Неоновый город

- Где ты живёшь? – спросил Саша.

- В смысле? – не поняла я. – В Москве, - и тут же себя одёрнула, потому что прозвучало очень тупо: где же ещё-то?

У Саши ноздри слегка надулись, как у взмыленного коня, он даже, мне послышалось, неразборчиво рыкнул, а потом нетерпеливо уточнил:

- В районе каком?

- А-а! В Головинском...

Саша коротко кивнул головой, как бы – принял к сведению.

Я наклонила голову немного набок, посмотрела снизу вверх и спросила:

- А что?

- Да ничего.

Я пожала плечами, отвернулась и продолжила заниматься своим делом – протирать стаканы. Ну и работёнка – всю ночь их намывать и протирать. Уже смотреть не могу; но стоит хоть на минуту зажмуриться – а эти несчастные стаканы тут же встают перед глазами. Это всегда так бывает, когда долго выполняешь какую-то монотонную работу: всё твоё сознание в какой-то момент как будто сужается на ней одной, и в мире больше ничего не остаётся, потому что ты – зациклился.

Удачное слово – зациклился: ты попал в карусель из своей монотонной работы. Она теперь везде, преследует тебя даже когда закроешь глаза. Будешь спать – она приснится. Я как будто на каком-то конвейере, а этих стаканов, бокалов всевозможных форм и размеров словно никак не убавляется! Посетители берут их, пьют и возвращают на бар. Через меня проходит один и тот же бокал уже десятый раз – я уверена.

В дутых стеклянных стенках я видела своё отражение, растворённое в розовом свете – вытянутое, скользкое. В этом отражении я была похожа на какого-то грызуна из-за того, каким длинным и острым выглядел мой нос. Голубые волосы казались тонкой прядкой сбоку от лица, извивающейся и непослушной.

За моей спиной двигался Саша. Его работа выглядела явно интереснее моей. Он не стоял на месте, ловко жонглировал в руках шейкером и бокалами. Я не без зависти поглядывала на него через плечо.

Он вдруг обернулся ко мне со словами:

- Я что спрашивал-то: хочешь – подвезу?

- Что?

Соображала я туго. Ночь без сна брала своё.

- После окончания смены я могу тебя подвезти!

Я смерила его взглядом почему-то и ничего не сказала.

А после смены, когда у меня гудели ноги и сами собой закрывались глаза (кажется, без энергетиков или хотя бы кофе эту работу никак не вывезти), я оставила за спиной зал, где ножки перевернутых стульев на столах тянулись, как рога, и зашла в кабинет Елены отметиться в журнале. Я склонилась над столом, боясь моргнуть, потому что, казалось, тут же отрублюсь, сжала крепко ручку. Надо мной, подбоченясь, стояла Елена. Когда я отложила ручку и выпрямилась, она бодро зыркнула на меня и спросила:

- Ну как тебе – первая смена?

Елена не была похожа на человека, не спавшего целую ночь. В моей тяжёлой сонной голове лениво протекла дурацкая мысль, что она, может быть, просто на амфетамине.

- Устала? – мягко добавила Елена.

Я кивнула.

- С ног валюсь!

Елена растянула напомаженные губы в ласковой улыбке.

- Ничего, в первый раз всегда так. Привыкнешь. Тебе понравилось у нас?

Я не стала говорить честно, что не знаю, поэтому кивнула.

- Да.

- Тогда вызывай такси. Сохрани чек и потом приноси мне. Я собираю чеки и каждый месяц предъявляю бухгалтерии для компенсации затрат сотрудникам. Так, следующая смена у тебя уже сегодня? Хорошо выспись и приходи бодрая.

- Хорошо. До свидания.

Я вышла из кабинета.

В коридоре меня поймал Саша.

- Ну? – спросил он, склонившись и глядя прямо мне в глаза.

- Что – ну? – зевнула я. – Баранки гну...

Потом я потёрла один глаз кулаком. А Саша просто взял и бесцеремонно встряхнул меня за плечи, даже, кажется, приподняв над землёй. В этот момент я почувствовала себя какой-то бестолковой сломанной куклой. Надо сказать, Сашино действие произвело должный эффект и отрезвило мою сонную голову. Когда его большие тяжёлые руки легли на плечи и потрясли меня, я тут же почувствовала себя бодрой, как будто залпом всосала литр энергоса.

- Тебя подвезти? – дыша мне в лицо, почти по слогам спросил Саша.

- Ну давай, - согласилась я.

Когда мы говорим о том, что круто, если парень имеет машину, мы точно не имеем в виду это... Дедово корыто марки «Жигули» вишнёвого цвета.

- «Лада-классик», - представил свою ласточку Саша, проведя рукой по капоту, - десятого года выпуска.

- Что? – удивилась я. – Я думала, это «Жигули», и они развалились вместе с Союзом...

Саша улыбнулся.

- Это «Жигули», - кивнул он.

- Ты сказал что-то другое... - возразила ничего не понимающая я.

- Я сказал «Лада-Классик», - закатил глаза Саша. – Это и есть «Жигули». И они выпускались до две тысячи четырнадцатого, чтоб ты знала.

- Жесть.

Саша стукнул костяшками пальцев по вишнёвому капоту своих «Жигулей» и усмехнулся:

- Сталь, - а потом, выдержав паузу, сложил на груди руки, и заявил: - Если тебя чем-то не устраивают пролетарские «Жигули», ты можешь вызвать такси и поехать домой на комфортабельном «Киа-Рио», ну, или отправиться пешком.

- А что я говорю? Ничего я не говорю, - заворчала я. – Давай, заводи своего коня...

- Ну вот – другой разговор, - сказал Саша, садясь на водительское сиденье и заводя зажигание.

Мотор запыхтел, а я села не переднее пассажирское и вдохнула этот неприятный горький запах салона «Жигулей», который ни с чем не спутаешь. Фу. А ещё «Жигули» работает как холодильник: в салоне загорается свет, если открыта дверца.

Саша захлопнул дверь – и лампочка, уютно освещавшая салон, погасла.

- Куда тебя везти? – спросил Саша, длинным пальцем открывая в телефоне навигатор.

Я назвала адрес.

«Маршрут построен».

Зажглись фары, жёлтым конусом осветив зыбкую в темноте железобетонную панель дома. Рыкнул мотор. Саша с сосредоточенным лицом выруливал с места стоянки. Его профиль выглядел особенно острым и бледным. Мушки в усталых глазах – и мир вокруг как будто как будто в низком качестве.

Белый Сашин палец, как будто отдельно от самого Саши, щёлкнул кнопку на панели магнитолы (слово-то какое – стааааарое), и глубинное, тихое рычание мотора перекрыл писк скрипки. Я похолодела то ли от неожиданного звука, то ли от предрассветного холодка, забегавшего в щёлочку приоткрытого окна. Какая-то классическая музыка...

Ночью на дорогах мало машин. За лобовым стеклом протирается чёрная лента асфальта, и жёлтые фонари искрами влетают в глаза. Сосредоточенный Саша сжимает руль. У меня тяжелеют веки.

- Спать хочешь? – спрашивает Саша.

- Угу... А ты – нет?

- Немного. Просто я уже привык жить в таком режиме.

Я почувствовала вибрацию и услышала гуд телефона.

- Папа звонит, - зачем-то озвучила я. – Алло, да, папочка.

- Алло? Алло? – зазвучал в трубке усталый голос отца. – Саша, ты меня слышишь?

- Да, слышу.

- Вы закончили?

- Закончили.

- Тебя встретить? Темно...

- Нет, спасибо. Ложись спать. Меня подвезут.

- Подвезут? Кто?

- Коллега. Всё хорошо. Я скоро буду.

- Ключи есть?

- Да, есть, конечно.

- Давай, мы ждём.

- Не ждите, ложитесь спать. Тебе же завтра на работу. Добрых снов.

- Родители переживают? – спросил Саша, когда я повесила трубку.

- Да. Папа.

- А мама?

- Мама – тоже, - вздохнула я, вспомнив, что она звонила мне несколько раз и спрашивала, как проходит смена. – Только она не дома, в больнице. А папа – дома.

- Тоже в ночь работает?

- Нет, лежит, - коротко ответила я.

- Ой, - растерялся Саша. – Неловко вышло.

Я пожала плечами.

Ремень безопасности врезался в основание шеи. Сколько его ни поправляла, он упорно возвращался в исходную позицию. Гадство.

Дальше Саша смотрел на дорогу и ничего не говорил. Слышалось только тихое мурлыканье мотора за звуками какой-то классической музыки, что только пуще убаюкивало.

- Засыпаешь? – с неожиданной нежностью в голосе спросил Саша.

- Да-а, - пробормотала я.

Саша протянул, слегка насмешливо:

- Музыка моя не нравится? А это, между прочим, Моцарт. И дирижёр хороший...

- М, здорово... - чисто ради приличия отозвалась я из полудрёмы, особо не вдаваясь в то, что он там говорил.

Моцарт – и есть Моцарт...

Я вырубилась. Проснулась от того, что меня растолкал Саша. Машина остановилась в каком-то дворе. За окном – жёлтый фонарь освещает клочок асфальта у подъезда.

- Приехали! – прозвучал над моим ухом бодрый голос Саши.

- Что? – переполошилась я спросонья, вертя головой и оглядываясь, и никак не могла сообразить. – Что случилось? Где мы? Куда ты меня завёз?! Ы?.. А-а!

В подъездной двери, освещённой лампочкой под козырьком, я узнала свой подъезд. Узнала асфальт и кусты шиповника, узнала решётку на балконе первого этажа. Саша смотрел на меня и скалился.

- Проснулась?

- Ага, - кивнула я и потянула пластиковую скобочку на двери. – Пока! – помахала Саше, вылезши из салона, и закрыла дверцу.

Саша махнул мне в ответ, потом завёл машину и нажал на «газ». Я направилась к подъезду.

Когда я зашла в квартиру, как вор, стараясь не шуметь, в прихожей щёлкнул выключатель и неожиданно зажёгся свет. Я увидела папу в белой майке, лохматого. Он щурился без очков.

- Пришла? – шёпотом спросил он.

Я повернула замок на двери, по-ночному стараясь не производить лишнего шума.

- А почему ты не спишь? – спросила я.

- Тебя жду.

- Зачем меня ждать? Глеб тоже не спит?

- Лёг.

- И ты ложись, - вздохнула я. – Я ж тебе сказала. Что со мной случится? Ложись.

- Как поработала?

- Нормально.

- Ну, хорошо.

Папа опустил плечи и, как орангутанг, побрёл по коридору. Его силуэт скрылся в темноте, и в ночной тишине я услышала, как скрипнула дверь его спальни. Он был такой сонный и измученный, я видела, и на его смуглом лице от того, что он не спал эту ночь, появилось больше морщин. Неужели он будет так тревожиться каждый раз, отправляя меня на смену?

А вдруг – это не напрасно, и однажды со мной правда что-то случится?

Я замерла, не сняв сумочку. Холодная тревога сжала путы, проскользнула ознобом по спине и щиколоткам. Нет, это просто от усталости. По ночам всегда так – обостряется вера в мистическое.

Я отложила сумку, разулась и прошла умываться.

****

Утро следующего дня для меня началось тогда, когда все нормальные люди уже обедают. Папа был на работе. Как всегда доброжелательный, Глеб встретил меня словами:

- У, я надеялся, ты уже не проснёшься.

Мне захотелось как следует врезать братцу, но остановило порыв осознание того, что я – мельче и слабее него. Пришлось ограничиться таким же доброжелательным:

- Заткнись, придурок. Я работала целую ночь.

- Целую ночь? – подозрительно переспросил Глеб и ухмыльнулся.

- Я те ща втащу.

Глеб театрально заломил руки и отстранился.

- Ой, боюсь-боюсь! Просто обосрался!

- Ты по жизни – обосрался, - буркнула я и, отстранив его, зашла в ванную и закрыла дверь.

Порой в большой семье, как у нас, ванная – это то место, где можно просто изолироваться от всей этой суеты и, например, сделать освежающую масочку для лица. Эта растрёпанная деваха в зеркале с сине-голубыми волосами, закрученными на затылке в гульку, и страшными синяками под глазами – подтверждение тому, что освежающая масочка была бы очень кстати. Но сначала – просто умыться и почистить зубы.

После всех необходимых манипуляций Саше вернулся человеческий облик. Теперь и в зеркало лишний раз заглянуть не так страшно. Я размазала по лицу остатки цветочной сыворотки с маски и потянулась. В спине что-то сладко хрустнуло – и жить стало легче и веселее. Выходя из ванной, я подумала, что наверное, стоит делать ещё расслабляющие маски после работы. В школе, когда я поздно вечером приходила от репетиторов, то обязательно пятнадцать минут перед сном делала лавандовую маску, пока смотрела бьютиблоги или что-то ещё на телефоне.

Когда я вышла из ванной, то с кухни потянуло готовящимся омлетом. Глеб, который почти полчаса назад пререкался со мной и просто напрашивался на то, чтобы ему хорошенько врезали, решил меня накормить и стоял у плиты, подвязавшись передником, как хозяюшка.

- Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста! – объявил Глеб и, придерживая прихватками, перенёс маленькую сковородку с плиты на стол.

- О-о, еда-еда-еда! – обрадовалась я, присаживаясь за стол и нетерпеливо потирая руки.

Глеб встал надо мной и подбоченился.

- Вот видишь, - сказал он, - ты хоть и засранка, а я о тебе забочусь.

- Да, приятного аппетита мне, - отозвалась я, берясь за приборы.

Краем глаза я заметила, что Глеб скрестил руки на груди и насупился. Не притронувшись к горячему омлету, я повернула лицо к брату и искренне поблагодарила:

- Спасибо.

- Пожалуйста. Приятного аппетита.

Глеб улыбнулся. Я тоже улыбнулась.

Спокойно поесть в нашем доме – совершенно невозможное мероприятие. Не съела я ещё и половины своей порции, как за стеной что-то понадобилось Варьке. М, завтрак с перерывом на смену подгузника! Вкуснота!

Глеб очень ловко увернулся от обязанностей по уходу за мелкой:

- Я не могу это делать, она же девочка, - железная логика. – К тому же, у тебя лучше получается, - и немного лести, чтобы задобрить меня.

- Глеб! Я ем! – попыталась возразить я. – К тому же, мама спокойно меняла тебе подгузники, хотя ты – мальчик.

- Ну это – мама, а я ж не мама, - развёл Глеб руками. – Саш, ну пожалуйста! А я с ней сегодня и погуляю, и посижу, честно-честно!

Пока мы выясняли отношения, Варька за стеной не унималась. Я не доела и снялась с места.

- Ну ла-адно... Но я ловлю на слове!

Потом я разговаривала с мелкой, чтобы хоть как-то сгладить неприятный вонючий процесс:

- Вот – сестрёнка пришла с работы, отоспалась еле-еле, а её посылают кому-то памперсы менять... Саша не сделает – никто не сделает, так ведь? Глеб стесняется, понимаешь! Дурак. А мне поесть спокойно не дают.

Варька – самый понимающий человек в этой семье. Слушает, не перебивает и заинтересованно смотрит. Только иногда пищит и пускает слюни. Рот раззявила, улыбается – смешная. Наверное, считает, что это я её мама.

Закончив, я протерла влажной салфеткой руки и подхватила Варьку. Я целовала её в щёки и лоб, сюсюкая:

- Это кто тут такой сладкий? Кто – сладкий? М? Кто моя любимая сестрёнка? – а Варька неуклюже обнимала меня и смеялась. – Ну, пойдём на кухню, посидим.

Я понесла Варьку на кухню.

- Ты кормил её? – спросила я Глеба.

- Да, - кивнул тот.

Вот и хорошо.

В свои восемнадцать я уже обладала навыком бывалой мамочки: умела делать всё с ребёнком на руках. Продолжать завтрак пришлось, держа одной рукой Варьку. При этом, я ещё умудрилась попутно проверять телефон. Соня писала: «Пойдёшь сегодня с нами?» - на что я, конечно же, ответила: «Да».

К обеду я оставила мелкую на Глеба, а сама отправилась на ВДНХ. Там, у забора Аллеи космонавтов, играли Соня и Кирилл.

- Привет, - обрадовалась моему появлению Сонька. – Как ты?

Я заложила руки за спину, слегка подалась корпусом вперёд и важно ответила:

- Да вот, я теперь работаю...

- Поздравляю! В «Неоновом»?

- Ага.

- Круто! – воскликнула Соня.

- Я с вами долго не могу. К шести – на работу, - предупредила я, когда кривозубый Кирилл всучил мне в руки засаленную панамку.

На каникулах или по выходным, когда не было учёбы и было тепло, мы втроём часто шли куда-то в людное место: на ВДНХ ли, к «Метрополису», в подземный переход. Соня и Кирилл играли, а я, борясь со своей застенчивостью, ходила между людьми, протягивая панамку и собирала деньги. Сонька мечтала сыграть в метро, а ещё – на Арбате, но там конкуренция за место среди уличных музыкантов была слишком высока.

А я чувствовала себя очень важной и деловой: в отличие от этих музыкантешек у меня есть серьёзная работа с графиком и стабильной оплатой, а то, что я бегаю тут с панамкой и прошу у прохожих деньги – это просто развлечение.

В это время, когда у нормальных людей заканчивался рабочий день, близ ВДНХ было много народу. Пятачок у забора Музея космонавтики – тоже козырное место, где всегда много людей. Соня и Кирилл расположились, настроили инструменты, а я стояла в сторонке и сжимала засаленную панамку. Каждый раз волнуюсь, как первый – и вот, вроде бы, не сама выступаю... По-моему, просить за друзей деньги гораздо более волнительно, чем играть.

Зазвучала музыка. Прохожие стягивались в кружок. Я протискивалась между ними и с улыбкой протягивала панамку. Как обычно, подавали, в основном, мелкие деньги, какие-то монеты, иногда трепыхались коричневые сторублёвые купюры.

Я бегала – а мне ещё целую ночь на ногах... Уже представляю, как к утру будут гудеть пятки.

Люди улыбались мне, смотрели на Соню и Кирилла, слушали, что они играют. Кто-то танцевал, многие снимали на телефоны.

Я следила за временем...

Когда друзья взяли небольшую передышку, я подошла к ним, ссыпала деньги из панамки в открытый кофр на земле и сказала извиняющимся тоном:

- Ребят, мне пора...

- Да, хорошо, - отозвался Кирилл.

Соня помахала мне, я ей. И я уже повернулась в сторону автобусной остановки, как Кирилл обратился ко мне с вопросом:

- Саш, послушай, а ты не можешь там у себя договориться?..

- О чём?

- Ну, может, мы там почаще играть будем...

Я вздохнула и пожала плечами, но пообещала (правда – впустую):

- Я попробую. Ну ладно – пока!

- Да, пока, - попрощался со мной Кирилл.

Я отправилась на работу.