Металлический колокольчик

Бриккт донёс бессознательное тело до обители звена. Никаких проблем — такой здоровяк на одном только плече мог бы выдержать минимум ещё такую же девчонку. Венди пришла в себя на следующий день, а вечером велено было присоединиться к празднику. Хтоника не частила с кутежами, но регулярными семейными ужинами не гнушалась. Кроме Бриккта никто не пил, но вот наелись досыта.

Большая компания сидела в одной из тех забегаловок, в которую не заходят случайные посетители. Не так давно владелец находился в списке тех, кому назначено свидание. Человеком он был очень предприимчивым, но далеко не из тихих. А где громкие звуки — там и соответствующее внимание. И если удача живёт в четырехлистных клеверах, то этот индивид умудрился насобирать целое ведро. С битой у лица он предложил попробовать цикорий, который он готовит сам. Говорил смело, а не жалко, и Дарко это невероятно понравилось. После нескольких обжигающих глотков между ними появилась какая-то странная дружба. Все знали, что за этого человека лидер может влезть в драку и перегнуть палку. С тех пор кабак открыт и по ночам, но не для любого прохожего.

Посетители не хамили персоналу, и те тоже не язвили. За овальным столом уже с час пытались перекричать друг друга голоса, все как один режущие ухо. Новички болтали друг с другом, Шоэнт шептался с лидером, а Нерра и Бриккт что-то объясняли Миришу.

— Я тебе точно говорю, — твердила девушка, а здоровяк иногда подхватывал. — Бери сколько хочешь, не переживай о вопросе денег.

— Ну да. Считай, всё бесплатно, не переживчай.

— Но кутежи это никогда не заменит. Я уже скучаю.

— Чем хужее здесь?

— В помещении? Ты шутишь?

— Тут есть больше вкуснот.

Они говорили и говорили. Говорили, говорили, говорили. Венди крутила в руках чашку и сидела ближе к выходу. Даже не вслушивалась. Таким людям не расскажешь о том, что играет в конце каждого торнавидора. Такие не поймут.

Она закинула ноги на стул. За весь разговор не вставила ни слова и пыталась вспомнить то, что успела прочесть в подаренной книге. Внимание слетело с крючка, когда Нерра заговорила о недавнем инциденте. И что-то неконтролируемое щёлкнуло в голове. Проводница встала, и её напарница была первой, кто это заметил. Видать, из-за этого ловко подалась в сторону, когда Венди со всей силы швырнула чашку в стену. Она пролетела недалеко от лица и разлетелась вдребезги. Все головы в заведении повернулись в сторону гадкого громкого звука, а затем в сторону девушки.

Та грязно выругалась, слишком грязно даже для себя.

— Я тебя чем-то обидела?

— Нет. Просто я по ночам буду молиться, чтобы тебя где-то заловили и вскрыли. Отличная смерть для такого мусора.

Она не сдержалась и пнула свой стул так, что тот перевернулся. Её никто не остановил, пока она шла к выходу. Пару людей из компании что-то крикнули в спину, но, к счастью, эффекта это не произвело.

Никто не преследовал её даже тогда, когда она возвращалась домой. Она готова была снова ощутить запах йода, сопение справа от входа и ощущение, что грязь под ногами вдруг поднялась до уровня шеи. Но она прогадала. Интуиция подвела, и, только стоило это понять, уже появился собеседник, идущий рядом.

— Нужно поговорить, чудо.

Спокойно, даже немного сонно. Но почему-то так страшно. В последнее время аж до мандража. Её за руку взял не тот человек, которому можно было отказать. Только играть по правилам. Выдавать самовозгорание за плохое настроение, а свежевание — за щекотку. Иначе никто никуда не уедет. Просто некому будет.

— Составь мне компанию.

— Составлю. Пошли. Куда?

— Туда, где мы поймём друг друга лучше всего.

В Гавани стоял ио́ст[1], к которому не прижились люди. Пустое строение с невысокими скульптурами существ, в которых здесь никто не верил. Под каждой из восьми была своя табличка с текстом. Ни имени, ничего другого. Только слова, напоминающие молитву.

— Нерра — твоя семья, чудо. Зря ты так себя повела.

— Она психически больна.

— Она психически куда прочнее многих в городе. Таким, как она, стоит завидовать.

— Дарко, мне плохо. Мне физически плохо. Я не хочу есть. Я не хочу спать. Всё катится настолько вниз, насколько это возможно.

Лидер обнял её и прикоснулся губами ко лбу.

— Это страшно. Я хочу, чтобы тебе стало легче. Искренне хочу. И переживаю.

— Мне...

— Знаешь, что? Помолись, — он показал пальцем на одну из статуй. — Может, это и правда помогает. Мы ведь никогда не пробовали.

— Я далека от этого.

— Не нужно заморачиваться, Венди. Здесь всё написано, смотри. Я помогу.

Девушка неуверенно посмотрела на лидера, и взгляд сказал всё сам за себя. Она стала на колени и вслух прочла написанное.

«Благодарствуйте. Начните с ценного и светлого. Не скупитесь словами, чтобы задобрить слышащих вас. Скромно выскажите своё желание. Вы говорите одному, но ощущают все они. И каждый поможет».

Дарко ждал, пока Венди подберёт слова.

— Спасибо.

Хоть бы одно слово после. Даже это звучало пресно, ни о какой искренности здесь речь не шла. Неосознанно и совершенно пусто. Сложно было вспомнить события в хронологическом порядке, поэтому она вычленяла кусками. Дни разные, но ни один не заслуживает благодарности. Хорошие фрагменты были, но Венди не решалась их вскрывать. Сидели глубоко. Пусть там и остаются. За давние картинки «спасибо» не говорят.

— Скажи им всё как есть, — послышалось рядом. — Если хочешь благодарить, то пожалуйста. Но если хочешь передать другие эмоции, не выдавливай из себя святость.

Она понимала, просто не решалась. И опять Дарко давал выбор, где каждое из решений даётся с большим трудом.

— Они ведь виноваты. Божества. Какие же они божества? Я сейчас не могу и простой благодарности выдавить, Венди. А вот порицать... Ты ведь понимаешь, да? Понимаешь, сколько они могли нам дать, если бы хотя бы кто-то протянул руку?

— Шанс. Настоящий шанс. А у нас его нет.

— Место, которое хочется назвать домом, — Дарко просто подкидывал легковоспламеняющиеся слова, пока девушка обращалась к фигуре.

— И людей, которых можно назвать родителями.

Лидер перечеркнул глаза статуе, к которой обращалась напарница. Намазал не так много чёрного, но глаза начали слезиться. Струи из глаз потекли наверх по лбу и, наконец, к самому потолку. Сперва они вытянулись ниточкой, но потом становились всё шире и шире. Жидкости из глаз было всё больше и больше, будто Дарко решил закрасить верх слоем презрения.

Тем временем Венди говорила через стиснутые зубы так, будто словами хотела умертвить божество перед собой. Такие режут не содержанием, а тем, как звучат. Желчью, презрительным тоном и ненавистью. Вандализм и осквернение святыни в полной красе, куда эффективнее бездумного хулиганства.

Девушка выкричалась и запрокинула голову. Чёрная жидкость не растекалась по потолку, а собиралась в один большой пузырь прямо над головой. Если он упадёт, то проломит пол, а её попросту превратит в труху — таким тяжёлым он казался. Венди перевела взгляд на глаза статуи, что всё ещё кровоточили. Всегда бы такую смелость.

— Я презираю вас. Каждой клеточкой своего сознания презираю.

И эта огромная масса упала ей прямо на темя. Чувство, будто просто тяжёлая капля, что миновала воздух, волосы и череп, разбилась о поверхность рассудка. Все эти слова, всё презрение и ненависть сжались до размеров одной лишь чёрной капли. И она достигла своей цели.

— Тебе лучше, Венди? Стало легче?

Непередаваемое чувство, когда что-то течёт в самой голове. Ты сам будто становишься жидким. Девушка не ответила, только посмотрела на руки и рванула к двери. Вопреки ожиданиям, лучше не стало ни на йоту.

* * *

Дверь домой со всего размаху захлопнулась.

— У тебя всё хорошо?

Венди не обращала внимания на отца. Сейчас голова была забита страхом, который просачивался в дом сквозь щели, окна и замочную скважину. Она несколько секунд смотрела в глазок, затем прижалась к двери спиной и сползла вниз.

Ей было страшно смотреть на родного человека. Дороги, по которым она ходила во снах, испачкались в мазуте. Сейчас Венди сама видела, как из тела сочится чёрная жидкость. Казалось, что эта субстанция появилась на спине, под одеждой и в глазных яблоках. Паразиты эволюционировали.

Не было сил рвануть к зеркалу, чтобы проверить. Пусть они так и вытекают вместо слёз, пусть скатываются по лицу. Лишь бы эта вязкая жидкость не коснулась кого-то ещё.

— Отойди. Отойди от меня, пожалуйста.

— Не переживай, — жалостливо попросил мужчина, кладя ей на ноги полотенце. — Всё устаканится, моя хорошая. Я убрал ванную.

Он сгорбился, но не прикасался. По её щекам тёк жидкий мусор, но отец его даже не замечал. А Венди только прикоснулась к полотенцу, как запачкала его угольным цветом. И тогда в голове всполохнул резкий приступ ужаса, которому она боялась проиграть. Зубы вцепились в руку. Оставалось только перетерпеть боль. Резцы справились, и постепенно начала виднеться жидкость — ржавое подобие. Не то, совершенно не то. Она закрыла глаза на пару секунд, чтобы мираж рассеялся. Чёрный, совершенно чёрный цвет. Вирус был внутри. Венди закричала.

— Что ты такое делаешь? — послышалось наконец.

Отец достучался, и его голосок смог проскользнуть через пелену. Девушка замолкла. Точно дёготь, точно. В ней теперь тёк дёготь. Телу хотелось дрожать, но что-то необычайно сильное и страшное прикусило эмоции. Теперь оставалось просто смотреть.

«Никому не говори» — шептало чудовище внутри.

Реальный голос, как и странная кровь. Абсолютно настоящий и очень опасный. Венди утихомирилась и выдавила максимально спокойным голосом:

— Ничего. Испугалась просто. Всё хорошо. У меня всё хорошо, правда.

* * *

Отец выпил больше лекарств, чем обычно. Он много спрашивал, заметно нервничал, но не прикасался к дочери. В итоге кого-то съел сон, кого-то — ванная комната.

Венди выключила свет. Чтобы ни в коем случае не заметить себя в зеркале, чтобы не становилось ещё страшнее. Звук льющейся воды тушил червивые мысли. Те, которые то кажутся безобидными, то шевелятся в голове и царапают мягкие ткани. Ладони тёрлись друг о друга, чтобы стало хоть немного теплее. Не получалось. Её передёрнуло.

Понятно зачем руки нырнули в карман. К дьяволу фольгу — пальцы с ненавистью разорвали серебряную чешуйку, и в руках был какой-то кубик. Крошащийся, будто бульонный. Венди бросила в рот и начала рассасывать подарок, который дала ей Нерра.

Подавилась и закашлялась. Это было не больно, не горячо, но даже без света было видно, что она выдыхает синий пар. Ощущение, будто её лёгкие стали печкой, а кончики пальцев почему-то согрелись. Девушка села на пол и просто начала глубоко вдыхать и выдыхать.

Низкосортные мысли ушли, и в голове появилось одно чёткое слово — детство. Его не хватало. Ей и каждому в Тораксе. Об этом периоде жизни осталось совсем мало греющих воспоминаний. Доброе выветрилось, а вот обида до сих пор не пропадала. Часто в голове проносилась фраза, но каждый раз она видоизменялась. Если бы самый важный человек решил вернуться, что бы Венди сказала?

— Я презираю тебя, — улыбнулась девушка. — Ты растоптала мою жизнь, а я топчу десятки других. Гордись собой, мама. Гордись.

Понравился этот взгляд, которым бы на неё мог посмотреть близкий человек. Уязвимый и сожалеющий. Точно. А Венди бы оставалась до омерзения холодной и не стирала бы ухмылку с лица.

— Я вычеркнула тебя из своей жизни. Твоё имя и твой запах. Как ты когда-то наше будущее. И...

Бесполезно. Иллюзии в голове всесильны. Они знают, когда ты врёшь. И знают, во что ты веришь, а во что нет. Венди понимала, что вряд ли пересечётся с этим человеком хоть раз. Вряд ли станет слушать, а даже если станет, вряд ли хватит сил выдавить хоть слово. Оно окажется бесплодным и даже сквозь кожу не проникнет. Не сделает больно, не вызовет жалость или любовь. Просто буквы попусту. Зачем?

Девушка разозлилась и что было силы пнула табуретку. Накатили мысли об отце. В лёгкие — синий пар, она закашлялась и начала хлопать в ладоши. И правда, это великолепно.

Самый настоящий восторг. Старик просто скрутился, как испуганная гусеница, и решил, что удобнее позы не найти. Он ест, не вставая с кровати. Деньги копятся, а он не нервничает и не встаёт с постели. Наутро все плохие мысли проходят. Настолько удобно, что фантастика. Венди заулыбалась и продолжила хлопать в ладоши.

— Прекрасные вы мои. Мои вы хорошие.

Оба родителя вызывали крайнюю степень отторжения. Хотелось вытереть о них ноги. И что-то ещё. Что-то доброе. Нужное хорошее слово было подобрать куда сложнее, чем плохое. Гадости так и лезли в голову, а вот найти бы что-то приятное. Может быть, обнять, но это такое пустое слово. Это не то. Легче просто ненавидеть.

— Я презираю тебя! — крикнула она. — Тварь. Какая же ты тварь!

Внутри проснулся настоящий восторг от того, что происходящее стало понятнее. В Тораксе ведь всё так и работает. Под него нужно подстраиваться. Или уходить, или не высовываться из дома, как отец. И тогда сразу удобно становится. Так и выходит, что в дураках остался только рано повзрослевший ребёнок. У него свой способ, он даже руки не пачкает в крови, только мысли. Но мысли ведь тоже можно отмыть?

Венди занесла голову наверх и медленно выдохнула. Какой же красивый пар. Какой же он, дьявол его прокляни, свободный. Ни детства, ни родителей, ни барьеров. Летучее чудо, которому даже Торакс нипочём, чтоб его.

А потом кошмарный приступ страха, от которого чуть кости не переломались. Венди встала и прыгнула в ванну. Стопы и ладони были запачканы в мазуте, который просочился меж досок. Она чувствовала, что на полу есть какая-то дрянь. Гадкая, уже поселившаяся в их доме.

Посмотрела на струю воды в раковине. Звук изменился, будто кран стошнило. Чавкающий и тянущийся звук. Венди встала на парапет, но уровень жижи повышался. Она начала вытекать из раковины, начала течь из душа и тоненьких щелей в стене. От страха пришлось прыгать через всю ванную комнату. Венди очень неудачно приземлилась и ударилась локтём, но не почувствовала боли. Открыла дверь, не прекращая дымить, и рванула. Из ванной. Из дома, дальше, где побольше людей.

Ноги подкашивались и путались. Плевок. Нерастворившийся кубик покатился по асфальту и быстро остался позади. На улице крестовиков её уже ждал отец.

— Папа! — прокричала девушка, налетев на того. — Папа, там... там...

Её оттолкнули. Достаточно сильно, но она не упала. Лжеотец, только и всего. Нужно было просто найти настоящего. Здесь все родные люди. Все и есть папа. А если есть отец, то есть и мать. Венди была уверена, что она здесь. Точно. Весь город ведь трубил вчера о том, что она приезжает. Пальцы даже помнили, на какой странице была эта новость. Значит, она где-то здесь.

Девушка быстро шла, а не бежала. Оборачивалась назад, чтобы убедиться, что ничего чёрного нет. Зубы почему-то стучали, но ведь холодно не было. Каждый раз, как она издавала нелепый смешок, в голове всплывал вопрос: «Над чем я сейчас смеюсь?».

Матери не было. Все женщины нацепили её лицо и волосы, а все мужчины напялили на себя голову отца. Но никто не выделялся и не казался подлинным. Она подошла к маленькому низенькому отцу с хрупким телосложением. Этот был одет в официальный костюм и совершенно нелепые башмаки. Венди подтянула его за галстук и процедила сквозь зубы:

— Скажи своим лжедружкам убираться.

Пошла дальше, а там людей было так же много. Низкорослый не испугался и никого решил не прогонять. Но они точно были заодно. Твари.

«Над чем я сейчас смеюсь?»

Венди подошла к крупному мужчине с худощавой головой отца.

— Номера. У вас в номерах есть раковины?

— Это бардак[2], какие раковины?

— Комната, комнаты. У вас есть она. Они?

Очень много слов. Непонятно.

— У меня есть деньги. Комната без раковины и зеркал есть?

— Есть! — тот уже перешел на крик. — Но нужно платить!

Венди кивнула и зашла внутрь. Неконтролируемый смешок.

«Над чем я сейчас смеюсь?»

Мерзко. Громко. Воняет. Мысли клеились примитивно. Но нужно было добороться.

— Мама?

— Что, прости?

— А... — Венди отмахнулась. — Есть номерок?

— А вам кого?

— Номерок! — она ответила, чтобы перекричать звуки. — Просто номерок на ночь. Без кого, без никого.

Та аж прыснула от удивления.

— Есть. Пятьдесят... девять. Спондеев.

— На свои деньги, — с отвращением бросила Венди, доставая мешочек.

Плевать уже на зеркала и раковины. Она принялась считать, а числа никак не шли.

«Вот точно пять. Это двадцать и двадцать. И два раза вот так. Непонятно как сделать пятьдесят девять».

— Ну-у-у? — протянула женщина.

«Тридцать? Это тридцать? Дьявол, как шумно здесь. Нет-нет. Это двадцать. А над чем я сейчас смеюсь?»

Достало. Она отдала мешок — там было сверх нормы. Любые деньги за спокойный сон. Любые. Она готова была вынести каждую монетку из дома, чтобы отоспаться и чтобы всё прошло. Чтобы не было страшно.

Она последовала за женщиной.

— Мама, ты такая дрянь у меня, — бросила Венди в спину женщине. — Просто омерзительная, ты знаешь?

Ей не ответили. И хорошо. Просто было важно сказать это. Внутри не было зеркал. Маленькая сносная дыра, даже в сравнение с комнатой Моники не идёт. Но нет раковины, ванной и досок. И звук почти умер, когда дверь закрылась. Хотелось залить клей в замок, но его не было при себе. Тогда просто лечь и отдохнуть.

Плед был приятным. И снова непонятный смешок. Почему-то раздражало, как икота. Она закрыла глаза.

— Тварь.

Венди заснула. Без мыслей о чёрном или некогда родном. Через пять часов завибрировал браслет. Она мгновенно проснулась, как и всегда. Отключила, но он завибрировал снова. Снова и снова, оставалось отключать каждые пару минут. Потом с трудом раскусила его пополам и выбросила в приоткрытое окошко. Повернулась на бок, но так и не смогла уснуть до утра. Осталась наедине с мыслями о чёрном и некогда родном.

____________________________________________________________________

[1] Иост — маленькое место успокоения религиозного значения, важная часть культуры другого материка, Эмиронии. По размерам похож на небольшую часовню.

[2] Бардак — то же, что и публичный дом.