Кира. Холодный прием
29.09.2019. Вс. 22.50
Если бы меня попросили назвать величайшее изобретение человечества, я, не задумываясь, ответила: «Горячее водоснабжение!»
Свет моей жизни, огонь моих чресел. Самый большой подарок цивилизации. Во-до-про-вод.
Все считают его таким естественным и обыденным до тех пор, пока в середине осени не замечают маленький листок на подъездной двери, сообщающий, что в доме отключают горячую воду на неделю...
Взмокшая от усталости после пятичасового ада в электричке, Кира обнаружила, что ни домофон, ни лифт в подъезде не работает, и поднялась пешком на пятый этаж. Войдя в холодную квартиру, она упала на табурет у порога и возвела к потолку наливающиеся отчаянием и бессилием глаза.
О, как привыкли люди, что современные "крепости" предоставляют им удобства в виде вайфая, кровати, микроволновки и согревающей тело воды из под крана. Но, лишенные этого, они возвращаются на несколько веков назад. Только у них нет слуг, которые поставят в спальню ванную и наполнят ее водой комфортной температуры. Они сами вынуждены переливать из чайника в таз кипяток и разбавлять его водой, охлаждённой километрами ледяных труб.
Когда в квартире 17 градусов, даже такие «удобства» не способны поднять температуру тела. Сидя на корточках, покорно склонив голову перед коммунальными службами и вооружившись пластиковым ведром из под мороженного, Кира выливала на себя позор двадцать первого века в виде неспособности удовлетворить базовые нужды человека.
Пока она натирала холодной мочалкой голени, пузырьки мыльной пены разрывались на спине, причиняя физические страдания. Очередная порция остывающей воды облегчала их на секунду, оставляя за собой след, притягивающий новые муки холода.
Когда таз был опустошён, пришлось смириться с остатками мыла на шее. Резким движением, которому позавидовал бы и мастер кун-фу, Кира сорвала с крючка полотенце и понеслась в спальню, которую обогреватель превратил в подобие цивилизованного жилья. Она укуталась в плед и свернулась в комочек, пытаясь унять дрожь. Горячий воздух убаюкивал, пытаясь стереть из памяти следы полученной психологической травмы. Незачем было доставать из тёплого кокона руку и брать смартфон: и без постов об успешной жизни от бывших одноклассников на сегодня достаточно порции унижения.
На часах полдвенадцатого. Даже изнывающее чувство голода не могло вытащить девушку из кровати.
– Оно и к лучшему, – подумала она, – лягу пораньше и наберусь сил... Ведь утром перед институтом нужно помыть голову.
30.09.2019. Пн. 08.14
Он появился на свет под первыми весенними лучами солнца – маленький зелёный росток, пробивший набухшую почку. Молодое его тело набирало сил, получая питательные вещества от ветки. Он рос, снося ветры и дожди, крепко держась за место своего рождения. Такие, как он, любят дом, потому что только там они способны продолжать существование.
Настала осень, солнце его состарило и иссушило, лишив сил, и резкий порыв отправил его в первое и последнее путешествие.
Он долго странствовал по небу, плавая по воздушным потокам, пока не приземлится на тротуарную плитку. Он готов был забраться в самый темный угол, чтобы тихо и долго умирать, но его пронзил, словно рапира, тонкий высокий каблук. Долгий жизненный путь вёл его к месту, где он стал сосредоточением всего несовершенства мира, исказив безупречность элегантного изгиба туфель. Его судьбой было выводить из себя прохожих-перфекционистов, обративших внимание на злополучный каблук.
Кира не могла отвести взгляд от рыжего листочка. Своим наглым видом он переворачивал нутро и вызывал тик в разных частях тела. На него хотелось наступить, оторвать, сжечь, быть может, даже вместе с обувью, чтобы остановить этот ад. Будучи не в силах сносить пытку, она обогнала женщину и понеслась вперёд.
Вступив на пешеходный переход, она почувствовала, как на нее пялятся машины. Туповатые с расставленными в разные стороны глазами-фарами, хитро-прищуренные, важные и деловые, будто в круглых очках, яркие и рвущиеся с места... Она посмотрела на Лексус последней модели: тонкий острый взгляд, угловатая радиаторная решетка обнажила черный оскал, маленький нос-значок брезгливо поднялся к переносице.
– Слизерин! – вспыхнула у нее неожиданная и нелепая мысль.
Кира усмехнулась:
– Да, будь я распределяющей шляпой, ты бы попал на Слизерин, Том!
Эта идея совсем прогнала из ее головы призрак чудовищного листочка. Девушка продолжала быстрый шаг, пока не осознала, что бежит по заданному светофором импульсу. Страшно подумать, сколько всего люди в своей жизни делают по инерции.
Впереди показалась знакомая фигура. Сложно было не узнать ее одногруппницу: на голову ниже Киры, кругленькая, с длинными светлыми волосами, она часто носила короткую куртку и бежевые в обтяжку штаны, которые издалека можно было принять на голые ноги.
– Надя! – она сама от себя не ожидала такого рвения пообщаться с кем-то из института, но новое наблюдение зудело внутри. Как только что надутый шар, не успевший потерять объема и формы, оно распирало ее легкие и просилось вылететь вопросом.
Маленькая девушка обернулась.
– О, привет! Ты Соколова выучила?
– Что?
– Ну КП! – глядя на озадаченное лицо Киры, Надя добавила: – Конституционное право!
– А! Ну да...
Разумеется она ничего не учила, только прочла на раз лекцию. Она завертела головой в поисках подходящей машины.
– Слушай, на какой факультет ты бы определила вон ту тачку? – ее палец указал в направлении Инфинити с выгнутой по-орлиному переносицей.
Теперь непонимающее выражение появилось на лице Нади.
– Ты о чем?
– О Хогвартсе!
– Это Гарри Поттер? Не знаю... Слушай, а сколько пунктов в таблице у тебя получилось?
– Какой еще таблице?
Их разговор походил на общение землянина и пришельца.
– Ну сравнение форм правления!
Течение мыслей резко остановились, на него натыкались связанные с ним идеи, создавая огромный затор в голове. Кира шлепнула себя по лбу, чтобы образовавшийся ком развалился и позволил разуму повернуться в нужном направлении и полететь вниз с бешеной скоростью водопада.
– Блин! Точно! Как я могла забыть? Сколько осталось до пары? У нас же первая – лекция?
– Да, успеешь сделать! – уже менее дружелюбно ответила одногруппница, и прижала к себе сумку, как будто опасаясь, что Кира попытается отнять ее и убежать с работой, на которую было потрачено три вечерних часа.
Увидев ее выражение лица, Кира не стала даже намекать на возможность хоть одним глазком взглянуть на ее тетрадь.
– Мне, это, надо зайти в магазин, – промямлила Надя на первом же перекрестке. – Ты тогда иди без меня.
– Хорошо, – согласилась девушка, поджав подбородок.
Она была даже рада избавиться от балласта, и длинные быстрые ноги понесли ее в институт.
Алина сидела где-то впереди, и Кира не стала просить ее об очередном одолжении. На лекции было много писанины, и домашнее задание снова пришлось отложить – это становилось дурной традицией. Она уже начинала забывать о предстоящем семинаре, но нехорошая мысль все-таки периодически прорывалась сквозь эмоциональное напряжение. Таблица! Ей еще нужно было сделать таблицу... Почему плохая новость, уже пережитая и выстраданная однажды, способна снова и снова выворачивать наизнанку?
После звонка Кира направилась за одногруппниками в маленький кабинет, затерявшийся в катакомбах института. Алина, видимо, завела дружбу с богатеньким парнем из группы, и место рядом с ней было занято. Кира разместилась на третьей парте – задние ряды успели занять другие нерешительные или недобросовестные студенты.
Впереди были две пары практических занятий. Ей не нравились семинары, потому что они походили на американские горки: постоянная смена страха и облегчения. Если бы она утруждала себя готовиться лучше, занятия могли бы стать для нее ну если не тиром, где она один за другим выдавала попадание в десятку, то хотя бы каруселью: легкое волнение вначале, а потом движение по одному маршруту, превращающееся в рутину.
Но она почти не готовилась, поэтому перед очередным вопросом с мандражом пробегала глазами по конспекту, надеясь, что преподаватель не назовёт ее фамилию. Когда одногруппников вызывали за кафедру, Кира на секунду успокаивалась и принималась читать следующую тему. Чередование паники и маленького выброса эндорфинов начинали расшатывать нервную систему уже под конец первой пары. После третьей уже хотелось добраться до дома и покончить с собой.
До промежуточного зачета оставалось несколько дней. Если бы она с начала сентября разбирала по два-три вопроса, то была бы уже готова к аттестации. Но когда делаешь то, что не нравится, перестаёшь быть собой. А кому хочется терять себя из-за какого-то экзамена?
– Привет, Кира! Тут занято? – к ней подошел черноволосый молодой человек.
– Привет, Артем. Нет, садись, – в голосе прозвучали нотки обреченности, которые парень, очевидно, не заметил. Она искоса посмотрела на Алину и раскрыла тетрадь с незавершенным заданием.
– Не заполнила таблицу? Могу дать списать, – предложил брюнет. – Я ее делал еще три года назад, когда впервый раз сюда поступил.
– Правда? – удивилась Кира. – Спасибо, это будет очень кстати... Совсем выпало из головы!
Он протянул свою тетрадь.
– А как так получилось, что ты уже учился тут? – спросила она, начиная переписывать задание.
– Я всегда мечтал быть юристом. После технического колледжа поступил сюда, стал старостой, учился ночами... А потом сдал ТГП на четверку, и это разбило мне сердце.
– Ты ушел из-за четверки? – удивление оторвало девушку от дела.
– Да, стыдно признаться. Считал, что я не достоин учиться тут, что занимаю чье-то место. Таким дураком был! Сейчас бы уже окончил институт. Долго откладывал, а потом решил попробовать снова.
– Больше не станешь бросать все из-за оценок?
Парень нахмурился.
– Я больше не стану получать четверок. Хочу красный диплом!
Кира не стала спорить с человеком, который ей помог, поэтому просто кивнула.
Пара конституционного права прошла спокойно. Соколов был юристом до мозга костей: спокойный, серьезный человек, не позволявший себе фамильярностей. Строгий, но справедливый – он нравился студентам. Даже внешность выдавала его профессию: непроницаемое лицо, ни намека на щетину, аккуратная стрижка, классический костюм.
Преподаватель работал со всей группой, спрашивал по желанию, никого не запугивал и не унижал. Артем активно участвовал в дискуссии: было видно, что хорошо знает материал, а Кира чувствовала себя почти спокойно и не опасалась получить плохую оценку. В конце Соколов собрал на проверку тетради и, попрощавшись, отправился к следующей группе.
Когда Артем вышел из кабинета, к ней подсела Алина:
– Подлизалась к подлизе. Он сделает всю грязную работу, а ты насладишься результатом. Ловко! Быстро учишься!
– Все не так, – огрызнулась Кира.
– Да, я вижу, – она стучала длинными ноготками по столу. – Чего не пришла вчера на работу?
– Я же говорила: ночью только вернулась из Барабинска.
– Могла успеть на пару часов... Или думаешь, что тебе всегда будет везти? Такие, как Дима, не привязываются к одной бабе.
– Да плевать мне на него, – Кира понизила голос, чтобы не привлекать внимание окружающих.
– Если ты не будешь приносить заведению деньги, они найдут другую девочку, поэтому советую поработать в будни.
Кира посмотрела на нее сердито, но кивнула.
Довольная Алина переменилась в лице и приветливо улыбнулась:
– Знала, что ты будешь паинькой, – в голосе звучали интонации той героини, которую она играла в баре.
По спине Киры пробежал озноб отвращения.
– Кстати о Мите. Так и продолжает писать?
– Да, – недовольно буркнула она. – Хочет встретиться снова, предлагает деньги...
– Ну это уже нездоровая история. Он либо запал и хочет переспать, либо он ненормальный, либо тут еще какой-то интерес.
– То есть мои выдающиеся харизма и ум не могли его привлечь? – Кира с насмешкой приподняла бровь.
– Или нежная душа, – подхватила шутку Алина. – А если серьезно, такая одержимость не приводит ни к чему хорошему. Тем более, когда нет рычагов давления: ни жены, ни малолетних детей... Лучше заблокировать его от греха подальше.
Кира знала, что подруга права, но Дмитрий был для нее неким спасательным кругом, припасенным для экстренной ситуации. Если ей понадобятся деньги, она сможет их у него получить. Кира не хотела думать о том, какого рода услуги ей придется оказать.
После перерыва в кабинет зашел Черников – плотного телосложения мужчина, круглым лицом походивший на Бальзака. Он начинал лысеть со лба, носил усы и небольшую бородку. Мятая рубашка торчала из-под кардигана. Хитрые, пытливые глаза пробежались по присутствующим, в его смешке чуткое ухо услышало бы нотки подкрадывающегося сумасшествия.
– Добрый день, господа.
Преподаватель логики и философии Валентин Михайлович обращался ко всем исключительно на "вы", называя на иностранный манер только фамилии: госпожа Мальцева, господин Малярчук, госпожа Васильева... Черников любил острословить и выставлять студентов дураками – забавный спектакль до тех пор, пока сам не становишься его участником...
Пара была посвящена античным философам. После сравнительной оценки концепций Сократа, Платона и Аристотеля, преподаватель немного отошел от темы.
– Как видите, господа, со времен Древней Греции ничего не изменилось: философией занимаются только мужчины.
Послышались тихие смешки.
– Быть может, – не выдержала Кира, – в истории осталось бы больше женщин-философов да и вообще женщин-ученых, если мужчины не ограничивали им доступ к образованию и не внушали, что для них существует только три занятия: деторождение, ведение домашнего хозяйства и проституция.
По рядам пронесся ропот, кто-то присвистнул.
Валентин Михайлович посмотрел на нее как на заглотившего наживку карася, даже не пытаясь скрыть восторг.
– Да, госпожа Лазарева, но за последние десятилетия, в моей профессии не появилось больше женщин, хотя никто не мешал им учиться в университетах.
– В вашей профессии тесно из-за раздутого самомнения таких, как вы. И еще, если бы вы вытащили голову из глубокой... – она пару секунд подбирала подходящее слово, – ... античности, то наверняка бы узнали о трудах Филиппы Фут или Мэри Уолстонкрафт.
Черников ухмыльнулся:
– Не думаю, что можно серьезно дискутировать с человеком, который о проблеме вагонетки узнал из подростковой драмы. Признайте, что есть сферы, в которых женщина не способна проявить свои способности, и оставьте их мужчинам.
– Даже не собиралась оспаривать прерогативу мужчин работать на шахтах и залезать в канализационные люки.
Звонок. Как всегда, слишком громкий и острый, врывающийся в барабанные перепонки и пытающийся их разорвать. Игра воображения, не иначе, превратила его, застывшего в металлической постоянности, из орудия пыток в самый волшебный на свете звук, поющий о свободе.
Кира подскочила из-за парты и одним движением скинула в сумку тетради.
– Госпожа Лазарева к следующему семинару подготовит доклад о женщинах-философах объемом двадцать страниц.
– Почту за честь, – она гордо подняла голову.
– Написанных от руки, – добавил Черников и хихикнул.
Девушка рванула к выходу, за ней побежал ее сосед.
– Куда-то спешишь? – поинтересовался Артем.
– Да.
Они вместе вышли из кабинета в темный коридор. Кира набрасывала на себя одежду.
– Я могу подвести, если тебе надо куда-то в пределах города.
– Нет, мне близко, пешком дойду, – голос балансировал на грани грубости.
– Кира, если беспокоишься из-за Черникова, не надо: он классный препод, не будет тебя мучить, я хорошо его знаю, мы, можно сказать, друзья.
Девушка вспомнила слова Алины и остановилась, Артем наткнулся на нее.
– Чего тебе от меня надо, а? Вот иди и налаживай связи с преподавателями: от меня не добиться никакой выгоды.
Парень ошеломленно посмотрел на нее, а Кира рванулась к выходу, опережая других студентов. Не ноги, а бешенство и обида, наливающаяся свинцом в горле, гнали ее прочь. Прорываясь сквозь нелепые афиши и полотна расписаний, сквозь унылую зелень коридоров, бесконечные «Здравствуйте» и «До свидания», перешагивая через условные пандусы, она спешила вынырнуть на улицу и сделать спасительный вздох.
Ещё шаг, последние силы пошли на то, чтобы оттолкнуть от себя дверь, потяжелевшую за пять часов на центнер, и – воля. Воздух и яркий свет вскружили голову после гнетущей тесноты коробок-помещений.
– Ей! Куда бежишь?