Металлический колокольчик

Неожиданно для самой Венди даже начало прогулки стало одним огромным вздохом облегчения. Казалось бы, она просто идёт и разговаривает. Просовывается между теми же слизкими людьми, касается стен давно знакомых хворых улиц. Но в этот раз почему-то стало лучше. Лучше, но далеко не хорошо.

Моника обращала внимание на каждую деталь и не забывала записывать всё новое на белых листах. Она сама едва в них не терялась. Этакая зубрила с папкой, листами и карандашами, которые, кажется, вот-вот выпадут из рук.

Они забрели в другой клок на окраине — совсем не такой богатый и безопасный, как тот, в котором находился пансионат. Был день, но место было практически безлюдное. Венди знала, когда и где можно гулять в такое время.

— Хорошо, для начала вопрос, который не даёт спать.

Моника рассматривала металлического титана, погибшего когда-то давно. Он заржавел и остался забыт. Подобных ему было много. Они перегораживали опустевшие переулки, валялись посреди пустырей и заброшенных домов в нескольких шагах от артерий. Когда-то шпалы и рельсы давали возможность мчаться вперёд. Теперь они были порознь.

— Почему перевёрнутые по всему городу поезда никто не уберёт? Или, ещё лучше, не починит?

— У нас нет правительства как такового. Есть главный концерн, который эта проблема не беспокоит. Пока они не лежат на центральных улицах, никто это не будет делать. Некоторые умудряются растащить на железяки, но, скажу тебе, оно того не стоит.

— Ну хорошо, но... — Моника заглянула в окошко. — Надо же что-то с этим делать?

— Зачем? Лежит и лежит. Не мешает — не трогай. Нам банально некому и нечего везти. Есть поезда, которые ездят между дальними клоками и даже городами, но их мало. И не по этим рельсам, сама понимаешь.

— А маленькие вагончики и трамваи в центре? Их поставили после происшествия с Риджиктом?

— Да. Они ездят по всегда освещённым дорогам, но осветить весь город не получается. Потому обычно это центральные улицы. А если хочешь добраться до окраин, то уже на своих двух.

Моника пригнулась и зашла внутрь. Из сумки вынырнул фотоаппарат, затем послышался глухой треск, но огонёк не вылетел. Странная модель, точно не здешняя. Бриккт как-то забрал у одного остолопа такую вещицу, тоже забугорную. Венди в тот раз даже перепало поиграть.

Моника заметила надпись маркером на стене вагона и сфотографировала её.

«Я закончился».

— Всё это грустно выглядит, конечно. Но очень самобытно. То есть все люди здесь довольно закрыты, правильно понимаю?

— Что значит «закрыты»?

— Не будут делать что-то, если им ничего не грозит или нет выгоды. — Девушка сделала фотографию уже внутри поезда. — Своими силами убрать всё это, и...

— А, я поняла. Ни в жизнь. Тут так не делают.

— Вот как. Каждый беспокоится о себе и своей семье.

— Вроде того. Здесь всё?

Моника сделала ещё три щелчка с разных ракурсов. Хоть место и пугало одиночеством, им же оно и притягивало. Умерший титан будто молил о помощи, не издавая при этом ни единого звука. Это напоминало толчки о внутреннюю крышку гроба, когда земля уже легла поверх. Их не услышит никто, кроме похороненного по ошибке.

— Да. Можно уходить.

В следующем клоке уже были люди. Но район был грязным, а двери совершенно всех домов были деревянными и отсыревшими. Некоторые из них оставались просто прикрыты, будто жители и не думали оказывать сопротивления тем, кто внезапно захочет войти. Всяко лучше, чем если кусок деревяшки разлетится от удара ноги.

На двух девушек из окон поглядывали жители. Кто курил, кто зачем-то тёр голову, будто хотел стряхнуть перхоть, кто просто наблюдал. По улицам в большинстве своём бегали дети и животные. Взрослые предпочли оставаться в заведениях: дома, в уличных забегаловках, ларьках — не суть.

— Ты хорошо знаешь это место?

— Наизусть. Клок называется «Коловорот».

Первое время они шли. Глаз цеплялся буквально за всё, но фотографировала Моника только самые любопытные картины. Записывать решила потом.

— Смотри, — она показала пальцем на один из магазинчиков с железной решёткой вместо дверей. — Свет горит, там есть человек. Почему тут перегородка?

— Просто мера безопасности. Бывает воруют, особенно здесь, поэтому появилась такая схема. Говори, что нужно, выложи деньги и получи товар. Честно же?

— Честно. — Аппарат щёлкнул.

— Раньше здесь и в ещё двух клоках был комендантский час с восьми. Сейчас постепенно рассосалось.

— Кошмар, — девушка нахмурилась. — А после восьми что? Люди выходят и просто начинают грабить всех и вся?

— Нет. Здесь достаточно способов нечестно заработать после заката.

— Как?

— По-всякому.

— Но, например?

Моника не сдавалась, и проводницу это удивило. Она глянула, будто спрашивала: «Неужели оно тебе и правда нужно?». По взгляду без труда читалось, что да, нужно. Венди прищурилась.

— По-разному, говорю. Возможно абсолютно всё, что ты можешь и не можешь представить, вопрос только в деньгах и последствиях. Просто нужно держать в голове, кого ты подставишь под удар и с кем он знаком.

— Я поняла. А ты тоже живёшь в каком-то опасном районе? Это просто интерес, — вежливо поправила себя девушка.

Венди потупила взгляд и пару добрых секунд думала, стоит ли вообще отвечать.

— В тихом, скажем. Скорее, безопасном, чем нет. Называется «Колькотар», как краска. Там нормально, если соблюдать нужные условия. Жить правильно, так сказать. А в «Коловороте» сложно жить правильно хотя бы потому, что здесь в принципе сложно жить.

— За-пом-ни-ла, — неспешно промямлила Моника, осматриваясь по сторонам. — А мой клок называется «Кипарис». Как дерево.

— Да, знаю. Красивое название. Думаю, что растение тоже прекрасное.

Они шли мимо потрескавшихся кирпичей и досок, переступая через выбоины. Скелет клока (почему-то именно это словосочетание казалось Монике самым подходящим) был предельно понятен и читаем: с трещинами, шаткой структурой и выцветшим, уже не белым цветом. Выцветешь с ним или пропадёшь — никто не расстроится, а выберешься в район получше — местные просто пожмут плечами.

Удалось найти и плюсы — здесь не было противных запахов, а цены на вывесках были до безобразия низкими. Конечно, качество еды оттого казалось сомнительным. Но, если верить цифрам, плотный обед здесь стоил столько же, сколько Моника бы отдала в своём клоке за стаканчик молока или метиара[1]. Всё это оказывалось на бумаге в виде отдельных слов, коротких предложений, стрелок и целого вороха набросков.

Периодически на досках рядом с магазинами и ларьками чёрными буквами, будто углём, было написано: «Питьевая здесь» «чистая» или просто «вода».

Венди предугадала вопрос и опередила собеседницу.

— Ага, проблемы с водой. Не только в этом клоке, в большинстве. У нас нет организации или предприятия, которые бы очищали и обеззараживали. Поэтому каждый колдует дома как может, но не все умеют. Обычно это проверенные люди, у каждого свои, которые хорошо знакомы с дистилляцией и прочим.

— Разве не легче один раз научиться самому?

— Смотря кому, — ведущая зевнула. — Мне, например, легче покупать. Бездомным вообще не до того. Они обычно работают за воду. А вода здесь — чистой воды... — Венди ругнулась, понимая, что несёт глупость. — Вода — это валюта, в общем. Некоторые пытаются сами научиться очищать её, но проверенные источники куда надёжнее. На то они, собственно, и проверенные.

— И у тебя есть такой? — Моника на ходу развернула лист и принялась писать на нём.

— Есть, не переживай. Нарисуй там три стрелочки себе где-то. Три самые прибыльные легальные сферы: курьеры, поставщики и информаторы. Три типа людей, услуги которых будут нужны здесь всегда. Но все они рискуют. Курьеры, например, должны знать каждую улочку на зубок. Это вопрос их безопасности. Ну, есть много таких, кто не против поживиться чужим. Но ночные тарифы в шесть раз дороже. Информаторам важно копать не слишком глубоко и умело продавать информацию правильным людям. В этой сфере работают либо отморозки, либо гении. А поставщики в один день могут попасть в денежное рабство. Тоже такая себе перспектива.

Удивлённые и зачастую недружелюбные взгляды местных просто проскальзывали мимо Моники, будто той было совсем не до них. Венди словила себя на мысли, что её забавляет такой ход мысли у другого человека. Когда наивный интерес выше страха и здравого смысла. Почему-то казалось, что, попав сюда, гостья окажется трусливой брюзгой. Но нет, она ходила, внимательно всё осматривала и даже прикасалась.

— Записала. Хорошо.

— Ну, добавь ещё то, что у нас в целом сложно с вещами первой необходимости.

— Какими? Это без преувеличений? Мне нужны только правдивые факты, поэтому ничего не приукрашивай, я очень прошу.

— Цепра-а[2], всё как есть, — та наигранно положила руку на сердце. — Пиши. Хикаридус нам везёт разные «навороченные» вещицы и крупы. А с чистой водой дрянь. Её привозят, её добывают, но не в таких количествах, чтобы хватило всем. С лекарствами так же. Нужно знать, у кого покупать, и не болтать об этом другим. Тут любят... — она цокнула языком, пытаясь подобрать слова. — Лучше один надёжный человек купит у тебя десять бутылей, чем десять разных купят по одному. Как-то так всё работает.

— А что вы в основном едите?

— Кто как. Кто-то ест трюфели, кто-то тухлятину. Но большинство сидит на ржаной каше.

— Сейчас, так... — Моника быстро выводила буквы скорым почерком. Просто наброски, которым рано или поздно суждено стать замысловатыми научными предложениями.

— О, ещё кое-что. Везде, где можно перекусить, мне предлагают добавить специальный лосьон для еды. Это у вас как местная приправа?

Венди посмотрела в ответ и флегматично кивнула. Она знала свои сильные качества, но сила слова была отнюдь, отнюдь не одной из них. Ей редко удавалось кого-то убедить, отстоять своё или доказать то, в чём уверена. Потому она даже в моменты несогласия не озвучивала своё мнение, пожимала плечами и оставляла человека один на один со своим заблуждением. Пусть ошибается. Пусть учится сам или пусть умирает. Так работало всегда.

Сейчас она решила, что правило касалось только местных. Дети, приезжие и умственно отсталые и правда могли не понимать правил игры. Их кидать в это болото вот так, сразу, не за что.

— Ну... — Венди напряглась. — Это называется «бальзам». Цепра-а, ты добавляла его в еду?

— Пока не довелось.

Венди остановилась и начала жестикулировать руками.

— И замечательно. Внимательно меня сейчас слушаешь?

— Да.

— Ни за что и никогда не добавляй эту гадость в еду. Никогда, вообще.

— Почему?

— Ты не увиливай. Сначала ответь, а после я назову тебе хоть сто причин этого не делать.

— Само собой, — Моника растерялась. — Мне не сложно. Всю жизнь же как-то обходилась без него.

— Замечательно.

Девушка опустила руки, но не успокоилась. Она говорила эмоциональнее, чем целый день до этого.

— Суть в добавках, которые есть в бальзаме. Они создают приятный искусственный запах и вкус для продуктов. Если достаточно бальзама вылить даже на потроха или тухлятину, они приятно запахнут и приобретут неплохой вкус. И, уверяю, ты уплетёшь что бы то ни было за милую душу. Это обман нюха и языка, проще говоря. Плюс там есть добавки, которые очень хорошо горят. Поэтому иногда бальзам используют и как горючее, но намного чаще добавляют в еду. А правда в том, что это наркотик. Люди здесь настолько плотно на нём сидят, что добавляют даже в нормальную, природную еду. Поливают бальзамом каши, хлеб и даже пьют просто так.

— Он вреден?

— Он вызывает злокачественную опухоль гортани.

— Это общеизвестный факт? И главное — доказанный, нет?

— Нет. Доказывают что-то учёные и люди со здоровыми мозгами, а тут таких нет, как успела заметить. Но я общалась с группой умников, которые его придумали и ввели на рынок. При таких обстоятельствах, что им не нужно было втюхать его мне, чтобы получить деньги. Просто в нужное время слушала то, о чём говорят довольно серьёзные люди. Разговор из разряда тех, в которых не приходится сомневаться.

— Верю. И его всё равно используют повсеместно?

— Я тебя умоляю, это самый популярный продукт здесь после воды, мне кажется. Хотя некоторые, как я, покупают его только в качестве разжигателя.

— Я тебя поняла. — Белый лист покрылся ещё большим количеством текста. — Может, предупредить об этом жителей? Или им нормально?

Ответом ей послужил громкий кашель бездомного неподалёку. Кашель был сухим. Сухим и заливистым — мужчина даже не успевал нормально вдохнуть воздух, только казалось, что его сейчас вытошнит своими внутренностями и лишь опосля всё пройдёт. Но тот покорчился несколько секунд в порыве, потом перевернулся на другой бок и уснул.

— Им вообще отлично. Не жалуются.

* * *

Они бродили по клоку ровно до шести вечера. Потом начинало темнеть, пусть и медленно. Торакс был из тех городов, когда хроническая серость таилась в любом отрезке дня. Стоило выйти на улицу в полдень, и становилось непонятно, Терсида[3] ещё не вышла или уже отправилась выуживать свои солнечные сны. И только после шести здравое внутри говорило: «Темнеет». Человек думал о возвращении домой и жил под темнотой, покуда не просочатся первые лучи, покуда он не откроет глаза, а чахлое внутри не скажет: «Сереет».

Венди отнеслась к вопросу серьёзно и настояла на том, чтобы закончить ознакомительную прогулку.

Стоило перешагнуть порог комнаты, как ощущение безопасности и уюта начало убаюкивать обеих. Чувство показалось таким приятным и тёплым, что уснуть хотелось на грубом покрывале прямо так, не снимая. То ли ощущение рождалось от мягких жёлтых огоньков, то ли от приятного звука, который, если прислушаться, и не был чужим.

— Дьявол, — удивилась Венди, уставившись на мелодичную вещицу на полке. — У тебя играла музыка ещё в тот раз. Тут постоянно радио играет, даже когда тебя нет?

— Очень странная вещица, если честно. Она была здесь ещё до того, как я поселилась.

— Предыдущий житель не выключал, и ты решила пойти по его стопам?

— Не в том дело. Музыка включается сама по себе. Молчит-молчит, а потом начинает звучать, без шуток.

— Это... — Венди скептично глянула на музыкальное изобретение. — Какое-то странное радио.

— Нет, скорее, волна. На других такого нет, смотри.

Моника покрутила колёсико влево. Три полных оборота, а потом щелчок, будто внутренний механизм наехал на кочку. Ни на одной другой волне не послышались звуки и шумы, ведь радио было выключено. И только напарница сделала три оборота обратно, вернув стрелку на ту же позицию, звуки заиграли вновь. Ожила музыка, которую Венди никогда не слышала. Вне всяких сомнений, она была чуждой Тораксу.

— Это... цепра, ну, это вкрай странно.

— Как есть. Я это радио даже не трогаю, потому что на других волнах постоянно какие-то викторины. А под такую музыку мне приятно засыпать и просыпаться. Но оно живёт своей жизнью. Ну, радио. Оно иногда замолкает, а иногда резко начнёт играть снова — как ему вздумается. Понятное дело, что и ему нужно отдыхать.

Венди посмотрела так, будто снова ждала короткого кивка, а ей выдали целую тираду. Во взгляде обеих читалось это неловкое «что?», но оно было совершенно разных оттенков и интонаций.

— Ну, мелодия красивая, чего уж там.

— Знаешь, что самое интересное? Я заметила, что в каждый из дней виада[4] играет какой-то определённый заглавный инструмент. Сейчас вот что-то такое... Я не знаю, не сильно разбираюсь. Альт, может быть? В общем, представим, что сегодня день альта. А в другой день — совершенно другой инструмент, и ничего, кроме него. Хочу найти какой-нибудь официальный список, но даже не знаю, как называется волна.

— И не надоедает?

— Да нет, — та пожала плечами. — Разная интенсивность и сами мелодии. Такая музыка мне близка.

Венди прилегла на край кровати и улыбнулась. Ей нравилось наблюдать за тенями. Нравились звуки этого самого «альта», чем бы он ни был. И пахло приятно. Никакой тухлятины, кроме её самой.

— Ну и ну. Я надеюсь, что сегодня не сильно отличается от того, как ты себе это представляла. Если что — прости за кислую морду. Сонная весь день.

— Всё замечательно. Буду пробовать придать моей писанине научный вид. Спасибо.

Хотелось ответить тем же. Девушка расплатилась, и Венди встала. Не должна она была вести себя как должник, хоть в её руках и оказался целый триптих. Проводница знала, что не сделала ничего такого и на половину этой суммы, но в должницу играть не хотела. Хорошая работа. Мотивирует.

— Спасибо. Побегу.

— Пока ты не ушла... — Моника выставила указательный палец, будто прося подождать. — Вопрос.

— Да?

— Насколько тяжело вообще увидеться во сне? Нужно хотеть спать, лечь, а потом?

— С асабикеши поблизости, — заряд лёгкой бодрости ударил ни с того, ни с сего. — Засыпая примерно в одно время и думая друг о друге. Но даже так, не факт. У нас же получилось только один раз. Пока я сама не понимаю, но уверена, уверена, что не совпадение. Просто упускаем что-то.

— Может, попробуем этой ночью? Все эти странности с серпантинами, они интересные. Новые для меня, но не выглядят, как чушь какая-то.

— Я... Мне сложно что-то планировать. У меня проблемы со сном, и я, может, не смогу заснуть по расписанию.

— Понимаю. Как-нибудь тогда.

— Да, при случае. — Венди замялась, а потом будто сама отреклась от своей неуверенности. — Хотя нет! Я думаю, можно попробовать. Эта ночь должна быть спокойной. Точно должна.

— У тебя бывают неспокойные?

— Ну, иногда мне снятся кошмары.

— Не страшно, если не получится. Тогда договорились на сегодня. Отбой ровно в одиннадцать, как тебе?

— Идёт. С мыслями друг о друге. Как ходим, говорим, даже просто стоим. Чёткий образ нужен. И повесь ловца снов над головой.

— В тот раз всё получилось и так.

— Ладно, да. Ты права. Я тогда побегу. Хочу успеть, но дел невпроворот.

Моника махнула рукой. После долгого дня у неё ещё оставались силы улыбаться.

— Спасибо за приятную компанию. А тебе одной по улицам... как?

— Нормально. У меня иммунитет.

Проводница коснулась виска указательным и средним пальцами, а затем направила жест на напарницу. Через несколько секунд дверь закрылась.

Быстрым шагом до дома с неприятным запахом нужно было идти чуть больше часа. Всё уже выстроилось в схему: перекинуться парой слов с отцом и приготовить ему лекарство, поесть, принять душ и прибраться. Злило, что после всего перечисленного сил было не так много.

Оставалось семнадцать минут до назначенного времени. Ловец снов, как всегда, был перед глазами, палочки уже начали дымить, борясь с запахом йода, а отец уснул и не скрипел зубами. Венди устроилась поудобнее, строя в голове нужные образы. И каждый из них разлетелся на кусочки, как только браслет на руке завибрировал.

________________________________________________________________________________

[1] Метиар — бодрящий кисломолочный напиток на основе шалфея.

[2] Це́пра — распространённое ругательство, используется для выражения удивления или негодования.

[3] Терсида — наименование солнца.

[4] На Дамон-Тарре есть несколько временных интервалов. Основные из них — это вие́д, торнавидо́р и джаэ, которые равны шести, шестнадцати и тридцати шести дням соответственно. Шесть виадов равны одному джаэ, в то время как торнавидор — промежуточный период между ними.