Неверная юность

27.09.2019. Пт. 19.23

В электричках есть своя романтика. Вагон, словно кинозал, где огромные экраны окон размывают границы между "внутри" и "снаружи", делая пассажиров зрителями жизни во всех ее проявлениях. Рассветы и закаты, окрашивающие в алый цвет пыльный воздух и корпус стен. Бескрайние луга и леса, забытые Богом и людьми поселки, от которых остались лишь заменяющие название цифры. Полуразрушенные водонапорные башни. Маленькие города с неизменными золотыми куполами, возвышающимися над старыми зданиями. Такова была ее Россия: застрявшая в девяностых провинция, с грязными улицами, малообразованными, склонными к алкоголизму людьми, умирающими со скуки. Окруженная степью серая клетка, сквозь узкие прутья которой сложно разглядеть что-то радостное и красивое.

Редкие поездки в Армению и вылазки в Новосибирск напитывали Киру впечатлениями, но их сложно было сохранить в себе на долгое время. С самого детства она пыталась чем-то утолить жажду новых образов: рисовала несуществующие пейзажи, искала силуэты различных существ в разводах на кафельной плитке, в складках ткани, в смятом ворсе бархатного дивана или на палитре, испачканной красками. Она начала присматриваться к привычным зданиям, чтобы найти самые интересные ракурсы, разглядывала сложносплетения черных линий электропередач, ловила отражение неба в напоенных дождем асфальтных выбоинах, улавливала танец в причудливых позах деревьев, угадывала потаенные мысли в выражениях лиц собеседников. Лишь бы как-то отвлечься от домашних проблем и реальной жизни.

"Три тысячи сорок второй километр", – объявил на остановке женский голос из динамика. – "Следующая станция – Барабинск".

Пассажиры начали собирать вещи, стаскивать с верхних полок тяжелые сумки, надевать куртки. Пятичасовая пытка подходила к концу.

Кира не была в родном городе больше месяца – впервые покидала его на такой длительный срок. Она уехала в середине августа, почти сбежала на утренней электричке с единственным чемоданом самых необходимых вещей и фотоаппаратом.

Она помнила то раннее туманное утро, сентиментальные слезы матери, таксиста на полуразвалившейся жигули, медный голос, скачущий эхом по вокзальной площади, парня, что помог ей поднять тяжелый чемодан в тамбур вагона...

Город снился ей почти каждую ночь после разлуки, словно призывая к себе. Кира не ощущала тоски по родным местам, но ожидала хоть небольшого всплеска ностальгии в душе. Она боялась, что улицы, здания, знакомые люди, с которыми было связано множество светлых или мрачных воспоминаний, пробудят в ней забытую боль. Боялась и предвкушала одновременно.

Теперь она бежала из Новосибирска, спасалась от учебного завала, пряталась от Дарьи, скрывалась от новой непристойной работы, за которую начинала себя ненавидеть. Наверное, ей нигде не суждено было вести обычную жизнь, без позора и запутанных отношений, – она была сорняком, который запускал корни во все, к чему прикасался.

Карман куртки отягощал телефон с безответными сообщениями от Дарьи. В другом кармане восстанавливала баланс пачка сигарет – компенсация за моральный ущерб. Это было выше ее сил – так нагружать силу воли, поэтому пришлось принести в жертву здоровье.

У нее было много времени в пути, чтобы обдумать случившееся. Она не давала Владу обещаний, но слабый голос совести, погребенной где-то глубоко внутри, призывал поступить правильно. Наверное, этот разрыв принесет всем пользу: Дарья останется удобной для близких домашней девочкой, Влад получит причитающееся ему счастье, а Кира... Ей не придется подвергать себя опасности снова разбить сердце.

А что, если этот опыт и должен был стать способом окончательно покончить с собой прежней? Погрузиться в новые чувства и надежды, пробудить нежность и радость, чтобы собственными руками все уничтожить.

Поезд остановился, двери раздвинулись, пассажирская масса повалила наружу. Кира подождала, пока вагон опустеет, чтобы насладиться тишиной, одиночеством и иллюзией полноправного обладания большим пространством.

Две минуты спустя она вышла в тамбур и с правой ноги ступила на перрон. Знакомый сырой воздух пробрался в легкие. Замыкая шествие отстающих пассажиров, черным хвостом она тащилась за толпой и медленно поднималась на мост, где уже ожидала ее мама.

Подтянутая и высокая, в длинном строгом пальто, с неизменной укладкой – Ольга выделялась среди окружающих. Внешностью Кира больше походила на отца, и природа обделила ее теми особенностями, которые ей нравились в матери: тонкие аристократические черты, овальное лицо, маленький подбородок, прямые русые волосы, светлая кожа. О родстве их намекали лишь одинаковые ярко-зелёные глаза и стройная фигура.

– Большой город не сделал тебя более расторопной, да? – спросила она и потянулась к дочери для объятий.

– Просто здесь как-то не хочется спешить, – объяснилась Кира и поцеловала ее в щеку.

Она посмотрела на запад: с высоты хорошо было видно, как солнце цеплялось последними лучами за верхушки зданий.

– Тут позже темнеет, – констатировала она, взглянув на циферблат вокзальных часов.

Мать, кивнув, потянула ее за собой, и спутницы слились с толпой.

Проходя по исхоженным тысячи раз тротуарам, читая неизменные надписи на стенах и заборах (одна из них гласила: "Как прекрасен этот мир!"), разглядывая знакомые узоры трещин на домах, она, к облегчению и разочарованию, осознала свое полнейшее равнодушие, словно это был не ее город.

Вывески магазинов поражали своей убогостью. «Stile» – салон красоты, который искажал понятие стиля так же сильно, как название. «Наталья» – парикмахерская, в которой не приходилось надеяться на достойную стрижку от владелицы без фантазии. «Светлана» – кафе, отпугивающее по той же самой причине. Магазин одежды «Fashion» оскорбляющий моду и хороший вкус своим существованием. Помимо дешевой некачественной одежды популярностью пользовались пивные лавки, встречающиеся на каждой улице – только эта сфера развивалась и процветала, весь город же находился в полном упадке.

Ольга делилась последними новостями местной жизни, упоминая людей, безразличных Кире.

– Как дела в институте? – под конец пути спросила родительница.

Кира глубоко вздохнула. О чем же еще можно поговорить, если не об этом? Любой разговор с мамой или папой складывался по одному и тому же сценарию. После обсуждения погоды родители сначала самозабвенно говорили об изматывающей работе, потом жаловались на болячки, атакующие их стареющие тела, делились рецептом приготовленных блюд. После этого, словно вспоминая о существовании собеседника, они интересовались, что же отведала на ужин их дочь, и переходили, наконец, к теме учебы.

Мать настаивала, чтобы она поступила на юрфак так же активно, как и отец, и Кира не хотела начинать обреченную на ссору беседу. Она могла бы пожаловаться на беспредельную скуку и ощущение безнадежности, которое возникает у нее во время обучения. Но родители и не пытались ее понять, поэтому проще было обойтись общими фразами.

– Да ничего особенного. Скоро контрольная неделя, готовлюсь.

– Готовься, доченька.

Кира понимала, что надо вернуть вежливость и спросить у мамы что-нибудь о работе. «Надолго задерживаешься в последние недели?» или «Сколько тебе еще нужно собрать жалоб и провести проверок, чтобы закрыть полугодовые показатели?» Такие вопросы точно не настроят ее на хороший лад. Чудо еще, что она пришла встретить ее на вокзал. Кира решила молчать. В конце концов ей противны были обмены репликами в стиле репортажа, когда собеседники, пытаясь заполнить тишину хоть чем-то, начинают глубокомысленно изрекать: «Похолодало нынче!» или «Ходить невозможно по этим дорогам!» Ее всегда раздражала привычка людей констатировать самоочевидные истины. Ольге же явно хотелось забыть о своём одиночестве, и молчать она не собиралась.

– Мальчики симпатичные у вас учатся? – спросила она, когда они поднимались на второй этаж к квартире.

– Я не знаю, не приглядывалась, – раздраженно бросила она и тут же осознала, что попалась.

– Ты бы и не приглядывалась? Никогда бы не поверила! – усмехнулась мама.

– Я не то имела в виду, – Кира достала из рюкзака ключи. – Я не оценивала их как привлекательных или уродливых. Это же просто парни...

– Как там дела у Влада и его девушки? – женщина не сдавалась в попытке нащупать благодатную почву для беседы.

Непрочитанные сообщения от Дарьи стали будто тяжелее и оттянули карман куртки.

– Мы не общались последние дни.

– Вы не поссорились случайно тем вечером?

Она отвыкла от такой прямоты, граничащей с бестактностью.

– Нет, мам, все хорошо. Просто у всех дела. Влад учится и работает, да и у меня завал.

Кира отворила дверь, и ощутила знакомый запах, который встречал ее на этом пороге всю сознательную жизнь. Она вспомнила Дарью и ее способ восприятия ароматов и попыталась разложить на составляющие то, что существовало в памяти как единый комок, нараставший чем-то или теряющий части на протяжении многих лет. Сейчас в нем не было ее самой: достаточно месяца, чтобы кто-то невидимый стер с каждого предмета следы бывшего жильца. Так было и после отъезда отца.

Она ударила по старому выключателю, и в тусклую прихожую вломился желтый свет, это позволило ей опереться на привычные чувства и разглядеть изменения обстановки, которые коснулись квартиры в период ее отсутствия. Девушка отметила, что розовые тапочки не ждали ее у порога, в зале на диване не лежал ее плед, на кухне любимая кружка была убрана в шкаф, а стул, на котором она обычно сидела, смирно прижался к стене. Появились новые предметы: синее ручное полотенце, солонка, заменившая расколовшуюся пиалу. Кира вдруг представила, как вернется сюда спустя годы и уже не сможет распознать те мелочи, что превратили, в силу своей многочисленности, знакомое место в чужой дом.

Как раньше, они вместе приготовили ужин, добавив к купленным по дороге куриным бедрам то, что было в холодильнике. Душевной беседы из сухих реплик не сложилось, и включенный телевизор маскировал пробелы в разговорах. Но она чувствовала, что матери приятно находиться рядом с ней – с кем-то, кто может заполнить собой пустоту большой квартиры. В одиннадцать мама пожелала спокойной ночи и ушла в спальню. Кира прервала шутку Урганта на полуслове, нажав красную кнопку пульта, и тоже удалилась в свою комнату.

* * *

28.09.2019. Сб. 00.23

Перебарывая усталость, Кира дочитывала книгу, которую не стала забирать, экономя места в чемодане. Из спальни мамы послышались всхлипы. Девушка замерла. Минуту спустя она уже не сомневалась в том, что стала невольным свидетелем слез родительницы, и почувствовала бесконечную неловкость.

Она пожалела о том, что не выключила свет, выдававший ее бодрствование: в тишине звук сломанного выключателя прогремел бы взрывом на всю квартиру. Если бы матери захотелось дойти до ванной комнаты и умыться, она поняла бы, что Кира все слышала.

Девушка решила по обыкновению спрятаться от неприятностей за музыкой и притвориться спящей. Она достала наушники и отложила книгу. Мозг отказывался воспринимать песни, мысли бродили вокруг запертой двери соседней спальни. Легко догадаться, что мама, уткнувшись лицом в подушку, не впервые плачет от боли, одиночества и обиды. Будет ли ей, страдающей от своих горестей, тяжелее от осознания того, что дочь слышит ее, или же она совсем не думает об этом?

Сама Кира никогда не демонстрировала слабостей и не делилась с родственниками чувствами. В раннем детстве ей не позволяла открываться замкнутая натура, а в период взросления она осознала, что конфликтующим в перерывах между работой родителям дела нет до ее мелких проблем. Единственным человеком, который выслушивал ее и поддерживал, был Влад. Только ему она могла по-настоящему доверять. Казалось, что никто больше не понял бы ее переживаний, не проявил бы должного такта. Зачем обнажать рану, если люди не в состоянии ее исцелить? Такой же сдержанности она ожидала и от окружающих. Видя проявление эмоций, Кира приходила в замешательство и не понимала, как правильно на них реагировать.

Но в глубине души она хотела, чтобы родители заметили ее состояние и спросили: "С тобой что-то не так? Может, я могу чем-то помочь?" Она была закрытой комнатой, в дверь которой недостаточно постучать – к ней нужно было подбирать ключи или, почуяв неладное, брать штурмом. Возможно, Кира могла бы открыть душу и поделиться хотя бы частью проблем, если бы близкие нашли к ней тот самый ключ.

* * *

28.09.2019. Сб. 08.46.

Киру разбудили удушающим приемом наушники. Телефон подсказал ей время. Она обнаружила, что свет в комнате выключен. Из кухни доносились запахи теста и звуки раскаленной сковороды, перебиваемые болтовней телевизора. Накинув старую безразмерную футболку, она добрела до ванной комнаты и после пяти минут ленивых утренних манипуляций готова была завтракать.

– Доброе утро! Рано ты, – удивилась мать, привыкшая к ее пробуждению в обед. Она выливала кремовую массу на сковородку. Глаза ее были слегка опухшими.

– Учебный режим. Обычно просыпаюсь в шесть, чтобы успеть собраться, – объяснила дочь и села на стул, подогнув под себя ногу.

– Да, могу представить, как тебе тяжело. Я на первых курсах иногда вообще не ложилась спать, особенно на сессии... Но такова цена знаний... Испечь тебе хрустящий, без масла?

– Да, давай, – девушка улыбнулась. – А есть...

– Мороженое? – закончила за нее мать и горестно сжала веки. – Забыла! Думала еще вчера, что нужно купить... Сходи в наш магазин, а я пока сделаю сухой блинчик.

Ольга виновато смотрела на дочь.

– И сварю тебе кофе в турке.

– Ладно, – прорычала Кира. – Куплю самое вкусное, трехцветное, а тебя не угощу!

Девушка вернулась в свою комнату, натянула джинсы и теплую клетчатую рубашку мамы, завязала в пучок длинные спутавшиеся волосы, взяла наушники и телефон и отправилась в пятиминутное путешествие.

Нежелательные свидания – излюбленный инструмент закона подлости, и злодейка судьба сводит нас в одной точке с личностями, которых нам ни за что бы не хотелось видеть. Если уж даже в мегаполисе неизбежны встречи со знакомыми людьми, то в городишке с численностью населения в тридцать тысяч человек нечего и рассчитывать на удачу остаться незамеченным.

Вальсируя под музыку от одного холодильника к другому, она увидела среди чайно-кофейных рядов невысокую рыжую девушку. Без сомнений, это была Аня – которая спасла ее в детстве и уничтожила в подростковом возрасте. Прятаться было некуда, поэтому она опустила глаза в надежде, что бывшая подруга ее не заметит. Слепым взором Кира изучала бело-оранжевые ценники, упорно пытаясь донести до мозга содержание одной единственной строчки, но спасительный сигнал к бегству, отточенный за миллионы лет эволюции, переборол здравый смысл. Подчиняясь первобытному инстинкту, она поспешила к выходу, надеясь, что ее не станут окликать из-за подозрений в краже.

Благополучно избежав встречи с Аней и беседы с охранником, она оказалась на улице. Ноги сами довели до дома.

Мама услышала хлопок закрывающейся двери и крикнула с кухни:

– Купила?

До Киры дошло, что она вернулась с пустыми руками.

– Там не было моего любимого, – так же громко ответила она, снимая с себя кроссовки, – не стала брать другое. У нас же есть сметана и варенье?

– Есть. Кофе готов, – Ольга взглянула на нее и изменилась в лице. – Ты какая-то бледная. Хорошо себя чувствуешь?

– Я просто голодная, – Кира натянуто улыбнулась, усаживаясь за стол в любимую позу.

– Тогда налетай, – мама поставила перед ней кружку с кофе и тарелку с тремя дырчатыми блинами, похожими на пергаментную бумагу. – Какие планы на сегодня?

– Осмотреть местные достопримечательности. Иначе зачем я добиралась сюда пять часов? – девушка отломила кусочек хрустящего теста и закинула в рот, пытаясь разбудить аппетит.

– Советую начать с отреставрированного Ленина: его руки теперь свисают почти до колен.

– Его наконец открыли? – усмехнулась Кира. – Все настолько плохо?

– Сама увидишь... А еще?

Дочь задумалась:

– Погода хорошая. Можем прогуляться вместе, пройтись по магазинам, посмеяться над одеждой на прилавках... Не знаю, что тут еще делать.

– Может быть, вечером. Мне сейчас надо на работу.

– Ну мам, не в субботу же!

– Я ненадолго, нужно доделать кое-что.

Кира лишь беспомощно кивнула: дела матери растянутся на весь день. Она привыкла к этому.

– Хорошо. Тогда схожу одна. Потом почитаю. Сделаю кое-что по учебе, если смогу себя заставить.

– Вот и отлично! Я позвоню, когда закончу, можешь встретить меня, если не будешь занята.

Спустя час Кира проводила мать на работу и отправилась в путешествие по знакомым местам. Весь Барабинск можно было обойти за час через дорогу, опоясывающую город мостом и переездом через железнодорожный путь. «В Покровку через Новочерновку» – так говорили местные о самых несуразных долгих маршрутах. Каждый горожанин мог оказаться на Марсе, потому что на западе был район с таким причудливым названием. Полотно равнин разрывали окошки болот-озёр: Порт-Артур, Зелёное, Большой Амбаур, Жарковое. Купаться там рискнули бы только самые отчаянные. Любимцем молодых барабинцев был заброшенный аэропорт, от которого, по сообщениям очевидцев, почти ничего не осталось. В парке за Домом культуры доживали свой век аттракционы, установленные еще до рождения Киры. Одни и те же продавцы в погибающих магазинчиках, вечно старые соседи, разрастающиеся ямы во дворах и удлиняющаяся паутинка трещин асфальта... В последние годы не было празднований с уличными концертами, новогодних салютов. Если бы не новые уродливые строения, казалось бы, что город законсервировали где-то в девяностые, позволив молодому поколению почувствовать ностальгию по времени, в котором они никогда не жили.

У вчерашних школьников не было причин остаться в Барабинске, сюда приезжали лишь для того чтобы навестить родителей и, увидев упадок и окунувшись в атмосферу всеобщей тоски, оценить преимущества большого города.

За каждым поворотом прятались воспоминания о прошлом. Здесь – первая поездка на велосипеде, там – излюбленное место для игр в резиночку и классики. На этой детской площадке Кира упала в обморок из-за солнечного удара, у этой пятиэтажки она часто проводила вечера в компании друзей и пела песни под гитару. На этой карусели они лежали с Владом по ночам и выкуривали одну на двоих сигарету.

Все эти образы, покрытые прахом прожитого, казались чужим опытом, чужой жизнью. Кира изменилась и перестала быть той наивной светлой девочкой, которую все знали. Она выпила свои страдания до последней капли. Она закаляла свое сердце собственными, хорошо рассчитанными ударами. Рецепторы души притупились от беспрерывного раздражения, очерствели и огрубели под бесконечными рубцами. Воспоминания больше не трогали ни единого нерва.

Она подозревала, что есть один способ сковырнуть твёрдую скорлупу на сердце – отправиться туда, где все закончилось. Нужна ли была ей такая встряска или же это всего лишь попытка причинить себе боль и почувствовать хоть что-то?

В груди появился слабый трепет предвкушения, и она повернула на юг к частному сектору.

***

27.06.2017 Вт. 20:38

Аня стояла у подъезда и ждала ее. Пламенно рыжие волосы собраны в сияющий хвост, на лице яркий макияж. Платье оголяло ноги, но закрывало внушительный бюст: во всем ведь нужна мера.

– Как ты пойдёшь на таких каблуках? – поинтересовалась Кира, выходя из подъезда.

Сама она предусмотрительно надела массивные сандалии, но вместо привычных джинс или шорт на ней было короткое свободное платье, подчеркивающее талию. Темно-зелёная ткань в мелкий красный цветочек хорошо подходила к глазам и окрашенным в алый губам. У нее тоже была причина принарядиться.

– Ой, ничего, справляюсь! Мне не впервой!

Через двадцать пять мучительных для Ани минут они оказались на месте. Дом несложно было найти: разносившийся по округе грохот музыки служил маяком для прибывающих подростков.

Людей было слишком много даже для такого крупного жилища. Девушки сразу же поняли, что на вечеринку пришли не только выпускники школы, но и их друзья. Очевидным было и то, что Аня с Кирой младше остальных гостей.

Ребята занимали все горизонтальные поверхности, пили и танцевали, подпевали популярным песням и купались в щитовом бассейне.

«Как долго парнишке придется отмывать свой дом?»– подумала Кира.

Аня, приоткрыв рот, оглядывалась по сторонам. Не было необходимости уточнять, кого она искала. Восемнадцатилетнего Ника знали многие в городе. Своего положения он добился сам: харизмой, успехами в футболе и хоккее, крепкими мускулами, о которых тощие сверстники и мечтать не могли, и, конечно же, умопомрачительным взглядом из под челки, которую, по подсчетам воздыхателей или ненавистников, приходилось поправлять по двадцать раз в минуту отточенным, немного жеманным движением сильной руки. Никто бы не подумал, что он еще только школьник. Парень ходил по коридорам, возвышаясь над остальными ребятами и учителями самоуверенной горой, ему не делали замечаний по поводу вольного стиля одежды и опозданий. Его ненавидели сверстники, с которыми он не общался, ему подражали младшие и обожали все без исключения девушки. Но любой зрелый человек, побеседовав с ним больше десяти минут, назвал бы его смазливым идиотом.

Большая слава в маленьком городе – благоприятная среда для плесени сплетен. Интрижка с учительницей, наркотики, допинг – это лишь малая часть слухов, которые о нем ходили. Но его это, кажется, не волновало. Он проводил время с выпускницами, катался на дорогой машине друга, его приглашали на самые крутые вечеринки, которые только можно было устроить в райцентре.

В школе, среди почитателей, он был недостижим, поэтому влюблённая Аня решила найти к нему подход через общих знакомых. По несчастью, одним звеном в этой цепи оказалась бывшая подруга. Но вместо того, чтобы поспособствовать их знакомству и общению, Кира сама решила обольстить молодого человека.

Она напросилась с друзьями в спортзал, там и познакомилась с Никитой. А потом – общая дорога до дома, обсуждение диетического питания и глупые переписки по вечерам... Это было просто...

– Ты не видела его?

– Нет, – вымученно улыбнулась Кира.

– Тогда давай разделимся.

– Начни с бассейна: там больше всего полуголых девчонок.

– Хорошо, а ты поищи в гостинной.

Кира кивнула и спокойно посмотрела вслед подруге: она знала, что Аня не найдёт Ника первой. Проще искать, когда точно знаешь, где.

Она повернула к лестнице и медленно поднялась на второй этаж.

Никита: «Я жду тебя наверху, в спальне прямо по коридору».

Ноги подкашивались от волнения, и прежде чем открыть нужную ей дверь, она остановилась и глубоко вздохнула.

Нужно ли ей это? Чего она добьётся?

Кира стояла у порога спальни, ощущая, как вместе с горячим воздухом в нее проникает злость. Голова до краев наполнилась горькими воспоминаниями. Ее буквально разрывало изнутри криками жестоких подростков. Она дернула ручку и вошла.

Закрытая дверь отрезала ее от шума, в полумраке комната казалась пустой. Девушка подошла к стоявшему у окна трюмо и включила подсветку вокруг зеркала. Позади нее появилась крупная фигура, и, издав сдавленный крик, она отскочила, будто именно отражение представляло для нее угрозу.

– Привет, не хотел тебя напугать, – Ник сощурился от яркого света, от него пахло алкоголем.

– Да это просто от неожиданности, – оправдалась она. – И тебе привет, Никита.

– Я же говорил, можешь называть меня Ник, как и все.

Кира осознала, что он пьян.

– Мне не нравятся клички. И я не все.

– Хорошо, – согласился парень и осмотрел ее. – Отлично выглядишь! Не думал, что ты носишь платья.

– Ношу иногда, – она инстинктивно прикрыла голые плечи скрещенными руками.

– Как тебе вечеринка? – Ник не сводил с нее пристального взгляда.

– Ничего. Только эта музыка... Слишком громко. И я никого почти не знаю.

– Меня знаешь. Хочешь выпить? – он кивнул на прикроватную тумбочку, там стояла пара бокалов и бутылка с чем-то темным.

– Мне ведь пятнадцать, – смутилась Кира.

– И что? Ничего не будет от пары глотков, – слегка пошатываясь, он пересек комнату, наполнил бокалы и протянул один Кире. – Давай, у меня ведь спортивный режим, и я тоже не собираюсь много пить.

После небольшого колебания она подошла к нему, взяла предложенный напиток и села на кровать.

– Ты выглядишь старше, – Никита нарисовал пальцем линию на ее щеке и коснулся губ.

Девушка поспешила спрятать своё смущение в стакан.

– За тебя, – он сделал небольшой глоток.

Кира последовала его примеру. Спиртовые пары обожгли горло, и, сморщившись, она подавила кашель.

– Давай еще, потом будет хорошо.

Она снова прильнула к бокалу.

– Так со многими бывает впервые. Сначала боль, потом наслаждение. Это ведь твой первый раз?

Девушка хорошо поняла его намёк, и необъяснимый страх заставил ее вскочить на ноги. Голова закружилась, и она оперлась на кровать.

– Стой, я не хотел тебя обидеть, – Ник поймал ее руку, привлёк к себе и прошептал: – Прости, теряюсь и говорю глупости, когда рядом красивая девушка.

Она хотела было что-то сказать о количестве красивых девушек вокруг него, но парень прильнул к ее губам. Кира ответила на поцелуй. Она забыла о том, ради чего затеяла это и пришла сюда.

* * *

Через два дня после вечеринки ей начали поступать звонки и сообщения от мужчин, которые хотели провести с ней ночь. Она догадалась, что ее номер и фото разместили на сайте проституток. Неизвестный абонент отправил с угрозами снимки ее полуобнаженного тела, сделанные, по-видимому, когда она была без сознания. У Киры не было ни сил, ни желания размышлять, что с этим делать, и она просто сменила симкарту, удалила страницы из всех соцсетей, пытаясь стереть следы своего существования.

Сложно было спрятаться в городе, где все друг друга знали. Два месяца она почти не выходила из дома, опасаясь неприятных встреч и расспросов. Отец предлагал ей переехать вместе с ним в Новосибирск после развода, но Кира не могла поступить так с мамой: это раздавило бы ее. Тридцать первого августа она поняла, что не сможет появиться в своей школе и попросила перевести ее в другую под предлогом поступления в спецкласс.

Ей почти не нужно было притворяться больной, чтобы на две недели отсрочить неизбежное: случился приступ боли в животе, который сутки мучил ее. А потом надоело себя жалеть. Она проснулась и посмотрела в зеркало. Пустые глаза почти не испугали ее. Чтобы стереть последние знакомые черты, она взяла щипцы для выпрямления волос. На максимальной температуре, прядь за прядью, ее мелкие кудри отправлялись в преисподнюю, выходя из адского котла совершенно гладкими. Так «папаха» на голове, из-за которой ее дразнили, превратилась в доходящее до бедер блестящее полотно.

Собрав остатки своего самообладания, она отправилась на учебу.

* * *

Кира смотрела в окно спальни на втором этаже, восстанавливая события того вечера и последовавшего за ним периода. Неужели это происходило с ней? Может быть, ее фантазия разыграла этот странный эпизод в воображении. Ведь если бы это было правдой, она бы почувствовала сейчас хоть что-то. Она сжала руку в кулак, врезавшись ногтями в ладонь. Фаланги пальцев так сильно покраснели, что она расслабила кисть. На испещренном линиями полотне остались четыре темные впадины.

– Что ж, – подумала Кира, – это тоже что-то.

Она еще раз взглянула на окно и побрела прочь.