Незаписанный трек

Информация пришла из самого неожиданного источника — от анонимного аккаунта в Telegram. Одно единственное сообщение, без подписи, но с убийственной прикрепленным видео. Короткий ролик, снятый, судя по ракурсу, камерой наблюдения в холле частной клиники. На нем был Хёнджин. Не избитый и сломанный, а улыбающийся, живой и невредимый. Он выходил из лифта, разминая здоровую руку и что-то бодро напевая. Датировано сегодняшним утром.

Минхо смотрел на экран, и ярость поднималась в нем такой едкой волной, что перехватывало дыхание. Его обставили. Обвели вокруг пальца, как последнего лоха. Он, с его паранойей и вечным недоверием, купился на этот дешевый, театральный трюк. Он почувствовал себя виноватым. Сомневающимся. Слабым.

Он швырнул телефон в стену. Устройство со щелчком разбилось о бетон, но это не принесло облегчения. Его пальцы судорожно сжались, впиваясь в столешницу. Весь его гнев, вся ярость, которую он копил годами, нашла новый фокус. Они не просто враги. Они — манипуляторы, артисты грязного жанра. И Хёнджин был лишь пешкой в их игре. Но кто был игроком? Сынмин? Банчан?

Он резко потянулся за запасным телефоном, его движения были резкими, отрывистыми. Он должен был видеть Джисона. Сейчас. Немедленно. Он набрал номер, не думая о последствиях.

— Студия. Сейчас, — выдохнул он в трубку, не здороваясь, и бросил ее.

---

Студия находилась в неприметном здании в не самом фешенебельном районе Сеула. Минхо поднялся по лестнице, пропуская лифт — ему нужно было двигаться, сжигать адреналин. Дверь была не заперта.

Он вошел. Воздух был прохладным, пахло деревом, лаком от гитар и пылью. Абсолютная звукоизоляция создавала эффект вакуума, давящего на уши. И в центре этого вакуума, под одинокой софитной лампой, сидел Джисон. На полу, прислонившись к диванному валику, с акустической гитарой на коленях. Он не смотрел на Минхо, его пальцы бесцельно бродили по грифу, извлекая тихие, бессвязные звуки.

— Ты знал? — голос Минхо прозвучал как удар хлыста, оглушительно громко в тишине.

Джисон вздрогнул, но не поднял глаз.
—О чем?

— О Хёнджине. О том, что его «несчастный случай» — такая же липа, как и ваша дружба для прессы.

Пальцы Джисона замерли на струнах. Он медленно поднял голову. Его лицо было осунувшимся, под глазами — фиолетовые тени бессонницы.
—Что?

— Не притворяйся, — Минхо шагнул к нему, остановившись в паре метров. Он был напряжен, как пружина. — Твой дружок здоров. Как бык. Вся эта история с больницей — постановка. Для чего? Чтобы я сбавил обороты? Чтобы я пожалел тебя?

Джисон смотрел на него широко раскрытыми глазами, и в них читалось неподдельное, животное непонимание. И тогда Минхо понял. Джисон не знал. Он был последним, кого ставили в известность. Пешкой в игре своей же команды.

— Они... они и меня обманули, — прошептал Джисон. Его голос дрогнул. — Банчан... он приехал ко мне, он был в ярости, он говорил, что Хёнджин в опасности... И я... я верил ему.

В его глазах стояли слезы. От унижения. От предательства. И Минхо, который пришел сюда излить свою ярость, почувствовал, как гнев внутри него начинает менять вектор. Они оба были дураками. Оба — марионетками.

— Играй, — хрипло сказал Минхо. — Ты обещал.

Джисон сглотнул, кивнул. Его пальцы снова нашли струны. Он закрыл глаза, и из-под его рук полилась музыка. Это не была песня в привычном понимании. Мелодия была обрывистой, нервной, полной диссонансов и внезапных переходов. Она была похожа на внутренний монолог человека на грани срыва. На крик, пропущенный через сито самообладания. В ней не было слов, но была вся его боль, его страх, его усталость от постоянной лжи.

Минхо слушал, не двигаясь. Он смотрел на его пальцы, скользящие по струнам, на его сведенные брови, на то, как его губы беззвучно шептали невысказанные слова. И в этот момент он понял, что все его теории, все его досье — это шелуха. Настоящая тайна Stray Kids была не в финансовых схемах. Она была здесь, в этой комнате. В этом сломанном, гениальном парне, которого система медленно перемалывала в фарш для массового потребления.

Музыка оборвалась на высокой, незавершенной ноте. Джисон открыл глаза. Они были влажными и абсолютно пустыми.

— Вот и все, — прошептал он. — Песня, которую никто не услышит. Потому что она — правда.

Минхо медленно подошел, опустился на колени перед ним. Они смотрели друг на друга — журналист-разоблачитель и его жертва, нашедшие друг в друге единственное отражение своего собственного падения.

— Почему ты мне это показал? — тихо спросил Минхо.

— Потому что ты единственный, кто спросил, — так же тихо ответил Джисон.

Минхо протянул руку, его пальцы почти коснулись струн гитары, рядом с окровавленными подушечками пальцев Джисона. Расстояние между их телами составляло сантиметры. Он чувствовал его тепло, слышал его неровное дыхание. Он должен был ненавидеть его. Уничтожить. Но все, что он хотел сейчас, — это стереть с его лица эту маску безысходности.

Внезапно Минхо резко встал, отшатнувшись, как от ожога. Он потянулся за своим блокнотом, который всегда был с ним. Он сел в углу, спиной к Джисону, и начал лихорадочно писать. Но это были не заметки для статьи.

«Запись №... неважно. Объект... Хан Джисон. Не объект. Джисон. Его тайна не в схемах и не в деньгах. Его тайна в том, что он — единственный настоящий человек в этом мире пластиковых идолов. И они убьют его. Сначала душу, а потом, возможно, и тело. Сынмин знает. Банчан покрывает. Хёнджин играет свою роль. Все по сценарию.

Моя задача меняется. Я больше не хочу его разоблачать. Я хочу... Я хочу вытащить его из этой черной дыры. Даже если мне придется залезть туда самому. Это уже не расследование. Это... личное. Глупо. Непрофессионально. Но я не могу остановиться. Он стал моим диссонансом. Моей недопетой струной».

---

В это же время в тихом, уютном кафе в районе Хондэ Чанбин с силой размешивал сахар в своем третьем эспрессо. Его лицо было мрачным. Напротив сидел Чонин, с невозмутимым видом откусывая кусочек чизкейка.

— Он не отвечает на звонки, — прошипел Чанбин. — Минхо. Снова ушел в себя. Как тогда, три года назад.

Чонин пожал плечами.
—Может, ему просто нужно побыть одному. После всей этой истории с Хёнджином...

— Ты не понимаешь! — Чанбин стукнул кружкой по столу, заставляя ее звякнуть. — Когда Минхо уходит в себя, он начинает делать глупости. Очень опасные глупости. А сейчас вокруг него и так слишком много пороха.

— Может, ему просто надоело быть единственным, кто играет по правилам? — Чонин отпил своего смузи. — Все врут. Хёнджин притворяется больным. Сынмин притворяется, что все контролирует. Банчан притворяется, что не знает, что творится. Джисон... — он запнулся. — Джисон притворяется, что еще может дышать. А Минхо... он просто перестал притворяться, что ему все равно.

Чанбин уставился на него. Иногда наивность Чонина была пугающе проницательной.
—Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что мы все в одной лодке. И если кто-то один начнет в ней раскачиваться, утонем все. — Чонин посмотрел на Чанбина прямо. — Ты знаешь, кто подставил Минхо три года назад. И ты молчишь. Почему?

Чанбин опустил глаза. Его кулаки сжались.
—Чтобы защитить тех, кто мне дорог.

— А Минхо тебе не дорог? — мягко спросил Чонин.

Этот вопрос повис в воздухе между ними, тяжелый и неудобный. Чанбин не нашел, что ответить. Он просто смотрел на темную жидкость в своей чашке, понимая, что часы тикают, и до взрыва остаются считанные секунды. А он все так же связан по рукам и ногам молчанием.