Металлический колокольчик

Через пару дней уже к середине дня у порога семнадцати совершенно разных квартир лежали большие коробки. Всё работало по одной схеме: стук в дверь, молчание извне и поворот ручки. Люди осматривались, глядели вниз и растерянно заносили коробку в дом.

Внутри была еда, вещи первой необходимости и одежда. Всё это покупалось с утра, только начинали работать магазины. Восемнадцатая коробка нашла своё место к полудню. Два человека без труда несли её за ручки; на узких лестницах иногда было потруднее, но недолго. Коробка оказалась на месте, и палец надавил на звонок.

Они наблюдали из-за угла. Зачастую всё получалось быстро. Когда восемнадцатую посылку забрали, двое выбежали из парадной и направились в новый квартал. За всё время молчание наступало только тогда, когда приходилось выжидать. Такие моменты длились недолго.

— Какое название этому можно дать? Металл и...

— Если подбирать простое человеческое слово, — объясняла Венди, — то да, можешь назвать это природой. Но, — она протянула это мечтательно, словно всё самое интересное таилось в продолжении, — это самая масштабная суть природы, которую я могу представить. Это не сама природа, скорее, её проявление.

— Разъясни, не до конца понимаю.

— Я не управляю ей. Дьявол, к счастью, никогда и не удастся. Потому что это она играет мной. Сначала слушает. Я искренне думаю, не о грозе, но о шторме внутри себя. А она сначала оценивает, после чего решает. И, кажется, я ей нравлюсь. Но лишь она решает — хочется ей пролить дождь и послушать меня или нет. Я лишь сгущаю тучи.

— Тогда твой аромат — это всё те же тропы. Но ведут они не к людям, а к чему угодно, что может услышать.

— Именно так. Дело в методе, а не цели, понимаешь? Природа грозы — я прекрасно знаю, где она находится. Но и природа человека — я представляю её вот здесь, между большим и указательным пальцем. Уже потом узнаю, представляю лицо и иду за ним. Но нитку можно держать только этими двумя пальцами, никак иначе. А ветер, например, получается при соприкосновении двух мизинцев. В общем, вариаций много: я могу попробовать найти воду под землёй, а могу — человека. И уже мой выбор — передавать что-то через нити или, наоборот, просить.

Они слушали друг друга, всё остальное получалось само. Когда пришла пора отдохнуть, на глаза попалась кондитерская. Непринуждённая и тихая атмосфера, ничего необычного. Но стоило только начать собираться, как сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Риннэст[1], простите, риннэст, — обратилась Венди к хозяину заведения и наклонилась вперёд, чтобы разговор не слышали остальные. — Вы первый, у кого в заведении играет эта волна. Она просто попалась вам под руку?

— Вот уж. Это Некий Мистер Бестелесность. Слышали о нём что-то?

— Шутите? Я... Я даже не знаю, что вам сказать! Ещё как слышали. Но о нём катастрофически мало информации, с кем ни говори. Вы тоже замечали, что каждый воспринимает его музыку по-разному?

— Да-а-а! — мужчина был в восторге, будто член небольшого клуба по интересам. — Вы записывали его музыку на фонограф? Пробовали?

— Нет. А вы записывали?

— Не раз, — тот закивал. — И каждый раз ничего не слышно.

— То есть как?

— Не читает. Шум, а музыки нет. Пять раз пробовал.

— Такое может быть?

— Я понимаю, почему вы мне не верите. И понимаю, почему другие не верят, когда о нём заходит речь. Но мне кажется, что это не в фактах проблема, это всем нам не хватает зацепок, чтобы всё стало ясно. Каждый что-то там знает, что-то там гадает, а нужна целая картина, понимаете?

Венди приоткрыла рот — видимо, не знала, что сказать. Вопрос задала подруга.

— Подскажите, он играет в прямом эфире? Или это записи?

— Ну, если его нельзя записать, то как думаете?

— Тут сложно думать в одну лишь сторону, вы же понимаете. Хорошо, а мелодии его? Вы слышали хоть раз, чтобы мотив повторялся?

— Слушаю три года и ни разу такого не замечал.

— Хорошо, а что вы ещё знаете? Поделитесь, чем можете, пожалуйста. Мы обе в этом вопросе те ещё невежды.

— Так-так, — риннэст задумался и начал загибать пальцы. — Некого Мистера убили примерно семнадцать лет назад. Его концерты звучат до сих пор, в начале каждого торнавидора. Ровно в час ночи. Про то, как включить его волну, вы, наверно, знаете. Что ещё? При жизни он давал концерты в полной темноте. А после смерти люди придумали такой вот странный псевдоним, который прижился. И никто не знает, что на самом деле стоит за инициалами. Только часть фамилии, но не полностью.

— Фамилии, вы сказали?

— Ну да. Модлей. Разве по-другому?

Подруги переглянулись.

— Мы думали... Понимаете, я говорила с разными людьми, и как раз фамилия была проблемой. Три разных человека сказали, что его зовут Ниас. Я думала, что имя всем известно.

— Ниас, Ниас, Ниас, — повторял мужчина, будто хотел отпечатать это в памяти. — Первый раз слышу, признаться. Ниас. Запомнил. Ниас Модлей Б. Видите, не знал.

— Забавно выходит, — Моника рассмеялась. — Вот так рождаются либо слухи, либо истина. Из разных капель.

— Послушайте, — он вмиг посерьёзнел. — Я не сумасшедший, у меня есть жена, дети, кондитерская, как видите. На нервах слегка. Просто хочу сказать, что Некий Мистер Бестелесность пытается что-то сказать своей музыкой. Тем, кто может его услышать. Он ведь не заглушает другие волны, хотя уверен, что мог бы. А просто создал свою в стороне, которую тоже никто не может заткнуть, как бы ни хотел. Вот в этом, я думаю, главная загвоздка. Не заглушить их волны, а сделать свою неуловимой. Бестелесной. Извините за излишнюю эмоциональность. Мне почему-то кажется, что это очень важно.

— Да, я понимаю это, — в порыве ответила Венди. — Мне тоже так кажется. Я стараюсь слушать его каждый день. У нас тоже нет доказательств, просто слухи. Но вот не кажется мне, что это обман. Понимаете?

— Да. Когда ты слышишь эти прекрасные мелодии, которые ведут за собой...

— ...к вершине, — Венди аж дрогнула. — И снова взрыв, но уже другой.

— Да. Да, мы не понимаем до конца, но не просто же так это... Это так прекрасно, что ещё тут скажешь?

— Прекрасно, — Венди покосилась на фотографию, где мужчина во весь рот улыбается рядом с двумя девочками. — Ваши дочери?

— Да. Два моих светлячка. Четыре и шесть лет, — он гордо закивал и обратил внимание, что Венди копошится в кармане.

— Вы их любите, это видно. Хорошо, когда человек любит человека. Вот, для старшей, — она вынула двух кукол из кармана и положила на прилавок. — А вот это для младшей. Или наоборот, как они захотят.

— Это сколько-то стоит? — он посмотрел на подарки, но поднял голову, как только услышал смех. Венди закружилась к выходу.

— Стоит приятного разговора, но мы уже в расчёте. Спасибо вам огромное.

Колокольчики над дверью зазвенели, и она закрылась. Моника и продавец переглянулись.

— Нет, просто так, — та отреагировала на происходящее улыбкой.

— В таком случае огромное, огромное вам спасибо, мисс. Если я могу вас как-то отблагодарить, вы же скажите мне.

Моника достала из кармана мешочек, положила деньги на весы и указала на леденцы за витриной.

— Да. Подарите по одному всем, кто зайдёт к вам сегодня.

* * *

Венди шла босиком, иногда подпрыгивая, иногда кружась. Ей быстро надоедало просто идти. Взгляд вперёд горящий, наполненный чуть ли не жаждой.

— Ты же помнишь, я говорила, что здесь сложно ощущать первозданное? Потому что в этом городе очень мало моего природного слоя. Может полить дождь, например, и это будет приятно, но вода — не первостепенная сторона природы для меня. Так и с солнцем, и с луной, и всеми другими её проявлениями.

— Важнее всего земля, да?

— Да. Было несколько случаев, когда я выезжала за черту основных клоков, там, где уже не так много построек. И ходила там тоже босыми ногами, но по настоящей земле. Не по этим засушенным клочкам, что здесь, а по живой почве. Я не подавала вида при других, но, знаешь, по моему телу бежали мурашки. Каждый новый шаг, и это словно целая секунда речи после так надоевшего языка жестов. Мы понимаем друг друга. И...

Подул сильный поток ветра, и пару секунд трудно было даже открыть глаза.

— Вот это не я, честно!

— Просто кому-то там не нравится, что мы обсуждаем природу. Вдруг даже ей самой?

— Да, она с характером. Я как-то видела, как на человека из-за ветра свалился столб!

—Кошм...

— Он не умер, без паники. Тот просто был высотой с два этажа, не больше. Столб, не человек.

— Ну, не самое величественное проявление ветра. Как же ураганы, что сносят целые поселения? Это что-то неостановимое, такое...

— Ага, — Венди дёрнула подругу за рукав и показала пальцем на ближайший обветшалый дом. — Смотри, я знаю это место.

— Ты меня не слушала, да?

— Ураганы и поселения. Было такое?

— Выкрутилась. Что там с домом?

— Тут живёт один мальчик. Мы незнакомы, но я часто вижу, как его родители носят. Он болеет, как думаешь?

Моника тихо подошла к окну и аккуратно заглянула внутрь.

— Вижу мальчика. Он спит.

— Он постоянно или в постели, или у родителей на руках.

— Может, подарить ему друга?

Моника покосилась на сумку, что была переброшена через плечо.

— Что? Чушь. Разве мальчики играют в куклы?

— А почему нет?

— Ты думаешь, им нужны все эти побрякушки?

— Это же воплощение всех образов в голове.

— Как же ты иногда всё усложняешь, — цокнула языком Венди. — Я рассчитывала на «да» или «нет».

— Определённо нужны.

— Я почему-то уверена, что ты ошибаешься, — возразила та, расстёгивая змейку. — Но раз осталась одна, то пусть. Листок, так. И... Ручка! У тебя есть ручка?

Она похлопала себя по карманам, ещё раз перерыла всё содержимое сумки и принялась обыскивать Монику.

— Я не ношу с собой ручки.

— Ты же всегда с ними таскаешься из-за диссертации! Обычно у тебя их не меньше трёх.

— Но мы же не ради диссертации здесь. Ты хочешь нарисовать что-то?

— Написать. Написать хочу. Может, монеткой выцарапать?

— Брось, — Моника потрепала подругу по голове, и та остепенилась. — Я даже не уверена, что он умеет читать. Это довольно бедный клок, разве нет?

— Может... А вообще так и есть. Ты молодец, соображаешь. Тогда просто оставлю куклу.

Она суетилась, будто собиралась вручить незаконченный подарок. При себе не было ни достаточного количества денег, ни конфет, ни даже ручки, чтобы написать хоть пару слов. Венди положила куклу на подоконник.

— Дьявол. Терпеть не могу, когда так. Терпеть не могу.

Липкое чувство внутри оказалось недолгим. Оно выцвело ещё по пути домой, а потом и вовсе исчезло, стоило только лечь на кровать. Обе чувствовали усталость — за целый день они довольно много протащили и немало прошли. День протёк по одной схеме, но даже это было чем-то свежим и новым, совершенно несвойственным для будней Торакса. От уюта проснулся и аппетит, благо достаточно было зайти и забрать готовый ужин. Одна порция вмиг оказалась разрезанной на две части и быстро съедена. Моника погасила свет.

— Я хотела спросить тебя касательно... Твоей компании, назовём это так.

— Слушаю?

— Что ты им планируешь сказать?

— Я уже говорила с ними. Всё позади.

— Правда? Ты попросила перерыв?

— Что-то вроде того, — серьёзным тоном произнесла она. — Сказала, что папа умер.

— Мать честная.

— Это не те люди, у которых можно попросить отпуск лишь потому, что устала. Но они знают, что отец болеет.

— Отстанут, думаешь?

— Надеюсь. Я могла бы уйти в детали, рассказать, о чём мы говорили и кто где сидел. Но я даже вспоминать их не хочу. Очень много темноты. Хватит.

— Хорошо. Просто если будут какие-то сложности, не прячь их в себе. Взаимопомощь, ты же помнишь.

Хтоника отсеялась, больше не нужно было копить деньги. За один вечер наедине с самой собой был сделан очень важный шаг — уедет только один человек. Всё могло измениться со временем, но изначальная ставка была на отца — если в Тораксе у Венди всё наладится, отец уедет один, где его встретят люди, которые будут о нём заботиться. Денег уже хватало на один билет, место в доме престарелых и качественное лечение.

Она же попробует закрыться от звена, найти своё место и идти за лучшим. Попробует сама выйти на источники, которые помогут с билетом и жильём для отца. Если получится, пусть даже со сложностями, отец окажется за границей, а она — на своём месте. Не хотелось думать, что будет, если идея эта провалится.

Дарко её выслушал. Пообещал не беспокоить и дать время смириться с утратой. Подчеркнул, что Хтоника пока откидывает нити, но не забывает о них вовсе. А после, когда всё устаканилось, они покормили бездомную собаку. Этот разговор был из тех, которые не хочется вспоминать, потому что слишком уж много смелости на него потребовалось. Венди знала, что не накопит эту злосчастную сумму для двух людей. Слишком многих свиданий это стоит. Но сейчас денег хватало больше, чем на одного, и этим нужно было пользоваться.

— Венди, ау?

Девушка не ответила, только подвинулась чуть ближе. На секунду охватило какое-то пугающее чувство, но человек рядом сделал то же самое, и отпустило. Страх ушёл.

* * *

Чтобы добраться куда нужно, приходилось плыть на металлической пластине над ржавой ямой. Настоящее кладбище давно забытых запчастей под открытым небом. Повсюду валялись погнутые рельсы, что тонули в грудах щебня и стекла. Тут и там торчали железные пруты, а огромные прогнившие трубы походили на грязное кострище, что никак не могло загореться. Стоило только глянуть вниз, как по телу будто пробегали тараканы.

— Ну вот на кой мы сюда забрели, а? Ну вот надо оно мне было?

— Тебе — нет. А нам — да. Ты как-то очень быстро сдуваешься. Мы же плывём над оранжевым морем, всё хорошо.

— Цыц. Я ещё могу согласиться, что видок здесь сносный, но вот что я сдуваюсь... Враки. Просто мы бы могли...

— Мы собьёмся, если будем обходить. Нам же сказали, что он живёт прямо по ту сторону ямы. Зачем придумывать невесть что, если всё работает?

— Тут дурно пахнет, дьявол. Но вообще ты права, так быстрее. Вжик, — Венди провела пальцами возле губ так, будто закрыла воображаемую молнию.

Когда свалка кончилась, алефарз принял привычную форму плаща. Моника немного отдохнула и восстановила силы, которые забрал аромат. В таких случаях Венди всегда начинала переживать за подругу, но хватало одного «я в порядке», чтобы волнения развеялись. У неё это хорошо получалось, с какой-то ноткой мощи в каждой букве. Этого «я в порядке» хватало надолго.

Венди взяла большой чемодан на колёсиках, с которым они прибыли, и покатила за собой. Место было совершенно безлюдным и оттого нагоняло то ли страх, то ли тоску. Одно радовало — чем дальше от ямы, тем меньше слышалась странная вонь.

В голове начинали роиться переживания. Что, если они не найдут этого человека? У неё же ни фотографии, ни фамилии — ничего, чтобы найти. Вот вдруг всё оказалось байкой, которую придумал какой-то пьянчуга? Тогда чтоб он чесался всю ночь, чтоб язык себе прикусил. До крови, дабы больше не молол чушь.

Моника воспринимала ситуацию совершенно иначе. Она шла медленно, прислушивалась и осматривалась. Точно найдут, в крайнем случае можно будет крикнуть — может, кто и отзовётся. Не найдут, значит набредут на другого человека. Они зашли так далеко в городе, где люди боятся сдвинуться с места. Эта мысль вызывала лёгкий кураж.

В конце концов, блуждания не были напрасны. У мусорного контейнера, что был выше человеческого роста, копошился мужчина с очень густой бородой и панамой на голове. Он пытался забраться наверх, чтобы заглянуть внутрь, но где-то посередине пути почти замер.

Самодельная лестница дрожала со стороны в сторону, а сам незнакомец напоминал акробата-новичка на ходулях, что старался удержать равновесие. Он пытался подняться маленькими аккуратными шажками.

Когда лестницу придержали, тряска сразу утихла.

— Аккуратнее, а то упадёте и поранитесь.

— Ай, да ну, — он взобрался на самый верх и включил фонарик. — Я как-то с крыши дома упал, так что мне всё нипочём.

— Одноэтажного, я надеюсь?

— Да это был сарай, высотой как три меня.

— Хорошо, что не выше.

— Но, — мужчина кряхтел, пытаясь раздвинуть кульки в стороны. — Я упал мордой, а это было больно. Кровищи было...

— Кошмар, — выдохнула Моника. — Сочувствую.

— Да было и было. Не было бы и не было бы.

— А вы... Ду́зовик, да?

— Ду́зовик.

— Нам рассказали, что вы живёте здесь один.

— С дядей, — поправила Венди.

— Да, — простодушно ответил тот. — Двинул подальше от города.

— Почему? Если это не секрет, конечно.

— А как вы думаете? Слишком уж там хорошие люди, вот и всё.

Обе уловили ироничную нотку в голосе. Речь шла о звеньях или ком-то другом, похожем на них. Ком-то, кто мог сильно обидеть. Он разворотил кулёк и, уже с добычей в руках, начал спускаться вниз. В его руках были слипшиеся кусочки картошки, не сильно приятные на запах. Мужчина достал из кармашка тюбик с прозрачной вязкой жидкостью и хорошенько плеснул ей на объедки. Она быстро начала впитываться, но Венди накрыла картошку рукой.

— Не нужно, не ешьте эту гадость. Секунду! — Девушка очень быстро расстегнула чемодан и мгновенно нащупала ещё тёплую сдобу. — Вот, лучше возьмите это.

— Вы это мне даёте?

Ему как-то удалось одновременно выделить два последних слова. Один вопрос подразумевал сразу два ответа.

— Да, конечно. Это вам, просто так.

Тот уважительно кивнул и сунул картошку в карман.

— Скажите, — произнесла Моника, — вы живёте где-то поблизости?

— Ну... Живу. Но не поблизости, а недалеко.

— Понимаете, мы хотели отдать вам всё, что в этом чемодане. Там есть что показать и объяснить, поэтому можно заскочить к вам домой на минутку?

— Что такое? Что-то произошло? — Мужчина выглядел совершенно растерянно. — Нет-нет, правда, в чём смысл?

— Я понимаю, что вы боитесь, — как можно мягче сказала Моника. — Но мы не из звеньев. Просто хотим помочь. Честно.

Ду́зовик не ответил, а только посмотрел на них так, будто пятнадцатилетний мальчишка, которого угораздило влюбиться.

* * *

Домом оказался перевёрнутый вагон, с огромным количеством приколоченных металлических пластин и деревянных досок. Он лежал на боку, весь ржавый и абсолютно мёртвый, как и большинство других. Такие оживить уже невозможно.

— А-а-а-а-г-ггг! — послышался старый голос, только они вошли, но ему тут же ответили.

— Дядька, они хорошие, не бойся.

— Я не боюсь, — его голос был ворчливым и довольно громким. — Я отпугиваю!

— Их не нужно отпугивать, дядька. Это Моника. А вот это Венди. И они не незваные гости. Они хотят подарить нам подарок.

— Здравствуйте, — ответила одна, а вторая просто вежливо кивнула. — Не переживайте, грабить не будем.

— Было парочку, кто хотели. Я им так палкой настучал, что мигом забыли, как сюда лезть, слизняки!

— Будут знать.

Моника подошла ближе к лежащему старику и указала на край кровати. Тот разрешил сесть. Венди осталась с Дузовиком. Они разделились на пары, не сказав друг другу ни слова. Обе делали то, что ими двигало.

— Смотри, мы пока с тобой разберёмся что и как. Чтобы ты мог позаботиться и о себе, и о своём дядюшке. Так?

— Так-так.

— Вот это, видишь? Это фильтр для воды. Пожалуйста, старайтесь не пить проточную воду, потому что в ней очень много дряни. Нужно просто вот так закрутить... видишь? Крутишь, давишь, и всё, у нас есть выемка. Сюда можно лить любую грязную воду. Вот, можно?

Тот глянул на стакан с мутноватой водой и быстро закивал.

Они уставились на прозрачное стекло. Посередине была пипетка, с которой вскоре вытекла первая чистая капля.

— Работает!

— Отлично. Оно будет набираться медленно, но хватит надолго. Где-то через несколько джаэ фильтр загрязнится, но вот здесь лежит парочка запасных, запомнил?

— Да. Прости меня за такой вопрос, девочка Венди. Правда, прости. Почему ты нервничаешь?

— Просто боюсь что-то забыть.

—Хорошо-хорошо! Ты ничего не забудешь. Я внимательно слушаю. Ты не забудешь, точно. А это что такое в горшках?

— Растения из Риджикта. Вот здесь много круп и прочего, что можно легко приготовить. Но ещё, думаю, было бы неплохо выращивать хоть какую-то нормальную еду у себя дома.

Она достала из сумки листки бумаги и положила возле соответствующего горшочка.

— Плодородная почва — редкость для Торакса, поэтому не загуби. Это батат. Вот тельзень. Дальше ренге, лук и трикорис[1]. На листках написано, что за чем нужно делать. Если займёшься этим, то с голоду точно не пропадёте.

— Займусь, — заверил Дузовик, внимательно читая один из листков. — У моего отца когда-то был огород небольшой, а я ему помогал. Помню некоторые вещи.

— Отлично. А это просто еда. Там на задней стороне всё написано. Только...

Тот тоже вдохнул, будто хотел что-то начать говорить, но не успел. Они оба запнулись. Венди кивнула головой в сторону двери, и они на время вышли.

— Говори. Ты первая.

— Просто хотела попросить: не используйте бальзам для еды, пожалуйста. Я уверена, я даже знаю, что это та ещё гадость. Вы ещё долго сможете есть нормальную еду.

— В нём какой-то вирус?

— И это тоже, но дело немного в другом. Просто, вы оба... вы ведь люди, которые должны есть еду. Иногда пресную и без соли, пусть так, но не делать еду из мусора.

— Я попробую, — закивал бородатый. — Я правда изо всех сил попробую, обещаю. Но клянусь, клянусь тебе, что я не понимаю, почему это происходит. Мы никогда раньше не виделись. Как так произошло?

— Это просто случилось. Как самые страшные истории в Тораксе, да? Когда раз, и жизнь становится скомканным катышком на полу. У тебя же такое было?

Мужчина кивнул.

— И у меня было, если честно. Поэтому не относись к такому слишком серьёзно. Это как капля мёда, что упала в огромную смоляную бочку. Запасы кончатся, а темнота и страхи точно никуда не денутся. Но знаешь, даже так, есть что-то в ней принципиально важное и непобедимое, в этой капле мёда.

Моника больше слушала, чем говорила. Признаться, истории у дядюшки были интересными, но зачастую грустными. Когда истории кончились, а объяснять Дузовику было уже нечего, гостьи ушли. Дорога к ворчливому старику и его племяннику казалась уже не такой сложной. Несмотря на местоположение, она вела к месту, куда хотелось вернуться хотя бы ещё раз.

В этот раз они ночевали порознь. Венди проведала отца. Тот задавал всё те же вопросы, на которые приходилось отвечать надоевшими фразами. Если он не спал, то обычно либо читал, либо просто лежал. Какой-то дар часами просто смотреть в потолок. Отец никогда не включал свет, даже когда шаркал по квартире. Венди он казался кротом, что навсегда устал рыть норы.

Когда крот уснул, она пересчитала деньги. Слегка расточительно, но ни одну монетку не хотелось вернуть обратно. Всё внутри подсказывало, что они потрачены не впустую. Спрятав свои богатства обратно, девушка взяла подаренную книгу и устроилась на своём месте. Снова пол далеко от ног, снова хоть какое-то ощущение уюта.

Она читала медленно. Ни разу не было так, чтобы получилось проглотить всё содержимое за несколько дней. Абзац за абзацем, но зато внимательно и с пониманием — такое было куда ближе.

На этот раз книга рассказывала о далёком северном мире. Целая история о самом большом во всей вселенной дереве, что росло, растёт и всегда будет расти. Венди никогда до этого не слышала ни о птице, что восседает наверху, ни о страшном чудовище, прячущемся в недрах. Оно обгладывало корни, но дерево никак не умирало, ведь о нём заботились три женщины, которых и женщинами было сложно назвать.

Венди малость запутывалась, но тогда перечитывала ещё. Эта книга была из категории тех, которые невероятно интересны, но содержание которых нельзя воспринимать буквально. Суть таких рассказов и тайн не имела чёткой формы, поэтому давала шанс воображению. Девушка прочитала рассказ ещё раз и запомнила его по-своему. А после этого представила переплетающиеся в серпантине тропы. Заснуть и увидеть не могла — не получалось. Но немного поиграть с воображением — и становились видны широкие тропы божеств, дороги звездопадов и пульсирующей почвы. Дьявол, тот, кто их никогда не видел, даже не поймёт, о чём речь. И правда, Венди не смогла бы описать это другим. Просто дороги, коим нет числа. И всё тут.

Утро было посредственным, но когда она бежала в пансионат, то чувствовала восторг. Ветер дул в спину и делал тело чуть невесомее. На несколько секунд появилось чувство, что она может прыгнуть так же высоко, как во сне. В нос не били неприятные запахи, а кожа не скукоживалась от холода.

И внезапно ноги будто сами остановились. Венди уставилась на одинокий домишко, где несколько дней назад оставила куклу. Вне всяких сомнений, тот самый подоконник и те самые занавески. Но куклы не было. Было очевидно, что либо её кто-то унёс, либо родители успели занести подарок внутрь. Хотелось узнать, что же случилось на самом деле. Она на цыпочках подошла к окну, чтобы на секунду разведать обстановку, но внутрь так и не заглянула. Весь ответ таился в аккуратно приклеенном кусочке бумаги на окне.

Тем временем Моника пыталась заумно описать очевидные вещи, увиденные ею. Диссертации уделялось уже не так много времени, поэтому нужно было работать быстрее. Но когда мысли слишком долго не шли в голову, расшатывались и нервы: пальцы барабанили по столу, а ручка вот-вот готова была попрощаться с жизнью. Но внезапно распахнувшаяся дверь выкинула из головы всё нарастающее напряжение.

— Мон, ты была права! Ты была права! — Венди находилась в порыве чувств. — Это ты дала идею! Получилось!

Та не успела сказать ни слова, как в руках оказалась какая-то бумажка.

— Читай, просто читай, срочно!

Пальцы сжали бумажку за самый краешек, и Моника принялась читать про себя.

«Меня зовут Сайм. Спасибо, что подарили мне друга. Нашей семье сейчас сложно жить. Но есть и очень-очень хорошие вещи. Теперь мне будет проще не грустить, когда плохо. И вы тоже радуйтесь, пожалуйста. Это для вас».

Под ломкими буквами, выведенными детской рукой, красовался рисунок девушки. Она стояла спиной к морю и держала в руках венок. Всего три цвета, но смотрелось гармонично.

— Видишь, мальчики играют в куклы, — улыбнулась Моника.

— Ты понимаешь? Смотри. Руки дрожат, видишь?

— Это не от старости ведь. Значит, всё хорошо.

Венди бросилась вперёд, и чувства теперь выражались через тактильность.

— Спасибо. На фоне хронически грустных лиц это письмо... Это очень много. Намного больше, чем может показаться другим. Ты прочла, и мне стало ещё лучше, чем было. Так тепло.

Моника ответила на объятия, а не слова. Начали зарождаться новые идеи.

________________________________________________________________

[1] Те́льзень, ре́нге, трико́рис — три самых популярных быстрорастущих растения, относящиеся к зернобобовой культуре. Эндемики западного района Риджикта.

________________________________________________

[1] Ри́ннэст — форма вежливого обращения к владельцу заведения. Применимо по отношению к мужчине. Женская форма звучит как «Ри́эта».