Незаписанный трек

Запах старой бумаги, пыли и дешевого кофе — вот истинный аромат правды. Или того, что от нее осталось. Минхо сидел в своем «кабинете» — заваленной папками и распечатками каморке в подсобке редакции, и впитывал этот запах, как наркотик. На экране ноутбука горела статья. Его статья. Она уже набрала сотни тысяч просмотров, породила волну хейта и слезливых оправданий в фан-сообществах, и вызвала звонок от главреда, в котором прозвучало редкое «хорошая работа».

Но Минхо не чувствовал триумфа. Он чувствовал пустоту, знакомую и прогорклую, как осадок на дне кофейной чашки. Он тыкал в клавиши, правил уже готовый текст, но мысли были далеко. Он видел перед собой не слова, а лицо. Не кадры с интервью, а живое, искаженное эмоциями лицо Хана Джисона. Он выискил в сети редкие, неотфильтрованные кадры группы за кулисами. И на одном из них, сделанном пару лет назад, Джисон смотрел в камеру не улыбающимся идолом, а уставшим, почти испуганным парнем. Именно этот взгляд сейчас преследовал Минхо.

«Хватит этого дерьма», — буркнул он себе и резко встал, отправив стул скрипящим движением назад. Ему нужен был воздух. Настоящий, грязный и холодный уличный воздух, а не этот спертый мирок из бумаг и чужих секретов.

Он вышел на улицу, не надевая пальто. Колющий ветер с дождем моментально просочился под тонкую ткань рубашки, но он почти не почувствовал холода. Адреналин все еще гудел в жилах. Он закурил, прислонившись к мокрой стене здания, и наблюдал, как проезжающие машины разбрасывают грязные брызги с тротуара.

Его телефон завибрил. Неизвестный номер.
—Алло, — бросил он, выпуская струйку дыма.

Несколько секунд тишины, прерываемой лишь прерывистым дыханием на том конце провода.
—Ли Минхо? — голос был низким, напряженным. И до боли знакомым по десяткам интервью.

Минхо ощутил, как что-то холодное и тяжелое сжимается у него в груди. Он выпрямился.
—Говорите. Если, конечно, у вас хватит на это смелости, Хан.

На том конце кто-то резко выдохнул.
—Какого хуя? — голос Джисона сорвался на крик, потеряв всякую театральную мягкость. — Кто ты вообще такой, чтобы писать это обо мне? О нас?

— Журналист, — холодно парировал Минхо. — По крайней мере, так было в графе «профессия» до того, как такие, как вы, превратили ее в продажную шлюху.

— Ты не журналист! Ты могильщик! Ты... ты гадюка! Ты выдернул все из контекста, накрутил свои грязные фантазии!

— Контекст? — Минхо язвительно рассмеялся. — Милый мой, ваш контекст — это деньги и слава. Все, что вы делаете, продиктовано контрактами и рейтингами. Вы думаете, я не знаю о «продюсерском центре «Аура»? Вы думаете, я не вижу, как ваша кристально чистая репутация отмывает грязные бабки?

Он говорил наугад, блефуя, вбрасывая информацию, чтобы проверить реакцию. И попал в цель.

— Заткнись! — рявкнул Джисон. Минхо ясно представил, как тот сжимает телефон так, что трещит пластик. — Ты ничего не понимаешь! Ты сидишь в своей конуре и думаешь, что весь мир такой же гнилой, как твое воображение!

— Мое воображение подкреплено фактами. А ваша искренность — дешевым гримом, который смывается под дождем. Кстати, как погодка в вашем районе? Я слышал, обещают ливень.

Он наслаждался этим. Каждой секундой этой мелодраматичной ярости. Это было доказательством — он задел за живое. Он был на правильном пути.

— Встреться со мной, — неожиданно выпалил Джисон. Его голос внезапно стал тихим, но от этого еще более опасным. — Глаза в глаза. Скажи все это мне в лицо.

Минхо замер с сигаретой на полпути ко рту. Это был неожиданный ход. Глупый, отчаянный и чертовски интересный.
—Боишься, что твои слова не будут так же убедительны без телесуфлера?

— Я не боюсь тебя, ублюдок. Назови место и время.

Минхо обдумал предложение секунду. Риск? Огромный. Это могла быть ловушка. Но возможность заглянуть за кулисы, увидеть трещины вживую... Это стоило риска.
—Бар «Вельвет». Чонно. Сегодня. Полночь. Не опаздывай. И приходи один. Если я увижу твоих цепных псов, материал завтра будет в десять раз жестче.

— Договорились, — прошипел Джисон и бросил трубку.

Минхо медленно опустил телефон. Рука дрожала. От холода? От возбуждения? Он не был уверен. Он потушил сигарету и посмотрел на мокрый, безразличный город. Война только что перешла на новый уровень.

---

Джисон стоял перед зеркалом в своей квартире, трясящимися руками пытаясь застегнуть пуговицы на рубашке. Он передумал одежду три раза. Сначала надел что-то броское, дорогое, чтобы продемонстрировать статус. Потом — что-то простое, повседневное, чтобы показать, что он «реальный». В итоге остановился на черной водолазке и темных джинсах. Безлико. Непримечательно. Идеальный камуфляж для ночного предательства.

Он предавал их всех. Банчана, который смотрел на него сегодня с немым вопросом в глазах. Сынмина, который пригрозил увольнением, если он «накосячит». Феликса, который пытался его успокоить, принеся ему чай. Он шел на встречу с человеком, который хотел уничтожить все, что они строили годами.

«Он ничего не знает», — снова и снова повторял он себе мантру. — «Это просто блеф».

Но голос Минхо в телефоне звучал слишком уверенно. Он копал. И он был умным. Джисон видел его старые статьи, те, что были до скандала. Тот парень умел складывать слова в убийственные конструкции.

Он взглянул на гитару, стоявшую в углу. На ней лежал медиатор с принтом галактики — подарок от фанатки. Он напоминал ему, ради чего все это. Ради музыки. А не ради этой грязной войны.

— Идиот, — прошептал он своему отражению. — Полный, безнадежный идиот.

Он вышел из дома, надев кепку и маску, и поймал такси. Город проплывал за окном, размытый каплями дождя. Неоновые огни казались кляксами на мокром асфальте. Он чувствовал себя преступником, едущим на место преступления.

Бар «Вельвет» оказался дырой, какой он и ожидал. Темной, пропахшей табаком и одиночеством. Он вошел, и на него уставились несколько одиноких завсегдатаев. Никто не узнал его. Здесь он был никем. И это было одновременно унизительно и освобождающе.

Минхо сидел в углу, в той же позе, что и на стоковом фото в его авторской колонке. Перед ним стоял стакан с темной жидкостью, а в руках он вертел блокнот. Он не смотрел на Джисона, но тот почувствовал, что его заметили еще на пороге.

Джисон подошел к столику и сел без приглашения. Они молча измеряли друг друга взглядами. Вблизи Минхо казался старше своих лет. На его лице была печать усталости, которую не скрывала ироничная ухмылка. Глаза — холодные, аналитические, сканирующие — бесцеремонно изучали Джисона, будти рентгеном, выискивая изъяны.

— Ну что, мальчик-гитарист, — начал Минхо, его голос был тихим, но четким, как лезвие. — Выглядишь не лучшим образом. Совесть заедает? Или просто с похмелья?

— Я не пил, — огрызнулся Джисон.

— Жаль. Может, стоило. Притупило бы ощущение надвигающегося позора.

— Хватит ходить вокруг да около, Минхо. Что тебе нужно?

— Правду, — просто ответил журналист. — Банально, пафосно и чертовски дорого для вашего бизнеса. Кто стоит за «Аурой»? Какие схемы вы используете для отмывания денег? И какая твоя личная роль в этом цирке?

Джисон рассмеялся. Это был нервный, срывающийся смех.
—Ты действительно веришь в эту хуйню? Что мы какие-то мафиози, а я — крестный сынок?

— Я верю фактам. А факты ведут к тебе. Ты — слабое звено, Хан. Ты эмоционален. Нестабилен. На тебя можно надавить. И я буду давить, пока ты не треснешь.

Он говорил это без злобы, почти клинически. И от этого становилось еще страшнее.

— Я не скажу тебе ничего, — сквозь зубы произнес Джисон. — Ты просто пытаесь меня запугать.

Минхо наклонился через стол. Расстояние между их лицами сократилось до нескольких сантиметров. Джисон почувствовал запах его одеколона с нотками дыма и чего-то горького.
—Это не попытка. Это обещание. Твоя карьера, твоя группа, твоя драгоценная музыка — все это построено на песке. И я тот прилив, который смоет это дерьмо в море. Ты думаешь, ты первый плачущий идол, которого я разоблачаю? Вы все одинаковы. Вы все ломаетесь.

Джисон сжал кулаки под столом. Он хотел ударить его. Встать и уйти. Но что-то удерживало его на месте. Не только злость. Что-то еще. Жгучее, нездоровое любопытство. Желание понять этого циничного ублюдка, который смотрел на мир как на помойку.

— Почему? — вдруг вырвалось у Джисона. — Почему ты именно нас преследуешь? Что мы тебе сделали?

На лице Минхо промелькнула тень. Быстрая, почти неуловимая. Но Джисон ее поймал.
—Вы — часть системы. Системы, которая уничтожает все настоящее. Системы, которая... — он запнулся, отхлебнул из стакана. — Которая наживается на чужой боли.

— А ты? — тихо спросил Джисон. — Ты что, не наживаешься? Твои статьи, твой хейт — это же хлеб и масло для твоего желтого издания. Мы продаем музыку. Ты продаешь скандалы. Кто из нас большая шлюха?

Минхо замер. Его взгляд на секунду потерял свою ледяную уверенность. Он смотрел на Джисона, и в его глазах читалось что-то похожее на уважение. Быстрое, мгновенное, тут же задавленное.

— Хороший удар, — признал он, и уголок его рта дрогнул. — Но это не меняет сути. У меня есть вопросы. И я добьюсь ответов. С тобой или без тебя.

Он откинулся на спинку стула, снова отдаляясь.
—На сегодня все. Шоу окончено. Можешь возвращаться в свою позолоченную клетку.

Джисон медленно поднялся. Ноги были ватными. Он чувствовал себя так, будто прошел через десять раундов боксерского поединка и проиграл их все.
—Это не конец, — сказал он, уже отходя от стола.

— О, еще какой не конец, — усмехнулся Минхо, снова открывая свой блокнот. — Это только самое начало, Джисон. Самое начало нашего прекрасного знакомства.

Джисон вышел из бара. Дождь все еще шел. Он сдёрнул маску и глубоко вдохнул влажный, холодный воздух, пытаясь очистить легкие от табачного дыма и яда их разговора. Он ненавидел Ли Минхо. Он желал ему провалиться в преисподнюю.

Но почему-то, стоя под ледяным дождем, он не мог перестать думать о его глазах. О той мгновенной, животной боли, что мелькнула в них, когда он спросил: «Что мы тебе сделали?».

И это пугало его больше, чем любые угрозы.