3 глава.
Проход через вестибюль, поворот налево, прямо, потом снова налево, а после направо. Кухонные двери открылись перед ним также как и входные, а после бесшумно запахнулись. Мирасаки заботливо усадил девушку на мягкий табурет, а сам отошел к плите, поставил на него полный чайник, чтобы вскипятить воду, и достал из верхнего шкафа имбирное печенье — сегодняшнее, свежее и ароматное. Вкусное.
— Я надеюсь, вы любите чай и имбирное печенье, потому что это все, что у меня сейчас есть. Пока вы перекусите я приготовлю вам ужин, весь день в выступлениях, вам нужно поесть, — на плите появилась сковорода, из шкафа было вытащено ведро картофеля. — И простите, что я вас так нагло украл... Некоторые инстинкты... ― мужчина щелчком пальцев призвал себе фартук — не хотелось запачкать новое ханьфу, подаренное Биншанем, уж слишком удобным оно оказалось. Чайник вскипел, а потому на столе появилась кружка — особняк опять решил помочь.
На предложение перекуса Ила похлопала глазами, видя тарелку, наполненную аппетитным имбирным печеньем. И правда, есть хотелось. Целый день был занят плясками да песнями, да и очень уж она устала, после всего, что случилось.
— Спасибо... Не стоит утруждаться. Простого перекуса мне вполне хватит, ― возразила она словам демона, но тут будто бы и не собирался слушать, уже собравшись заняться готовкой. Его извинения заставили уголки губ приподняться. Мужчина выглядел, как провинившийся ребенок, и робость в его голосе теперь стала особенно ощутимой. Было забавно за этим наблюдать. А последняя фраза и вовсе заставила девушку издать лёгкий смешок, и теперь уже самодовольная ухмылка вернулась на своё прежнее место, уступая испуганному и сосредоточенному выражению лица, — Интересные у вас, демонов, инстинкты. Или этот присущ исключительно вам, господин? Всегда крадете красивых музыкантш с улицы в свои владения?
Задаёт она вопрос, и улыбка растёт на её губах. И всё же, мужчине ещё было чем ее удивить. Из ниоткуда появившийся фартук, внезапно возникнувшая чашка... Ила невольно стала задаваться вопросом, его ли это проделки, или же дом сам по себе является живым, что читалось на ее лице.
Музыкантша опирается локтями о стол, смотря вниз на предложенное печенье и чай, всё ещё с неким сомнением.
— Не скажу, что у меня в инстинктах заложено красть музыкантш с улицы, — ответил Мирасаки, высыпав часть картофеля в раковину и начиная бережно ее очищать. — Скорее, инстинкт позаботиться о пострадавшем.
Девушка посмотрела на мужчину, поднимая бровь. Последние слова слегка смутили ее. Заботиться о пострадавшем? Судя по ее выражению лица, она явно не понимала, о чем говорит этот демон. По ее мнению, все произошедшее не было так уж плачевно. Но сам Мирасаки эту позицию не разделял. Может быть потому, что жили они, считай, в разных мирах. Где для него было совершенно недопустимо относиться к женщинам таким образом, как делал тот пьяница, а Ила – в том мире, где это более чем распространено.
Но сейчас ни один из них не стал заострять на этом внимание. Девушка лишь с любопытством наблюдала за екаем, который кружил по кухне. Здесь, внутри, он выглядел куда более расслабленным.
И ее наблюдательность не подвела. Сетта действительно чувствовал себя куда лучше.
Ощущение комфорта от пребывания в особняке растеклось по венам. Чувство усталости улетучилось, плечи расслабленно опустились, работа начала приносить привычное удовольствие. В кухне потеплело — особняк постарался, заботясь о комфорте связанного с ним демона и его гостье. Картофель быстро оказался почищенным и порезанным в миску на аккуратные небольшие кусочки. На плите вспыхнул несильный огонь, подогревающий сковороду, а дверь одного из шкафов самовольно открылась. С усмешкой вздохнув, Мирасаки покорно подошел к шкафчику и достал горшочек с ароматным сливочным маслом.
— Ты сегодня на редкость активен, тебе не кажется? — со смешком произнес екай, ласково погладив стены. — Или ты просто наконец рад, что не нужно по просьбе господина Олдрейна имитировать бездушное существо?
Чувство теплоты появилось в груди, а после растеклось по всему телу — так особняк согласился со словами Мирасаки.
Он вернулся обратно к плите, аккуратно положил в сковороду кусочек масла, ожилая пока то полностью растает и согреется. Он не поворачивался к Иле, но словно чувствовал, как та с подозрением смотрит на имбирное печенье и чай, заботливо ей предложенные.
— Вытащи тогда уж горшочек с курочкой из подвала, думаю будет хорошим дополнением к картофелю, — попросил он, выкладывая нарезанный овощ в разогретую сковороду. — Мисс Ила, угощайтесь, печенье не отравлено. По крайней мере, даже если бы и было, то дом бы его испепелил. Ну, или просто выкинул, — повернулся он наконец к девушке. Та всё ещё в недоверием косилась на угощение, но на свой риск всё же решила попробовать печенье.
Картошка задорно шкворчала на сковороде, равномерно поджариваясь под чутким вниманием Мирасаки. Рядом появился второй горшок, который тоже начал подогреваться. Они продолжали молчать: девушка наконец начала есть, а Мирасаки вел внутренний диалог с особняком. Зачем он привёл сюда эту девушку, почему он проявляет к ней заботу?
Екай сам не знал если честно, возможно это как-то было связано с мелодией Деи, которую эта музыкантша не только исполнила, но и превзошла. А может, эгоистичное желание побыть с кем-то немного на него похожим. В любом случае, он уже привел девушку сюда и не собирался отпускать ее одну в темноту.
— Тебе лучше побыть здесь, пока гуляния не утихнут, я более чем уверен, что не только этот Раджик празднует ваше выступление.
Доминик даст тебе спальное место и выпустит тебя именно в то время, которое тебе будет нужно. Сейчас стоит поесть, а потом поспать, — говорил Мирасаки, пока накладывал картофель и курицу в одну из тарелок.
― Рандж, господин. Его так зовут. И да, скорее всего, он не единственный, кто празднует. Но я не могу оставаться вдали от группы долгое время.
Мирасаки чувствовал недоверие девушки и понимал его. Незнакомый демон притащил ее в свой особняк, завороженный ее музыкой, а теперь кормит домашней едой и просит особняк создать отдельную комнату для гостьи. Выглядит странно.
— Если ты мне не доверяешь, то могу дать Фрикадельку в качестве доказательства моих добрых намерений. Ну и в качестве грелки для тебя, если одеяло не будет греть достаточно, что конечно вряд ли: Доминик весьма заботлив к гостям, — предложил екай.
Музыкантша на то лишь отрицательно помотала головой, слегка запинаясь.
— Не в доверии дело. Мне просто нужно вернуться обратно. В гостинице есть ребёнок, который путешествует с нами. Я не хочу оставлять его со сборищем пьяниц под одной крышей.
Она задумчиво выглядывает в окно и вздыхает.
— Его старший брат не даст его в обиду, он заведует группой и вряд ли кого подпустит к малышу. Но мне всё равно неспокойно. И он будет волноваться за меня, — добавляет она, делая ещё один глоток чая, и прикрывает глаза на пару секунд. — Спасибо за ваше гостеприимство и помощь, я правда это ценю... Но остаться здесь я не смогу. Да и над ужином для меня не следовало так трудиться. Мне даже неловко.
Капля масла попала на ладонь, вынуждая Мирасаки раздраженно зашипеть. Он тщательно перемешал картофель, закрыл его крышкой и повернулся к Иле. Картина была до жути умилительная — девушка осторожно кушала печенье, пока Фрикаделька вольготно разлегся на столе перед ней и громко мурчал на всю кухню.
— Все же, я настаиваю, чтобы ты поела, а после я… Провожу тебя настолько, насколько это возможно, — произнес екай, запнувшись на середине фразы, что вызвало явное недоумение у гостьи, которая повторила его фразу, будто в трансе, и задумчиво глянула вниз, вглядываясь в чай в своей кружке. От ее дыхания жидкость внутри слегка подрагивала, колыхаемая потоком воздуха, пока Ила погружалась в размышления. Прочитать по ее лицу, о чем именно она думала, было довольно сложно. Да демон и не пытался. Его собственная голова была забита мыслями после сказанного.
Каждый раз вспоминать об ограничении ухода от особняка давалось ему с дикой тоской. Винить Доминик было глупо — особняк не был к этому причастен, да и вообще из-за чего это произошло, демон понятия не имел. Хотя возможно это было связано с уходом Деи — когда ее не стало, екай поклялся, что больше не выйдет из особняка дальше Центральной площади, от которой особняк отделяли жалкие три квартала. Что мотивировало его дать эту клятву, Мирасаки и сам не знал. Тогда лишь хотелось спрятаться ото всех людей и не видеть их обыденные лица после того, как каждый из них делал вид, что не помнят ее, главную музыкантшу города, любимицу публики, нежнейшую красавицу, которую сожгли сектанты. Клятвы здесь давать было чревато последствиями...
В любом случае, отпустить девушку одну на улицу он не мог, кто угодно — вор, насильник, маньяк, сектант — мог ее тронуть без всяких проблем. Конечно, у него не было сомнений, что Ила сможет себя защитить и будет защищать, но как долго и с какими последствиями?
Со скрипом открылась дверца шкафа, ловкое движение рук — в руке оказалась аккуратная фарфоровая тарелочка с золотистой каймой. Мирасаки аккуратно выложил поджаристый картофель, выудил из горшочка парочку куриных ножек. Выглядело аппетитно настолько, что захотелось поесть самому — весь день на ногах и двух чашках чая все же сказывался.
— Держи, — он протянул тарелку, на что ему благодарно кивнули. — Сейчас себе положу и оформлю нам пару вилочек.
Поворот к плите и недовольный окрик — его великое пушистое сокровище посмело влезть в горшочек с курочкой и стащить кусочек грудки, а после с громким урчанием принялось ее поглощать с рекордной скоростью; момент — и грудки уже нет.
— Звенящая наглость, Фрикаделька, — произнес екай слегка разочарованно, опуская кота с грудкой в зубах на пол. — Украл мою любимую часть, а мне оставил лишь крылышки. Ужасно.
Ила легко посмеивается, выбираясь из своих собственных рассуждений при раздраженном звуке голоса Мирасаки, прикрывая рот ладонью. Какое же избалованное создание, этот пушистый комок. Вот уж кому довелось жить в любви и купаться в ласке. Сразу было видно, кто здесь являлся главным любимчиком.
― У вас очень приятный голос, господин, ― говорит она как бы невзначай, более мягким и честным тоном, вглядываясь в силуэт демона, что стоял к ней спиной. Сейчас она стала замечать и очертания его фигуры, на что ранее внимания не обращала. Все-таки, сам по себе мужчина отличался привлекательностью. Дело было не только в его голосе. Невольно Ила стала задумываться, было ли это результатом его демонической природы, или люди тоже могли обладать такой красивой внешностью, ― Сдается мне, что вашему коту нравится шкодничать лишь для того, чтобы лишний раз привлечь ваше внимание. Он очень вас любит.
Она ставит локоть на стол и улыбается. Но через пару же секунд ее выражение лица сменяется удивлением, когда ранее упомянутое сокровище вдруг считает положение не тела приглашением к тому, чтобы запрыгнуть к ней на колени и удобно там разлечься. С губ слетает небольшой смешок, и девушка опускает руку, запуская ее в шерсть мохнатого и проводя пальцами вдоль нее.
— К моему сожалению, Фрикаделька все же не мой кот, — произнес Мирасаки, с толикой ревности наблюдая за котом, вольготно расположившимся на чужих, наверняка очень удобных, коленях. — Он, считайте, приемный ребёнок Альфреда, владельца особняка. Для меня Фрикаделька лишь друг и сокровище, которое я должен оберегать.
— Друг и сокровище, говорите... Уже звучит так, будто этот пушистый комок — ваш питомец, а не какого-то там владельца особняка. И я вижу, что и сам кот к вам далеко не равнодушен. Не думаю, что это из-за того, что вы его просто кормите. Между вами чувствуется какая-то связь. Этого не купить обычной кормёжкой.
Ила пожимает плечами, всё ещё лаская шерстку кота и улыбаясь.
Сейчас девушка казалась куда более расслабленной, нежели чем когда она только появилась в особняке. Будто она сама в какой-то момент стала сливаться с ним в единое целое. Чувствовала его настроение, любопытство, направленное в её адрес. И ей почему-то было спокойно. Несмотря на демоническую сущность своего собеседника, и такой же — у самого дома, внутри которого она имеет честь находиться. В груди будто разливалось тепло, и Ила положила ладонь поверх, надеясь почувствовать его.
Мирасаки смотрел на попытки Илы совместить трапезу и забаву с пушистым разбойником, намереваясь избежать концентрации внимания на своих мыслях. Они терзали голову, вызывая ноющую боль и заставляя страдать от невыносимой навязчивости дум. К чему была та оговорка? Мирасаки ничего не стоило сказать, что он проводит ее центра улицы, где больше света, и откуда девушка сможет безо всяких проблем вернуться к своему табору, о котором так сильно беспокоится — еще ни одна музыкантша, которой Мирасаки даровал деньги и ужин не спешили сбежать, наоборот, намекая на продолжения вечера, пытались оставаться наедине с ним как можно дольше, а получая отказ вскидывали свои тонкие бровки и шутя называли его "дурнушкой".
"Как такой красивый мужчина, как ты отказывается от компании милой девушки?"
Легко.
"Наверняка некому согревать твои постель холодными ночами, так почему бы мне не стать твоей всего на пару ночей?"
От этих предложений появлялось желание выставить дамочек куда подальше, запретить им видеть особняк, а их песни, казавшиеся ранее чарующими, теряли всякую красоту пред обнажённой пошлостью.
Конечно, не все музыкантши, побывавшие здесь, были такими. Были разные: и экстравагантные дамы, и скромные певички, озорницы, подростки — любой из них Мирасаки был готов открыть дверь в обмен на музыку.
Ила отличалась от всех, кто бывал здесь когда-то. Смелая, но осторожная; недоверчивая, но принимающая; веселая и дерзкая, но в глубине души скорее всего подавлена. Откуда она, кто она, кем была раньше, что привело ее к тому, что девушка сейчас путешествует с табором музыкантов? Мирасаки хотелось помечтать, и он представил девушку в дворянском одеянии, смиренно сидящей пред гувернанткой, читающей ей свежее переиздание книги этикета. Выглядело это настолько впечатляюще, что, не сдержавшись, мужчина фыркнул от смеха, пряча улыбку, опустив свое лицо.
"Что смешного?" — хотела было гостья спросить, но, посчитав, что это будет верхом неприличия, всё же сдержалась и лишь положила голову на руку, наблюдая за мужчиной с раздосадованным выражением лица.
"И что ж тебя так рассмешило, мой загадочный бес. Неужели это что-то столь постыдное, что тебе теперь приходится прятать своё лицо?" — думала она про себя, слегка надув губы, но затем возвращаясь к трапезе. Мужчине итак слишком много внимания было уделено. Нечего баловать.
А вдруг она дочь известной блудницы, которая не приняла дочь и сбежала с новым кавалером, оставив несчастного ребёнка у приюта? Этот вариант звучал ещё хуже, чем версия с беглой дворянкой, поэтому он оборвал свои мечтания и просто наблюдал за тем, как ловко девушка справляется с курочкой — аккуратно, изящно, а главное — быстро. Может и правда дворянка?
Часы отбили одиннадцать часов — время пролетело слишком быстро, отрезвляя затуманенный разум. Взглядом демон подметил, что музыкантша не сидела спокойно — колени слегка подрагивали. Она явно не доверяла ему и правильно делала. Его задачей было лишь услышать музыку и выразить свою благодарность — жалование и вкусный ужин с горячим чаем. Теперь эта задача была выполнена, и все, что он мог — это подняться со своего места, быстро и ловко убрать посуду, а после подойти к девушке и, протянув ей руку, помочь подняться на ноги.
— Нам пора, — произнес Мирасаки с нотками сожаления. — Ты вся извелась, так что я провожу тебя так, как и договаривались.
Они вышли с кухне, в полной тишине, в которой слышно были только их легкие шаги и урчание Фрикадельки, увязавшегося за ними. Бесконечные повороты, наконец мягкий свет фонарей вестибюле, уже заботливо распахнутые двери. Мирасаки держал Илу под руку, чувствуя так уверенность в том, что сейчас он может отвечать за ее безопасность.
Как только пара вышла на улицу, музыкантшу сразу же обдало холодом.
И физически, и метафорически.
Бывалое тепло, которое было пару минут назад в груди, теперь исчезло, оставляя после себя пустоту.
Музыкантша никогда подобного прежде не испытывала.
Это было настолько необычно и ново, что на пару мгновений она встала в ступор. До тех пор, пока Мирасаки не взял её под руку и не стал вести вдоль улицы.
От первого же прикосновения девушка опешила. Опять этот демон самовольничает. Вроде как она не просила вести её. А в подобном положении это ещё и выглядело, будто они старая парочка. Ну что за стыд! Да и с каких пор мужчина проникся к ней такой теплотой вообще? Да, он был ласков и до этого, но чтобы прибегать к чему-то столь интимному — это было даже как-то неловко, даже для неё. А учитывая, как часто ей приходилось попадать в разные неловкие ситуации, и что чувство стыда у бродячего музыканта частенько отсутствует... Странный демон. Ничего не скажешь.
Лишь на мгновение девушка решила разорвать контакт — рядом с забором она увидела позабытый ей инструмент, и сразу же поспешила забрать его, осматривая на предмет дефектов. Честное слово, она была готова Бога благодарить за то, что гитару не украли на улице, и уж тем более, никак не испортили. Если бы не было рядом этого демона, она бы расцеловала инструмент, но ей показалось слишком уж странным делать что-то подобное при нём.
Не дай Боже ещё в душевнобольные её запишет. Хотя, если вспомнить, как он смотрел на неё в первую минуту их знакомства — она бы явно этому не удивилась.
После этого шли молча. Гитара была закинута на плечо, а девушка заняла своё место рядом с дворецким. Правда, слегка поодаль от него, и лишь кончиками пальцев охватывая изгиб его локтя. Всё-таки, слишком близкого контакта она не любила. Особенно, когда дело касалось незнакомцев. А именно таковым она сейчас считала этого мужчину. В конце концов, она даже имени его не знала. Как-то не подвернулось случая спросить, да и не виделось это необходимым — и без того они могли вести весьма спокойную и расслабленную беседу.
В следующую секунду Ила будто нутром почуяла, что он остановится, и последовала за этим чувством. Они двое синхронно замерли на месте. Что же это было? Сегодня всё происходило более чем необычно. Про её органы чувств и вовсе стоило умалчивать. Все они будто проснулись ото сна, и теперь она гораздо ярче ощущала окружающий мир, нежели раньше.
Екай повернулся лицом к девушке, благодарно поклонился и незаметно нацепил на ее пояс мешочек с деньгами — ей они все равно пригодятся, а если не ей, так другому — девушка упоминала, что с ними путешествует ребенок.
— Спасибо вам за вашу музыку и компанию, — шепнул он мягко, склонившись к чужому ушку. — Вряд ли мы встретимся снова, так что сладких снов и легкой дороги, Ила.
Разворот, и уже не человеком, он покинул испуганно глазеющую на него девушку, уползая в сторону особняка. Все-таки, в змеиной форме добираться до нужного места было намного быстрее, а сейчас вернуться в особняк хотелось как никогда скорее.
Интересно, будет ли она думать о нем..? Да нет, вряд ли. По крайней мере, так будет проще, если его просто забудут или запомнят лишь как случайного знакомого.