грязи. Наверняка слышала все. И теперь окажется наедине с Нуарилией?
Нет. Эту лекаршу я не оставлю с ней.
Нуарилия извивалась в припадках. Восемь лап сокращались каждые пару секунд, а шесть глаз метались со стороны в сторону. Сине-зеленая кровь с примесями какой-то желчи пропитала ложе из паучьего шелка. Ее молчаливую просьбу о смерти я могла чувствовать в своей крови.
— Вы дали успокаивающий отвар из змеиного корня? – спросила Илла, приблизившись.
Слуги-ксирии из клана Мглы находились по бокам от Нуарилии. При виде меня их будто съежило. Маленькие, почти невесомые, с бледно-синим хитином – они были идеальными слугами, и выведены специально для этого. Ксирии были отменными эмпаты, с точным восприятием колебаний паутины. Даже сейчас они улавливали мою ярость.
— Что с ней? – спросила я.
— Пытались, – сухо подытожила Илла, не обращая на меня внимание. — Она выблевала его вместе с кровью. Рвота не прекращается.
Она подползла ближе, заглянула королеве в глаза. Ее голос стал нарочито деловым:
— Вам нужно измениться, Нуарилия.
— Без этого никак? – процедила я.
— Легкое было пробито практически насквозь. Слуги ввели тонкие нити шелка в рану и с их помощью как бы втянули легкое обратно. Нити были пропитаны зельем из плесени уснувшей канагары, который временно запустил процесс сращивания поврежденных участков. Зелье растворяется медленно, а значит еще несколько дней ее будут преследовать спазмы и рвота. Паучье тело работает иначе, и срощенная ткань может разорваться даже при дыхании, не говоря уже о восприятии человеческих отваров, – она даже не смотрела в мою сторону. — Ей нужно принять человеческий облик, только так королева восстановится быстрее. Да и желудок усвоит змеиную вытяжку. Ее боль не уйдет, но немного притупится.
— Забудь о человеческих зельях и вылечи мою сестру нормальными методами! – прошипела я.
Илла надменно посмотрела в мою сторону. Ее восемь округленных глаз вельмара сочились презрением, а перламутровое продолговатое тело вытянулось вдоль пола из вкраплений костей и других останков.
— Сентия... – еле слышно прошептала Нуарилия. Ее все еще выворачивало. — Хватит уже...
— Делайте, как считаете нужным, – выплюнула я.
Илла и служанки-ксирии искоса поглядывали на меня, тем самым вызывали волну раздражения. Мне хотелось подвесить их на железной паутине и оставить повисеть над Озером Слез.
Нуарилия тяжело вдохнула. Воздух в покоях задрожал. Задние лапы вытянулись и стали длиннее, обретая форму людских ног. Жесткий хитин треснул и осыпался мелкими чешуйками, оставил после себя гладкую, прохладную кожу цвета луны. Лапки передних конечностей превратились в изящные руки с тонкими пальцами. Но во всем ее облике было достаточно паучьего – алые глаза, заостренные когти на ногах и руках, неестественно бледная кожа. При изменении формы причинные места всегда прикрывал тонкий шелк, но сейчас Нуарилия была полностью нагой, не найдя в себе сил на такое простое действие.
Сестра в человеческом обличии сжалась от боли. Ее ноги дрожали, живот судорожно сжимался.
— Держите ее. Никого не впускать, – велела Илла.
Я не заметила, как Илла и две служанки обрели облик девушек, попутно облачили себя в тонкий шелк, прикрывающий наготу. Любой паук из трех кланов мог применять людские обличия, но по-настоящему стали расхаживать в кожаном мешке только после смерти Илены. Двенадцать тысяч лет назад, до того, как наш народ проклял король Досифей, замок полностью находился на поверхности. Но даже со временем, когда мы стали темным народом, комнаты и коридоры практически никак не изменились, за исключением безмерного количества паутины. И сейчас поданные могли ступать по ним и занимать покои, приспособленные скорее для людей. С каждым годом все больше пауков делали такой выбор – и все меньше использовали истинное обличие. Я же редко использовала общие коридоры, прибегая к старинным тоннелям, используемых исключительно пауками. Чего уж говорить, я лишь единожды приобретала человеческий облик. До чего же мерзкое ощущение.
Служанки держали Нуарилию по обе стороны. Они напоминали червей – хрупкие, почти безликие.
Как можно было использовать такую оболочку на постоянной основе?
Илла влила отвар в рот моей сестры. Его мерзкий концентрированный запах я ощущала даже с конца почивальни.
— Благодарю, Илла... – Нуарилия тяжело откашлялась.
— Мне очень жаль, – Илла присела рядом с Нуарилией и стала гладить ее руку. — Атрис был вашем учителем, но видимо его закоснелые идеи вышли за границы разумного, раз лиахр пошел на это. Он познал мучительную смерть. Щелкунов, которые не сумели доглядеть за вашей безопасностью, отправили во Впадину Смерти. Главнокомандующий проследил за этим.
Получается, практически все, кто присутствовал на церемонии. Десятки Щелкунов, преданных Нуарилии познали жесточайшую смерть. Но таковы были традиции – даже за царапину они могли лишиться головы. Не говоря уже о пробитом легком. Да куда они вообще смотрели?
Нуарилия вздрогнула, но ничего не ответила.
— Полное исцеление займет не меньше десяти суток. Пока легкое полностью не восстановится, вам лучше оставаться в человеческом теле, и мои отвары так усвоятся лучше, – Илла скорее вторила это мне, чем ей.
Илла была самым одаренным лекаркой Кальяри и жила при дворе больше сорока лет, на верхних ярусах. И все же принадлежность к вельмарам с их человеколюбием вызывала у меня отвращение, что не удивительно среди клана Первого Кольца.
— А вам, принцесса... – она взглянула на меня, словно прочитала мысли, — ...стоит принять настойку из лепестков ночной фиалки. Последствия яда селхара могут быть опасны. Прикажите – я принесу. Вам следовало бы оправиться перед помолвкой.
— Для этого мне надо стать двуногим отребьем, чтобы отвар усвоился лучше?
Слуги-ксирии в немом страхе смотрели в мою сторону. Им точно хотелось исчезнуть. Их не могли скрыть ни тени, ни стены из пористого темного камня. В человеческом теле они были легкой добычей.
— Не пререкайся, Сентия, – сказала Нуарилия. Тихо, но твердо.
Илла удовлетворенно смотрела на меня своими янтарными глазами. Меня раздражало ее человеческое лицо и заносчивость, не соответствующая ее положению. Меня раздражал даже ее голос.
— Илла, делай то, что нужно. Оставьте нас с сестрой, – Нуарилия спасла положение прежде, чем я вонзила один из ноготков в маленькую голову лекарши.
Служанки с облегчением распустились шелком в дверях. Илла последовала за ними и пообещала нагрянуть ко мне с нужным отваром, оставляя за собой ощущение холода.
В ответ я клацнула клыками.
Старшая сестра неподвижно лежала на шелковом ложе, черные волосы укрывали тело. Она молча смотрела на лунный кварц в стенах. Я была готова поклясться Тенехе, что даже сейчас она видела, как я выплевываю тело совы на алтарь и говорю о нашей матери во всеуслышанье. В каждом узоре и камне на потолке. А потом на нее совершили нападение.
Меня могли за это лишить плетения в Зале Бессвязных или заставить исполнить Танец ядов на потеху всем придворным. Зрелищный танец, где вначале в виновного вводили кислоты, а с каждым движением они парализовали бы все тело.
— Как в тебе оказался яд селхара? – спросила она, вытянув меня из раздумий.
— Ханула не выдержала всей... правды, – кое–как объяснила я. — Она слишком чувствительная по отношению к своему клану злыдней.
— Ханула любит тебя.
Я кивнула. Не была уверена, видит ли она этот жест.
— Твой дар Нейты... Ты умеешь вытягивать чужую боль. А теперь никто не может вытянуть твою, – виновато сказала я. — Жаль, Нейта не наделила и меня дарованиями. Я бы хотела помочь твоему состоянию хоть как-то.
— Ты помогаешь. Тем, что ты просто здесь.
Я промолчала.
— Залисса и Скелитра были здесь почти все время, – вдруг сказала она. — Были рядом, когда меня зашивали. Старались придерживать. Вы, наверное, разминулись.
— Главнокомандующий велел остаться на празднование и проследить за всем. Я пришла не потому, что плохая сестра, - зло кинула я. — Уверена, что сестры Кеннарос всем растрепали о моей помолвке до того, как я сама узнала о ней. Более того, они очень удивятся, когда я не выйду замуж за кожаного, а скорее сброшу его во Впадину. Талдран должен быть предупрежден на счет моих настроений.
— Хватит! Я не зря скрывала это от тебя, – тоном, не знающим возражений, сказала Нуарилия. — Ресурсы Туманного леса истощаются. Приграничный клан Первого Кольца уже испытывают нехватку пищи – голод охватывает их не по дням, а по часам. Ваэрмир, разумеется, не ведет официальной войны, но их охотники действуют методично: сжигают лес, загоняют добычу, лишают нас источников крови. Последние донесения от шпионов обнаружили новейшие оружия для убийства нашего народа, Сентия.
По их надменным лицам на церемонии я не особо заметила какую-то проблему голода на востоке Кальяри. И по обилию пищи на пиршестве – тоже.
Она сильно закашлялась, а потом тяжело втянула воздух.
— Их оружие... опасно в лесах. Но на открытых склонах, в горах, оно бесполезно. Поэтому я годами добивалась союза с Талдраном, и наконец принц сделал первый шаг: сегодняшний пир – их дар в честь вашей будущей помолвки. Талдрану выгодно наше сотрудничество, им нужны наши войска, а нам – их горы и леса для охоты. Как только они передадут нам право на использование хребтов, мы сможем вывести отряды наверх. А в горах охотники нас не достанут. Ни один. Мы укрепим границу – и получим передышку.
Я замолчала, бессильно уставившись на нее.
Договор, подписанный двести тридцать лет назад с соседним королевством и тогдашним королем Ваэрмира обязывал всех прекратить нападения. Но Туманный лес всегда был нейтральной территорией, где законы ничего не значили. Охотники не подчинялись Ваэрмиру, как и Нейтам не подчинялись пауки-одиночки, решившие жить за пределами Кальяри. Поэтому, даже после мирного переговора охотники продолжались выслеживать нас и убивать везде, где дотянутся.
Я ощутила, как внутри меня растет неистовая ярость. Мне хотелось разыскать каждого человека Ваэрмира и, не спеша, отделять конечности от туловища, пока их крик не превратится в глухое мычание.
— Мы заключили договор с людьми, – прошептала я. — Обещали не пить их кровь. За землю. За жизнь. Но этого недостаточно, и я должна стать одной из них, чтобы поданные Кальяри не вымерли.
— Никогда не понимала твоего отвращения к человеческим обличиям, – она будто не слышала меня.
— Хочешь действительно поговорить об этом сейчас? – удивилась я.
— Всегда хотела увидеть тебя... Иной.
— Я никогда не превращаюсь в жалкое подобие жизни даже ради праздного любопытства. Или ради каких-то людских отваров.
Она печально улыбнулась, несмотря на боль.
— Как я и сказала, в Туманном лесу стало все меньше добычи и это коснулось напрямую земель Первого Кольца. Но они не склонили голову и не пожаловались потому, что они гордый народ, – она пристально посмотрела, будто ждала какого-то восхищения или благодарности. — Твой брак с Данактом решит все наши проблемы. Мне жаль, что ты узнала об этом непосредственно там.
— Я убью принца Данакта раньше, чем он станет моим мужем.
— Этим ты вызовешь еще одну войну.
Нуарилия развернулась от меня.
— С сегодняшнего дня ты обязана перейти в человеческий облик. Жрицы-ллиры обучат тебя тамошним порядкам, а через месяц состоится твоя помолвка в Верхал Дорне – горной столице Талдрана, – это было сказано ни как просьба. И я была обязана подчиниться.
— Те самые жрицы, которые все празднование занимались извращенными ритуалами и распотрошили парочку беззащитных ксирий?
Она издала невнятный всхлип, еле сдерживая боль сквозь зубы. Прежде чем я исчезла, она тихо отпустила:
— И больше не создавай ни для кого проблем.