Глава 37. Нашедшиеся
***
... Холод, царивший в тускло освещённой каменной келье Подземных Чертогов Лодочника, просачивался сквозь толстые прозрачные стенки «хрустального гроба», как окрестил весельчак и балагур Чарли Бейтс закрытое ложе воскрешённого друга. Но Оливера это радовало: он снова мог чувствовать, как нормальный человек!
Лицо Ричарда Уилкинса, склонившегося над ним, бледно, тёмные круги под глазами свидетельствуют о длительном недосыпании.
– Сегодня ты еще меньше призрак, Нолли, – констатировал Дик с немалым удовлетворением. – И, кажется, я начинаю чувствовать твоё настроение! Например, сегодня ты задумчив... более чем обычно.
В том не было ничего удивительного: Оливер вспоминал тех, кто вернулся на Землю.
– Приободрись, дружище! – он легко хлопнул ладонью по гладкой поверхности «гроба». – Скоро встанешь на ноги. И тогда-а...
Загадочный вид Ричарда вызвал у Оливера невольную улыбку.
– Судя по горящим глазам, тебе есть о чём поведать, не так ли?
Дик многозначительно хмыкнул.
— Дело подвигается, – сообщил он, сияя. — То самое, о котором я тебе рассказывал. Мысленный контакт налаживается. Сегодня он дал понять, что...
***
Сирена Notdienst, резко взвывшая, как показалось Оливеру, чуть ли не над ухом, заставила его буквально подскочить. От видения, пришедшего из прошлого, не осталось и следа.
Оливер сел, спустив ноги с края функциональной кровати, протёр кулаками глаза и огляделся. Двухместная палата, в которой он заночевал, была залита ярким солнечным светом. Тонкие золотые стрелки Часов нервно подрагивали, указывая на без двадцати пяти десять, когда волшебник обратил к ним взор.
«Вопиющая неосторожность! – строго отчитал он сам себя, спрыгивая на пол. – Не хватало ещё, что вас, сэр, сейчас обнаружит кто-то из персонала!
Оправив довольно измятую мантию, Оливер подхватил под мышку футляр со скрипкой и, подкравшись на цыпочках к неплотно прикрытой двери, выскользнул в просторный коридор стационарного отделения травматологии, оказавшийся, по счастью, пустынным.
В этот момент из-за матовой стеклянной перегородки, отгораживающей помещение для дежурного персонала, появился молоденький медбрат – как по заказу! Оливер невольно попятился.
«И всё же я не разучился быть «невидимкой» без применения чар», – с усмешкой подумал волшебник, когда медбрат прошёл мимо – так близко, что едва его не задел, при том, не обратив на него внимания.
Оливер направился к лифту.
«Что ж, это весьма полезный навык, – отметил он, заходя в кабину, – пригодился он и теперь.»
... Время было предобеденное, и у прилавка больничного кафе, украшенного блестящими пушистыми ламеттами и стеклянными шарами, собралась небольшая очередь. У посетителей было достаточно собственных забот, чтобы обращать внимание на длинноволосого парня в широкой чёрной мантии, попивающего капучино за маленьким столиком в укромном уголке у окна.
«Нет. Связываться с ней сейчас небезопасно, – размышлял волшебник, отстранённо глядя на полупрозрачный дымок, поднимающийся над белой фаянсовой чашечкой; так и не воспользовавшись смартфоном, он по-прежнему сжимал его в руке. – Тот, кто звонил мне, может терроризировать и её...»
«Вы отправитесь туда сейчас, мессир?» – осведомился мистер Тик-так.
«Нет. Тому, кто всё это подстраивал, нужен я. Вернувшись, я подвергну их опасности. Поэтому сейчас я вернусь к Старику. Домой.»
Поднявшись, чародей бросил взгляд за окно — на пустынный заметенный снегом больничный дворик и небо, вновь посеревшее от туч, и двинулся к выходу.
– Господин доктор Флэминг?!
Вздрогнув от неожиданности, чародей обернулся. На тщательно выбритой физиономии господина Шмидта, психиатра, цвела солнечная улыбка.
– Признаться, не ожидал вас встретить, коллега. Насколько я помню, вы в отпуске, включая Сильвестр?
Оливер сдержано улыбнулся, и пространно ответил, что навещал знакомого. Будучи не настроен поддерживать разговор, он допил кофе, и, пожелав Шмидту весело провести праздники, и поторопился прочь.
***
... Древнюю трёхэтажную развалюху сносили. Комиссия, занимающаяся историческими памятниками, постановила, что сие здание не представляет культурной ценности, и не подлежит реставрации. Мало ли кому оно служило приютом?!
Глядя на разруху, производимую машинами, Оливер Флэминг с грустью размышлял о бренном и тленном. Невольно вспомнился Старик-особняк неподалёку от Замка...
– И хорошо, что эту рухлядь снесли.
Оливер резко обернулся. Глаза Прии, широко раскрытые, сияли ярче звёзд.
– Теперь у тебя больше нет «берлоги», в которой ты мог бы прятаться от нас... Отец!
На миг волшебнику показалось, что всё вокруг застыло, и стихли звуки. Он был абсолютно растерян и потрясён.
– Вчерашней ночью, – промолвила Прия тихо, пристально глядя на него, – мне было видение. Ты — первый, кому я о нём рассказываю. Я шла по зеркальному туннелю. Огромный ворон, чёрный как ночь был моим поводырём... И я увидела прекрасный сад, и под одним из высоких деревьев с белоснежными стволами — красивую темноволосую женщину в серебристом платье — маму, что погибла когда-то. И маму Джейн. Они стояли рядом и улыбались так ласково. И мама, что погибла, просила, чтобы я не беспокоилась о ней. Она сказала, что счастлива знать, что с нами всё хорошо. Они взяли меня за руки, и привели к колодцу, похожему на серебристую чашу; в нём я увидела тебя...
Шагнув к магу, девушка обняла его, порывисто и крепко.
– Папа... Папа!.. – с жаром прошептала она. – Я всё-таки тебя дождалась!
Он лишь нежно гладил её по волосам, припорошенным снегом; ком стоял у горла.
– Цветочек мой нежный!.. – наконец, выговорил Оливер, и, отстранившись взглянул на Прию.
– Да-а, – она громко шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слёзы. – Так ты меня звал... И в тот день, когда ты в последний раз рассказал мне сказку...
– ... о Кирпиче Возмездия? – Оливер невольно усмехнулся. И смахнул рукавом набежавшие слёзы. Разве он мог забыть тóт вечер?!
– Да-да! И притчу о двух Кирпичах. Тогда, засыпая, я и не догадывалась, что больше тебя не увижу...
Оливер качнул головой, глядя в сероватую даль сквозь танцующие снежинки. Тот вечер – словно яркий эпизод из отложенного на полку старого фильма. Эпизод из прошлой жизни...
– Знаешь, – сказала Прия, утерев покрасневший нос варежкой, – ведь я считала это видение просто сном. Но когда мама Джейн всё мне рассказала, я поняла...
Оливер внимательно взглянул на дочь.
– Она приняла правильное решение изменить память, – серьёзно проговорила та. – Было бы невыносимо жить с мыслью, что ты... погиб. Ещё труднее — сберечь веру в твоё возвращение, пап. Ожидание невозможного, в конце концов, свело бы с ума. И... – Прия взяла Оливера за руку, – папа, знаешь, я так счастлива, что у меня есть ты и мама Джейн!
Оливер вгляделся в лицо дочери, и ему вдруг почудилось: сквозь юные и прекрасные черты проступает лик Падмы.
«Я счастлива! – послышался волшебнику тихий голос любимой, много лет назад ушедшей в Великий Свет. – И ты будь счастлив, Воин-эльф!»
Изогнутое дугой широкое Оботритенринг стелилось впереди заснеженной лентой.
– Тех, кто должен был уйти в Вечность, не вернуть, – четь слышно проговорила Прия, глядя перед собой. – И я так благодарна маме за откровенность! И за то, что не преградила путь к тебе.
– А я благодарен тебе, что не отвергла меня, – отвечал Оливер.
Да, они были сейчас абсолютно счастливы. И им не было никакого дела до Равновесия вселенских Весов, на чашах которых равномерно распределены Добро и Зло, Свет и Тьма.
Говорят, что Мрак существует для оттенения Света. Не стоит забывать об этом! Но что можно взять с этих двоих?
Ворон Коррарк медленно кружил в затянутой тучами вышине, словно страж...
***
... День близился к концу: тому свидетельствовали серые сумерки за занавешенным окном небольшой гостиной фрау Бальтцер, такой чистенькой и уютной. На этот раз хозяйка не стала утруждать себя приготовлением выпечки: сегодня для её подруги настал черёд беспокоиться об сладостях к чаю. Но такова уж была давняя традиция — и ни фрау Лиза Бальтцер, ни фрау Хайке Шмидт не собирались её нарушать.
Грохот близкой стройки, доносившийся с Висмарше Штрассе, лишь немного приглушали стены дома старой гобоистки. Фрау Шмидт, пригубив чай из изящной фарфоровой чашечки с премилым цветочным рисунком, осторожно поставила её на блюдечко и, обернувшись к окну, промолвила:
– Работают! Хоть и перед Рождеством...
– Да и что с того, Хайке? – пожав худенькими плечиками, фрау Бальтцер аккуратно откусила краешек масляного шпекуляциуса и положила выпеченного мельника на тарелку. – День как день. Кому-то ведь надо вершить судьбы старых клоповников!
– И то правда, Лизьхен!
Снова загрохотало. Фрау Бальтцер поднялась. Подойдя к окну, отодвинула высохшей рукой с коротко остриженными ухоженными ногтями белоснежную гардину и на несколько минут предалась наблюдениям за жёлтым экскаватором, проворно орудующим ковшом среди кирпичных развалин.
–Н-да-а... – задумчиво пробормотала фрау Бальтцер. – C'est la vie...** Прекрасные жилища, жизни, надежды — всё ждёт лишь один конец. Прах. Забвение. Но на месте недавних руин когда-нибудь вырастет что-нибудь современное... В семье, лишившейся одного старика, появится малыш, а то и два... Так уж заведено. И всё же порой удивляешься, когда в случайном встречном узнаёшь того, с кем довелось пройти рука об руку часть жизненного пути...________________________________________________________________________
*Школа искусств
**в переводе с фр. — «Такова жизнь»