Неверная юность

28.09.2019. Сб. 19.46.

Под дождем гуляют или по большой любви к ненастной погоде, или по большой ненависти к домашнему окружению.

Когда видишь идущую под зонтиком парочку, предполагаешь, что они не могут уединиться дома и у них нет денег на то, чтобы спрятаться от дождя в кафе или кино. Они прижимаются друг к другу, как два замерзших воробушка, осторожно ступая на хрупкую гладь луж и отстраняясь от каждого проезжающего автомобиля. Такова участь влюбленных студентов. Прелесть своего положения они не способны будут оценить до тех пор, пока сами спустя пару десятков лет не проедут на машине мимо промокшей парочки или не посмотрят на них из окна дорогого ресторана.

Находясь в затруднительной ситуации, сложно представить, что когда-нибудь этот полный невзгод период покажется самым прекрасным временем в жизни. Вот и трясущемуся от холода Владу трудно было настроиться на философский лад и воспринимать происходящее как потенциальное романтическое воспоминание. Он прятал свою спутницу от ветра и дождя большей частью зонта, подставляя плечо непогоде. Отчаянно хотелось закурить и хоть чем-то заслонить себя от тягостных мыслей, но он обещал Дарье и самому себе бросить. Парень считал себя атеистом до последнего нерва, но сейчас он молился о том, чтобы заказчик перевел ему оплату за выполненный проект: тогда у него появились бы деньги на чашку кофе в каком-нибудь уютном заведении. Но заветной смс от банка так и не поступало, и они продолжали наматывать круги по засыпающему скверу.

В свете фар прыгали тонкие осколки неба, тусклые огоньки фонарей провожали прохожих по влажному асфальту. Листья на деревьях шептали свою лебединую песню, а упорный дождь все стучал по черному куполу зонта.

Влад был уверен, что Дарья понимает его: она не жаловалась на погоду и из деликатности не предлагала укрыться от ее капризов в какой-нибудь кофейне. Она старалась вытащить его из угрюмости своими забавными историями. Это помогало: рядом с ней было тепло; грела сама мысль, что он держит в руках миниатюрное подобие солнышка. Но он видел грусть, которую она пыталась скрывать, слышал в голосе едва уловимые нотки напряжения и обиды.

Дарья знала, что разговоры о музыке способны поднять ему настроение, и обратилась к его любимой теме.

– А как ты придумываешь новую мелодию? Она просто появляется в голове?

– Не совсем так, – ответил Влад.

Девушка взглянула на его задумчивое лицо и дала возможность сформулировать и высказать свою мысль.

– Понимаешь, – продолжил он минуту спустя, – музыка – она как энергия: не берется из ниоткуда. Она просто есть, а я будто могу ее уловить и воспроизвести. Я буквально слышу ее в каждом движении, в каждом разговоре.

– И сейчас тоже?

– Конечно.

– И как она звучит? – в глазах Дарьи трепетало любопытство.

Сложно объяснить, как он воспринимал мир, не навлекая подозрений о наличии психического расстройства, поэтому он почти никому не говорил об этом. У всякого знакомого человека была своя тема, задающая саундтрек для общения. Барабанный бит, соло на скрипке, невзрачный проигрыш гитары... Чем дольше Влад знал людей, тем длиннее и разнообразнее были их мелодии, иногда они даже превращались в целые симфонии. У незнакомцев были только мотивы, раскрашенные в цвета глаз, волос и одежды, потому он и любил постоянное окружение и старых друзей.

И ни на одну переписку он не променял бы личный разговор, потому что беседы питали музыку внутри. Голоса давали Владу больше информации, чем внешность, а интонации – больше, чем рассказанные истории, потому что важнее было не то, о чем говорят, а то, как именно. Биография – это лишь сухие слова напротив дат, отношение же человека к пережитому даёт его точную характеристику.

– Ты замечала, что в фильмах у каждого персонажа есть тема, саундтрек, который соответствует характеру?

Она кивнула.

– Все мои знакомые люди и места тоже звучат как-то по-своему. Сейчас я слышу твою и мою мелодию, и в нее вплетается дождь и солнце.

– А откуда там солнце?

Он повернулся к ней, улыбаясь, а она благодарно поцеловала его, не дожидаясь очевидного ответа.

– У Киры тоже есть саундтрек? – осторожно спросила она.

Влад усмехнулся:

– Разумеется! Когда она появилась в нашей компании, у меня в голове заиграла гиперболизированная версия какой-то детской песни, такая раздражающая и навязчивая. Я лучше узнал ее, мелодия замедлилась и растянулась в самых удачных звуковых сочетаниях, которые, как оказалось, в ней были. Через несколько месяцев я услышал мечтательность и смелость; легкие диссонансы, которые любила в музыке сама Кира, разбавили гладкий лад. Иногда тонкими, иногда явными вкраплениями в нее проникали мотивы меня самого. Она всегда была упряма и не призналась бы в том, что кто-то способен оказывать на нее влияние, но я так отчетливо слышал в ее речи эхо собственных слов... А потом...

А потом... После той ночи диссонансы стали более явными, самые красивые и интересные отрывки, которые Влад любил больше всего, сломались и стали отражением мрака и скрытой боли. Кира пыталась маскировать их ухмылкой и перебивать едкими шутками, но Влад все же слышал эти тревожные аккорды. Может быть, потому что он был с ней в тот миг, когда она поменялась, и слишком хорошо запомнил мотивы ее потрясения. Возможно, они больше изменили самого Влада и теперь преследовали его. Или ответ гораздо проще: все люди одинаково сломлены, и в каждом можно найти нечто страшное, если подольше послушать.

– И что потом? – прервала его воспоминания Дарья.

– Она изменилась, – закончил Влад. – Но так часто происходит в жизни. И особенно это заметно, когда встречаешь старого друга после долгой разлуки.

– Ты заметил это тогда, на фестивале?

– Нет, раньше. Гораздо раньше.

Влад сам себе задал резонный вопрос: зачем тогда он написал ей и предложил познакомить с Дарьей? Да, ему хотелось избавить свою девушку от одиночества: Кира могла увлекать. Он надеялся, что в ней проснулось хоть что-то от той веселой наивной девчонки, которой она была.

После продолжительного молчания его спутница наконец решилась высказать вслух то, что тревожило ее:

– Она не отвечает на сообщения... После нашей прошлой встречи я прочла ее любимую книгу, хотела обсудить кое-что, задать вопросы.

– Надеюсь, речь не о «Философии в будуаре»?

– А она читала Маркиза де Сада? – Дарья широко улыбнулась.

– И не одно произведение.

– Ты, кстати, знал, что названия двух сексуальных девиаций произошли от имён французских писателей – Мазоха и де Сада? Ох уж эти французы, – девушка игриво приподняла бровь.

– Мне вот интересно, откуда ты это знаешь.

– Вообще-то я второй год учу французский, если ты не забыл. И если бы мы чаще встречались, я делилась бы с тобой своими открытиями...

Дарья тяжело вздохнула:

– Извини, просто....

– Да, я все понимаю, – прервал ее Влад.

Минуту они молчали.

– Так ты не знаешь, что у Киры могло произойти? – решилась заговорить она.

– Наверное, занята. Первый курс все-таки, – он почти не соврал. Влад удивился, что подруга выполнила его просьбу.

– Я тоже так подумала. Но почему не написала мне об этом?

Влад серьезно посмотрел на нее:

– Кира как кошка, которая гуляет сама по себе. Ей не свойственны привязанность и откровенность. Ей никто не нужен. Лучше не ждать от нее ничего, чтобы не разочароваться.

Он крепче прижал ее к себе. Дарья решила вернуться к безопасной теме и задала новый вопрос:

– А моя мелодия тоже изменилась со времен нашего знакомства?

– Да.

Молодой человек вдруг осознал, как много новых черт, не свойственных ему ранее, он сам приобрёл за эти полтора года. Раньше его запросто можно было вывести из себя, а сейчас он стал терпеливее, мягче. Он понял, ради чего хочет жить, и научился чуткости. Влад не стал дожидаться от нее новых вопросов.

– Когда я увидел тебя, подумал, что ты похожа на холодное море северных стран – величественное и опасное. Но ты улыбнулась, растопив лёд, и я понял, что ошибся. Первая же наша прогулка показала мне, что твоя стихия – город. И ты стала тем, что примирило меня с мегаполисом, его шумом и суетой. Потому что ты знала самые потаенные его уголки, в которых можно было спрятаться.

– А сейчас? – направила она его.

– Сейчас в тебе стало меньше Новосибирска...

Он ожидал, что уголки ее губ, по обыкновению, приподнимутся, и светлое лицо развеет все сомнения, но, как и он сам, она выглядела встревоженной и озадаченной.

– Это просто ерунда, – усмехнулся он, – забудь об этом. Извини, если обидел.

– Нет, не обидел, – поспешила оправдаться Дарья. – Просто стало интересно, почему... Но ты прав: забудем об этом.

Некоторое время они шли в тишине.

– Ты напишешь Денису насчет музыки? – спросила наконец девушка.

– Не знаю, – вздохнул он.

После той ночи его не отпускала фоновая мысль о визитке, лежавшей в кармане куртки. Эта маленькая бумажка отвлекала от учебы и работы, не давая сконцентрироваться. Одна проблема накладывалась на другие и мешала ему видеть реальность. Он не позволял себе думать о предложении Дениса, потому что боялся. Влад мечтал о карьере композитора с тех самых пор, как взял в руки гитару, но откладываемая на неопределенный срок идея начала казаться нереальной. Он не признавался в этом даже самому себе, но где-то глубоко в душе он уже почти отпустил свою мечту, смирился с тем, что музыка останется для него лишь увлечением, отдушиной, пристанищем, в котором можно укрыться от заурядности будней. Но появился тот, кто раскопал и достал на свет божий почти похороненную надежду, которая слишком дорого могла обойтись Владу. Это рушило все его планы и отменяло огромные усилия на возведение хрупкого фундамента для счастья. Он не мог представить себя в мире Эрждея, Дениса и им подобных людей, и это тоже не давало ему сделать шаг навстречу. Разум подталкивал вперед, а душа отчаянно сопротивлялась.

– Но ведь это ни к чему тебя не обязывает, – Дарья вторглась в его мысли. – Ты можешь отказаться, если тебе что-то не понравится. Выбор всегда останется за тобой.

– Наверное, ты права. Напишу ему позже.

Они свернули на другую тропинку.

– Я тосковала. Очень-очень тосковала, – призналась девушка после продолжительного молчания.

– И я, милая моя.

– Мы так редко видимся... После очередной разлуки я мучаюсь... А через пару дней приходит смирение. Привыкаю к тому, что ты не пишешь и не звонишь. Что твоей руки нет в моей. И когда мы встречаемся по субботам, я чувствую отчуждение, только к вечеру начинаю по-настоящему оттаивать. В воскресенье я вся твоя, потому что на мне еще сохраняются следы твоих прикосновений. А потом все по новой...

– Понимаю, – грустно выдохнул Влад.

Он не чувствовал отчуждения и охлаждения, о котором говорила девушка, – для него Дарья была мирным пристанищем в буре жизни. И ради нескольких часов покоя рядом с ней он готов был ждать, пока растает лед ее души.

– Я просто боюсь, что когда-нибудь привыкну жить без тебя. Без постоянного ожидания, без тоски... Тебе точно нельзя вернуться домой? Все будет гораздо проще.

– Говорил же, не могу...

– Но не говорил, почему. Я привыкла доверять тебе, но тяжело жить, не зная причины своих страданий. Я поняла, что вы поссорились. Но твоя мама кажется нормальной женщиной, думаю, она не будет против, если ты снова будешь жить в своей квартире.

– Это тебе так кажется, – грустно буркнул он.

Несколько месяцев назад мать приезжала в Новосибирск, и Влад захотел познакомить их с Дарьей. Он надеялся, что это будет тем единственным в его жизни, что мама одобрит, потому что невозможно было не полюбить эту светлую девушку. Дарья, несомненно, была из тех, кто нравится родителям: красивая, умная, скромная, образованная и естественная. Она умела сглаживать углы и вносить свет в любую компанию.

Они встретились в ресторанчике. С первых минут стало ясно, что Дарье удалось смягчить железную леди: в ее обществе мама становилась другой. Оказалось, что она умеет слушать и принимать чужую позицию, что у нее много историй из детства, которых Влад никогда не слышал прежде. Даже тема музыки в присутствии Дарьи не вызывали у родительницы приступов гнева.

– Мне она никогда не рассказывала о школьных временах, – с досадой признался он потом Дарье. – А тебе вот так: все и сразу.

– Мне жаль... Может, вы просто не имели возможности вот так поговорить в расслабленной обстановке, с вином.

– Или я неподходящий человек для откровений. Может, было бы проще, если у нее родилась дочь. Я сейчас думаю, что она видела во мне отца и вымещала злость за его ошибки.

– Это не так, – Дарья обняла его, – возможно, она просто боялась любить. Много плохого люди делают из-за страха.

Влад вернулся в реальность, остановился и посмотрел на девушку:

– Скоро все наладится, обещаю... Я что-нибудь придумаю, – свободная рука обвила ее талию, они остановились. – Я люблю тебя.

Взгляд Дарьи прыгал по его лицу. Голова Влада раскалывалась от внутреннего крика: "Сделай это! Сейчас!" Он чуть отстранился от нее.

– Дарья...

– Что?

– Мы вместе полтора года, и за это время ты стала очень дорога мне.

Каждая фраза давалась ему с трудом, и он прерывался на несколько секунд, чтобы восстановить дыхание и сердцебиение.

– В последние месяцы мы проходим через испытания, которые заставляют меня задуматься над тем, что действительно важно. Я понял, что не могу потерять тебя... Я так много хочу тебе дать, но сейчас у меня есть лишь мое сердце и моя рука...

Девушка поняла, к чему он ведет, и губы ее задрожали.

– Я хочу провести с тобой всю жизнь, Дарья, – свободной рукой он достал из нагрудного кармана маленькую изящную коробочку, покрытую кожей молочного цвета, и раскрыл перед ней.

– Ты выйдешь за меня замуж?

Дарья попятилась и оказалась под открытым небом, дождь маленькими струйками побежал по ее светлым волосам. В тусклом свете фонарей было не разобрать выражение ее лица: удивлена она или напугана?

– Влад, я...