Восточный бестиарий

Я не мог уснуть. До самого утра ворочался в постели, но не вскрывал третий и, последующие за ним, конверты. Кто-то обреченно брел вдоль дороги, в то время, как я сидел в уютном зале, попивая кофе, или выкуривая очередную сигарету.

Моё любопытство всякий раз пресекалось мыслью о ещё целой, нетронутой, пачке писем от моего лучшего друга. И тогда, когда мне предстоит предстать перед отцом и выслушать всё, что у него накопилось на счёт меня, тогда я смогу снова вернуться в свою комнату, вскрыть конверт и погрузиться в повествование Арчи. Я надеялся, что конвертов хватит, пока негодование отца наконец иссякнет, а мать так и не узнает о том, что её второй сын куда-то пропадал.

«А что было бы, если и я пошел бы с Арчи?» - этот вопрос больше всего прочего донимал меня и не позволял сомкнуть глаз.

С первыми лучами солнца прибыл и утренний озноб. Но я даже не пытался согреться, или убедить себя, что это лишь временное явление в организме. Я твердо решил весь день проваляться в постели. Разноцветные конверты лежали на краю письменного стола и манили, с каждой минутой всё соблазнительнее. Два вскрытых – действовали ещё более убедительнее – раз начал, значит уже не стоит останавливаться на малом.

Около восьми, я не удержался и сел на кровати, чтобы аккуратно подцепить третье письмо, но в ту же секунду в комнату заглянул Энди. Он бесшумно протиснулся в дверь и поинтересовался – нужно ли мне чего-нибудь. Я описал ему своё состояние, а он, не говоря ни слова, умчался куда-то в сторону кухни.

Его скорое возвращение ознаменовалось чашкой кофе и горкой меленьких хрустящих крекеров. Лицо Энди сияло заботливой улыбкой и, может мне только показалось – проблеском некого скрытого сочувствия.

- А я на работу. Пока, - добавил к этому он и убежал, прихватив свой, оставленный на столе, дипломат.

Я обещал ему, что после обеда позвоню отцу. Что ж, это будет серьёзный и тяжелый разговор, к которому нужно быть морально готовым. Я снова глянул на край стола и присмотрелся к серому конверту так, будто был способен вскрыть его, не прибегая к помощи рук. Объясняя свой поступок подготовкой к предстоящему общению с отцом, я потянулся за письмом и одним движением распечатал его. И, совсем позабыв о кофе, принялся читать.

"Бести, Нит и Бергамот целый день добирались до моста, упомянутого в рассказе СГ. Настроение у Нит заметно поднялось, но, какая досада – словоохотливость осталась в «Последнем очаге». Бести захотел рассказать одну довольно занимательную историю про свой первый в жизни поход, что в последствии и сделал. Реакцией на рассказ о купании в крапиве, единоборстве в озере, с последующей за этим - незабываемой ночью с муравьями, послужил лишь вялый занудный смешок Бергамота.

Тогда Бести спросил:

- Какие планы на вечер?

Но его спутники по-прежнему ответили ему только звуком своих шагов. Бести предпринял ещё одну попытку – это же всё-таки путешествие, а не забег по пересеченной местности для интровертов!

- Ребята! – сказал он и остановился.

Нит и Бергамот тоже перестали шагать и поглядели на него. Она – нетерпеливо, а он – с вызовом, с любопытством. Так Бести показалось, что ещё не всё потеряно.

- Не бегите так. Мы же никуда не опаздываем. Давайте же получать удовольствие от похода и делиться своими впечатлениями друг с другом, - объяснил свою остановку Бести.

- Честно говоря, я получаю превеликое удовольствие, когда твой несмол...

- Бернард! – вмешалась Нит, но Бести понял, от чего Бергамот получает удовольствие.

- Я уверен, что мы без труда найдем Кипрея и до Ариовиста доберёмся без проблем, - без обиняков проговорил Бести. – Я просто хотел сказать. Просто не стоит так волноваться да переживать. Так переживать, что даже и слова не проронить за целый день. Смотрите, уже и солнце садиться, а я от вас не услышал даже по одной коротенькой истории, ни одного отрывка из жизни.

- Заночуем в лесу, - сказала Нит, глянув сначала на солнце, потом на Бергамота, и наконец прямо в глаза Бести.

Бести принял эти её слова, как надежду – в палатке, у костра-то и развяжутся языки.

Пока Бести и Нит устанавливали палатку, свернув с тропы вниз по холму, к гуще деревьев, Бергамот стоял в стороне – весь такой черный и отрешенный. Бести даже мог написать о нем целую поэму, не будь Бергамот такой чопорной занудой.

А Нит. Бести прямо таки чуял, что она заведёт их в какую-то неформатную историю, из которой выпутываться придется всем вместе. И он ждал.

Ужинать не стали. Бести и Нит остались в палатке вдвоём, пока Бергамот скрылся в ельнике по нужде (он отсутствовал довольно долго; Бести даже заподозрил, что Бергамот отошел подальше и сейчас заказывает себе личный биотуалет, с доставкой прямиком в лес).

- Может сходить за ним? – предложил Бести, но Нит только покачала головой, улыбаясь.

- Ты не думай. Бернард тебя не ненавидит, - сказала Нит.

- И на том спасибо. Прямо гора с плеч, - сказал Бести и захохотал. – Знаю я какой он из себя. Краб-крабом.

- А там, откуда ты... Там тебя ждёт кто-нибудь, домой? – неожиданно спросила Нит.

Бести совершенно не был к этому готов и ответил не сразу:

- Не знаю. Приёмные родители давно почили, а родных я и не знал никогда, - Бести призадумался ещё. – Если кто и ждёт, значит не один я на свете, верно?

- Верно, - тихо вторила ему Нит, когда за стеной брезента послышались неторопливые шаги. – Я всё думаю о Норде. Останется он в Доме, или уже ушел куда глаза глядят.

- Так это о Норде, оказывается, - Бести снова залился смехом.

Тем временем на пороге палатки присел на корточки блудный Бергамот и отвел в стороны обе половины брезентовой двери.

- Так значит Кипрей тут и вовсе не причем... - поинтересовался Бести, совсем не скрывая своего веселья.

Нит ничего не ответила, только с удивительной нежностью улыбнулась ему, пока Бергамот сантиметр за сантиметром проникал внутрь палатки, где стало совсем тесно. Длинные его ноги в палатку не поместились, поэтому им пришлось ночевать снаружи.

За ночь Бести продрог до костей. Он нащупал около себя пальто Бергамота и замотался в него, хотя от этого теплее не стало. Бергамоту же, наоборот, стало жарко, потому-то он и сбросил его, развалившись на спине, между Нит и Бести. А именно из-за неприкрытого отверстия входа, где прохлаждались всю ночь злосчастные ноги – Нит и Бести приходилось сворачиваться в безумно плотные кренделя, дабы хоть как-то согреться по обе стороны Бергамота-баррикады.

Под утро Бести, удачно миновав ступни в кожаных полуботинках, выполз из отверстия палатки, напоминая самому себе младенца-переростка. Снаружи было ещё холоднее, но здесь хотя бы можно двигаться. Так, до самого рассвета, Бести непрерывно наматывал круги вокруг палатки, справляя малую нужду и осматривая окрестности. А когда палатка зашуршала и «породила на свет» Нит, Бести сразу же услышал похвалу в свой адрес.

- Это ты отлично придумал. Сидеть внутри под утро – до вечера не согреться, – сказала она и принялась сооружать костёр.

Дым от костра заставил палатку в третий раз встрепенуться, поглотить торчащие из неё ноги и, наконец выпустить на солнечный свет Бергамота, который рыскал глазами, словно потерял что-то. Потом он поглядел на Бести и обнаружил пропажу. Бергамот встал, степенно отряхнулся и, с недовольством на лице, яростно сорвал с плеч Бести собственное пальто.

Палатку Нит собрала сама, пока Бести собирал остатки завтрака (хлеб, холодные котлеты и овсяное печенье, прихваченные из «Последнего очага»). Бергамот, как и вчера, исполнял роль статичного надзирателя.

Мост пересекали молча, а Бергамот и вовсе строил из себя обиженного за позаимствованное пальто. Но за мостом первой заговорила Нит. И не о том, где они будут искать Кипрея, а о друге Бести – Стреде. Да-да, именно о нём.

- Как там поживает Стред? Это же ему ты письма шлёшь?

- Да, ему, - ответил Бести. – Уверен, с ним всё в порядке. Стред не склонен засовывать свою голову в малоизвестные места.

- Думаю, ему бы не помешало пойти с нами. Вы с ним расстались не особо тепло, - сказала Нит, а Бергамот неодобрительно фыркнул.

- А сама-то ты со своим братом тоже не расщедрилась на жаркие объятья, - заметил Бести.

Нит, при этой мысли, улыбнулась и сказала:

- Он всё равно найдет меня, где бы я не оказалась, - а потом добавила, после паузы. – Рано или поздно.

Бести взглянул на Бергамота и тоже поинтересовался у него – может и он с кем-то не очень дружественно расстался. Но Бергамот ничего не ответил, только лоб его слегка наморщился – единственное, что указывало на, возможно, утвердительный ответ.

И только в «Медном барде» - гостинице посёлка Кеннет – Бергамот произнёс, быть может, самую длинную фразу за весь их пройденный путь:

- Если будешь донимать меня своими глупыми вопросами, Арчибальд. Если не прекратишь это – я немедленно куплю себе билет на поезд и отправлюсь к конечному пункту назначения своим путём. Это ясно?

Бести всё прекрасно понял и спросил – от кого из родителей он получил разноцветные глаза. Бергамот, однако, не побежал покупать билет, он только отложил ложку на серое полотенце, отодвинул, едва початую, тарелку супа и, тщательно промокнув губы салфеткой, удалился на второй этаж, в свой индивидуальный номер. Нит с укором поглядела на Бести, но тот только громко расхохотался. У него только что появилась цель. Ещё одна, помимо приключения – поболтать с Бергамотом по душам.

Нит сказала, что с ней он общается. Бести только и предположил, что это должно быть происходит не вербально.

После обеда, Бести подошел к барной стойке и полностью поглотил внимание хозяйки гостиницы – Фелис, загораживая своим телом и словами преступные действия Нит.

Старушка Фелис была очень польщена тем, что есть на свете люди, у которых возникает желание поделиться с ней хоть какими-то рассказами из жизни. Бести как раз подбирался к тому моменту, где он и его друг Стред высадились среди пустыни из заглохшего автобуса. Он оглянулся себе за спину, как бы показывая - где именно они оставили автобус, когда пошли вдоль шоссе - и обнаружил обеденный зал совершенно пустым. Тогда он поделился с Фелис своей самой обворожительной улыбкой, поблагодарил за обед и беседу, а после – неторопливо вышел на улицу.

Нит его уже поджидала у ближайшего дерева с бумажным пакетом в руках, а под курткой топорщилось нечто объемное и большое. Бести хихикнул, и они поспешили убраться подальше от крыльца гостиницы.

Спустя полчаса ходьбы по каменистой улице, они обнаружили, что вдали вереница домов обрывается, а тупик обустроен в виде ворот с большим круглым отверстием в них. Сквозь отверстие виднелись пески, без конца и края. Округлая дыра правильной формы хоть и была большой, но находилась на уровне глаз, выполняя скорее всего роль иллюминатора.

- Лезем? – спросил Бести, но одного взгляда в лицо Нит ему хватило, чтобы понять – вопрос этот совершенно лишний.

Пока Бести подтягивался на руках и перелазил через отверстие на сторону пустыни, Нит расстегнула куртку и передала ему кофейник, в коем бултыхалось больше половины ещё горячей жидкости. Пока Бести потягивал носом ароматы какао и ванили, через дыру перемахнул белый бумажный пакет. Нит взобралась следом и, присев внутри отверстия, оттолкнулась, приземлившись в песок на все четыре конечности, как кот. И только сейчас Бести заметил, что нижний край отверстия на пару сантиметров выше её головы.

- Неплохо было бы именно с этого места начать дорогу в Мрис, - сказал Бести, вытаскивая из пакета печенье, прилипшее к ломтику хлеба.

- Ага. Я бы посмотрела, как ты будешь уговаривать Бернарда прыгать через кольцо, - Нит разлила какао по двум бумажным стаканчикам и махнула большим пальцем себе за спину, на ворота.

Бести это тоже представил и расхохотался, в следствии чего, чуть не опрокинул кофейник на песок. Потом они просто ели и говорили обо всём не свете. Нит, оказывается, прочла целое множество книг, не смотря на её образ жизни на пару с братом. Бести даже не догадывался, что её отец был полицейским в Бандикуте, погибшим в последствии, при исполнении.

Осушив кофейник и оставив на дне пакета несколько кусочков хлеба вперемешку с крошками, они снова перебрались на сторону посёлка. Бести вслух поинтересовался – как там поживает их угрюмый Бергамот? Определённо, он заперся в своей личной комнате и заказал много личного чая, лично для себя.

- Ему привычнее перемещаться в одиночестве. Наверное, он уверен, что если не изменять традициям, всё пройдет как всегда, когда Бернард был один, - серьёзно заметила Нит.

Бести усмехнулся, но спорить не стал. Первый этаж гостиницы пустел и Нит, без особого труда, вытащила кофейник из-за пазухи, чтобы поставить его на место, где он стоял ещё полным. На втором этаже они одновременно поняли, что сидеть в отдельных номерах будет очень скучно, и решили заглянуть к Бергамоту. Бести первым постучал в дверь, с полной уверенностью найти за ней своего спутника. Никто не открыл. Постучала Нит – ничего. Нит это не понравилось и она стала дергать ручку, призывая Бергамота по имени. Послышались шаги и возня во всех соседних номерах, но только не за дверью Бергамота.

Спустя минут десять, наконец объявился и сам Бергамот, но только не из той комнаты, в которую ломились Нит и Бести. Вид у него был... Никакой, как и всегда. Но на долю секунды, Бести показалась некая взволнованность в правом, зелёном глазе.

- Это не мой номер, - степенно продиктовал Бергамот, глядя на Нит, которая так и не отпустила ручку двери пустой комнаты.

Смех Бести пронесся вдоль всего коридора. Почти одновременно из последнего номера появился пожилой мужичёк в очках, а за их спинами – крутобокая хозяйка гостиницы – Фелис. Оба озадачено уставились на всю троицу. Бести поочерёдно поглядел на них, а потом снова рассмеялся, прям от самой души.

Арчибальд Бести

7 мая 4020г."

Дело близилось к обеду. Близилось неумолимо. Мне до такой степени не хотелось звонить отцу, что я готов был прямо сейчас выйти из дома и уехать назад, в Дом Двалина. Но нет, я снова повалился на свою кровать, откладывая письмо в сторону – когда Энди придет с работы – точно наберет отца сам.

Я не видел свою семью больше месяца, а мать – и того полгода. Почему же у меня совсем нет желания снова их увидеть, поговорить с ними. Как будто, меня в какой-то момент жизни взяли и отрезали от семьи, удалили хирургическим путём. И теперь я, как вырванный больной зуб – меня видно, лежу на полке или в шкатулке, но касаться ко мне никого не тянет. Нет, это скорее всё наоборот. Они моя семья, им свойственно волноваться за меня, я её часть. Но мне всё равно. Сам не могу объяснить свои собственные чувства.

Попытался на минуту представить, что бы сделал я, если бы отец пропал куда-то на долго и осознал, что абсолютно ничего не чувствую на этот счёт. Даже моя былая неприязнь куда-то подевалась. Наверное, это всё повлияла реакция Энди на моё возвращение.

Что же со мной происходит? Никогда об этом и не задумывался, никогда ещё не ставил себя на место родителей. Да ещё и письма Арчи – побуждают к общению, которое никогда не привлекало меня.

Для Арчи, я всегда был ограничивающей силой родительского надзора, которого у него никогда небыло. В 10 лет его забрали из детского дома, а ещё через 10 – скончались оба опекуна, по очереди. Я помню тот вечер, когда мой друг сидел на скамейке у подъезда, а его глаза были прикованы к полосе на горизонте, полосе заходящего солнца. По мне, это был единственный случай, когда Арчи не знал, что ему делать и куда идти.

Потом он, каким-то образом, отыскал дочь сестры опекунши и отдал ей квартиру. А сам подался странствовать, я от него пару лет ничего не слыхал. Старые приятели уже и не надеялись его больше увидеть, ни в Мунплейс, ни в живых. Но Арчи вернулся и первым делом – заявился ко мне на порог – с улыбкой до ушей, дырявых кедах, и сумкой через плечо, наполненной всеми самыми невообразимыми предметами. Тогда он за один вечер пересказал всё, что с ним приключилось за долгих два года.

Я множество раз слышал, как Арчи называет многих своих приятелей друзьями, но я тогда лишь понял – это только слова.

Заварив на кухне чаю, мне оставалось только дожидаться Энди. Обводя глазами кухню, я очередной раз убедился, что мой брат полностью завладел квартирой. Даже моя заначка сигарет, и та пропала. Я ещё раз запустил руку под холодильник и водил пальцами по пыльному полу до тех пор, пока не нащупал то, для чего не пожалел сил и настойчивости. Это была сигарета неизвестной фирмы, грязная и в паутине, хотя для меня сейчас это не имело ни малейшего значения. Я аккуратно снял с неё пушистый комок пыли и подкурил от спички прямо там, на кухонном полу, где и сидел.

На работу идти, как по мне, бессмысленно. За время моего отсутствия, там наверняка нашли подходящего сотрудника. Что ж, теперь в безработного нахлебника превратился я сам.

Когда я поднялся с пола и взял чашку – обнаружил, что чай уже остыл. Пришлось греть его в микроволновке, ещё пару минут совершенно бездумно разглядывая пустырь за окном. Громкое «дзынь» напомнило о бедном замученном чае со вздувшимся круглым пакетиком.

Четвёртое и пятое письма пришли оба из Мриса. Я залпом влил в себя чай, обжигая язык и горло, совсем не чувствуя вкуса. Потом отставил чашку на стол и вскрыл раннее из них.

"Между Кеннетом и Мрисом лежала пустыня, а Бести и Нит и словом не обмолвились о воротах на юге посёлка. Когда они вышли из гостиницы на следующее утро, прежде всего стал вопрос – в какую сторону двигаться дальше? Нит лишь на одну секунду скользнула взглядом по лицу Бести, а самому Бести вполне хватило этого короткого мгновения, чтобы заклеймить «южные ворота с огромным глазком» их обоюдной тайной. Хотя, Бести потом сообразил, что Нит попросту не хотела заставлять Бергамота пролезать сквозь отверстие.

К обеду, они вышли к шоссе, которое пересекала железная дорога. Платформа была всего одна, а билетная касса – настолько маленькой, что Бести сперва приял её за терминал-банкомат. Три человека, ожидающие поезд, окинули троицу недоуменными взглядами. Наверное, в их посёлке никто не заходит так далеко только для того, чтобы попросту пересечь мостик и пойти дальше, по шоссе на Мрис. Бергамот удалялся от платформы с ещё более недовольным лицом, чем обычно.

- Вам известно, что до блок-поста Мриса – минимум сутки пути? – раздался голос Бергамота, а Бести снова, от неожиданности, резко и болезненно обернулся

- Догадываюсь, - отозвался Бести, - Ну и что с того?

Бергамот, в ответ, только что-то неодобрительно проворчал и поднял повыше голову, глядя прямо перед собой на однообразный, песчаный пейзаж. Бести вообще не мог взять в толк, чем это Бергамот вечно не доволен? Он мог в любую минуту вернуться и уехать домой поездом. К Нит и Бести он не был привязан, и обязан не был. Но по какой-то причине, Бергамот шел и шел вперёд, не оглядываясь.

Под вечер, когда начало сереть, на обочине обозначилось нечто неподвижное и тёмное. Лучи заходящего солнца отражались от этого предмета и слепили путникам глаза. Бести надоело плестись в такт шагу Бергамота, и побежал вперёд, чтобы первым узнать – что же это всё-таки за штука. Блестящая штука оказалась угловатым синим автомобилем, заглохшим, брошенным, никому не нужным, с номерами Луналока. Бести сразу сообразил, кому именно принадлежал сей агрегат.

Нит тоже остановилась около него – она похоже вспомнила СГ, потом – Кипрея. А потом её глаза наполнились легкой печалью, то ли от воспоминаний, то ли – от вида покинутого автомобиля. Бергамот прошел мимо, даже не глянув в их сторону.

- Бернард, ты куда? – окликнула его Нит.

Он только тогда обернулся, да так и остался стоять посреди шоссе, пользуясь отсутствием других машин, опустив покрывало себе под ноги.

Бести дернул за ручку – дверь СГ оставил не запертой, захватив из машины всё ценное, то есть – подписанные в Мирисе договора. Внутри, в отличии от внешнего вида автомобиля, было уютно и тепло. Сидения, цвета кофе с молоком, даже откидывались назад, чтобы можно было лежать. Бести передвинулся на переднее пассажирское и помог Нит отпереть дверь с её стороны.

- Отлично, - сказала она будничным тоном, откидываясь на спинку.

- Что? – переспросил Бести, не совсем понимая, что она имеет в виду.

- Отлично, - повторила Нит. – Палатку на этот раз можно не доставать.

- Что тут происходит? – поинтересовалось покрывало, возникшее на уровне окна Бести, с стороны водителя.

- Бернард, забирайся к нам, - позвала Нит, распахивая дверь. – Тебе где будет удобно – спереди или сзади?

- Я согласен, - сказал Бести.

- Я не согласен, - одновременно с ним, сказал Бергамот.

- Почему? – с вызовом спросила Нит, выбираясь на вечерний воздух к Бергамоту.

Мимо промчались две машины, ни одна из них даже не сбавила скорость. Бести, стараясь не особо прислушиваться к перебранке, открыл бардачок и нашел там пачку жевательной резинки и влажные салфетки. Он угостился жвачкой и перелез на заднее сидение.

Снаружи быстро темнело, а Бергамот перестал отстаивать свою точку зрения, на счёт ночёвки в машине. Он попытался открыть заднюю дверь, но та ни снаружи, ни изнутри не поддавалась. Тогда Бергамот просто уселся на переднее пассажирское, уступив Нит просторный диван сзади. Нит протиснулась на задние сидения без труда.

Бести не спешил перебираться на своё место, место водителя. Он компактно устроил рюкзаки и простелил покрывало. Ему совсем не хотелось спать.

Стало совсем темно, только луна заглядывала в окна и, время от времени – свет фар от шоссе. Бергамот больше не изрёк ни слова, он откинулся на переднем сидении и будто бы уснул. Нит, тоже не долго думая, легла головой на один из рюкзаков, укрывшись покрывалом и пожелав всем «доброй ночи». Она поджала ноги так, чтобы не упираться ими о, сидящего рядом, Бести, который так и не перебрался вперёд. Он заложил руки за голову, прислонился к стеклу и глядел на ночную дорогу под полной луной. Внутри и снаружи было необъяснимо хорошо, а Бести просто не представлял, что может быть лучше этого.

Арчибальд Бести

8 мая 4020г."