Незаписанный трек

Квартира Хёнджина была такой же безупречной и стерильной, как его сценический образ. Ни пылинки, ни намёка на беспорядок. Только он сам, стоявший посреди гостиной, был пятном, нарушающим гармонию. Он смотрел в окно, но не видел города. Он видел отражение своего разбитого — нет, не разбитого, сыгранного — лица в стекле. И ему было противно.

Тихий стук в дверь заставил его вздрогнуть. Он не ждал гостей. Никто из них не приходил сюда просто так. Он подошёл к двери и посмотрел в глазок. На площадке стоял Феликс. Его обычно солнечное лицо было бледным, глаза подкрашенными, будто он не спал всю ночь или плакал. Возможно, и то, и другое.

Хёнджин глубоко вздохнул, собирая с себя остатки маски безразличия, и открыл дверь.

— Что тебе? — его голос прозвучал устало.

Феликс вошел без приглашения. Он остановился в центре комнаты, оглядевшись, будто искал улики. Его взгляд скользнул по идеальному порядку, по вазе с живыми орхидеями, по дорогому ковру. И задержался на Хёнджине.

— Это правда? — спросил Феликс тихо. Его голос, обычно тёплый и глубокий, сейчас был хрупким, как тонкий лёд.

— Что именно? — Хёнджин повернулся к нему спиной, делая вид, что поправляет идеально ровную штору.

— Всё. Больница. Травмы. Тот спектакль, который ты устроил для Минхо.

— Это не твое дело, Феликс.

— НЕ МОЁ ДЕЛО? — Голос Феликс внезапно сорвался на крик, оглушительный в тишине стерильной квартиры. Он подошёл к Хёнджину вплотную, его кулаки сжались. — Ты лежал там и позволял нам думать, что тебя чуть не убили! Чан был на грани! Джисон... Джисон чуть не сломался окончательно! А ты... ты просто ИГРАЛ?

Хёнджин медленно обернулся. На его лице не было ни тени раскаяния. Только холодная, отполированная до блеска ярость.
—А что я должен был делать, Феликс? Ждать, пока этот ебучий маньяк-журналист докопается до настоящих трупов? Нашиих? Твоих? Это была необходимая мера.

— Необходимая? — Феликс засмеялся, и этот звук был полон отчаяния. — Врать своим? Пугать своих? Это по-твоему правильно?

— В нашем мире нет правильного и неправильного! — рявкнул Хёнджин, его маска треснула, обнажив изможденное, искаженное злобой лицо. — Есть выживание! И я сделал то, что должен был сделать, чтобы мы выжили! Кто-то должен пачкать руки, пока вы все строите из себя невинных овечек!

— Ты сошел с ума, — прошептал Феликс, отступая на шаг. — Ты стал одним из них. Теми, кто всё это затеял.

— Я стал РЕАЛИСТОМ! — Хёнджин резко схватил со стола хрустальную пепельницу и швырнул её в стену. Осколки с грохотом разлетелись по всему полу. — А ты всё ещё наивный ребёнок, который верит в дружбу и честную игру! Посмотри вокруг! Нас окружают акулы! И ты упрекаешь меня в том, что я научился плавать с ними в одной стае?

Феликс смотрел на него, и в его глазах медленно гас последний огонёк веры. Он покачал головой.
—Я пришёл сюда, потому что думал, ты нуждаешься в помощи. Что тебе страшно. Но тебе не страшно. Тебе... ты наслаждаешься этим. Эта власть, эти интриги... это тебя кайфует.

Он развернулся и пошёл к выходу. У двери он остановился.
—Когда это всё рухнет — а оно рухнет, Хёнджин, — не жди, что я приду тебя спасать. Ты сделал свой выбор.

Дверь закрылась с тихим щелчком. Хёнджин остался один среди осколков и идеального порядка. Он медленно опустился на колени, его тело вдруг содрогнулось от сухого, беззвучного спазма. Он не плакал. Он просто трясся, сжимая в кулаке осколок хрусталя, пока тот не впился ему в ладонь, и кровь не закапала на безупречно белый ковёр.

---

Сынмин сидел в своем кабинете в штаб-квартире лейбла. Ничего лишнего. Ни одной лишней бумажки. Только компьютер, телефон и планшет. Он составлял таблицу. Столбцы: «Риск», «Вероятность», «Метод нейтрализации». В строчках были имена.

Минхо.
Риск:Высокий. Мотивирован личной местью, не управляется деньгами.
Вероятность эскалации:97%.
Метод нейтрализации:Дискредитация через старые связи. Утечка информации о его психической нестабильности после увольнения. Подготовлено.

Хан Джисон.
Риск:Критический. Эмоционально нестабилен, потерял доверие к команде. Находится в контакте с Минхо.
Вероятность срыва:89%.
Метод нейтрализации:Изоляция. Постоянный контроль. В случае необходимости — принудительный отпуск «для восстановления здоровья» с последующей программой реабилитации. Черновик приказа готов.

Хван Хёнджин.
Риск:Высокий, но контролируемый. Действует исходя из личных амбиций, но в рамках допустимого.
Вероятность ошибки:45%.
Метод нейтрализации:Напоминание о его месте. Утечка информации о его реальной роли в инциденте с Минхо для остальных участников. Выполнено. Реакция Феликса подтверждает эффективность.

Он поставил галочку. Всё шло по плану. Хаос — это просто непросчитанная переменная. А он просчитывал всё. Даже бунт. Особенно бунт. Он взял телефон и набрал номер.

— Готовьте материалы по Ли Минхо, — сказал он без предисловий. — Начинаем в понедельник. И проверьте, не ведёт ли Чонин свою любительскую съёмку сегодня. Если да, убедитесь, что плёнка исчезнет.

Он положил трубку. Его лицо было бесстрастным. Он не получал удовольствия от этого. Это была просто работа. Математика. Чтобы сохранить систему, иногда приходится жертвовать её элементами. Даже если эти элементы — люди, которых он когда-то считал коллегами.

---

Студия звукозаписи была адом. Не творческим, а самым настоящим. Банчан бил по барабанам с такой силой, что казалось, мембраны вот-вот порвутся. Его лицо было покрыто потом, в глазах стояла тупая, невыносимая ярость. Он не мог выбросить из головы образ Хёнджина в больнице. Его ложь. И своё собственное молчание.

Чонин пытался писать текст, сидя в углу с ноутбуком, но его пальцы замерли над клавиатурой. Он смотрел на Банчана, на его спину, сведённую от напряжения, и понимал, что лидер трещит по швам.

— Чан, может, хватит? — тихо сказал он.

Барабаны смолкли. Внезапная тишина была оглушительной. Банчан тяжело дышал, опершись на палочки.
—Что? — его голос был хриплым.

— Я сказал, хватит. Ты не барабанную установку лупишь, ты себя гробишь.

— А кому-то есть дело? — Банчан резко обернулся. Его взгляд был диким. — Хёнджину? Сынмину? Может, тому ебаному журналисту?

— Мне есть дело! — Чонин встал, его обычно добродушное лицо стало резким. — Мне не всё равно! Но долбить железо, пока у самого руки в крови, — это не выход!

— А какой выход, а? — Банчан подошёл к нему, его майка промокла насквозь. — Предать? Молчать? Делать вид, что всё в порядке, пока нас всех поодиночке съедают?

— Может, стоит ПЕРЕСТАТЬ МОЛЧАТЬ? — крикнул Чонин. — Может, стоит пойти и сказать всё тому же журналисту? Или в полицию? Или хуй знает куда! Но перестать быть марионетками в этом кукольном театре!

Банчан смотрел на него, и ярость в его глазах медленно сменялась чем-то другим. Чем-то похожим на страх.
—Ты не понимаешь, с чем мы играем, Инни. Если мы начнём говорить... это будет не скандал. Это будет конец. Всему.

— А то, что происходит сейчас, — это что? — Чонин развёл руками, указывая на пустую, напитанную негативом студию. — Это жизнь? Мы не играем музыку неделями! Мы не разговариваем друг с другом! Джисон на грани самоубийства! Хёнджин сошёл с ума! А ты... ты просто лупишь по барабанам, как затюканный зверь в клетке! Мне кажется, конец уже наступил. Мы просто ещё не умерли.

Он схватил свою куртку и вышел из студии, хлопнув дверью. Банчан остался один в тишине, нарушаемой лишь шипением усилителей. Он медленно опустился на пол, прислонившись к барабанной установке, и закрыл лицо руками. Он был лидером. Скалой. А скалы, как оказалось, не ломаются. Они медленно, день за днём, превращаются в песок. И он чувствовал, как этот песок сыпется у него из-под ног, увлекая в пропасть всё, что он так отчаянно пытался удержать.