32
Обняв на прощание маму и Ловису, я села в такси. Благотворительный вечер Каролинского медико - хирургического института закончился ближе к полуночи и гости медленно разъезжались. Обычно я не посещаю такого рода мероприятия, но в этот раз мама уговорила меня пойти. Я поддалась на уговоры, все равно вечер ничем не занят, так почему бы и не посетить благотворительный вечер. И вот вечер окончен, женщины в красивых платьях и мужчины в дорогих костюмах разъезжаются по домам. Ловиса звала меня ехать с ними, ночевать в квартире Курта. Комната для меня найдется. Но я отказалась, мои силы на исходе, я старалась быть умной и красивой. Кажется, мне это удалось. Сейчас я хочу домой.
Такси везет меня в Седермальм с королевского острова.
Я достаю телефон и вижу десяток пропущенных вызовов от Ивара. И не могу сдержать ухмылку. Поразительно, пока мы были вместе, он ни разу не названивал с таким упорством. Разрывает от любопытства, хочется позвонить или написать, ненавязчиво поинтересоваться, что же случилось, вместо этого я кладу телефон обратно. Незачем звонить ему и приводить в чувство иллюзии, играть в дружбу и медленно уничтожать себя. Да и что он мне скажет? Что такого случилось? Лили не может успокоиться после того, что я ей сказала? Или он внезапно осознал, что все же любит меня?
Смеюсь. Легкий, как первый снег, смешок.
Машина останавливается у моего подъезда. На крыльце кто-то стоит. Приглядываюсь и узнаю Стеллана Рейнхарта. Ждет меня? И как давно?
Выхожу из такси королевой, готовая послать его ко всем чертям. Три часа общения в высшем обществе дали мне уверенность, прямую спину, и бриллиантовый блеск в глазах.
И только я ступаю на первую ступеньку, готовая спросить у Стеллана, какого черта он тут забыл, во двор сворачивает машина. Большая черная американская машина, я узнаю ее из тысячи, пусть ночью и с алкоголем в крови. Это Ивар. И приехал он ко мне. Я сегодня слишком леди, чтобы говорить с ним, особенно о его проблемах, о том, что я была груба с Лили и о том, и уж тем более о моем круге общения. На мгновение проскочила мысль о том, что Ивар может знать, что с Куртом и я замираю, но быстро прихожу в себя прогоняя иллюзию. Больше шансов было у парня из клуба оказаться Куртом, чем Ивару что-то о нем знать.
- Привет! - улыбаюсь я Стеллану, быстро поднимаясь на крыльцо.
- Привет, - отзывается он, с удивлением глядя на меня. Видимо ждал, что я пошлю его и попытаюсь спустить с лестницы.
- Пошли, - я открываю дверь, и мы заходим в дом, раньше, чем Ивар успевает припарковаться. Из двух зол я выбрала меньшее. Надеюсь.
Оказавшись в подъезде, я иду к лифту, отбросив приветливую улыбку.
Определенно, я ненормальная. Безумная, как Селия и даже больше. Мое безумие сопровождается полной атрофией здравого смысла и инстинкта самосохранения. Селия Рейнхарт чуть не отправила меня на тот свет, а я приглашаю в свой дом ночью ее брата, который благородно, не посягнув на мое бесчувственное тело, отвез меня в больницу.
Молча поднимаемся в лифте. Я избегаю смотреть на Стеллана, но чувствую, как по мне скользит его взгляд. Знаю, что выгляжу шикарно.
- Ты красивая, - говорит он.
- Скоро полночь. И волшебство скоро рассеется, - отвечаю я без тени улыбки.
Мы заходим в квартиру, я включаю свет. Стеллан закрывает за собой двери. Скидываю туфли и уменьшаюсь в росте на десять сантиметров, вешаю, одолженную у Ловисы, шубу на вешалку. Хотелось пафосно швырнуть ее на банкетку, но ее нужно вернуть в целости и сохранности.
- Зачем ты пришел? – спрашиваю я Стеллана.
- Я говорил с Селией.
Он стоит у двери, в неопределенном состоянии – то ли уйти, то ли остаться.
- Снимай обувь и проходи, - говорю я и иду на кухню.
Мне нравятся кухни. Они пригодны для спонтанных разговоров, для незапланированных встреч. Тебя ведут в уют и тепло, но вместе с ним ты ощущаешь себя лишним, на чужой территории, это тепло и уют не твои, тебе их одолжили и могут в любую минуту выбросить на мороз, не предложив даже черный кофе без сахара. Если же ты желанный гость, то ты почувствуешь и тепло и уют, получишь доброе слово и горячий напиток. Вот, что такое кухни.
Я сажусь на стул и указываю Стеллану на табурет у стены. Не так давно на этом месте сидела Селия и вещала о Бьёрне.
- И о чем вы говорили? Что сказала Селия?
- Она не была знакома с твоим братом.
- Она так сказала, и ты поверил?
- Морриган, со мной она говорит не так как с тобой, и я с ней тоже слов не подбираю, - говорит он. – Наши с ней разговоры – это скандалы. И крики. Мы не говорим спокойно, мы не упражняемся в сарказме и остротах. Можно сказать, я выпытал у нее информацию о том, что она не знала Курта Линдберга. Отвечать сразу и по существу она считает скучным. Она молчит. Или кричит на меня, пытается обвинить во всех грехах и прогнать. И, тем не менее, доведенная до бешенства, она призналась, что не знает его. Видела по телевизору и в Интернете, что он пропал и его ищут. И еще вспомнила, что видела его в Нюнесхамне в августе. Он заходил в ее магазин, ничего не купил, просто походил, посмотрел и вышел. На улице к нему подошел какой-то мужик, и они ушли от магазина.
- Что за мужик? – спрашиваю я.
- Как сказала Селия – обычный, был одет обычно, ничем не примечателен, абсолютно не выделяющийся и не запоминающийся. Селия помнит только, что он был одет в деловой костюм, вроде черный или темно синий.
Я молчу. Мне нечего сказать. Понятия не имею, с кем он мог встретиться в Нюнесхамне. Однако, на деловую встречу не похоже. Хотя кто знает?
- Селия спрашивала о тебе.
- Угу.
- Ты подала заявление? – спрашивает он.
Я улыбаюсь, глядя ему в глаза.
- Нет. И не буду. Понимаешь, все это не имеет доказательств. Веских. Нужно было подавать тебе и сразу. А не сочинять, что я выпила лишнюю таблетку снотворного, и мне стало плохо. Тем более, в моей крови еще был вчерашний алкоголь. Так что, мое заявление будет более, чем не обоснованно.
Я подбираю ноги под себя, платье волнами спадает вниз, опираюсь локтями на стол и смотрю на него. Мне нравится на него смотреть.
- Как ты стал общаться с Бьёрном? – спрашиваю я. – И почему?
- И сам не знаю, как так вышло, - отвечает Стеллан, не отводя взгляд. – После того, как они с Селией расстались, и после того, как она разукрасила свое тело, Бьёрн позвонил мне. Спросил, все ли в порядке с Селией. Я послал его тогда. Он, как ни странно не обиделся, поблагодарил за помощь с Селией. Признался, что сам не мог разобраться в ситуации, что сложилась между ним, Селией и Бри. И я понял, что сделал все правильно. Боль разлуки Селия пережила, а с ним ей было бы только хуже. Он так бы и метался между ними, а потом все равно бы бросил Селию, когда бы от нее ничего не осталось. Я уже говорил, что он о ней беспокоится. Потому что понимает, что она его любила, а он не смог любить ее. Он знает, что Селия импульсивная и на многое способна.
- По-моему, и на половину не представляет на что она способна, - перебиваю его я. – Он знает, что она подмешала мне снотворное?
- Я не стал ему об этом говорить.
- Ах, да точно! Это дело полиции Нюнесхамна! – усмехаюсь я. – Бьёрн говорил тебе что-нибудь обо мне, о расследовании?
- Ничего. Наше общение не такое дружеское.
- Но он просил поговорить с Селией обо мне. И вероятно, после позвонил и узнал результат?
- Я сказал, что Селии не было дома. В этот момент я был в больнице с тобой.
- Как мило! – я хлопаю ресницами на манер актрис золотого Голливуда.
Он ничего не отвечает на мой сарказм. Смотрит на меня, будто пытается что-то понять или решить. Обводит взглядом кухню, смотрит в окно. Я наблюдаю за его взглядом. Мне хочется поймать его взгляд.
- Я знаю, что ты хотела всего лишь найти брата или понять, что случилось. Селия не была с ним знакома, и ничего про него не знает. Хотя она мастер впутываться в разные истории, - говорит он, не глядя на меня.
Меня, словно в шерстяной плед, окутывает тоска и безысходность. Чувствую, что слабею перед обстоятельствами и перед пронзительным и спокойным взглядом Стеллана.
- Все было напрасно, - говорю я. - Я только взбаламутила чистую воду и расковыряла чужие раны.
- Эта вода никогда не была чистой, а раны кровоточили и без тебя, - говорит он, чуть улыбаясь. - Не нужно придавать этому большого значения, то, что в жизни Селии и Бьёрна все далеко не гладко, это не твоя заслуга. И уж точно не твоя вина. Ты всего лишь стала на короткое время участником событий.
- Да, - грустно киваю я, разглаживая на коленях платье.
Мог ли вообразить себе Лагерфельд, что девушка, одетая в его творении, будет сидеть на кухне с едва знакомым человеком и говорить о душевных кровоточащих ранах. Скорей всего, это уже не его дело. Деньги он за платье получил, а я могу ходить в нем на балы, благотворительные вечера или же сидеть на кухне.
О платье думать приятней, чем о провале. Все мое движение вперед оказалось топтанием на месте.
- Все? - поднимаю я взгляд на Стеллана. Он все сказал, что мог и про Селию, и про Бьёрна, и ему больше нечего здесь делать. И вместе с тем, я не хочу, чтобы он уходил. Он мне симпатичен. Я могу сидеть с ним всю ночь и просто молчать. Приготовить кофе, найти в холодильнике еду.
- Нет, - отвечает он. - Я ждал еще и потому, что хотел увидеть тебя.
Я ничего не отвечаю, смотрю на него - лицо спокойно, лишь в глазах легкая улыбка.
- Будешь кофе? - спрашиваю я.
- Да, - отвечает он.
Мне нравится, что он сказал то, что я хотела услышать. Это глупо и наивно. Тут не нужно быть психологом, чтобы знать, что я разбита и одинока, и в данную минуту ранима и уязвима. Моя броня дала трещину. Я не в силах больше говорить сарказмом. Или же это просто безысходность и одиночество, которое я хочу устранить.
Я неспеша встаю, помня, что на мне красивое платье и волосы до сих пор уложены, и макияж подчеркивает глаза и выделяет скулы. В таком виде нельзя резко вставать со стула, нельзя делать движений заправской домохозяйки, которой я и не являюсь, но неплохо умею суетиться на кухне в поисках кофе.
- Чая у меня нет, - говорю я, доставая молоко из холодильника.
- Я не пью чай, - отвечает он.
Ставлю медную турку с молоком на плиту. Я не варю кофе, пью растворимый, заливая горячим молоком.
Стеллан встает и подходит к окну. Мы оба молчим. Молоко не торопится закипать. Синие язычки пламени облизывают турку, чуть убавляю огонь. Этого можно было не делать. Снова прибавляю огонь – так молоко быстрее нагреется до нужной температуры.
Стеллан оборачивается ко мне, слежу за ним боковым зрением. Все-таки есть и в его внешности что-то общее с Селией. Может быть, даже не во внешности, а в том, как они думают, как решаются на что-то.
Он подходит и обнимает меня. И я, скорей по инерции, обнимаю его в ответ.
- Я не знаю, почему пропадают люди и что с ними происходит на самом деле, - говорит он. - Мы становимся либо сторонними наблюдателями, в лучшем случае, или же являемся родственниками и друзьями, тех, кто пропал - это в худшем. Сейчас ты думаешь, что все потеряла, а я не могу это опровергнуть, и не знаю, что говорят в таких случаях. Мне жаль? Сочувствую?
Его голос звучит глухо. Я кладу голову ему на грудь и слышу, как звук зарождается где-то в грудной клетке, прежде, чем вырваться наружу.
- Эти слова ничего не принесут, не избавления, ни облегчения. Тем не менее, я могу понять тебя. И я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Не хочу, чтобы стала случайным человеком.
Он замолкает. Я понимаю, что для него сказать мне все это, как прыгнуть в ледяную воду. Мы все боимся искренности и чувств. Они хрупкие и их можно легко разбить, а осколками искромсать того, кто осмелился их проявить.
Провожу рукой по его спине, прижимаюсь сильнее.
- Я тоже, - шепчу я.
Молоко начинает подниматься, и я отстраняюсь, чтобы продолжить готовить кофе, попутно осознавая, что только что произошло. Глупо. Наивно. Для нас обоих. Не логично и не правильно. Такие слова не говорят едва знакомым людям, они предназначены для того, кого знаешь давно и кто в серьез не безразличен.
«Я не хочу, чтобы ты стала случайным человеком».
«Не хочу, чтобы исчезла из моей жизни».
Мы видимся второй раз. И оба раза не предвещали ничего, что могло бы зажечь симпатию, высечь пресловутую искру. И, тем не менее, он говорит мне то, что никто раньше. А я рада это слышать. Пусть даже это просто слова и они ничего не значат. Сегодня мне это нужно.
Только вот ему зачем? Тоже нужно быть нужным кому-то?
Ставлю чашки с кофе на стол.
- Ты меня боишься, - произносит Стеллан.
- Нет, это не страх, - говорю я.
- А что же?
Мы садимся за стол. Беру свою чашку и делаю маленький глоток.
- Не знаю. Просто так не должно быть.
Я замолкаю и снова делаю глоток. Мне лучше молчать или я снова все испорчу. Сломаю хрупкую идиллию, разрушу момент искренности и чувств.
- А как должно? – он тоже отпивает кофе.
Я пожимаю плечами, напоминая себе еще раз, что самое лучшее для меня сейчас – молчать, иначе все пойдет прахом. Мои теории и слова всегда звучат резче, чем нужно, они вспарывают тишину и разрушают покой.
- Я думаю, что на самом деле никто не знает, как должно быть, - говорит он. – Однажды установились удобные для большинства правила и приличия. Только я не хочу из-за этого потерять тебя, просто потому что не говорят о чувствах сразу или потому не должны чувствовать симпатию и притяжение, не узнав человека досконально.
- Невозможно знать человека досконально, - говорю я. – У каждого есть темные коридоры души, и углы, в которые даже самому страшно заглядывать. И я не идеальна. Не так прекрасна, как сейчас. И я говорю порой ужасные вещи людям, которые этого не заслуживают. А бывает так, что мне нравится причинять душевную боль, просто так. Я не умею правильно проявлять чувства, я плохо сдерживаю и в тоже время плохо проявляю эмоции.
- Морриган, это не страшно, - говорит он.
Я усмехаюсь.
- И я не боюсь темноты, коридоров и углов, - продолжает он. – Может, закажем пиццу? Какую ты любишь?
- Мне без разницы, главное чтобы в ней не было лука и морепродуктов, - отвечаю я. – Черт! Стеллан!
Я вскакиваю со стула и тут же опускаюсь обратно.
Что происходит? Мы свернули с темных коридоров к итальянской еде.
Он ничего не отвечает мне. Набрав номер пиццерии, ждет ответа оператора.
- Значит, не боишься тьмы? – спрашиваю я. – И того, что она скрывает?
- Нет, - отвечает он. – Я же Рейнхарт.
- Ни о чем не говорит, - отвечаю я.
Он улыбается в ответ. Здоровается с оператором и делает заказ.
- Пиццу доставят через сорок минут, - сообщает он.
- Отлично, - отвечаю я. – Как раз допьем кофе.
- И прогуляемся по коридорам.
- Темным.
- У меня есть фонарик, Морриган.
Я смеюсь.
- Он тебя не спасет.
- Твои темные коридоры не страшней моих.
- Ну, я же Линдберг.
- Ни о чем, - улыбается он. – И если хочешь, я снова повторю, что сказал. И пусть это будет неправильно. И пусть все подавятся правильностью, и тем как бывает и должно быть. Я не хочу тебя потерять. Ты мне нравишься.
- Взаимно, - отвечаю я, прячась от его взгляда в чашке с кофе.