Металлический колокольчик

* * *

— А что мы стоим и ждём, собственно? Мы же должны были в вообще другой клок сегодня. «Переплёт» находится на юге.

— Прекрасно знаю. У меня же карта есть, не забывай. Но появилось одно дельце.

— Какое?

У Венди в руках оказался лист бумаги с аккуратным почерком. Целый список.

— Огурцы, морковь, гусеницы, тыквы, ягоды и насекомые комнатной температуры? Я это есть не буду, если что.

— У вас в Тораксе, что, даже такое считается невкусным? И кто тебе вообще сказал, что я поделюсь?

— Эй, — она сложила листок пополам и протянула обратно, — я не настолько плаваю в культуре других стран, чтобы купиться на такое.

— Но это правда нужно есть. О, Хофти!

Моника махнула рукой мальчугану, который показался из-за угла и тут же подбежал поближе. С ним был его товарищ, который остался стоять в стороне.

— Как там Пузожитель? Пришёл в себя?

— Он трясётся во время еды. Это он, чего, нервным стал, получается? Как думаешь?

— Брось ты. Скорее всего, ему давненько не перепадал хороший обед. Главное, что живой и здоровый, а тряска — уже дело такое. Вот список, который я обещала дать. Советовали знающие люди, поэтому можешь верить ему.

— Ура! Но опекун я паршивый. Брат мне помогает, он ведь с этим лучше справляется. Брат у меня что надо, знаешь?

— Ты рассказывал, я прекрасно помню, — девушка дружелюбно закатила глаза.

Парнишку позвал друг с густыми нахмуренными бровями и горсткой камней в корзине.

— Секундочку, а зачем вам столько камней?

— Это «Проныра». Нужно попадать камнем в ямки. И мы будем играть.

— Хорошо. Точно по ямкам, правда?

Парень думал было возразить, но скучающий друг снова позвал его.

— Правда. По окнам и животным кидает знаешь кто?

— Кто?

Мальчик грубо выругался, явно не ощущая никакой вины. Венди захохотала как не в себя, Монике же стало чуть паршиво от услышанного, но ребёнок и этого не заметил.

— Да... Хорошо, беги. Пузожителю передай привет.

— Спасибо большое ещё раз, Моника. Мы точно справимся!

— Ну а как иначе?

Знакомые улыбнулись друг другу и распрощались. Мальчишки очень быстро скрылись за первым поворотом. Венди что-то прокряхтела и протянула насмешливое «мда».

— Что?

— Решила завести знакомства?

— Нет. История — проще не бывает. Вчера ребёнок подбежал ко мне и сказал, что слышит из водостока писк. Мы полезли доставать, а там — ёжик. Решил прокатиться и застрял.

— Это о нём речь была?

— Ага. Вытащили и сели на скамейку перекусить мороженым. Поболтали, а в итоге он решил забрать ежа себе и назвать его «Пузожителем».

Моника рассмеялась, но Венди отнеслась к истории с явным пренебрежением.

— Мощно.

— Что именно?

Та махнула рукой, мол, пустое.

— В любом случае ежи — те ещё паскуды.

— Да ну? С чего бы? — в голосе прозвучало возмущение.

— Да-да. Они жрут что попало, даже мышей жуют и птиц. И ещё они лижут свои иголки, пока не появится пена, а потом их тошнит себе на спину. Самосмазыванием называется, ты знала?

— Стоп... — никаких эмоций на лице собеседницы не проступило. — Я предлагаю закрыть эту тему прямо сейчас.

— Ладно. Не сказать, что мне жаль. Теперь «Переплёт»?

— Переплёт переплётом, а я бы поговорить хотела.

— О чём?

Моника кивнула головой и зашла в ближайшее заведение. Держала руки в карманах, что не было на неё похоже. Там, в забегаловке, было много мягких стульев и крошечных столиков, куда мало что поместится крупнее тарелки.

— Мы прошлый раз не виделись.

— Да, знаю.

— Я жутко филонила с диссертацией, если честно. Зато много общалась с людьми. Не монолог, знаешь, а когда оба увлечены разговором по уши.

— Ты поэтому выглядишь такой... ну, типа обеспокоенной?

— Нет. Слушай.

Моника помешала содержимое стакана и цокнула языком. Обычно она начинала издалека, но в этот раз решила сразу к главному.

— Некий Мистер Бестелесность. Ты слышала о нём?

— Ну... Если не ошибаюсь, это городская байка. Какой-то там мужичок, который поменял себе имя. Вообще не вникала и не интересовалась.

— Расскажу. Мне правда кажется, что это... интересно? Думаю, да, подходящее слово.

Моника отпила и принялась не спеша рассказывать.

— Та мелодия, которую мы услышали ночью, меня прошибла. По-настоящему. Я, если честно, напрочь забыла о диссертации и попыталась расспросить всех, кто мог бы знать об этой мелодии. И многие, даже те, у кого есть радио, скажу тебе, вообще не понимают, о чём речь. Но буквально пять человек, с которыми у меня завязался разговор... Это нужно было слушать. Суть в том, что это он написал и сыграл ту мелодию. Сам.

Моника посмотрела на пену в стакане и прищурилась, будто что-то хотела с ней сделать.

— Речь идёт об обычном человеке. Просто музыкант, который родился здесь, вырос здесь, здесь же начал давать концерты в полной темноте. И странная реакция появилась почти сразу. Понимаешь, люди выходили и делились впечатлениями. А впечатления были у всех разными. Один мог сказать: «Это лучшая игра на фортепиано, что я слышал», в то время как остальные начинали хмуриться. Потому что кто-то слышал флейту, кто-то ударные, другие ещё что-то. И звук начал обманывать всех: и очень богатых, и обычных граждан. Но каждый, каждый без исключения был в восторге.

— Когда это было?

— Семнадцать лет назад. Около того.

— Думаешь, такое действительно возможно? До Скрежета ещё ого-го, значит, и не было ароматов.

Моника о чём-то серьёзно думала и явно была на своей волне. Она смотрела на стакан, как кошка, что будто играет в гляделки с призраком.

— Потом произошло что-то страшное. Этого человека убили, но у всех разные варианты, как именно. И о нём, и о концертах забыли. Предположительно после этого появился странный способ связи, о котором знает не так много людей. Та волна, которую мы слышали, Венди, не принадлежит ни одному радиоканалу. Это вообще непонятно что, ни один человек не знает, откуда идёт сигнал. Мне рассказали, что и Древоточцы, и их предшественники пытались отследить волну, но не получилось. И многие брались найти этого мистера, но музыка, как видишь, играет до сих пор.

— Поэтому его назвали бестелесным?

— Да. Н.М.Б. — инициалы его имени. Это уже сами люди его так назвали —Некий Мистер Бестелесность. А так он везде упоминался просто тремя буквами. — Моника полезла в сумку и достала оттуда лист бумаги. — Ниас. Полагают, что его звали так. Ниас М.Б.

— Хорошо, дьявол, пусть так. Обычные мелодии — тоже его рук дело? Те, которые у тебя постоянно играют. Альты там всякие.

— Да. Они звучат каждый день несколько часов, все говорят, что вразнобой. А концерт всегда начинается в ночь, когда кончается торнавидор[1]. Ровно час ночи. Ни минутой больше, ни минутой меньше, как говорят все, кто знает об этой музыке.

— Ладно-ладно... — Венди явно пыталась переварить информацию и в то же время не испоганить всё своим скептицизмом, который обычно брал верх в таких разговорах. — Если он умер, значит, кто-то включает его записи, правильно? Каждый день кому-то настолько скучно, что он возится со всем этим: включает записи, транслирует их через дьяволом забытую волну и ещё инструменты не забывает менять?

— Я не знаю. Не знаю, записи ли это, и действительно ли умер сам мистер бестелесность. Но мелодии, что обычные, что концертные, никогда не повторяются. Никогда — так мне сказали.

— Ага, точно-точно, — Венди приподняла брови, в который раз убедившись, как местные любят приукрашивать. — Сколько эти мелодии и концерты уже звучат?

— Из семи людей дольше всего эту волну слушает пожилой мужчина. Семь-восемь лет, как он сказал.

— И ни разу ни одна из них не повторилась? Он что, всё помнит?

— Венди, послушай. Я не пытаюсь тебя убедить в этом, я и сама-то не понимаю всей картины до конца. Но люди, с которыми я говорила, делились историей с огромным порывом. Что-то забывали, что-то слегка приукрашивали, — это было прекрасно заметно. Но сам смысл каждый из семи людей передал так, что многое сходится. И, как ты говоришь, дьявол бы с ними, я бы и не поверила, но в моей голове наше с тобой воспоминание. Внутреннее чувство, или не знаю что, но я не думаю, что Некий Мистер Бестелесность — это просто байка. Сейчас я очень жду окончания этого торнавидора, чтобы понять, что всё это — настоящее. Мне тоже нужно время, чтобы обдумать услышанное.

— Хорошо, к дьяволу шутки. Сейчас серьезнее некуда, — она присматривалась к собеседнице, чтобы понять, точно ли та не лукавит. — Той ночью было много звуков и инструментов, так ведь?

— Очень.

— Ты помнишь, чем кончился концерт? Примерно последние полминуты.

Эту часть нельзя было спутать. Барабаны стучали так, будто твоя кожа издаёт этот глухой звук, а каждый удар о неё — воля к жизни. Огромная скорость и движение. Цветение через асфальт — вот что это было.

— Помню. Хорошо помню.

— Опиши.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — Моника ответила взволнованной улыбкой.

— Просто опиши и не тяни. Пожалуйста.

— Это был какой-то струнный инструмент, от которого мне было тепло. Что-то очень доброе, будто искренняя любовь. Мягкая и текучая мелодия, которой хотелось довериться. И тогда у меня даже ком в горле стал, честно.

— Ты мне правду говоришь?

— Да.

Венди откинулась назад и развела руками.

— Я даже не знаю, что сказать. Это не чушь. Я тебе верю, но мне сложно представить, как это так. Что это за мистер такой и прочее.

— Мне тоже, — призналась вторая. — Но просто держи это у себя в голове. Думаю, на следующем концерте мы узнаем что-то важное.

* * *

— Нет. Я не поведу тебя в «Церебрал». Давай ограничимся только этим клоком.

— Почему?

— Церебрал — плохое место, Моника. Понимаешь, есть грань между тем, где опасно ходить, и тем, где совсем не нужно.

— Там даже днём могут быть проблемы?

— Ну да, — Венди скривилась. — Я могу тебе так описать, на словах. Там психбольницы, там притоны и очень плохая еда. У какого-то уличного идиота зашуршат тараканы, он тебя пырнёт, а потом только подумает о том, что ты вообще как бы и ни при чём. Не надо туда.

— Ты там была когда-то?

— Да. Но одно дело — показать забытый и бедный район, как этот, а другое — прийти домой к торчкам, которые пьют бальзам как воду.

— Хорошо. — Моника достала карту и кучей штрихов зачеркнула бледно-зелёный клок. — Верю тебе.

Девушка обратила внимание на маленькую чёрную надпись на стене, будто маркером наводили несколько раз.

«Кусай родителей за сердце».

— А здесь что? Слышала, что «Бивуак» — место изобретательных и предприимчивых людей. Это так?

— «Изобретательных» — это ты перегнула. Хитрых, да. Ну, то есть, открыто обманут редко когда, но выдвинут много условий. У ребят тут можно найти товары из-за бугра, но цены не для каждого, — Венди покосилась на двух мужчин и перешла на шёпот. — Ещё тут докторов-самоучек много. Вон, видишь? Он мужику зуб вырывает, прямо тут, на улице.

— А чего... — собеседница вовремя вспомнила, что её могут услышать, и понизила тон. — А чего в больницу не пойти?

— Бывают проблемы с документами. Ну, они не у каждого есть. Плюс деньги. Если ты не сирота, не инвалид или не какой ещё страдалец, то это влетит не в одну монетку. Слушай, слушай! Я даже знаю одного парнишку, которому вот так аппендицит под местной анестезией удалили.

— Аппендикс, — поправила Моника.

— Ага. А расплатился он крутыми ботинками. Бизнес на коленке, мать его, — она рассмеялась.

— Думаю, смешного здесь мало. Это ведь опасно.

— Ну, из-под палки никто не заставляет идти. Бывает, что иначе никак.

Они остановились, и Моника сфотографировала нарисованное на ржавой пластине лицо мужчины. На оранжевом полотне будто кто-то провёл тонкими кисточками, что стирали неприятный цвет.

— Красивый какой, кошмар.

— Да, иногда и такое встречается.

— Слушай, ну я даже в Тотше такого не видела. И правда искусство ведь.

— Ну, да. Тут любят такое. А ещё на фокусах тут какой-то движ. Ну, ты поняла, — Венди начала активно жестикулировать. — Человек кладёт деньги, ему показывают фокус. Если он угадывает, как он делается, ему платится двойная сумма. Если нет, то кто ж ему доктор. Фокусник показывает ответ и забирает деньги.

— Кто чаще выигрывает?

— Ну, ты же понимаешь, разгаданный фокус никто не будет хранить в секрете. Один человек всем разболтает. Потому фокусники каждый раз придумывают что-то ещё. Тут уже что быстрее родится — сплетни или новый трюк.

— Интересный способ развлечься. А у нас с бумерангами шоу устраивают.

— Зачем?

— Как зачем? Ты платишь артисту, и он начинает вытворять очень красивые вещи. Запускает около пятнадцати разноцветных светящихся бумерангов, и они по очереди возвращаются. Там разница в секундах. Он все успевает словить. Это очень зрелищно.

— Ха, — брызнула Венди. — Прикольно, думаю.

— Здесь тоже придумывают разные забавные вещи.

— Ага. Вообще «Бивуак» — не такое плохое местечко. Тут в принципе редко что плохое происходит.

С одного из внутренних дворов послышался настоящий визг. Совершенно резкий, Венди аж дрогнула. Он резал слух и вызывал желание отбежать подальше, лишь бы перестал раздражать. Во всём этом наборе звуков можно было разобрать только слово «отдайте», брошенное мальчиком с ещё несформировавшимся голосом. Моника покосилась на источник звука и аккуратно заглянула за угол.

Во внутреннем дворике действительно был мальчишка, четырнадцати лет на вид, который стоял на коленях, закрывал лицо руками и просто истерично кричал. Отталкивающее зрелище.

Только Моника сделала шаг, напарница схватила её за руку.

— Не нужно. Сейчас лучше просто пройти мимо, поверь.

Собеседница посмотрела в ответ так, будто маленький ребёнок подбежал и плюнул ей под ноги. Она плавно освободила руку и направилась во двор, к мальчику. Истерика того не спадала, и он всё так же верещал.

Венди прекрасно понимала, что Моника в эту самую секунду наживает себе целый ворох проблем. Строго заверила себя, что во двор ни ногой, и на этом их спокойные прогулки заканчиваются. Если вмешается, то это обернётся ошибкой, которая может кончиться очень неудачно и для неё. Венди в последний раз крикнула напарнице вслед, но та не повернулась. Тогда она ругнулась и начала наблюдать за всем издалека. Проклятые сомнения с проклятой Моникой. И всё из-за какой-то мелюзги, дьявол его разорви.

— Что с тобой случилось? — спросила Моника, и мальчик поднял заплаканное лицо.

— Они украли... Забрали мою сестру! Я её больше не увижу!

— Люди, которые в доме, да? Много их?

— Это потому, что она хотела заработать! — мальчик рыдал о своём. — А они её обманули. И забрали наши деньги!

— Сколько там человек?

— Пять или шесть, — хмуро ответила Венди.

Она стояла за спиной: недовольная своим решением, но слишком взволнованная, чтобы жалеть. Руки прятались в карманах, а лицо хотелось заслонить воротником. Исчезнуть бы и не выбирать вовсе.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать, — прохныкал парень.

— Её сдадут в ломбард для несовершеннолетних, — обратилась Венди уже к Монике. — Так мне кажется. Есть звенья, которые продают детей.

— Они сказали, да! Сестра им помогла, а они сказали, что... что обманули... — у мальчика заплетался язык. — Деньги не дали и сказали, что продадут!

Парню влетело, это было видно. Хоть он и прятал лицо, но даже по одежде можно было сделать вывод, что он до последнего пытался повлиять на ситуацию и получил отпор. Моника погладила его по голове и встала.

— Ты можешь идти, — обратилась она к Венди.

— Ты тоже.

Моника хмыкнула. То ли вызов какой-то в этом звуке был, то ли спутница находилась не в лучшем расположении духа. Что-то своевольное и слишком уверенное в себе.

Кирпич разбил окно и влетел в одноэтажный дом. После этого тишина, ни звука. Даже мальчишке было велено успокоиться. Он давился, прятал звук в ладонях, но старался не шуметь.

Дверь открыл мужчина среднего возраста.

— Он, — шепнул паренёк.

Металлический шарик набрал скорость и рассёк вышедшему верхнюю губу. Тот сначала гаркнул, а потом выругался так, что его услышали напарники. Из дома выбежало ещё четыре человека, среди которых была даже одна пожилая женщина.

В эту самую секунду Венди поняла, что прогуливалась по улицам с совершенно больным, невменяемым и безрассудным человеком. Этот её жест и прямое нападение — худшее, прямо-таки отвратительнейшее из всех возможных решений. Моника решила идти в лоб и делать это с максимальной уверенностью. Пусть так, лишь бы не увлеклась и тем самым не закопала их всех.

— Остановись, — с важным видом, выдавливая из себя спокойствие, бросила Венди напарнице. После этого она закатила рукава и обратилась к женщине в возрасте. — Привет сердечный и шепчущий. Зачем игнорируем пометки на домах?

— Что за чушь? — взъелась женщина, недовольная и обескураженная ситуацией. — Её дом проверяли — не было там никаких пометок. Потому и взяли!

— Не было бы пометок — не было бы и меня здесь. Вы поймите, мне дела нет, — она взглядом указала на ребенка так, чтобы Моника и сам мальчик этого не видели, — но всё должно быть по установленным правилам. Девочка не пришла, и меня послали сюда. Велели привести.

Ставка была на недоразумение. На многие дома разные звенья наносили свои пометки — так они общались между собой. Неприкасаемости на доме девочки быть никак не могло, но показывать это Венди не спешила. Важная девочка с важной семьёй, к которым лучше не совать руки, ведь так сказала Хтоника. Причина и правдивость этого факта роли играть не должны.

— Мы работает качественно и всегда смотрим за деталями. Я знаю, к кому и в какие дома приходят мои люди.

— Не сомневаюсь, — Венди нарочито устало вздохнула. — Будем собираться выяснять? Или две малолетки, может, не стоят того?

— Просто помечайте чуть очевиднее. Если там чиркнули мелом линию размером с волос — это не метка, вам ли не знать. А если и правда наша ошибка — извиняемся, будем смотреть ещё внимательнее.

Моника ждала, бросая взгляд то на одного говорящего, то на другого. Наверняка догадалась, всё же глупой её далеко не назовёшь. Конец всем вшивым спокойным прогулкам и спокойному общению. Перестанет говорить — и пусть, а полезет за деталями, так Венди ни слова не скажет. Многословностью не пахло в обоих вариантах.

— Понимаю. Девочку, пожалуйста.

Участники звена подсуетились, походили-походили по дому и вывели девушку, которая тут же кинулась к брату и обняла его. Она выглядела довольно спокойной и принимала ситуацию смело для ребёнка своего возраста. Все свои силы тратила, чтобы успокоить брата.

— И деньги, что забрали. Только после этого разойдёмся.

— Деньги? Мы забрали её без них и возвращаем тоже без них. Деньги так-то наши.

— Мне привести её без гроша и с ободранным братом подмышкой? Так вы это представляете? Дьявол, — чуть повысила голос Венди, — мы можем разойтись нормально, а не играть в нищенок?

— Хорошо, — кивнула та своему человеку. — Запомню, что Хтонь теперь деньги вымогает.

— Я вас умоляю, вы же профессионал. Должны понимать ситуацию и не скупиться, когда не следует.

Парень бросил мешок монет Монике, и та словила его. Она молчала, сохраняя такое же хладнокровие, которое было присуще и Венди. Чужое звено ушло, и всем стало проще — можно было не бояться и быть собой.

— Прости меня, милый. Всё, всё хорошо, вот, я здесь.

Непонятная детская логика, но все добрые слова сперва посыпались Монике. Она, видимо, выглядела как главная из их дуэта. Уверенный в себе человек с красивой осанкой, который шатается с вечно хмурой и невыспавшейся напарницей. Не за что Венди было винить детей, на их месте она бы и сама так подумала.

Девочка начала осыпать таким количеством благодарностей, что и правда могло начать тошнить. Моника была единственной из четырёх, кто улыбался. Мальчик всё шмыгал носом, обнимая сестру, а та места себе не могла найти, так хотела достучаться со своими ненужными благодарностями.

— Перестань, — просто ответила Моника, когда девочка замолчала.

Непонятно почему, но Венди очень понравился этот тон. Даже захотелось сказать, что она гордилась ответом. Это было по-взрослому, так, как она сама не смогла бы произнести. Показалось забавным, что одно только слово может рассказать о человеке достаточно много.

После того сестра парнишки подошла и к Венди. Аккуратничала, будто знала, что говорит с частью Хтоники, которая попросту не обнажала зубы. Для неё это было в диковинку — злое создание, которое вроде как оказалось на её стороне.

— Спасибо вам огромное. Право храбреца — оно ваше.

— Брось, девчуль. Какое ещё право храбреца? Ты думаешь, мы когда-то ещё пересечёмся?

— Если вдруг, то я рискну ради вас жизнью.

Глупые детские грёзы, не более того. Венди была уверена, что они не пересекутся, а устами девушки говорит вера в лучшее и чудесное. Даже случись какая заварушка, из которой Венди сама по себе выбраться не сможет, наличие ребёнка не сыграет роли. Только лишит её брата человека, которого она так сильно любит.
Моника настояла на том, чтобы провести детей домой. Деньги, которые Венди выклянчила несколько минут назад, были у девушки в кармане.

— У вас есть родители? И если вы живёте в «Кипарисе», как вас занесло сюда, в «Бивуак»?

Венди нервничала. Шла не столько далеко, сколь отстранённо. Не держалась за руки, как остальные, не участвовала в разговоре. Моника оказалась полностью поглощена разговором и выяснением истории детей, которых она уже через несколько дней забудет. Они были в восторге от её харизмы и шли как заворожённые, с лёгкостью отвечая на вопросы и задавая свои. Но когда дети уйдут, и Моника спросит её о пометках и звеньях — что она ответит? Будет ли та же лёгкость, как у детей сейчас, когда Венди начнёт лгать человеку, который её, может, и вдохновляет в чём-то?

— Работу посоветовал мой знакомый. Я и подумать не могла, что меня подставят. Я даже курьером работала, но это...

Пусть болтают, пусть. Лишь бы дом мелюзги не был за близлежащим поворотом. Тогда хватит времени собраться с духом и что-то выдумать. Только бы не услышать в ближайшие пять минут, что они пришли.

— Вы любите друг друга, потому цепляйтесь за это чувство, — Моника осыпала детей своими нравоучениями. — Даже когда станете старше, даже когда что-то не поделите — идите по жизни рядом, пожалуйста. Вас двоих надолго хватит.

Ну что за лучезарный человек? Понятно, почему дети проникались её словами — они пока не увидели сути изнанки всего этого. Сегодня лишь один из неприятных случаев, но впереди таких целое поле. Наивность и делала их детьми. Но отчего саму Венди это так задевало, она понять не могла. Она слушала слова, а не выдумывала ложные истории, которые вскоре облачатся в звук. Банальные, но цепляющие слова. Слишком оптимистичные, но сказанные взрослым человеком, а не наивным ребёнком. Моника держала детей за руки, одаривала историями о том, во что они и так верили, и шла по улицам разрухи так, словно её и не было. Слепая ли она была? Или непобедимая?

Оба зашли во внутренний двор клока, куда не пускали без разрешения. До дома детям оставалось пройти небольшой дворик, только и всего. Объятия и благодарности повторились по кругу. Брат с сестрой подошли к двери и напоследок помахали, прежде чем войти внутрь.

— Вечно детей куда-то тянет, ну, ужас, — взяла на себя инициативу Венди, надеясь болтовнёй отвлечься и отвлечь от насущного. — Я, дьявол, не знаю, какая вата должна быть в голове, чтобы тусоваться в тайне от родителей. Сахарная, не иначе.

— Венди...

— Что? — она попыталась отшутиться. — Не сахарная? Медицинская?

— Я не о том, — как же быстро воздушный тон от разговора с детьми сменился на серьёзный. — Не представляешь, как приятно ты меня удивила своим поступком. Ты даже себе не представляешь.

_________________________________________________

[1] Торнавидор — временной отрезок в шестнадцать дней.