12
12.
В воскресенье мой сон священен. Я сплю, пока не проснусь. Будильники отключены. И все мои друзья, и родственники знают, что меня не стоит трогать. Тем более, что вряд ли у них есть веская причина на это. Эва и Фольке сами спят и не известно, когда проснутся. Эву выписали намного раньше, чем планировалось. Подлатали и руки и психику. Я уверена, что она не будет больше причинять себе боль.
Курт и Ловиса тоже не встанут с постели раньше десяти утра. Мама и папа давно вернулись в Гётеборг.
Тем не менее, мой воскресный сон был прерван. И вторглась Ирма Линдберг. Я была так удивлена, что не смогла даже отключить звонок, даже послать ее подальше.
Ирма Линдберг не звонит просто так. Она редкое явление в моей жизни, вне семейных праздников. Обычно мы с ней случайно пересекаемся где-то в центре города.
И вот она звонит мне утром в воскресенье и приглашает на чашечку кофе. Она здесь, недалеко от моего дома. Она сказала, что подойдет к моему дому, и подождет, пока я не выйду.
За нежелание нарушать мои территориальные границы, я прости ей звонок, и стала собираться на встречу.
Ирма из тех людей, что нечеловечески пунктуальны. И если она сказала, что подойдет к моему дому и будет меня ждать, то значит, она уже стоит во дворе моего дома и ждет меня. Мои окна не выходят во двор, поэтому не могу убедиться в этом, но уверенна на все сто, что Ирма уже на месте.
Я же из тех, кто не любит заставлять ждать. Особенно, если меня уже ждут.
О полноценном душе и макияже и речи быть не может. Собираюсь, как по тревоге. В ванную заскакиваю, чтобы умыться, почистить зубы и накрасить ресницы.
И выхожу из дома в черных джинсах, той самой черной футболке с изображением мотоцикла и надписью «Harley-Davidson», в которой ездила к Ивару, которая настолько родная к телу и впитавшая тепло, что ее не хочется снимать, и неизменные черные тяжелые ботинки и к ним серое осеннее пальто. Волосы уложены в стиле Кейт Мосс. Самой РОКовой модели.
Ирма выглядит прекрасно. Черные волосы уложены в элегантный пучок, она красиво и сдержанно накрашена. Дорогое бежевое пальто укутывает фигуру мягко и бережно, как объятия любимого.
Ирма мне улыбается. Мы здороваемся и идем в кафе.
- Я ушла от Хенрика, - сообщает Ирма, открыв меню. Приподнимаю бровь, чтобы изобразить искреннее удивление. Но выходит лишь иллюстрация к сарказму.
- Мне надоело играть на публику по его правилам, и по своим тоже. Извини за все эти дурацкие вопросы на празднике. И за наше поведение. Мы были показательно веселыми и счастливыми. Хотели обмануть всех, а в итоге обманули лишь себя. И это не первый раз, не первый год. Мы уже давно не любим друг друга, тепла между нами нет, только удобство. Ему удобно со мной, а мне с ним. Но вот мне надоело это. Я не хочу, чтобы он был рядом, я не хочу быть красивой рядом с ним. И он это знает. И у него есть любовница, вернее они меняются с периодичностью раз в полгода, а то и меньше. Это просто вычислить, - она усмехнулась.
Я не стала спрашивать, как она вычисляет и зачем. Ирма сама ответила на не заданные мной вопросы.
- Когда он вечером уходит и приходит под утро, в два часа или три часа ночи, значит новая девушка. Потом встречи идут по менее романтичному графику. Это не трудно заметить. Специально не занималась слежкой. Мне не интересно с кем он спит.
Она замолчала и принялась выбирать кофе. Две недели прошло со дня рождения мамы. Две недели назад Ирма с радостью и улыбкой смотрела на Хенрика, понимая, что все всё знают, а если не знают, то уж точно догадываются.
- И что Хенрик? – спросила я. – Как он отреагировал?
К нам подошел официант, и мы сделали заказ. Когда он ушел, Ирма ответила.
- Он удивился, - улыбнулась Ирма. – А я положила на стол календарь, на котором обозначила недели, когда дети живут с ним. Сказала, что если его не устраивает, то можем поменяться. А он раздраженно и зло буркнул, что я все за него решила! В одиночку! Не поговорив! Знаешь, Морриган, иногда действовать в одиночку лучше, полезней и продуктивней. Хенрик вбил себе в голову, что мы без него не справимся, что он нужен и мне, и детям. Он любит детей, и все готов для них сделать, но не нашу с ним семью. Нельзя сидеть на двух стульях постоянно. Невозможно притворятся все время и делать вид, что все нормально и все под контролем.
Я не беспомощная, Морриган.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась я. У меня не было желания защищать и в чем-то оправдывать Хенрика. Я знала, что он думает на самом деле. Сам мне все сказал. Ирма набралась смелости. И он удивился. Думал, что она всегда будет рядом, заниматься домом и детьми, ходить на работу, но непременно возвращаться домой.
Нам принесли еду. Салат и двойной капуччино для Ирмы, латте и сэндвич для меня.
- Ты прекрасно выглядишь, - сказала я ей.
Она улыбнулась, сверкнув глазами. И я поняла, что наряжалась она не для встречи со мной. В ответ я тоже улыбнулась ей заговорщеской улыбкой.
- Ты меня поняла.
- Конечно, - ответила я.
- Знаешь, что меня не устанет поражать? То, что мужчины с трудом могут осознать, что от них уходят, пусть даже эта женщина им особо и не нужна. Как я. Хенрик был удивлен. Я не хочу быть его привычкой. Ни плохой, ни хорошей. И ладно, если бы мы жили как соседи. В открытую сообщая с кем мы встречаемся, с кем спим. Но он постоянно пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Для родителей и друзей. Для него важно было показывать, что у нас крепкая любящая семья. Не лучше ли признаться, что это не так?
Я кивнула. Ирма продолжала свой монолог, а я уплетала сэндвич и слушала ее.
- Порой мне кажется, что Хенрик и сам не знает, чего хочет. Думаю, что своими действиями я освободила его, и он будет счастлив. По крайней мере, не будет бояться им стать. Ведь он не позволил себя полюбить ни одной из своих девушек, - она снова усмехнулась. – Некоторые моменты не так уж и трудно проследить. Детали, фрагменты, обрывки разговоров всплывают. И как из мозаики складывается картина. Он бросает их часто, чтобы они не успели полюбить его и самому не влюбится, бывает, держится долго и они тоже. Потом или он или она, чувствуют, что влюбляются. Мужчины легче держат чувства при себе, убивают их легко. Девушки, обычно, выплескивают их тому, кому они предназначены. Мы признаемся в любви не задумываясь, а нужна ли наша любовь. Придаем ей высшее значение, а об нее вытирают ноги.
- Зачастую это просто слова. Порыв, и не более, - ответила я. – Если хочешь узнать любишь или нет, то не нужно проверять влажность трусов, нужно задать вопрос на что ты готова ради этого человека. И это не волосы отстричь и бросить курить, а что-то более значимое. Готова ты бросить любимую работу, переехать в другой город, поменять религию, родить троих детей, быть с ним, если он вдруг станет инвалидом. Такие вопросы. И если готова и колокольчик сомнения не прозвенел ни разу, то это любовь. Все остальное это страсть, желание, привязанность, нежность, и то чувство, когда нравится просто быть с человеком, чувствовать себя с ним кем-то лучшим. И когда тебя бросают то вспыхивает жадность. Ты вроде бы и не любишь его, но он тебе нравится, и жалко отдавать его кому-то еще, жалко, что он уходит, ведь тебе было так хорошо с ним, и ему вроде бы тоже.
- Про любовь согласна, - ответила Ирма. – Ты сама как? Тирада прозвучала эмоционально.
По сравнению со спокойным тоном Ирмы, я на эмоциях. Мои мелкие чувства к Йону еще не сгорели дотла. Тлеют, все не могут выгореть и стать серым сухим пеплом.
- Рассталась с парнем, - ответила я. – Почти три недели назад. И даже по пьяни ему не звонила.
- Выдержка! – рассмеялась Ирма.
- Нет, хорошие друзья и сдохший телефон. Тянуло позвонить и услышать голос, чтобы все мои чувства всколыхнуло и меня накрыло. Мазохизм.
- Это была любовь?
- Нет. Но я готова была жить с ним вместе. До этого не дошло. Он не захотел, чтобы я была частью его жизни.
Повторять его слова Ирме было легко, будто я пересказывала ей книгу или фильм. Боли они не вызывали.
- Тогда не звони ему. Ни трезвая, ни пьяная. Быстрее отвыкнешь.
- Точно, - улыбнулась я. – Дети с Хенриком? – спросила я, меняя тему.
- Да. Эту неделю они будут с ним. Я сняла квартиру на Гётгатан. Недели мне хватит, чтобы все там обустроить.
- Почему ты решила об этом со мной поговорить? – спросила я. Ирма не так глупа, чтобы не ждать этот вопрос.
- Мне нужно было поговорить об этом. И ты, при всей своей странности и шуточках про Мэнсона, умеешь слушать, слышать и ты не судишь.
Ирма наблюдательна. Это я уже поняла. Опасная женщина. Нечеловечески наблюдательная и пунктуальная.
Я неопределенно кивнула, не зная, что и сказать на это.
- С тобой можно быть собой и не боятся. Это ценное качество, Морриган.
- Его не все ценят, - ответила я.
- Тогда цени ты, - улыбнулась Ирма.
Спокойная и красивая. В ней было величие, чего не было в ней с Хенриком.
- Я рада, что ты поговорила со мной, - сказала я. – Ты решилась на то, на что Хенрик не мог решиться, хоть и мечтал об этом. Он будет долго сердиться на тебя.
- Пусть, - равнодушно ответила она. – Рано или поздно надоест.
Мы доели еду, выпили кофе и поболтали о ерунде. Я записала ее точный адрес, на всякий случай. Рассказала ей о своей работе чуть больше, чем она знала раньше. Ирма нравится любоваться татуировками на других, себе она не станет их делать.
- Без обид, но скажу что думаю, - сказала она. Мы уже выходили из кафе. – Есть люди, которым идут татуировки и придают некий шарм. Тебе, например, идут. К тому же ты не обколота ими с головы до ног. Кто покрывается узорами от шеи и до пят.... Я их не понимаю. Еще есть люди, которым тату не идут совсем, делая еще более простыми и невзрачными. Сколько телегу не украшай, Мерседесом она не станет. Так и тут. В человеке должна быть глубина, мысль, тогда ему пойдет и татуировка дракона и все остальное. Это чисто мое мнение, Морриган.
- Я поняла. А как ты относишься к такому роду тату, как мелкие звездочки, сердечки и подобное на запястьях. Обычно размером в сантиметр.
- Если они идут ее носителю, то, пожалуйста. Если что-то значат, передают какую-то глубинную и понятную ей мысль то – да. Почему бы и нет. Я не делаю, потому что мне нечего сказать о себе, я умная, но во мне нет глубины, я не рискую достать до дна.
- Не рискуешь достать до дна. Да ты ошибаешься, ты уже достала. Ты хорошо себя знаешь.
- Еще не уверена, - улыбнулась она.