Герои нашего времени

В день сочинения, ровно за пять минут до будильника, в дверь постучали. Соня зажала уши и носом зарылась в подушку, что-то промямлив. Настя кое-как сползла с кровати и, готовая начать это утро с очередной короткой перепалки, открыла дверь:

— Яшин, иди в задни...

Но стоило ей откинуть спутанные пряди с лица и хорошенько потереть глаза, она поняла — это не Яшин. Она даже как-то растерялась от удивления, потому что была уверена на сто процентов, что сегодня, как обычно, Антон вломится к ним и начнет трещать. Может, даже скажет что-то вроде: «Подъем, пионеры, отделаемся от сочинения и пойдем бухать!». Но на пороге стояла высокая и полненькая Женя, которая, видимо, безумно нервничала — она попросила тетрадь по литературе, потому что забыла, как звали главную героиню пьесы Островского. Не дождавшись ответа, Женя сама себе дала ответ, выкрикнув имя Катерины, и убежала прочь. Вот тебе и доброе утро.

Завтрак — овсянка с бананами и вишневый компот — не влез, потому что нервы тоже начали шалить. Настя роняла все, что попадалось ей в руки, а Соня начала забывать инициалы известных писателей. Они судорожно принялись писать шпаргалки и запихивать их в карманы, обувь, под одежду. У Архиповой от напряжения горели ушли — такая у нее была особенность. В коридорах они толпились больше получаса: произошло путаница с распределением по кабинетам. Поэтому заполнять бланки им приходилось ускоренно, чтобы не потерять времени. Кирилл долго сидел спокойно, не отрываясь смотря в одну точку, а потом медленно начал выводить слова на черновике, Полина наматывала волосы на палец и хмурилась, постоянно перечеркивая написанное, Донских принялся писать писать сразу на черновик, острым размашистым почерком, Антон последовал его примеру, Соня сначала металась от одной темы к другой, а потом выбрала менее удачную, а Настя с огромной радостью обнаружила идеальный для нее вариант. Первым, конечно, вышел Яшин, уверенный и расслабленный (Архипова завистливо проводила его взглядом и снова сгорбилась над бесконечными черновиками). К началу четвертого часа в голове перемешалось все: Болконский, Онегин, Кабаниха, Дориан Грэй. Стоп, а он-то тут причем? Все, надо завязывать. Настя поставила последнюю точку и, даже не перечитывая, собрала все в кучу, сдала и вылетела из аудитории, наконец вдохнув полной грудью. Первым делом она побежала в столовую и вылакала несколько стаканов холодной воды. У кулера столпились взволнованные выпускники, которые бурно обсуждали свои сочинения. У Сони задрожал голос, когда она начала:

— Б-боже, я у меня будет незачет... Я все напутала, все напутала. Взяла Оруэлла на добро и зло, так можно было вообще? А Раскольников через «а» пишется? Блин, а как я написала?!

Настя впервые видела Соню такой возбужденной и испуганной, и попыталась успокоить её, но сама была вся на нервах, и убеждения выходили хлипкими и несерьезными.

— Не паникуй, главное не паниковать, еще ничего не известно! Надо отвлечься!

Как обычно и бывает в таких случаях, отвлечься получилось на не более приятную тему. В новом году по приказу директора Архиповой больше не будет приходить стипендия. А она все так же старается, все так же учится, как будто это что-то изменит. Попросить Антона умаслить папашу — вариант такой себе. Когда Соня его предложила, Настя замотала головой: то ли она не могла перешагнуть через принципы, то ли просто почему-то ей казалось, что отец Антона не послушает. Заболоцкая активно предлагала свою помощь в финансовом вопросе (её семью богатой назвать нельзя было, но состоятельной — можно), однако Настя всегда наотрез отказывалась: ей было очень неудобно чувствовать себя нахлебницей. Но все-таки она понимала, что в скором времени прибегнуть к помощи подруги придется, иначе все скатится в никуда.

Вечером, оставив Заболоцкую одну (она болтала с младшим братом по телефону), поехала в казино. Она, конечно, знала, что Яшина там не было во время убийства, но ей требовалось железное доказательство, которое она и нашла. Пришлось пококетничать с охранником и дать ему пару заветных голубых бумажек (почти последние деньги!). Камеры казино писали даже звук. Яшин стоял у черного входа, ходил взад-перед и говорил по телефону. Слов было почти не разобрать, но кое-что Архиповой удалось услышать: «За машиной завтра... Я в лицей... Есть дело...» Она сразу, о чем он говорит. Яшин часто хвастал ей своими связями, в числе которых был Володя. Володя был помощником крупной шишки, владевшей сетью автосалонов. Архипова давно подозревала, что Яшин делает для них грязную работу. Она не особо разбиралась в таком нелегальном автомобильном бизнесе, но знала, что есть такая схема: они продают машину, а потом сами угоняют её, воспользовавшись вторым ключом, и разбирают её на запчасти, чтобы потом перепродать. Наверняка гребут бабки лопатами. Вот только сам процесс угона — дело на редкость опасное, и Настю сильно удивило, что Антон взялся за такую работу. Но больше всего её поражало другое — Яшин везде и всегда пытается заработать, при этом имея довольно-таки обеспеченных родителей. Зачем? Какой в этом смысл? Да, покрасоваться и повыпендриваться он любил, но натура у него экстрима вовсе не требовала. В чем причина, Тон? Самоутверждаешься?

Когда Настя вернулась в комнату, едва не попавшись проверяющему, Соня еще не спала. Опередив вопрос Архиповой (опять она словно прочла её мысли), она задумчиво выдала:

— Яшин не появлялся, прикинь. Даже странно как-то.

Не пришел он и на следующий день. Они видели его на уроках, в столовой, в курилке. Но он либо болтал в младшими классами, либо переписывался в телефоне. С Русланом они стали являться публике реже, и, судя по обрывкам их диалогов, именно Антон стремился отделаться от него, а не наоборот, как бывало раньше. Донских не показывал ни разочарования, ни раздражения — даже плечами не пожимал. Яшин не стал угрюмее, не стал более замкнутым — все такой же неусидчивый, гиперактивный и улыбчивый. Но каждый раз, завидев Архипову, он старался не пересекаться с ней. Соня изредка ловила его в коридоре, чтобы спросить что-то по учебным делам, но он отвечал всегда с ярким оттенком сарказма, который стал еще более едким и неаккуратным — она не особо понимала, чем такое заслужила, но больше решила его не донимать. Какое-то новое напряжение повисло в их маленькой компании.

Антон вставал рано и успевал улизнуть из комнаты до пробуждения Руслана. В какой-то из нескончаемых понедельников Донских потерял свое привычное терпение — когда Антон открыл глаза и потянулся, Руслан уже сидела за столов, закинув на него ноги, и читал книгу. Не дождавшись, когда Яшин окончательно проснется и придет в себя, он, не отрывая глаз от страниц, спросил, не выражая особого интереса:

— Какие-то проблемы?

Антон простонал и захрустел пальцами. Он не рассчитывал так начинать утро.

— Никаких проблем, брат, никаких, — вышло неубедительно и слишком иронично.

— Не морочь мне голову.

Антон усмехнулся и надел очки. Сейчас он выглядел немного нелепо: заспанные, лохматый, в помятой футболке с Микки Маусом. Только глаза выдавали в нем то антоновское, чем он был прославлен в лицее.

— Ты должен был встать на мою сторону, — наконец сказал Антон с некоторой злостью.

— Ты что, обиделся? — прямолинейность била по лбу.

— А сам как думаешь? — Яшин насупился и скрестил руки на груди.

Руслан даже не поднимал на него головы, и Антона это приводило в бешенство, которое изо всех сил пытался сдерживать. Он никогда не зацикливался на поведении Руслана. Это ведь Донских. Он такой, какой есть — холодный, молчаливый, грубый. Что с него взять? Зато он всегда здесь, рядом, готовый помочь, поддержать, хоть и как-то незаметно, не афишируя. Антон был уверен в нем больше, чем в том, что вода закипает при ста градусах. Вот он был, Руслан, всего в метре от него, стоит тенью. Но после ночевки на чердаке у Антона за ребрами что-то рухнуло. Протянув руку, он не чувствует каменного плеча Руслана. И это чувство полного одиночества пугало ужасно.

— Брось, я всего лишь дал тебе пинок. Такой толчок тебе необходим.

— Чего?

— Чтоб мозги вправить.

Антон, конечно, понял, что он имел в виду. Мозги вправить. Исправить. Исправить его собрался, специалист. Антон пришел в неконтролируемую ярость, и уши его покраснели (этой особенностью они схожи с Архиповой).

— Кто тебе право дал, а?! Начитался своих дурацких книжек и решил, что можешь теперь людьми манипулировать? — он выхватил у него из рук книгу в темной обложке и швырнул её в стену (уголки помялись, и Руслан поморщился). — Строишь из себя психолога! Ты не психолог, ты просто чертов манипулятор!

Донских теперь развернулся к нему на стуле и зловеще глядел на него снизу вверх, но Антон приноровился не шарахаться от таких его взглядов. Он привык к нему настолько, что иногда просто не мог предчувствовать опасности. Но сейчас он был (почти) уверен, что эта истерика сойдет ему с рук. Ну, максимум дело обойдется парой синяков. Но от рентгеновской проницательности укрываться он не научился, и ему стало не по себе, когда у Руслана на скулах заходили желваки. Провисла тяжелая тишина, сквозь которое пробивалось лишь хаотичное громкое дыхание Антона. В конце концов он сдался — взял полупустой рюкзак и вышел, хлопнув дверью, напоследок невнятно пробурчав: «Да тебе самому лечиться надо».

Руслан аккуратно поднял книгу, разгладил страницы, прошелся пальцами по разбитым уголкам твердой обложки. Положил её под кровать. Достал сигарету и открыл окно. Шел снег.

Они буквально столкнулись. В столовой, в обычной толкучке. Антон зачем-то снял очки и держал их в руках, поэтому не сразу понял, что перед ним Архипова, немного растерянная, как всегда.

— И долго ты с Володей своим сотрудничаешь? — ни с того ни с сего ляпнула она.

— Сегодня день прямолинейных вопросов? — хмыкнул он. — Тебе какое дело?

— Интересно, зачем тебе вообще в этом участвовать. Рвешь задницу ради лишней копейки.

— Копейка рубль бережет, Архипова. Не забивай себе голову. Асталависта.

Антон испарился, когда рядом, как огромная серая туча, проплыл его отец. Директор попросил Настю заглянуть к нему после уроков, и она поняла, что он услышал их короткую беседу.

Соня тренировалась уже больше двух недель, и каждая её мышца чувствовала изменения. Сначала разминка, потом стандартные физические упражнения, далее — приемы нападения и защиты. Она училась по видео-урокам и отрабатывала все одна — сомнительно, конечно, но это хоть что-то. Ей повезло, что Георгий Николаевич оставляет спортзал открытым. Иногда она позволяла себе силовые нагрузки. Опять же, без тренера неудобно — опять же, хоть что-то. С Георгием Николаевичем, обратись бы она к нему, было бы слишком много проблем, поэтому она даже не пыталась. Она шла в зал с полотенцем и бутылкой воды, когда услышала всхлипывания. Затормозить вовремя она не успела, и, выйдя из-за угла, лицезрела странную картину. Полина стояла перед Русланом, ссутулившись, утирая слезы, которые смывали её боевую раскраску. Сквозь рыдания та пыталась что-то объяснить, но выходило невнятно. Руслан держал руки в карманах и будто не находил слов, чтобы успокоить её (или хотя бы просто заткнуть). Полину шатнуло вперед, и она уткнулась носом ему в черную рубашку, на которой сразу отпечатался тональный крем. Руслан, будто кипятком ошпаренный, отпрянул и схватил её за плечи, сильно встряхнув её, чтобы привести в чувства. Соня застыла. Руслан бросил на неё взгляд. Заболоцкая двинулась дальше быстрым шагом, оставив их позади. Голова пустая, горло зудит. Войтко играть умела, тут никто не спорит, но сейчас её лицо, исказившееся в отчаянии, выражало абсолютно искренние эмоции. Проблемы Полины Соню мало волновали, но ей было интересно, как должны были сложиться обстоятельства, чтобы все обернулась так, что Войтко не оставалось другого выбора, кроме как плакаться Донских. Она вспомнила, как Полина бегала за ним с какой-то просьбой. Может, она и к нему решила клеиться? Если так, то... умно и безумно глупо одновременно. Донских — это привилегия, протекция. Донских — не поддается.

Грушу она молотила яростно. Перед глазами: «ВНЕ КОМПЕТЕНЦИИ. НАПРАВЛЕНИЕ В ПСИХИАТРИЮ». Это пожирало её изнутри, но делать шаг вперед к правде она опасалась.

Руслан отвел Войтко в её крыло, обменявшись с ней рядом молчаливых обещаний. Ему жутко хотелось пить, но не хотелось возвращаться в комнату, поэтому он пошел в столовую, надеясь, что она открыта. Из спортивного зала раздавались звуки быстрых ударов — он поднялся по лестнице и заглянул в дверную щель. Заболоцкая уже вся взмокла, темные длинные (дура) волосы превратились в жесткую мочалку, кожа покраснела. Она избивала боксерскую грушу, как будто та была её злейшим врагом (хотя бы хватило мозгов надеть перчатки). Иногда она качала головой в такт музыке, гремящей в наушниках (и на ползала по совместительству). Он не ожидал, что она так быстро решиться принять его совет. Да, нетипичный, слишком грубый, больше похожий на насмехательство — но совет. Но гриву свою не сострижет: слишком привязана, слишком зациклена — слишком печально (жалко, скорее). Донских застрял во времени, когда Соня сняла перчатки и принялась голыми костяшками барабанить по жесткому материалу. Застрял, приклеило, пригвоздило. Заболоцкая обычно была хоть и сложной и, можно сказать, сообразительной, но подмороженной (особенно это стало проявляться после смерти Филатова): пассивная агрессия, едкие комментарии, незаинтересованность в окружающем мире и нежелание получать о нем знания, даже эмоции она правильно не выражала — все в себя, все вглубь (только изредка они вспышками вырвались, прямо как у него самого). Сейчас у нее эмоции — через край водопадом: бьет кулаками, ладонями, ногтями царапает, ногами пинает. Она не издает не звука, но он отчетливо слышит её крик, ревущий, гортанный, отчаянный. Руслановский.

Мигрень вернулась внезапно, перед глазами сначала все поплыло, а потом потемнело. Ему показалось, что кто-то тронул его за плечо — развернулся, но там никого не обнаружил. Снова стало хуже. Это от Заболоцкой, от её крика? Он схватился за телефон холодными пальцами, набрал Антона, но потом сразу сбросил: не возьмет все равно. Скрипя зубами, он двинулся прочь.

Кирилл пришел к Илье первый: он осознавал, что тому не хватит смелости. Такая серьезная травма не полагалась, да и вообще Яшин вряд ли сообщил ему, что вся эта операция «разозли соперника» — всего лишь спичка в лужу бензина. Чтобы раззадорить Кирилла, чтобы стравить его с соперником, чтобы вывести его. Вывести из игры и из путевки в футбольный клуб. Кирилл сто раз уже пожалел, что связался с Яшиным. Их было трое. Командовал Антон: он был проворнее и хитрее. Об их маленьком бизнесе знал весь лицей, но Булатов был уверен, что Яшин прославлен еще и в Москве. Может, даже, в Питере. Везде у него были какие-то знакомые — мелкие, в основном, но для них подходящие. Кто-то как-то пошутил, что самым ценным кадром в списке является Донских. Почему? Наверное, у того за пазухой заткнута парочка важных шишек. К Руслану у Кирилла необоснованное отторжение, к Антону — обоснованное. Он зарылся в одеяло и сильнее зажмурил глаза (сон все никак не шел). Войтко ему все уши прожужжала, мол, надо действовать, пока не поздно — катать материал на Яшина, чтобы через пару месяцев Шорохову их предоставить. Было видно, как она нервничает, что стрелки повернуться в её сторону, прямо из кожи вон она лезла, лишь бы найти вариант выбраться из этой злосчастной шестерки главных подозреваемых. Двадцатого будет допрос — Кириллу самому от этого не по себе. Долго они с допросом тянули, конечно: наверное, Николай Львович подсобил. Очень уж ему не хотелось совмещать реальное следствие со следствием искусственным. Кирилл Шорохова не понимал никогда: методы у него странные какие-то, негосударственные. А эта его одержимость Русланом вообще напрягает — вцепился Шорохов в Донских, вертит и так и эдак, подходы всякие ищет, отпускать не хочет. Руслан не поддается — отталкивает. Кирилл фыркнул куда-то в потолок. Может, права Войтко? Права. Права в том, что у Кирилла веский мотив был — Кристина. У нее самой тоже не все чисто. Им за себя надо переживать, а не за Яшина. Этого надо за шкирку и полиции в руки — если уж не убийство, то все равно найдут, за что его к ответственности привлечь. Антон точно тюрьму не выдержит. Свихнется. Повесится на простыне. Или виртуознее как-то: воображение у него хорошее. Сгниет попрыгунчик-Антон за решеткой, загубят его там. Когда (если) выйдет, ничего от него останется. Жалко его. Жалко его Кириллу. Он зарычал в подушку, а потом бросил её в стену. Разбудить соседа он не боялся: сосед мирно спал в могиле. Он ненавидел себя за это — за внезапные моральные позывы. Кирилл никогда не мог жить спокойно: его всегда разрывала внутренняя борьба, даже в самых мелких вещах — он просто не мог определиться, на какой он стороне. Права Войтко, конечно, права. Да и кому вообще сдалось их несчастное задание? Все доказательства сомнительные, факты прозрачные. Зато оценку халявную можно получить и Яшину немного насолить. Булатов вскочил с кровати, включил ноутбук и открыл «Ворд». Написал шапку. Задумался. Написал сообщение Полине — она ответила улыбающимся смайликом.

На следующий день Яшин все-таки вломился. Только настрой у него был не такой, как обычно. Он сразу схватил Архипову за руку и вытянул её за дверь, оставив Соню досыпать свои законные полчаса. Настя не готова к такому сюрпризу (она даже не причесалась и еще не почистила зубы).

— Ты ему сказала, — это было скорее утверждение, нежели вопрос.

Она открыла рот, но тут же его закрыла, потому что сначала не сообразила, что к чему. После уроков вчера она зашла к директору по его просьбе (приказу). Сергей Анатольевич потребовал от нее полного отчета: ему было невероятно интересно, во что опять вляпался его дорогой сынок. Она молчала, как партизан, ровно до того момента, как услышала слово «стипендия». Директор предлагал выгодный обмен — информация об Антоне на возвращение стипендии. Долго думать Архипова не стала и сдала Яшина с потрохами. Ладно, может, она и не расписывала подробности, но про Володю из автосалона упомянула. Про его бизнес промолчала. А что? Все честно: её ведь спрашивали о конкретном диалоге, который был подслушан в столовой.

— Да сказала. Зуб за зуб, — прокашлявшись, уверенно ответила она.

Антон выглядел разочарованным, как будто не ожидал, что все начнет возвращаться к нему бумерангом. Выкрутишься, Яшин, ты же умеешь. А Настя бы по-другому не смогла.

— Ты ж угробишь меня, Архипова, — он выдавил из себя невеселый смешок.

Она ждала сандала: криков, мата, угроз. Обычно ведь так реагируют, да? Но Яшин растянулся в улыбке, подмигнул ей и, насвистывая под нос какую-то мелодию, ушел. Угробит она его, конечно! Настя фыркнула и показала ему вслед средний палец. Мало тебя давили, Яшин.

— Что, посрались опять? — сонно спросила Заболоцкая.

— Типа того. Жду от него очередной подставы.

— Как Сергей Толич отреагировал вообще? Вздернет его?

— Помрачнел, но был спокоен. Вряд ли будет что-то серьезное.

Но в Насте поселилась странная тревога, которая появлялась обычно только тогда, когда как раз-таки должно было произойти что-то очень серьезное. Она понятия не имела, как это работает, но в ночь смерти Филатова эта тревога безбожно скручивала ей внутренние органы.

К ним впервые пришли люди. В форме, с каменными лицами, толстыми папками и прокуренными голосами. Допрос проводили в кабинете директора, разумеется. Может показаться необычным тот факт, что их не повезли в участок и вся процедура вообще не выглядела особо официально. Но Первый лицей находился по государственной защитой. Их запускали в хаотичном порядке, и первым отправили Кирилла, как самого смелого. Он держался более-менее спокойно, хотя голос иногда дрожал, как будто он вот-вот мог сорваться и выдать что-то не то. Булатов отчасти даже не врал, а то, что врал было заучено намертво. Да, с восьмого класса учился с Костей. Да, были хорошими друзьями. Нет, в последнее время не ссорились. Был в баре и смотрел долгожданный матч. Да, вернулся только под утро. Нет, у Кости не было врагов. Костя со всеми дружил. Донских? Донских не дружит ни с кем. Он странный. Яшин? Были разногласия. Могу идти? И его отпустили. Оказавшись наконец в коридоре, он выдохнул: все прошло отлично, он даже ни разу не запнулся. Полина тут же кинулась к нему, но её сразу позвали следующей. Она нервно сглотнула.

Войтко делала вид, что весь этот допрос — вещь абсолютно лишняя. Она растягивала слова, возмущалась и цокала — ответы из нее тянули клещами. Ей задали похожие вопросы и чуть ли не выгнали из кабинета, окрестив истеричкой. Результатом она осталась довольна: ляпнула что-то про ссору Кости с Антоном, наговорила гадостей про Заболоцкую с Архиповой, Кирилла выгородила, а темы Донских вовсе не коснулась (он прознает — убьет её).

По гнусной ухмылке Полины Соня поняла, что она вывернула все так, как ей хотелось. Сама она жутко боялась: в голове было столько мыслей, что одна из них могла бы легко выскользнуть наружу. Проболтаться было нельзя. Ни о чем. Ни о ком. Её пытали немного дольше остальных, но было все стандартно и терпимо. Чего они хотят добиться этими бесполезными вопросами? В самом конце они, как бы невзначай, упомянули Руслана, и она насторожилась. Конечно, они подозревают его. Они наверняка в курсе о его ситуации. Соня не выдержала и горько усмехнулась: в чем заключается его ситуация сказать было сложно.

Архипову спрашивали о бабушке, о финансовой ситуации, о стипендии. Она говорила звонко и эмоционально, но в голосе сквозила неуверенность. Костю она едва ли не к небесам возвела — выставила его ангелом божьим (каким он, наверное, и был в глазах многих). Потом мусолили тему сложных взаимоотношений с Антоном, на что она реагировала с большой неохотой.

А вот Яшина как раз мучили старательно и очень долго. Он вышел белый, как больничная стена, уставший и выжатый, как лимон. Впервые за долгое время он молчал, даже не ворчал ничего себе под нос. Он сразу исчез, и Соня не успела даже узнать, как у него все прошло и чего он такой бледный. Настя проводила его напряженным взглядом, полным беспокойства. Они сами не замечали того, как постоянно обращали внимания на то, что творится с Антоном. Правда, эти мелочи его поведения скоро сразу улетучивались из их памяти. Но что-то и оставалось.

Химии не было. Точнее, урок-то оставался, а учитель куда-то запропастился, и никто не хотел его искать. Они сдвинули парты к стенам, а сами сели в круг. Кто-то предложил играть в правду или действие. К ним присоединилось даже несколько человек из параллельных классов, которые благополучно сбежали со своих уроков. Договорились выполнять все действия.

— Я не буду Шорохову звонить, он же прикончит меня! — возмутился Кирилл.

— Так неинтересно, мы же забились не пропускать ни одного действия, — хохотнул Антон.

Булатов едва не двинул ему в рожу, но сдержался. Слова Яшина подхватили и другие ребята, и ему пришлось выполнять. Он скрыл свой номер, чтобы тот не распознавался, и медленно набрал Николая Львовича, предложив ему пятнадцать процентов скидки на старую коллекцию секс-игрушек. Шорохов отреагировал холодно, без единого намека на смех или иронию. Кирилла ждало наказание, но, признаться честно, его самого позабавило это задание.

Дальше Заболоцкой пришлось поцеловать Архипову, Полина сняла брюки и дальше сидела, поджав по себя голые ноги, Илья выложил на страницу не очень приятное видео с их вписки с его прямым участием. Они смеялись так, что на глазах выступали слезы.

Когда выпала очередь Антона, он взбодрился и был готов на любые безумства. Но какая-то девчонка из десятого (Катя, кажется) попросила его просто снять рубашку.

— Давай что-нибудь другое, — разочарованно попросил он.

— Снимай рубашку и жди следующей очереди, — буркнул Кирилл.

Но Яшин не шевелился. Он не изменился в лице — все такой же воодушевленный. Но глаза хаотично метались из стороны в сторону. Как будто снять рубашку было для него самым страшным наказанием. Архипова насторожилась, но в дискуссию не вступала.

— Да не хочу я просто рубашку снимать! — воскликнул Антон.

— А меня брюки снимать заставили, — Полина насупилась (ей безумно хотелось ему насолить).

— Потому что все хотели на задницу твою в кружевах поглядеть, — усмехнулся Яшин.

— Мы же забились не пропускать, — Кирилл сощурился, начиная что-то подозревать. — Меня вот взбучка ждет от Шорохова. Снимай.

Поднялся гул. Разногласий не возникало — все требовали от Яшина одного и того же. Девчонки из младших классов просто хотели полюбоваться, для остальных это просто было дело принципа — заставить Яшина делать то, что пришлось делать им. Антон наотрез отказывался, не находя при этом никаких объективных причин, и постепенно сдувался под всеобщим напором.

— Да оставьте его в покое! — прорычал Руслан, заставив всех замолчать.

— Нет уж, пусть выполняет! — уперся Кирилл, злобно глядя на Антона.

Раздались еще выкрики о несправедливости, о трусости, о «таком легком задании». Конечно, те, кто не беспросветно глуп, понимали, что за ярым сопротивлением Яшина стоит что-то интересное. Донских закатил глаза: ему явно не нравилась ни эта дурацкая игра, ни их мнимая принципиальность. Крики усилились, и Руслан уже было поднялся с места, чтобы закончить вакханалию, но вдруг Антон решил это сделать сам. Он резко сорвал с себя рубашку.

У Яшина обычное телосложение. Он был слегка худощав, не отличался особыми физическими преимуществами, но широкие плечи, крепкие руки и проглядывающий пресс указывали на то, что время от времени он старается заниматься в спортивном зале. Воцарилось молчание: все смотрели с открытыми ртами. Но не из-за того, что Яшин походил на Аполлона, как он часто отшучивался. Спина, ребра, плечи, ключицы, даже живот — все было в огромных синяках разных цветов, от ярко-бордового до синего с желтой обводкой. На нем не осталось живого места. «Ты ж угробишь меня, Архипова». Настя не думала, что это было почти в прямом смысле.

Он развел руками, покрутился на месте и недовольно спросил у замолкшей толпы:

— Все? Счастливы? Можем продолжать?

Руслан покачал головой, недовольный таким поступком. Но в то же время во взгляде его было что-то жалостное и отдаленно мягкое, но Антон этого не заметил. Он не казался сейчас застигнутым врасплох, раздавленным, потерянным, наоборот — в его чертах читался бунт, агрессия, направленная на всех, кто сейчас находился в классе. Он небрежно надел рубашку, невольно взъерошив себе волосы и сдвинув очки на бок. Он слабо усмехнулся встречному молчанию, и, не подав Руслану никакого знака, развернулся и ровно со звонком вышел. Донских хотел было двинуться за ним, но, поймав на себе любопытный взгляд Заболоцкой, почему-то сдержался и не выдал своего порыва. Антон не особо расстроился: привык. В этот раз его не задело — взбесило. Попытка Донских защитить его смахивала на благотворительность.

Архипова нагнала его на лестнице, запыхавшись от быстрого бега. Он не остановился, и она, быстро передвигая своими короткими ножками, поскакала за ним. Яшину захотелось прибить её мухоловкой. Обычно это она так говорила, когда он увязывался за ней, как муха за сладким.

— Либо говори, что хотела, либо отстань, Архипова, — выпалил он злостно.

Они остановились у его комнаты. Она слишком долго собиралась с мыслями.

— Конечно, я заслужил. Потому что говнюк. Вот только ты, Ась, тоже не святая. Может, даже хуже меня. Знаешь почему? — она даже не успела сообразить, что к чему. — Потому что я признаю, что делаю плохие вещи, а ты нет. Я не строю из себя благодетеля, чего нельзя сказать о тебе.

У Архиповой опять загорелись щеки. Антон про себя всегда отмечал, что она дико похожа на принцессу Мериду из диснеевского мультфильма. Даже характер был схож в какой-то степени. Обычно её большие глаза и невероятные рыжие локоны сбивали его смысли. Но не сейчас.

Было видно, как она собирается ответить что-то колкое, ядовитое, но Антон поднял руку, как она тогда, на чердаке, и она сжала губы до посинения. На этом поле боя они теряли себя невозвратно.

— Не я один иду по головам ради желаемого, правда? Вспомни, скольких ты раздавила, Ася.

— Замолчи! Не было ничего такого! — воскликнула она.

— Не обманывай хотя бы себя.

Антон открыл дверь в комнату, но Настя ухватилась за ручку.

— Я пошла за тобой не для того, чтобы сказать, что ты заслужил, — её голос дрожал, и у Антона задрожало сердце (то ли от неконтролируемого бешенства, то ли от... от...)

— Зря. Потому что это именно так.

Дверь захлопнулась прямо перед её носом. Настя стояло недвижно еще минуты три, приложившись лбом к двери (Антон тоже). А потом со всей силы ударила кулаком в дерево и тихо всхлипнула от боли.